| ||
|
В конце истекшего, 1880 г. появилась в отдельном издании часть переведенного сочинения известного французского писателя А. Тьерри (Thierry) "Nestorius et Eutyches" (Paris, 1878), которая сначала помещалась статьями в журнале "Труды Киевской Духовной академии". Перевод сделан профессором Киевской Духовной академии Д.В. Поспеховым; русская книга удерживает заглавие подлинника и представляет историю Нестория и церковных событий, связанных с этим именем в эпоху V в. Задача рецензента при виде каждой переведенной книги заключается в двух главных вопросах и их разрешении: какие достоинства имеет подлинник, и стоило ли переводить книгу? Как сделан самый перевод, насколько он заслуживает одобрения? Пишущий эти строки, однако же, считает себя вправе уволить от разрешения первого вопроса и намерен заняться лишь посильным разрешением второго вопроса о качестве перевода. Мной в свое время уже сделана оценка оригинала в одном из духовных журналов ("Православное Обозрение". 1879. Т. I. С. 129-143), а потому возвращаться к этой оценке считаю делом излишним. Это делать тем более считаю излишним, что г-н Д.В. Поспехов смотрит на достоинства оригинала вообще сходно со мной; правда, я ценю книгу Тьерри на несколько линий ниже того, как оценивает ее переводчик, но это дело не столь существенное. А переводчик вот как судит о качествах книги Тьерри: "Предлагаемое сочинение известного, даровитого французского писателя, представляя само по себе самостоятельное и вполне законченное целое, вместе с тем составляет последнее звено целого ряда написанных им сочинений по римской истории под заглавием "Рассказы из римской истории в V в.". Высокие литературные достоинства этих рассказов, необыкновенно ясное, до наглядности, воспроизведение общественной жизни давно прошедших времен, мастерские, рельефно выступающие изображения главных действующих лиц эпохи, умение схватывать характерные и интересные черты времени и вести нить рассказа, неослабно поддерживать живой интерес к нему, наконец, легкая, изящная и выразительная речь — все эти общепризнанные достоинства выступают во всей силе и в этом его произведении" (С. I. Предисловие). Итак, обращаемся к переводу и определим его качества. — Русская церковно-историческая наука (а сочинение Тьерри должно быть отнесено к этой научной области) очень не избалована переводами: их появляется мало и они не отличаются высокими достоинствами. Курьезов у наших русских переводчиков не оберешься. Например, переводчик "Церковной истории" известного Владимира Геттэ всем понятное заглавие замечательного сочинения Лактанция "De morti-bus persecutorum" переводит выражением "О умерших в гонении" (?); переводчик английского историка Робертсона название сочинения Климента "Строматы" переводит словами "Пестрые книги", а название творения Киприана "De lapsis" — выражением "Об отщепенцах" (?!); не многим лучше поступает и переводчик книги Обэ о гонениях, превращая "Saint Ignace" в "преподобного Игнатия" (как будто Игнатий Богоносец был монахом?). При таком положении нашей переводной церковно-исторической литературы при появлении переводной книги невольно задаешь себе вопрос: неужели и эта новая переводная книга то же, что и другие старшие сестры: ни красы, ни радости. К нашему удовольствию, перевод книги, сделанный г-ном Поспеховым, не таков. Он представляет собой во многих отношениях неожиданный сюрприз. В самом деле, можно ли было ожидать, чтобы профессор философии, каким состоит г-н Поспехов, принял на себя несколько рискованное дело — перевести сочинение, относящееся, как выражаются немцы, совсем к другому Fach'y? Можно ли было ожидать, чтобы он сделал перевод так, как он сделан, — с таким похвальным старанием не посрамить себя и в чужой ему научной области, а для этого издатель принял на себя труд проанализировать оригинал книги, по крайней мере, по главнейшему первоисточнику — "Деяниям соборным" — и притом в