На главную |
Произведения М.Ю. Лермонтова |
СОДЕРЖАНИЕ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Дмитрий Петрович в креслах; Юрий возле него на стуле, Александр в стороне стоит у стола и перебирает бумаги.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я думал, Юрий, что тебя совсем ко мне не отпустят. Признаюсь, умереть, не видавши тебя, было бы грустно — я стар, слаб — много жил, иногда слишком весело, иногда слишком печально... и теперь чувствую, что скоро Бог призовет меня к себе — даже нынче, когда мне объявили о твоем приезде, то старость напомнила о себе... Не знаю, как перенес я эту последнюю радость.
Ю р и й. Я нахожу, батюшка, что вы вовсе не так слабы, как говорите.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. А что мудреного?.. Александр, скажи-ка, уже не в самом ли деле я помолодел с тех пор, как он приехал.
А л е к с а н д р. Точно — вы никогда со мною не были так веселы, как теперь с братом.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Не пеняй, брат, не пеняй — ведь я с тобой всегда, а его сколько лет не видал. (Целует его.) Ты, Юрий, точно портрет твоей покойной матери.
А л е к с а н д р. Да вот уж четыре года как брат не был дома... И сам он много переменился, и здесь в Москве всё, кроме нас, переменилось... Я думаю, он не узнает княгиню Веру.
Ю р и й. Какая княгиня?..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Разве не знаешь!.. Веринька Загорскина вышла за князя Лиговского! Твоя прежняя московская страсть.
Ю р и й. А! так она вышла замуж, и за князя?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Как же, три тысячи душ и человек пречестный, предобрый, они у нас нанимают бельэтаж, и сегодня я их звал обедать.
Ю р и й. Князь! и три тысячи душ! А есть ли у него своя в придачу?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Он человек пречестный и жену обожает, старается ей угодить во всем, только пожелай она чего, на другой же день явится у ней на столе... Все ее родные говорят, что она счастлива как нельзя более.
А л е к с а н д р. Батюшка, что прикажете делать с этими бумагами?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. После — до бумаг ли мне теперь.
Ю р и й. Признаюсь... я думал прежде, что сердце ее не продажно... теперь вижу, что оно стоило несколько сот тысяч дохода.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ох, вы, молодые люди! а ведь сам чувствуешь, что она поступила бы безрассудно, если б надеялась на ребяческую твою склонность.
Ю р и й. А! она сделалась рассудительна.
А л е к с а н д р. (в некотором волнении). Батюшка! поверенный ждет... нужно.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. А теперь, когда она вышла замуж... твое самолюбие тронуто, тебе досадно, что она счастлива, — это дурно.
Ю р и й. Она не может быть счастлива.
А л е к с а н д р. (прерывая). Батюшка... позвольте... очень нужное дело; (в сторону) неужели этот разговор никогда не кончится!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я сказал тебе, что после... ты вечно с делами, ведь видишь, что я говорю серьезно. Нет, Юрий, это нехорошо... впрочем, ты сам увидишь, как она любит мужа.
Ю р и й. Не может быть.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Все ее родные говорят, и она сама.
Ю р и й. А я говорю вам, батюшка, что я понаслышке уж имею понятие о том, что такое князь... Она любить его не может.
А л е к с а н д р. Она его любит — страстно.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ну, братец, ты об этом судить не можешь. (Юрию.) Он так холоден, так рассудителен, что, право, я часто желал бы лучше, чтоб он был вспыльчив и ветрен... Вот уж можно держать пари, что никогда не влюбится... и не наделает глупостей.
А л е к с а н д р. Я осторожен, батюшка, берегу других и себя.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. У него всегда готово оправдание — а тебе, Юрий, я должен дать совет и прошу тебя иметь на этот раз хоть ко мне полную доверенность. Я стар, опытен и понимаю молодость. Я с целию завел этот разговор, выслушай: она теперь счастлива, я в этом уверен, но она молода, она тебя любила прежде, и, во всяком случае, ваша встреча произведет в ней некоторое волнение; если ты не покажешь никакого желания возвратиться к прежнему, если ты будешь обращаться с нею, как с женщиной, которую бы ты встретил два раза на бале... то, поверь, в скором времени вы оба привыкнете к мысли, что между вами не должно уже быть ничего общего; но слушай, Юрий, я прошу тебя, не покушайся никогда разрушить их супружеское счастие: это удовольствие низкое, оно отзывается чем-то похожим на зависть... Большая слава обольстить бедную слабую женщину! Обещай мне вести себя благоразумно.
Ю р и й. Я обещаю не делать первого шага.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Юрий!
Ю р и й. Я не обещаю никогда больше, нежели могу исполнить.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я прошу тебя!.. ты знаешь, как я дружен с ее семейством.
С л у г а (входит). Князь Лиговский с княгинею.
А л е к с а н д р. (в сторону). Решительная минута.
Ю р и й. Батюшка, вы будете мною довольны.
Входят княгиня и князь, Княгиня и Юрий медленно раскланялись, наблюдая друг друга.
К н я з ь. Дмитрий Петрович! честь имею вас поздравить с приездом Юрия Дмитрича — я думаю, вы очень рады.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Благодарю вас, князь, от всей души... когда вы будете отцом, тогда и сами вполне меня поймете.
К н я з ь. (с улыбкою). Я надеюсь, что это будет скоро.
Вера отворачивается, потом:
В е р а. Monsieur Радин! рекомендую вам моего мужа — прошу его полюбить.
Ю р и й. Я буду стараться, княгиня.
К н я з ь. А я надеюсь, что мы сойдемся; я, как говорят военные, в полном смысле добрый малый.
Ю р и й. Увидав вас, князь, я это тотчас угадал. (В сторону.) Ее хладнокровие меня бесит.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Княгиня, милости просим, князь.
Садятся.
В е р а. Как вы находите, monsieur Радин, я постарела?
Ю р и й. В счастии не стареются, княгиня, — вы не постарели нисколько, хотя переменились.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Довольны ль вы, князь, вашей квартирой?
