М.А. Кузмин
Капуста на яблонях

На главную

Произведения М.А. Кузмина


Из яблоков нельзя сварить щей, равно как капуста не годится для варенья. И было бы по меньшей мере странно рассматривать яблоки с точки зрения их пригодности для жирных кислых щей.

К искусству чуть не с сотворения мира прилагаются разнообразнейшие (смотря по умонастроению эпохи), но одинаково чуждые ему мерки: моральные, утилитарные, политические, эстетические, философские и т.п. Все это, конечно, мимо цели.

Сущность и сила искусства чувствуется и воспринимается всяким, но точно определить и конкретно использовать эту самодовлеющую силу едва ли возможно. Соблазн, конечно, велик, но это не более как соблазн, последствия которого могут быть только плачевными и не всегда ожиданными. Ясно лишь одно, что сущность искусства всегда нравственна и революционна. И человек, воспринимающий его, делается хоть на один незабываемый миг чистым и свободным. Бояться воздействия искусства может общество лишь безнравственное и несвободное. А между тем к постоянной опеке над искусством побуждает не только желание использовать его в своих (хотя бы и высокогуманных) целях, но и страх по отношению к этой несомненной, но неизвестной и подозрительной силе.

Искусство метафизично, нравственно и свободно, но из него нельзя вывести ни философской системы, ни кодекса морали, ни партийной программы. Может быть, при известном старании и таланте и можно это сделать, но получится толкование необязательное, характеризующее более толкователя, чем предмет его изучения. И прекрасная книга М.О. Гершензона "Мудрость Пушкина", основанная, конечно, на элементах, заключенных в произведениях нашего поэта, тем не менее скорее "мудрость Гершензона", чем "мудрость Пушкина". Но ведь комментарии и толкования всегда похожи на то дышло, которое, по пословице, "куда повернешь, туда и вышло". Объяснять произведения искусства трудно да и довольно бесполезно. Описывать их легче и понятнее, хотя пользы от этого тоже немного. Формальный подход сосчитает кирпичи в Парфеноне, но из этого подсчета, кроме голого подсчета, ничего не получается. "Из ничего и выйдет ничего", как говорится в "Короле Лир". Знание для знания — занятие невинное, но и достаточно праздное.

Искусство воспринимается, а не объясняется и не описывается, так как в первом случае получаются дебри фантазии и произвола, а во втором — бесполезные статистические таблицы.

Воспринимающий искусство делается нравственным и свободным, потому оно вневременно и по существу революционно. В этом отношении оно воспитывает и просвещает, хотя бы в данном произведении не было ни одного поучительного или просветительного слова. И всякое общество, утверждающее себя свободным и нравственным, должно иметь полное доверие к настоящему искусству. Конечно, это понятие опять-таки всеми чувствуемое, но никак не определимое.

За искусством начинается необозримая область литературы, не обязательно нравственной, не обязательно свободной, далеко не всегда революционной, которую можно и нужно рассматривать с различных точек зренья, которая подлежит переоценкам и которая, прожив положенный ей срок, может интересовать только историков литературы. Разницу между вневременным искусством и временной литературой определить нельзя, но она существует, время и народный суд — лучшие испытатели, и тут не нужно тысячелетия для выяснения. Мы уже и теперь знаем, что Бальзак, Диккенс и Достоевский — классики, хотя со смерти их едва прошло полстолетия.

Классики. Слово туманное, как всякое не формальное определение искусства. Примитивно классики — греческие и римские писатели, хотя бы и самые бездарные. Школьно-литературное течение, отличное от романтизма, символизма, натурализма и т.д. Обывательски — каталог дешевых библиотек и приложение к "Ниве". Последнее определение ближе всех к истине; но не надо забывать, что девяносто процентов "нивских" классиков не стоят никакого внимания, что они отошли в область истории литературы и изучение их не просвещает, а только захламляет ум и память. Не надо забывать, что Григорович, Гончаров, Данилевский, Писемский. Успенский, Чехов, Гюго, Сарду, Аверкиев, Шпажинский и пр. не классики и реставрировать их нет никакой надобности, что такие же произведения, а иногда и гораздо лучшие создают и создадут благополучно живущие авторы, что историю социальных эволюции удобнее изучать по книжкам социальных идеологов и по народным движениям, а не по произведениям искусства, что легкомысленно учить физику по драмам Шекспира, а медицину по романам Вольтера, что из яблоков не сварить щей, а из капусты варенья.

Может быть, яблоки вообще бесполезная вещь, тогда другое дело... Но личное сознание каждого отдельного человека, и кружка, и ячейки, и коллектива, и народа, и человечества говорит: "Мне необходимы для жизни щи, но и без яблоков я не проживу".

Искусство (только не следует тащить на этот олимп неподходящих личностей) учит тому, чему не научит ни физика, ни механика, ни политическая экономия, — быть нравственным и свободным, ну а литература — она говорит о чем придется.

Тут возможна и цензура, и недоверие, и партийность, и заказы. История литературы не особенно просветительна. И самая для нас интересная и необходимая литература — это настоящая, сегодняшнего дня, хотя бы потому, что авторы — наши современники.


Опубликовано: Жизнь искусства. 1921. № 786/791. 26-31 июля. С. 2.

Кузмин Михаил Алексеевич (1872-1936) русский поэт Серебряного века, переводчик, прозаик, композитор.



На главную

Произведения М.А. Кузмина

Монастыри и храмы Северо-запада