подлиннике, изучить книгу по мере возможности и пр. Даже на первый взгляд представляется, что сравнение переводной книги с оригиналом даст много интересного материала для любознательного рецензента. В самом деле, не любопытное ли, неожиданное явление составляет то, что часть книги Тьерри о Нестории заключает в себе лишь 178 разгонистых страниц, а перевод этой части у г-на Поспехова занимает 242 убористых страницы? Книга перевода, без преувеличения можно сказать, вдвое больше оригинала. Отчего это зависит? Ключ к разрешению загадки отчасти дает сам переводчик в своем предисловии. Сказав о том, что Тьерри нельзя считать "историком, строго, серьезно относящимся к своему делу", что он пишет под влиянием своих "личных симпатий и антипатий", что он питает пристрастие "к слишком густым и ярким краскам", переводчик замечает, что ему хотелось бы, чтобы русский перевод был "по возможности без этих заметных недостатков". С этой целью, говорит далее г-н Поспехов, "помимо тех немалочисленных пояснений и поправок, какие сделаны нами в подстрочных примечаниях к тексту сочинения, мы сочли нужным и в самом тексте, особенно в тех местах, где речь идет о церковных событиях, имеющих всемирное значение, произвести некоторые более или менее значительные изменения, состоящие то в более подробном и точном изложении этих событий, то в замене слишком густых и ярких красок более нежными и тонкими оттенками, и приговоров слишком резких, страстных и заведомо односторонних — суждениями более спокойными и рассудительными. Где и в каких размерах сделаны нами дополнения и изменения в тексте, об этом мы не находим нужным говорить — любознательные могут сами узнать об этом, сравнив наше русское издание с подлинником; им охотно мы предоставляем судить и о качестве произведенных нами дополнительных работ и переделок" (С. I-II). Принадлежа к числу тех "любознательных", которым переводчик предоставил труд сравнить, если им угодно, перевод с оригиналом (едва ли нужно благодарить переводчика за этот очень нелегкий труд, как мы это изведали сами своим опытом) и оценить качество тех поправок и дополнений, какие сделаны им, мы взялись за это дело — и, по правде сказать, раскаялись, что принялись за него. Поправок, изменений, дополнений — больших и малых — так много, что "любознательный" сильно наказывается за свое любопытство. Самое неприятное в этой проверочной работе составляет то, что иногда переводчик прервет нить перевода о каком-нибудь факте и начинает вписывать свое, вследствие чего совсем не знаешь, где снова начинается перевод, причем перевод иногда составлен в виде парафраза, так что не знаешь, кто это говорит — г-н Тьерри или г-н Поспехов; а иногда бывает и так, что полфразы переведено точно, а полфразы с изменениями, по некоторым тончайшим соображениям переводчика. Если бы мы захотели сообщить почтенному читателю результаты нашей египетской работы, то вышла бы книга величиной с книгу г-на Поспехова, но подобная монстр-критика не в литературных нравах (хотя и бывают такие критики, но они представляют собой, что называется, невероятное происшествие). Мы ограничимся очень и очень немногим. Мы скажем лишь нечто о поправках и опущениях в тексте оригинала, о дополнениях его, о примечаниях переводчика к тексту, о замеченных нами погрешностях перевода, о цитации переводчика. Полагаем, что, сделав это, мы познакомимся с переводческими приемами издателя (это главное), а затем хоть несколько с достоинствами и недостатками переведенной книги и вообще всей работы. Мы отлично понимаем, что если бы переводчик передал содержание книги Тьерри совершенно точно, то в таком случае перевод его не увидел бы никакого света, оставшись в портфеле почтенного профессора, — главным образом по цензурным условиям нашей духовной литературы. Сочинение было бы сочтено неблагоприятным для интересов Православия. Если бы г-н Поспехов прямо и ясно сказал это в предисловии к своему переводу, от этого ничто бы не пострадало, напротив, его отношение к переводу сразу сделалось бы всякому понятным. Напрасно переводчик, рассуждая в общих фразах о "симпатиях и антипатиях" Тьерри, не сказал самого главного. Этими, т.