К н я з ь. Очень, прекрасные комнаты, только довольно странное расположение, столько дверей, закоулков и лестниц в задней половине, что я в первый день чуть не заплутался... Я, вы знаете, только вчера переехал и теперь все занимаюсь уборкой комнат.
В е р а. Ах, вообразите, как мой Пьер мил!.. Сегодня я просыпаюсь и вдруг вижу у себя на туалете целую модную лавку... что ж вышло: это все он мне подарил на новоселье.
Ю р и й. Княгиня! это показывает, как дорого князь ценит вашу любовь.
К н я з ь. О, помилуйте! мне так приятно ее тешить... за каждую ее ласку я готов дать десять тысяч.
А л е к с а н д р. (в сторону). За такую ласку я уж отдал спокойствие — теперь отдам жизнь.
К н я з ь. Что вы так задумчивы, Александр Дмитриевич, — вчера у нас вы были гораздо веселее.
В е р а. Он всегда печален, когда другие веселы.
А л е к с а н д р. Если вам угодно, я буду весел...
В е р а. Пожалуйста — это любопытно посмотреть.
А л е к с а н д р. Что ж, извольте: не рассказать ли, как толстая жена откупщика потеряла башмак в Собрании, это очень смешно, но вы так добры, что вам будет жалко. Рассказать, как князь Иван битых три часа толковал мне об устройстве новой водяной мельницы и сам махал руками наподобие ветряной; вы сами видели эту картину и не смеялись; повторить, что рассказывает он про своего дядю, как тот на двадцатом году от роду получил пощечину, семьдесят два года все искал своего неприятеля, на девяносто втором нашел, замахнулся... и от натуги умер — это смешно, только когда он сам рассказывает; наконец, говорить мне свои глупости — вы к ним уж слишком привыкли, и они мне самому надоели больше, чем кому-нибудь.
В е р а. Вы сегодня расположены к злости.
А л е к с а н д р. Право! Ну так оправдаю вашу догадку и расскажу, как наша соседка плакала, когда дочь отказала жениху с миллионом, потому что он только раз в неделю бреет бороду.
Ю р и й. Вот уж это было бы вовсе не смешно — и я бы на ее месте слег в постелю... миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени — господин миллион — тут все.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Полно, Юрий, это слишком по-петербургски.
Ю р и й. Батюшка! везде так думают — и в Петербурге так говорят, но поверьте мне, женщина, отказавшая миллиону, поздно или рано раскается, и горько раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность роскоши, извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь, дружба... вы скажете: это будет все один обман; но и без того мы вечно обмануты, так лучше быть обмануту с миллионом.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я не полагаю, чтоб многие так думали.
Ю р и й. Я знаю людей, которые поступают по этим правилам.
В е р а. (в сторону). Он меня мучит. (Громко.) Пьер, ты хотел показать Дмитрию Петровичу, как убраны наши комнаты, и об чем-то с ним переговорить.
К н я з ь. Ах, точно — я имею до вас маленькую просьбу — насчет условия.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. К вашим услугам, князь.
Уходят. Александр приближается к Вере и Юрию, с минуту молчание.
Ю р и й. (насмешливо). Да, княгиня, миллион вещь ужасная. (Уходит.)
Она погружена в задумчивость.
А л е к с а н д р. (берет ее за руку). Вера — твой муж... все ушли, мы одни, вот уж сутки, как я жду этой минуты, я видел по твоему лицу, что ты хочешь мне что-то сказать — о, я читаю в глазах твоих, Вера (она отворачивается), ты отворачиваешься; конечно, у тебя на душе какая-нибудь новая, мучительная тайна, — скорей, скорей, влей ее в мою душу... Там много ей подобных, и она с ними уживется. Какое-нибудь сомнение? что ж? ты знаешь, как искусно я умею разрешать все сомнения.
В е р а. О! я помню.
А л е к с а н д р. Ты помнишь, сколько мне стоило труда уничтожить твой единственный предрассудок, и как потом ты мне была благодарна — потому что я люблю тебя, Вера, люблю больше, <чем> ты можешь вообразить, люблю как человек, который в первый раз любим и счастлив.
В е р а. Да, я слишком все это хорошо помню.
А л е к с а н д р. Что это? упрек! раскаянье?.. и отчего же именно теперь, после двух лет!.. о! я не хочу угадывать, нет, это минута неудовольствия, ты чем-нибудь огорчена... и, зная, как я тебя люблю, ты изливаешь на меня свою досаду... хорошо, Вера, хорошо, продолжай — это тебя успокоит — я с радостью перенесу твои упреки, лишь бы они были доказательством твоей любви.
В е р а. (оборачивается). Я имею до вас одну просьбу!..
А л е к с а н д р. (отступает шаг назад). Просьбу? вы?.. а! это уж еще что-то новое... это холодное вы, после стольких клятв и уверений, после стольких доказательств искренней нежности... похоже на проклятие. Посмотрим, сударыня... прикажите... вы знаете, что моя жизнь принадлежит вам, зачем же тут слово: просьба? Нет жертвы, которой бы я не принес вашей минутной прихоти.
В е р а. О, я не требую никакой жертвы!..
А л е к с а н д р. Тем хуже, Вера, — большою жертвой я бы мог доказать тебе свою любовь.
В е р а. (в сторону). Любовь — это несносно.
А л е к с а н д р. Вижу, я начинаю докучать тебе — не мудрено. Я глупец, зачем не употреблял я хитрости, чтоб удержать твое сердце, когда хитростью приобрел его!.. но что делать? я желал хоть один раз попробовать любви искренней, открытой...
Молчание.
Говорите, что вам угодно.
В е р а. Я хотела вас просить, чтоб вы — сказали вашему брату!
А л е к с а н д р. Брату?
В е р а. (скоро). Да, скажите ему, что он меня чрезвычайно обидел, намекая на богатство мужа моего, — вы сами знаете, оттого ли я за него вышла... это было безумие, ошибка... скажите ему, просите его, чтоб он, ради прежней нашей дружбы, не огорчал меня более... если это для вас не жертва, то прошу вас сказать ему...
Молчание.
А л е к с а н д р. Хорошо, Вера, я скажу... но это, вопреки тебе, будет служить доказательством моей нежности более всего на свете.
В е р а. (протягивая руку). О мой друг, как я тебе благодарна.
А л е к с а н д р. Нет, ради Бога лучше не благодари. (Уходит, в сторону.) Конечно, я ничего ему не скажу!..
В е р а. (одна). С нынешнего дня я чувствую, что я погибла!.. я не владею собою, какой-то злой дух располагает моими поступками, моими словами.
К н я з ь. (высунувшись из двери). Веринька, Веринька! venez ici [иди сюда (фр.)] — посмотри, какой чудесный трельяж у Дмитрия Петровича — завтра же куплю тебе такой же точно.
В е р а. (как бы проснувшись, встает). О Боже! и всю жизнь слышать этот голос!..
КОНЕЦ 1 АКТА
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
В комнатах князя Лиговского. Князь и Вера.
К н я з ь. Вера! посмотри, как переделали твой бриллиантовый фермуар.
В е р а. Очень мило — но тут есть новые камни.
К н я з ь. Это любезность бриллиантщика.
В е р а. А! понимаю... ты не хочешь моей благодарности... ты с каждым днем делаешься милее...
К н я з ь. Я рад, что угодил тебе.
В е р а. (в сторону). Угодил! — право, другой подумает, что он мой управитель.
К н я з ь. Мне очень понравился второй сын Дмитрия Петровича, — не знаю, как тебе.
В е р а. Я его давно знаю.
К н я з ь. Он веселого нрава.
В е р а. Слишком веселого.
К н я з ь. Признаюсь, я сам таков и люблю посмеяться, и, право, ты, наконец, надоешь мне своей задумчивостью — ведь Юрий Дмитрич недурен. Мне выражение лица его очень нравится.
В е р а. Какая-то насмешливая улыбка — я боюсь говорить с ним.
К н я з ь. Какое предубеждение — напротив, у него в улыбке-то именно есть что-то доброе, простое... я его раз видел, а уж полюбил... а ты?
С л у г а (входит). Юрий Дмитрич Радин.
Ю р и й. (входит). Князь, я почел обязанностию засвидетельствовать вам мое почтение...
К н я з ь. Мы с женой постараемся превратить эту обязанность в удовольствие! прошу садиться — а вы легки на помине — мы с женой сейчас лишь об вас говорили... и я ее выведу на свежую воду. Вообразите, она утверждает, что у вас в лице есть что-то ядовитое, злое...
Ю р и й. Может быть, княгиня права. Несчастие делает злым.
К н я з ь. Ха! ха! ха! Каким у вас быть несчастиям — вы так молоды.
Ю р и й. Князь! вы удивляетесь, потому что слишком счастливы сами.
К н я з ь. Слишком! о да, это в самом деле колкость — я начинаю верить жене.
Ю р и й. Верьте, прошу вас, верьте — княгиня никогда еще никого не обманывала.
В е р а. (быстро прерывает его). Скажите — вы прямо к нам или были уж где-нибудь?
Ю р и й. Я сегодня сделал несколько визитов... и один очень интересный... я был так взволнован, что сердце и теперь у меня еще бьется, как молоток...
В е р а. Взволнованы?..
К н я з ь. Верно, встреча с персоной, которую в старину обожали, — это вечная история военной молодежи, приезжающей в отпуск.
Ю р и й. Вы правы — я видел девушку, в которую был прежде влюблен до безумия.
В е р а. (рассеянно). А теперь?
Ю р и й. Извините, это моя тайна, остальное, если угодно, расскажу...
К н я з ь. Пожалуйста — писаных романов я не терплю, а до настоящих страстный охотник.
Ю р и й. Я очень рад. Мне хочется также при ком-нибудь облегчить душу. Вот видите, княгиня. Года три с половиною тому назад я был очень коротко знаком с одним семейством, жившим в Москве; лучше сказать, я был принят в нем как родной. Девушка, о которой хочу говорить, принадлежит к этому семейству; она была умна, мила до чрезвычайности; красоты ее не описываю, потому что в этом случае описание сделалось бы портретом; имя же ее для меня трудно произнесть.
К н я з ь. Верно, очень романтическое?
Ю р и й. Не знаю — но от нее осталось мне одно только имя, которое в минуты тоски привык я произносить как молитву; оно моя собственность. Я его храню как образ благословения матери, как татарин хранит талисман с могилы пророка.
В е р а. Вы очень красноречивы.
Ю р и й. Тем лучше. Но слушайте: с самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы... говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно — и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах, одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее — частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки — много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею, вокруг нее был какой-то волшебный очерк, вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно — мы расстались — она была без чувств, все приписывали то припадку болезни — я один знал причину — я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя — я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу, убивственную для них — ни одна меня не привязала — и вот, наконец, я вернулся на родину.
К н я з ь. Завязка романа очень обыкновенна.
Ю р и й. Для вас, князь, и развязка покажется обыкновенна... я ее нашел замужем, я проглотил свое бешенство из гордости... но один Бог видел, что происходило здесь.
К н я з ь. Что ж? Нельзя было ей ждать вас вечно.
Ю р и й. Я ничего не требовал — обещания ее были произвольны.
К н я з ь. Ветреность, молодость, неопытность — ее надо простить.
Ю р и й. Князь, я не думал обвинять ее... но мне больно.
К н я г и н я (дрожащим голосом). Извините — но, может быть, она нашла человека еще достойнее вас.
Ю р и й. Он стар и глуп.
К н я з ь. Ну так очень богат и знатен.
Ю р и й. Да.
К н я з ь. Помилуйте — да это нынче главное! ее поступок совершенно в духе века.
Ю р и й. (подумав). С этим не спорю.
К н я з ь. На вашем месте я бы теперь за ней поволочился — если ее муж таков, как вы говорите, то, вероятно, она вас еще любит.
В е р а. (быстро). Не может быть.
Ю р и й. (пристально взглянул на нее). Извините, княгиня, теперь я уверен, что она меня еще любит. (Хочет идти.)
К н я з ь. Куда вы?