е. цензурными соображениями, объясняется происхождение многочисленных поправок и опущений в переводе по сравнению с оригиналом; об этих поправках и опущениях и поведем прежде всего речь. Известен взгляд нашей Церкви на Нестория. Ввиду этого переводчик не все счел возможным поместить в своем переводе, что говорится и как говорится в подлиннике. Тьерри вообще относится довольно строго к Несторию, но местами изменяет себе, и здесь-то и является на помощь французскому писателю г-н Поспехов. Так, излагая учение Нестория, каким оно было у него на первых порах, Тьерри пишет: "В сущности, он оставался христианином, потому что он признавал в Иисусе Слово Божие" (Р. 19); переводчик считает такую характеристику не идущей к русскому сочинению, а потому слово "оставался" заменил словами "был или представлялся христианином" (С. 18). Тьерри с заметным сочувствием или, по крайней мере, с чувством сострадания изображает трагические обстоятельства последних лет жизни Нестория (Р. 166-169); г-н же Поспехов считает необходимым рельефно изобразить вредное влияние Нестория на Церковь и после того, как он был изгнан из Константинополя, и таким образом представить его вполне заслужившим свой печальный жребий (С. 214-215), о чем нет указаний у Тьерри. Напротив, о лицах, пользующихся высоким уважением в нашей Церкви, г-н переводчик говорит значительно мягче, чем в подлиннике, иногда мягче до противоположности. Вот, например, характеристика Кирилла Александрийского у г-на Поспехова: "Основные черты нравственного характера дяди (Феофила) заметно выдавались и в характере племянника (Кирилла): та же пылкая, порывистая ревность о чистоте и славе веры, то же неспокойное стремление к усилению и расширению духовного своего влияния и власти, та же горячая жажда публичной деятельности и борьбы. Сильный умом и мужественный духом, Кирилл управлял" и пр. (С. 33). Ничего похожего нет у Тьерри. Вместо сейчас приведенной характеристики у последнего читаем следующее: "Пороки дяди продолжали украшать патриаршую тиару племянника: та же горячая жажда золота и господства, то же презрение всякой справедливости, ненависть к тому, кто бы вздумал ограничить его власть. Его собственные пресвитеры именовали его фараоном, а не епископом Египта" (Р. 33). Такое же изменение мнений Тьерри встречаем при описании мотивов борьбы Кирилла с Не-сторием (Ibid.) и при описании тех репрессивных мер, какими боролось правительство с антиохийцами не без участия Кирилла (С. 222; Р. 173). Характеристика Мемнона, епископа Ефесского, одного из важных представителей III Вселенского собора, в переводе совсем опущена. Почему? Потому что Мемнон изображен у Тьерри в чертах мрачных, отталкивающих, он представлен человеком деспотическим, жадным, таким, о низложении которого не раз старался его клир, употребившим все козни для торжества Ефесского собора (Р. 87; С. 99). Опущены также замечания Тьерри о некоторых отцах собора, которые названы "совершенно несведущими в догматике" (Р. 91; С. 103). Переводчик поцеремонился даже передавать все, что говорится у Тьерри о личности Пульхерии, сестры Феодосия Младшего. У Тьерри (Р. 31) рассказано романтическое приключение из эпохи молодости Пульхерии, приключение самого невинного свойства, но переводчик почему-то счел рассказ непригодным для русского читателя. Переводчик поступил очень оригинально: он поправил это место, но так, что читатель остается в полном неведении — правда или нет то, что рассказывается о Пульхерии. Вот перевод г-на Поспехова: "Как ни досточтима память Пульхерии, в поведении которой история не знает ни одного пятна, нежное чувство ее к Павлину не было от этого менее действительно" (С. 31). Так сохранена у переводчика честь императрицы-девы! Таким же или подобным способом, т.