Ю р и й. Куда-нибудь.
К н я з ь. Поедемте вместе на Кузнецкий. (Два слова на ухо.)
Ю р и й. Извольте, куда хотите.
Выходят.
К н я з ь. Прощай, Веринька. (Идет и в дверях встречает Александра.) Извините, Александр Дмитрич, — а вот жена целое утро дома. (Уходит.)
Александр входит медленно, смотрит то на них, то на Веру. Вера, опрокинув голову на спинку стула, закрыла лицо руками.
А л е к с а н д р. (про себя). Он был здесь, она в отчаянье — (глухо) я погиб.
В е р а. (открыв глаза). А! опять передо мною.
А л е к с а н д р. Опять и всегда, как жертва, на которую ты можешь излить свою досаду, как друг, которому ты можешь вверить печаль, как раб, которому ты можешь приказать умереть за тебя.
В е р а. О, поди, оставь меня... ты живой упрек, живое раскаянье — я хотела молиться — теперь не могу молиться.
А л е к с а н д р. Если б я умел молиться, Вера, то призвал бы на твою голову благодать Бога Вечного — но ты знаешь! я умею только любить.
В е р а. Я ничего не знаю... уйди, ради неба уйди.
А л е к с а н д р. Ты меня не любишь.
В е р а. Я тебя ненавижу.
А л е к с а н д р. Хорошо! это немножко легче равнодушия — за что же меня ненавидеть... за что? Говори, за что!..
В е р а. О, ты нынче недогадлив... ты не понимаешь, что после проступка может оставаться в сердце женщины искра добродетели; ты не понимаешь, как ужасно чувствовать возможность быть непорочной... и не сметь об этом думать, не сметь дать себе этого имени...
А л е к с а н д р. Да, понимаю! Несносно для самолюбия.
В е р а. Если б не ты, не твое адское искусство, если б не твои ядовитые речи... я бы могла еще требовать уважения мужа и, по крайней мере, смело смотреть ему в глаза...
А л е к с а н д р. И смело любить другого...
В е р а. (испугавшись). Нет, неправда, неправда, такая мысль не приходила мне в голову.
А л е к с а н д р. К чему запираться? — я не муж твой, Вера, не имею никаких прав с тех пор, как потерял любовь твою... и что ж мне удивляться!.. я третий, которому ты изменяешь, — со временем будет и двадцатый! Если ты почитаешь себя преступной, то преступления твои не любовь ко мне — а замужество; союз неровный, противный законам природы и нравственности. Признайся же мне, Вера: ты снова любишь моего брата?..
В е р а. Нет, нет.
А л е к с а н д р. Если хочешь, то я уступлю тебя брату, стану издали, украдкой, смотреть на ваши свежие ласки... и стану думать про себя: так точно и я был счастлив... очень недавно...
В е р а. Да ты мучитель... палач... и я должна терпеть!..
А л е к с а н д р. Я палач? — я, самый снисходительный из любовников?.. я, готовый быть твоим безмолвным поверенным — плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. многие плотят дороже, Вера!
В е р а. О, лучше убей меня.
А л е к с а н д р. Дитя, разве я похож на убийцу!
В е р а. Ты хуже!
А л е к с а н д р. Да!.. такова была моя участь со дня рождения... все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было... но их предполагали — и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство — я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло — никто меня не ласкал — все оскорбляли — я стал злопамятен. Я был угрюм — брат весел и открытен — я чувствовал себя выше его — меня ставили ниже — я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир — меня никто не любил — и я выучился ненавидеть... Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца... они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго... меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни — а видел, как другие, без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, — не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец, я сделал последнее усилие, — я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым... и для этого избрал тебя!..
В е р а. (смотрит на него пристально). О Боже!.. И ты надо мной не сжалился.
А л е к с а н д р. Бог меня послал к тебе, как необходимое в жизни несчастье. Но для меня ты была ангелом-спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью, то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль... Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели... но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал... Нет, я не обманул, не обольстил тебя... нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! Никто на свете меня не разуверит — никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О, как оно было полно, восхитительно, необъятно... видишь, видишь слезы... не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих... а теперь плачу, как ребенок, плачу... когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки.) О, позволь, позволь мне, по крайней мере, плакать.
В е р а. Послушай, Александр, послушай... что же мне делать?.. мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, — я всегда ошибалась — мы не созданы друг для друга... что же мне делать!..
Александр встает.
Послушай, забудь, оставь меня... или нет, я уеду, далеко, далеко... не обращай на меня внимания, — я не ангел, я слабая, безумная женщина... Я тебя не понимаю... я тебя боюсь! презирай меня, если тебе от этого будет легче, но оставь, не мучь...
А л е к с а н д р. Хорошо, хорошо, Вера... я тебя оставлю — ты меня не увидишь... но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой, — когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться, и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!..
В е р а. Но зачем же, зачем... попробуй полюбить другую — я знаю много женщин, которым ты нравишься, а меня оставь жить как судьбе угодно!.. что может быть между нами общего — без любви... я тебя прощаю!.. прощаю от всего сердца.
А л е к с а н д р. Какое великодушие!..
В е р а. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной.
А л е к с а н д р. И ты думаешь обмануть меня! и ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? меня обмануть? да знаешь ли, что это почти невозможно... ты выбрала минуту слабости — ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей, чтоб на свободе отдать мое место другому — эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению... но я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе... и этого не будет... нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого... а этот другой — мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю.
В е р а. (с гордостью). Такое подозрение слишком обидно... с сей минуты мы чужды друг другу... прощайте, я вас не знаю — позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами.
А л е к с а н д р. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного...
В е р а. Не знаю.
А л е к с а н д р. О!..
В е р а. Оставьте, оставьте меня... еще одна минута, и я умру. (Упадает на кресла.)
А л е к с а н д р. Я иду... только он никогда не будет твоим — никогда... (Подойдя к двери, оборачивается.) Слышишь ли, никогда.
КОНЕЦ 2 АКТА
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Дмитрий Петрович входит. Александр его ведет под руку и сажает.
А л е к с а н д р. Вы нынче что-то необыкновенно слабы, батюшка.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Старость, брат, старость — пора убираться... да ты что-то мне хотел сказать.
А л е к с а н д р. Да, точно... есть одно дело, об котором я непременно должен с вами поговорить.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Это, верно, насчет процентов в Опекунский совет... да не знаю, есть ли у меня деньги.
А л е к с а н д р. В этом случае деньги не помогут, батюшка, батюшка.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Что же такое...
А л е к с а н д р. Это касается брата...
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Что?.. что такое с Юринькой случилось?
А л е к с а н д р. Не пугайтесь, он здоров и весел.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Не проигрался ли он?
А л е к с а н д р. О нет!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Послушай... если ты мне скажешь про него что-нибудь дурное, так объявляю заране... я не поверю... я знаю, ты его не любишь!
А л е к с а н д р. Итак, я ничего не могу сказать... а вы одни могли бы удержать его.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ты во всех предполагаешь дурное.
А л е к с а н д р. Я молчу, батюшка.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Видно, я правду говорю, коли ты не смеешь и защищаться!..
А л е к с а н д р. Я чувствую, что человеку не дано силы противиться судьбе своей!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ты меня выведешь из терпения... ну, скажи, что ли, скорее, что ты еще открыл, — в чем предостерегать!..
А л е к с а н д р. Юрий влюблен в княгиню Веру.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Да, я сам подозреваю, что он не совсем ее забыл... а она?
А л е к с а н д р. Она — его любит страстно — о, я это знаю... я имею доказательства... я вам клянусь честью... спасите хоть ее. Еще два, три дни... и она не будет в силах ни в чем противиться... вы до этого не допустите брата.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Да, да, — это нехорошо... но Юрий не захочет, не решится.
А л е к с а н д р. А минута страсти, самозабвения?.. одна минута?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Это нехорошо... ты прав... благодарю, что сказал... да что же делать? поговорить разве Юрию...
А л е к с а н д р. О, это хуже всего... он уже слишком далеко зашел... надо, чтоб князь уехал... потом брату кончится отпуск... и они никогда, по крайней мере долго не увидятся...
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Бедная женщина!..
А л е к с а н д р. О, если б вы видели, как она страдает в борьбе с собою... но я ее знаю... еще несколько дней... и она погибнет!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я хвалю тебя, Александр!.. ты всегда был строгих правил, хотя не очень чувствителен... но как же быть?
А л е к с а н д р. Предупредить князя! — сказать ему просто!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Рассорить его с женой?..
А л е к с а н д р. Он благоразумный и добрый человек... скажите ему только, что Юрий влюблен в княгиню... это ваш долг, долг отца и честного человека... объясните ему, что вы нимало не подозреваете его жены... но что, живя в одном доме, ее репютация может пострадать — брат может проболтаться, похвастаться двусмысленным образом — из самолюбия... мало ли!.. одним словом, князь должен уехать...
С л у г а (входит). Князь Лиговский.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Надо подумать... как же так опрометчиво поступать — надо бы подумать.
А л е к с а н д р. Минуты дороги... вы видите, сама судьба его вам посылает.
Входит князь.
К н я з ь. А я сейчас с Кузнецкого моста, покупал всё жене наряды к празднику... Столько хлопот, что ужасть... Вот эти молодые люди не знают, что такое жениться.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Приятно со стороны смотреть, как вы любите вашу супругу, князь.
К н я з ь. Я жену очень люблю — однако, видите, я со всем тем муж благоразумный, — хочу, чтоб меня слушались, и в случае нужды имею твердость — о, я очень тверд! Как вы нынче в своем здоровье?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Благодарю... я нынче что-то слаб... и к тому же расстроен... ох, дети, дети!
К н я з ь. Расстроены... помилуйте, вы, кажется, так счастливы детьми.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Это правда... но иногда и самые лучшие дети делают глупости.
К н я з ь. Да помилуйте!.. вы несправедливы. Какие же глупости... но извините, это слишком нескромно...
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ничего, князь, напротив... это дело даже больше касается до вас, нежели до меня.
Александр делает знак отцу и уходит.
К н я з ь. До меня?..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Мой долг повелевает мне сказать... но я не знаю, как решиться.
К н я з ь. Разве это что-нибудь...
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Вот видите, я не знаю, как вы примете.
К н я з ь. Да разве?..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Успокойтесь — это еще не опасно.
К н я з ь. Слава Богу... так еще не опасно — уф!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Мой сын Юрий...
К н я з ь. Юрий Дмитрич? он со мной никаких не имел сношений!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я не говорю, чтоб он имел сношение с вами — или с кем-нибудь из вашего дома — но ваша жена... еще до замужества... ее красота, любезность!..
К н я з ь. Вот видите, Дмитрий Петрович... я этих достоинств еще сам в ней хорошенько не рассмотрел... не потому говорю так, что она моя жена, — но ведь я не поэт! о, вовсе не поэт!.. Я женился потому, что надо было жениться, — женился на ней потому, что она показалась мне доброго и тихого нрава, люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!.. я вас прервал, пожалуйста, продолжайте!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Это не так легко, князь.
К н я з ь. Прошу вас, для меня себя не принуждайте.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Одним словом, мой сын Юрий был влюблен в вашу супругу до ее замужества и, кажется, был несколько ей приятен.
К н я з ь. О, я уверен, что теперь эта страсть прошла.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. К сожалению, не прошла! со стороны моего сына.
К н я з ь. Тем хуже для него.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я боялся, чтоб это и вам было неприятно! — по долгу честного человека решился вас предупредить на всякий случай...
К н я з ь. Лишь бы жена была мне верна — больше я и знать не хочу!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я не сомневаюсь в добродетели княгини.
К н я з ь. И я также.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. (со вздохом). Вы очень счастливы...