е. через свои поправки, переводчик старается сделать более благовидными замечания Тьерри о патриархах Сисиннии (Р. 6; С. 5) и Прокле (Р. 21; С. 20). Дополнений к тексту книги Тьерри в переводе очень много — всего не перечтешь. Так, вносится довольно подробностей о борьбе Прокла, епископа Кизического, с Несторием (С. 21 и сл.; Р. 22-23); гораздо обстоятельнее, чем в подлиннике, изложено содержание различных посланий Кирилла, написанных до собора (С. 43-62; Р. 41-52); на с. 158 переводчик прямо замечает, что отсюда его изложение истории III Вселенского собора будет полнее, чем в подлиннике; а от с. 222 до конца книги почти исключительно уже идет собственное произведение переводчика, ибо шесть страниц подлинника (Р. 173-178) у него разрастаются в целых двадцать страниц (С. 222-242). Можно ли равно похвалить издателя за эти добавления? Сомневаемся. Мы определенно не одобряем его распространений о Прокле. Сказанного у Тьерри совершенно достаточно для понимания роли этого епископа в несторианских спорах. Мы никак не думаем, чтобы отличалось силой и изяществом цветистое начало речи Прокла, которого не поместил Тьерри и которому почему-то дает место переводчик (С. 21-22). Не согласны и с тем, что большие выдержки из посланий Кирилла, какие от себя вносит в текст г-н Поспехов, доставили особенное удовольствие читателю (С. 43 и cл.). Нужно помнить, что Тьерри прекрасен тем, что он легок, изящен и картинен, не дает читателю утомляться, а быстро переводит от одних впечатлений к другим. Вставляете в него речь Кирилла, исполненную догматических тонкостей, и Тьерри уже нет. Позволительно ли было так распоряжаться с Тьерри переводчику, поставившему целью сохранить "всю красу литературных достоинств" подлинника (С. I-II)? Добавления переводчика местами грешат перед наукой со стороны точности. Стараясь больше разъяснить учение Кирилла, чем как у Тьерри, переводчик в одном случае (С. 43-44) замечает, что у Кирилла еще до времени III Вселенского собора встречалось учение о неслиянном и непреложном соединении естеств во Христе; он выдает эту мысль за подлинную мысль Кирилла и ставит ее, как цитату, в кавычках. Уверяем почтенного профессора, что эта добавка к тексту лишена основания. В том сочинении Кирилла, на какое он ссылается, этой мысли, выраженной так ясно, как у переводчика, вовсе нет. Если бы это оказалось справедливым, эта одна строка повергла бы в прах целую главу моего сочинения "Вселенские соборы IV и V вв.", хорошо известного переводчику. К моему удовольствию, возможность такого пассажа не оправдалась. Что я хочу сказать этим замечанием, полагаю, дальнейших разъяснений не требует... Мы нашли, что в своих добавлениях переводчик весьма нередко берет обширные тирады из русского перевода "Деяний Вселенских соборов" (например, с. 44, 67-68, 80), но почему-то совсем не говорит об этом, без нужды отсылая читателя к подлинному тексту "Деяний". Одна страница в книге переводчика (С. 226) составляет очевидный парафраз из моего вышеназванного сочинения (С. 182), но он не счел нужным отметить этого обстоятельства. Цитирование тех сочинений, откуда кем-либо заимствуется подходящее к его делу, вовсе не есть ученая роскошь. Это своего рода публичная благодарность, приносимая одним лицом другому, и потому есть нравственный долг... В предисловии переводчик говорит: "Мы желали бы думать и надеяться, что читающая русская публика не станет горько сетовать на нас за дополнительные работы и переделки, произведенные нами. Мы полагали бы даже, что в этом виде сочинение это будет прочтено с большей пользой и не меньшим удовольствием" (С. II). Эти желания и ожидания издателя вполне оправдываются в отношении к тем подстрочным примечаниям, какие в таком обилии приложены к книге. Примечания издателя очень разнообразны, отчетливо составлены, ясно изложены, настолько обстоятельны, что