К н я з ь. Не спорю-с. (Вдруг, как бы вспомнив что-то, хватает себя за голову и вскакивает.) О, я дурак, о, я пошлая дурачина... о, глупая ослиная голова!.. вы правы — а я дубина!.. теперь вспомнил... о, пошлая недогадливость!.. теперь понимаю... понимаю... этот анекдот!.. все было на мой счет сказано... а я, сумасшедший, — ему же советую волочиться за моей женой — а ее смущение... ведь надо было мне жениться — в сорок два года!.. с моим добрым, простосердечным нравом — жениться!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Успокойтесь — прошу вас, все еще поправить можно.
К н я з ь. Нет, никогда не успокоюсь. (Садится.)
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я вам это сказал по долгу честного человека... и потому, что знаю сына: он легко может наделать глупостей — и невинным образом в свете компрометировать княгиню, — притом она молода — может завлечься невольно... скажут, что, живя в одном доме...
К н я з ь. Вы правы — посудите теперь! ну не несчастнейший ли я человек в мире.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Утешьтесь... я очень понимаю ваше положение — но что же делать.
К н я з ь. Что делать? вот видите, я человек решительный — завтра же уеду из Москвы в деревню — нынче же велю все готовить.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Это самое лучшее средство — самое верное — тихо, без шуму...
К н я з ь. Да, тихо, без шуму!.. уехать из Москвы, зимой, накануне праздников — вот женщины! о женщины!.. Прощайте, Дмитрий Петрович, прощайте — о, вы увидите, что я человек решительный!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Не взыщите, я говорил от сердца, князь, — по-стариковски, — притом я всегда был строгих правил... (Хочет встать.)
К н я з ь. Не беспокойтесь — вы истинный мой друг, — прощайте... о, я человек решительный!.. (Уходит.)
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ну, слава Богу, с плеч долой — все уладил — ох дети, дети...
Юрий входит и хохочет во все горло.
Ю р и й. Вообразите, ха-ха-ха-ха... нет, я век этого не забуду... Князь, ха! ха! ха! я подаю ему руку и говорю: здравствуйте, князь... что нового... а он — ха! ха! ха — скорчил кошачью мину и руку положил в карман: ничего-с — к несчастью, все старое... потом шаг назад и стал в позицию... я скорей бежать, чтоб не фыркнуть ему в глаза... не знаете ли, батюшка, отчего такая немилость?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. А ты хочешь волочиться за женой и чтоб муж тебе в ноги кланялся! кабы в наше время, так ему бы надо тебя не так еще проучить.
Ю р и й. (серьезно). Я волочусь за его женой? Кто ему это сказал?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ну, ведь признайся: ты в нее влюблен?..
Ю р и й. Он о прежнем ничего не знает и слишком глуп, чтоб теперь догадаться.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Долг всякого честного человека был ему сказать!
Ю р и й. А позвольте: кто ж этот чересчур честный человек?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. А если б даже я.
Ю р и й. Вы, батюшка?
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Да, я не терплю безнравственности, беспутства... в мои лета трудно смотреть на такие вещи и молчать... хороший отец должен удерживать сына от бесчестных поступков — а если сын его не слушает, то мешать ему всеми средствами...
Ю р и й. А, так вы ему сказали.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Да, не прогневайся — и князь завтра же увозит жену в деревню.
Ю р и й. О! это нестерпимо!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Вздор, вздор! что такое за упрямство, будто нет других женщин.
Ю р и й. Для меня нет других женщин... я хочу, хочу... да знаете ли, батюшка, что это ужасно... кто вам внушил эту адскую мысль!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Кто внушил!.. и ты смеешь это говорить отцу, и какому отцу! который тебя любит больше жизни, тобою только и дышит — вот благодарность! разве я так уж стар, так глуп, что не вижу сам, что дурно, что хорошо!.. нет, никогда не допущу тебя сделать дурное дело, — опомнишься, сам будешь благодарен и попросишь прощенья.
Ю р и й. Никогда!.. прощенья!.. мне еще вас благодарить — за что? Вы мне дали жизнь — и теперь ее отняли — на что мне жизнь?.. я не могу жить без нее. Нет, я вам никогда не извиню этого поступка.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Юрий, Юрий, — подумай, что ты говоришь.
Ю р и й. Я не уступлю — борьба начинается — я рад, очень рад! посмотрим — все против меня — и я против всех!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Сжалься, Юрий, над стариком — ты меня убиваешь.
Ю р и й. А вы надо мною сжалились — вы пошутили — милая шутка.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. О, ради Бога перестань!
Ю р и й. Князь завтра едет, а нынче Вера моя. (Идет к столу.)
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Александр! Александров убил меня — мне дурно!
Александр вбегает, подымает и ведет его под руку.
Он злодей — он убил меня!..
Ю р и й. (один). Нынче она будет моя — нынче или никогда... они хотят у меня ее вырвать — разве я даром три года думал об ней день и ночь — три года сожалений, надежд, недосланных ночей, три года мучительных часов тоски глубокой, неизлечимой — и после этого я её отдам без спору, и в ту самую минуту, когда я на краю блаженства — да как же это возможно! (Пишет записку и складывает.) Кажется, так оно удастся. (Отворяет дверь и кличет.) Ванюшка!
Входит молодой лакей в военной ливрее.
Послушай! от твоего искусства теперь зависит жизнь моя...
В а н ю ш к а. Вы знаете, сударь, что я вам всеми силами рад служить.
Ю р и й. Когда ты сделаешь, что я прикажу, то проси чего хочешь.
В а н ю ш к а. Слушаю-с.
Ю р и й. Если же нет — ты погиб!
В а н ю ш к а. Слушаю-с.
Ю р и й. Видишь эту записку — через час, никак не позже она должна быть в руках у княгини Лиговской.
Александр показывается в другой двери.
В а н ю ш к а. Помилуйте, сударь, да это самое пустое дело — я познакомился уж с ее горничною, — а у нас в пустой половине такие закоулки, что можно везде пройти днем так же безопасно, как ночью...
Ю р и й. Я на тебя надеюсь — только смотри не позже как через час. (Уходит.)
В а н ю ш к а. Через пять минут, сударь... (Про себя.) Мы с барином, видно, не промахи — четыре дни как здесь, а уж дела много сделали. (Хочет идти.)
А л е к с а н д р. (подкрался сзади и схватывает его за руку). Постой!
В а н ю ш к а. (испуганный). Что это вы, барин!
А л е к с а н д р. У тебя вот в этой руке записка...
В а н ю ш к а. Никак нет-с.
А л е к с а н д р. (хочет взять). А вот увидим.
В а н ю ш к а. Я закричу-с, ваш братец услышит!
А л е к с а н д р. (в сторону). Попробую другой способ! (Ему.) Видишь вот этот кошелек, в нем двадцать червонцев — они твои, если ты дашь мне ее прочесть — так, из любопытства.
В а н ю ш к а. Только никому сами не извольте сказывать.
А л е к с а н д р. Я буду молчалив, как могила. (Высыпает деньги в руки.)
В а н ю ш к а. А если изорвете, сударь, — так я скажу своему барину.
А л е к с а н д р. (про себя). Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает.)
"Ваш муж все знает... я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен... Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор, — если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию... ничто его не спасет в случае вашего отказа. Выбирайте".
А! искусно написано!..
В а н ю ш к а. Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.
А л е к с а н д р. А если я ее изорву — говори, что ты хочешь за это — все, что попросишь... тысячу — две?..
В а н ю ш к а. И миллиона не надобно-с.
А л е к с а н д р. Я тебя умоляю!..
В а н ю ш к а. Вот видите, сударь, — мне велено ее отнести, и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.
А л е к с а н д р. (подумав). Хорошо, отнеси ее.
Слуга уходит.
(Про себя.) Я все-таки найду средство им помешать.
КОНЕЦ 3 АКТА
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Большая заброшенная комната. Развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница. Направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон — лунное освещение.
А л е к с а н д р. (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок — а не скоро его сломаешь... и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы... и горькое, как хлеб нищего, — зато я, по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее — и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова... О! какой ангел внушил мне эту мысль — Бог, видимо, хочет вознаградить меня за тридцатилетние муки, за тридцать лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне тридцать лет... а что я сделал? зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет... я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость — даже зла никому умышленно не сделал... итак, я жил для других? также нет... я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком — один, всегда один, отверженный, как Каин — Бог знает за чье преступление — и потом один раз встретить что-то похожее на любовь — один только раз — и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть, лишней чашке шоколаду, — наконец, против воли предавшись чудному, сладкому чувству — потерять все — и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы. (Ходит взад и вперед.) Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь в самую решительную минуту моей жизни сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна... я, право, кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, — видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце... О! лучше бы уж я родился слеп, глух и нем... обо мне бы, по крайней мере, сожалели.
Вера показывается на лестнице.
Это она... так точно — теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.
В е р а. Его еще нет... темно, страшно... Боже! как я могла решиться... но что ж делать, я его знаю — он сдержал бы свое обещанье — у меня сердце бьется, как молоток. Шорох, о кто это... Юрий!..
А л е к с а н д р. (берет ее за руку). Это я!..
В е р а. Довольны ли вы... что может сделать женщина больше... но это дурно, дурно принудить меня таким средством.
А л е к с а н д р. Я также выбрал между жизнью и смертию.
В е р а. Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть...
А л е к с а н д р. (хочет ее обнять). О, это женская хитрость.
В е р а. Нет... нет — я вам скажу также, что я люблю вас.
А л е к с а н д р. Меня одного?
В е р а. Одного, клянусь небом! Я могла заблуждаться, но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось.
Александр вздыхает,
Однако, несмотря на это, мы должны расстаться навсегда... мне трудно так же, как и вам, об этом думать — но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей — я уж не могу быть счастлива, но спокойствие для меня еще возможно — оставьте мне хоть это!..
А л е к с а н д р. У меня и этого не останется.
В е р а. Верьте мне, женщина благородная может на минуту забыть свой долг, но всегда приходит время, когда она чувствует, что должна возвратиться к нему, — время это для меня настало — никакое искусство, никакие угрозы не поколеблют моей твердости. Юрий! дайте мне руку, обещайте как другу, как женщине, которой постоянной мыслью были вы; обещайте никогда не покушаться оторвать какую бы то ни было женщину от ее обязанностей — это ужасно, Юрий! это иногда хуже убийства.
А л е к с а н д р. О, молю, один прощальный поцелуй.
В е р а. Нет, расстанемся друзьями — зачем такое испытание!
А л е к с а н д р. Я буду покорен во всем — только один поцелуй — ты непременно должна — непременно — один — только один — и потом пусть между нами обрушится вечность. (Увлекает и целует ее — луч месячный упадает на его лицо, и она узнает... вскрикивает громко).
В е р а. О! опять он, опять!
А л е к с а н д р. Я уже сказал тебе, опять и всегда — никто не займет моего места.
В е р а. Это обман неслыханный... пусти, пусти мне руку... я к тебе чувствую отвращение!..
А л е к с а н д р. Знаю, знаю все — но ты не уйдешь отсюда — и ты подумала, что я не останусь верен своей клятве... Да, я здесь, а твой страстный любовник теперь сидит крепко за двумя замками... видишь эту дверь, за нею еще дверь... они обе заперты... он должен сломать замки... может быть, это ему и удастся... но тогда он увидит тебя в моих объятиях...
В е р а. Боже мой! Боже мой! я должна была знать, что он на все способен!
А л е к с а н д р. Ха! ха! xa! — разве ты этого прежде не знала! разве год тому назад, когда ты в упоении страсти лежала в моих объятиях, когда твои поцелуи горели на губах моих, разве тогда еще я не предварял тебя? Разве я не говорил: "Вера, ты любишь человека ужасного, который не имеет ничего святого, кроме тебя, и то пока он любим, человека с душой испорченной, который не боится ничего, потому что ничем не дорожит", — разве я не говорил: берегись, ты будешь раскаиваться... Но ты не верила, ты улыбалась, ты думала, что я шучу, — мне шутить в такие минуты! — ты думала, что я все это говорил, чтоб показаться интересным, удивить тебя, что я, следуя моде, фанфарон порока и эгоизма, ты даже хотела меня уверить, что я почти ангел доброты... потому что тогда кровь волновалась в твоих жилах, тебе нужны были ласки, чьи-нибудь ласки, чья-нибудь нежность, покуда, на время, до появления другого, достойнейшего... Не дрожи, не поднимай глаз к небу... наказание упало тебе оттуда... ты не мученица добродетели, не жертва страсти и обмана... ты просто слабая, ветреная, непостоянная женщина... ты вздумала по прихоти своей располагать судьбою трех человек, одному назначила покорность, другому вздохи и признания, третьему, самому послушному, ты назначила мучения ревности, пытки презрения, муки любви отверженной, обманутой — и этот последний теперь мстит за себя...