иногда занимают более страницы петита, уместны. За них г-ну Поспехову следует принести благодарность. Эти примечания бросают свет на характер и взаимное отношение двух богословских направлений — антиохийского и александрийского (С. 18), дают много полезных сведений о Кирилле и его различных отношениях к эпохе (С. 53, 75, 101, 105), значительно помогают разъяснению истории III Вселенского собора (С. 131,136, 141, 143), полезны и очень по многим частным вопросам (на с. 127 указывается точнейшая хронология событий, на с. 204 — число дней одного заседания, на стр. 114 — о замедлении Иоанна Антиохийского на пути в Ефес и пр.). Иногда издатель изобличает в своих примечаниях явные ошибки Тьерри (С. 61). Случается, что старание издателя подтвердить какую-либо мысль Тьерри не увенчивается успехом и тогда он прямо заявляет об этом (С. 135), но в таком неуспехе следует винить не издателя, а автора — автор слишком фантазирует. Достоинство примечаний издателя мы вполне признаем; впрочем, и в отношении его примечаний можно предъявлять некоторые требования. Прежде всего, примечаний следовало бы сделать больше. Например, непременно следовало бы сделать таковое к рассказу об известном вышеупомянутом романтическом приключении с Пульхерией. На с. 31 в конце текста у автора замечается, что более точные сведения о приключении читатель узнает позднее. Но читатель книги г-на Поспехова прочитывает ее до конца и все-таки ничего не узнаёт по этому вопросу. Правда, об этом будет речь во втором издании перевода г-на Поспехова, но так и следовало бы сказать в примечании, не оставляя читателя в недоразумении. Одно примечание, вероятно, по ошибке, полемизирует против автора (Тьерри), тогда как оно в сущности направляется не против автора, а против одного документа так называемого антисобора восточных епископов (С. 112). Это неточность. Мы отказываемся понять разграничение издателем формальных заседаний Ефесского собора от неформальных, "домашних" (ср. примечание на с. 137, 164). Можно ли назвать "домашним" заседанием такое, на котором отлучается от Церкви не один, а целая группа епископов, да и очень замечательных? В книге есть примечание, в котором издатель бросает камешек в наш огород, по поводу одной мысли в нашем сочинении "Вселенские соборы IV и V вв.". Он приписывает нам "предположение, что разногласие восточных епископов (антиохийцев) с отцами Ефесского собора выходило, в конце концов (?), из-за принятия во всеобщее церковное употребление Константинопольского символа" (С. 173) и выражает протест против такого предположения, как неверного. Напрасный труд! Такого предположения, по крайней мере, в таком виде, каким оно является в книге г-на По-спехова, мы отнюдь не делали и готовы вместе с почтенным профессором считать его совершенно неверным. Сам перевод издателя, как таковой, довольно точен, верно передает мысли подлинника, местами выразителен, но все же он слабо передает "всю красоту" сочинения Тьерри. Есть места в переводе г-на Поспехова, которые могли бы быть лучше, есть и совсем неправильный перевод. Нам кажется едва ли позволительным переводить "imperiale ville" словами "имперский город" (Р. 10; С. 9). Едва ли читатель не перенесется воображением к событиям недавнего еврейского погрома в Киеве, читая перевод французского выражения "Рrоclus fut battu" словами "Прокл был побит" (Р. 162; С. 208). Не думаю, чтобы слух богослова мог выносить такого рода перевод: "И это учение уничтожало дело искупления, имеющее своим принципом жертву самого Бога (?), приносящего себя во всесожжение (!) для нашего искупления" (С. 3). Перевод точен, но лучше бы было, если бы он был на сей раз менее точен (Р. 4). Г-н переводчик вследствие слишком вольного перевода Тьерри воскрешает из мертвых Феодора Мопсуестийского, умершего в 428 (429) г., заставляет его жить три года и снова полагает на смертный одр. В книге г-на Поспехова читаем: высокий почет, окруживший епископа Мопсуестийского, в глубокой старости уже готовившегося в это время (т.е. во время заседаний III Вселенского собора) предстать на нелицеприятный суд праведного Судии, поставлял между ним и Кириллом преграду, которую Александрийский епископ перешагнул только позже" (С. 171). В подлиннике же значится: Le respect dont' eveque de Mopsueste etait environne mettait entre ses agresseurs et lui une barriere que Cyrille ne franchit que plus tard (P. 138) и больше ничего. Но довольно о переводе как таковом. Остается сказать еще об одной стороне издания — это о цитировании. Все выдержки из источников, помещенные в книге Тьерри в примечаниях, сделаны на латинском языке (исключение представляет случай на с. 113); издатель следует своему образцу, но не всегда. Иногда он латинский текст заменяет греческим (С. 11, 14, 93). Во-первых, мы не понимаем, почему сделаны такие исключения: нельзя объяснить поступка важностью тех цитат, которые приводятся у издателя по-гречески, ибо цитаты на с. 11 ничуть не важны; во-вторых, большую часть латинских цитат следовало опустить: они напрасно пестрят популярную книгу, а прочие следовало бы привести в греческом оригинале, а не в латинском переводе, часто очень неточном. В цитировании издателя мы заметили нежелательную путаницу. На первых 36-и страницах цитаты из "Деяний" приводятся без всяких перемен в сравнении с подлинником, т.е. книгой Тьерри, но затем издатель цитаты подлинника стал заменять, насколько дело касалось "Деяний", собственными цитатами по изданию Биния (т.е. страницы, указанные у Тьерри по одному изданию "Деяний", у переводчика заменены страницами по другому изданию — по Бинию). Вышла, таким образом, двоякое цитирование в одной и той же книге. Но путаница этим не ограничилась. На дальнейших страницах, после 36-й, издатель, держась уже цитирования по Бинию, иногда оставляет без изменений и цитирование подлинника (например: С. 70, 74, 79, 101). От чего это зависело, не понимаю. Кажется, местами удержано цитирование подлинника вследствие некоторой сакраментальности цитат Тьерри. Издатель, так мне сдается, не уразумел, что значит цитата "concil' III, app." (P. 163, 172) и потому счел за лучшее оставить цитаты подлинника (С. 211, 221). Желательно в переводе второй части книги Тьерри видеть единство цитат. На с. 26 издатель произвольно добавил буквы к одной цитате из Леонтия и впал в погрешность. В книге Тьерри стоит: "Leont. in Nestor." (P. 26), переводчик же позволяет себе написать: "in Nestorium" (С. 26), но такого сочинения у Леонтия нет, а есть "in Nestorianos". Несмотря на некоторые недостатки в переводной книге г-на Поспехова, труд его вполне удовлетворителен. Это лучший перевод из числа других переводов по церковной истории, нам известных. Да и недостатки совершенно извинительны у издателя. Он не специалист, а не специалист, как ни знай иностранный язык, никогда не может переводить без ошибок. Как ни странны те изменения и опущения, какие позволяет себе иногда издатель, но и они извинительны; без этой кастрации книга не могла бы появиться в свет в русском обществе. Рецензент не может одобрить всех добавлений в тексте книги, но и они могут быть кому-нибудь полезны, например, для воспитанника духовно-учебного заведения. А примечания издателя читаются с явной пользой. Вообще, принимая во внимание состояние нашей переводной церковно-исторической литературы, мы готовы признать труд г-на Поспехова, ценя тщательность перевода, серьезное отношение к делу, мотивы, какими он руководился в сделанных им поправках, и старание изучить переводимую книгу — во многих отношениях образцовым. Впервые опубликовано: Прибавления к изданию Творений св. Отцев. 1881. Ч. XXVIII. С. 347-361.
Лебедев Алексей Петрович (1845-1908) — известный историк церкви, профессор Московской духовной академии и Московского университета, составитель громадного курса истории Восточной церкви. | ||
|