В е р а. (упадая на колени). Не подходи, не подходи...
А л е к с а н д р. (подымая ев за руку). Встаньте, не унижайтесь, княгиня, до такой степени... после вашей надменности, это уж слишком смешно... На коленях, и перед кем? Одумайтесь — что это! страх! чего же вы боитесь? времена кинжалов прошли — разве я вам угрожаю?
В е р а. (почти без чувств). Я не переживу этого.
А л е к с а н д р. Через два года, Вера, назначаю тебе свидание где-нибудь на бале, на лице твоем будет играть улыбка, в волосах будут блистать жемчуг и бриллианты, а в сердце твоем будет пусто и светло...
Слышен стук отломанного замка.
В е р а. Это Юрий — он идет сюда.
А л е к с а н д р. Наконец!
Вера хочет убежать.
Постой!.. мне пришла мысль, — зачем оставлять дело незаконченным — я хочу, чтоб он нашел тебя в моих объятиях, чтоб он насладился приятной картиной — это было бы божественно, как ты думаешь!.. (Обнимает ее.)
В е р а. Мне все равно — делай что хочешь — у меня нет сил противиться.
А л е к с а н д р. Слышишь — вот его шаги... последний замок сейчас разлетится. Бешенство удвоивает его силы.
Молчание.
Нет, я вижу — это уж слишком много для тебя — обморок? — пустое. Я хочу, чтоб ты с ним говорила, — останься здесь, скажи ему, что ты его не любишь, — не любишь нисколько... я отойду в сторону... слышишь ли, отвергни его ласки так же холодно, как мои, — иначе я стану между вами, и тогда горе вам обоим.
Отходит и прячется — дверь с треском отворилась, и входит Юрий.
Ю р и й. А! меня заперли — это недаром, это с умыслом сделано. Но кто же? брат? — зачем ему... О, если я опоздал... Вера!.. ничего не слышно... Чу! шорох платья... она здесь — здесь, Вера! (Подходит и видит.) О, как я счастлив! (Берет ее за руку.) Вера, княгиня — простите меня.
В е р а. (слабо). Вас... я прощаю...
Ю р и й. Это был миг сумасшествия... но я хотел вас видеть перед тем, чтоб расстаться снова — и, может быть, навсегда... я хотел... о, я сам не знаю чего... да, только вас видеть, только... я надеялся, я полагал — что вы не можете любить вашего мужа, потому что он не стоит вас... я хотел найти вам в уме своем извинение... я даже... мечтал, что вы меня еще любите.
В е р а. Вы совершенно ошиблись.
Ю р и й. Однако вы здесь, — вы не хотели огорчить меня — вы здесь — ваша рука горит в руке моей — женщина не любя не сделает этой жертвы...
В е р а. Вы правы, я пожертвовала собой из любви, но не к вам.
Ю р и й. Вы хотели спасти мужа.
В е р а. Да...
Ю р и й. (обидясь). Если так, то прошу от меня его поздравить.
В е р а. (после молчания). Забудьте меня.
Ю р и й. Я не ожидал такого приветствия.
В е р а. Чего же вы ожидали?
Ю р и й. В вас нет и тени той женщины, которая некогда любила меня так нежно, которой обязан я лучшими минутами в жизни... отчего ж бы, кажется, им не воскреснуть — зачем дарить сокровище тому, кто ему не знает цены, — а я, я, так долго живший одной надеждой обладать им, я брошен в сторону, со мной поступают как с игрушкой, то кидают огненный взор, то ледяное слово...
В е р а. Лучше бы вы старались не понять ни того, ни другого.
Ю р и й. Боже, как вы переменились — бывало, вам стоило подумать, и я уж знал эту мысль, пожелать, и я невольно желал того же; бывало, нам почти не нужно было слов для разговора... Теперь, признаюсь, теперь я вас не понимаю.
В е р а. О! слава Богу.
Ю р и й. Слава Богу... Ужель вы хитростью хотели избавиться от моей любви, обманом испугать меня — этому не бывать... вы теперь в моей власти... я не упущу этого случая... теперь или никогда — вы моя, вы будете моею... Судьба этого хочет...
В е р а. Юрий, Юрий! одна минута восторга и веки раскаяния.
Ю р и й. Я не буду раскаиваться.
В е р а. А я?
Ю р и й. Вы меня любите.
В е р а. Я слабая женщина... я имею обязанности... я знаю, что такое раскаянье.
Ю р и й. Ты об этом забудешь в моих объятиях.
В е р а. Пощадите...
Ю р и й. Не доводи меня до крайности... я за себя не ручаюсь.
В е р а. Шорох... нас подслушивают... здесь кто-то есть...
Ю р и й. Шорох... кто же смеет... (Осматривается.)
В е р а. (убегает). Прощай, Юрий... прощай.
Ю р и й. (бежит за нею). Нет, я вас не пущу... невозможно... я не хочу так расстаться.
В двери хватает ее за руку и упадает на колени; Александр является.
В е р а. (указывая пальцем на Александра). Уйдите, уйдите! это он... опять он!.. (Убегает.)
Ю р и й. (оборачивается). А! — что такое!..
А л е к с а н д р. Свидетель твоих глупостей!..
Ю р и й. Этого свидетеля можно достойно наградить за труды.
А л е к с а н д р. Его награждение... здесь. (Указывает на сердце.)
Ю р и й. Брат... с этой минуты — я разрываю узы родства и дружбы — ты сделал зло — невозвратимое зло — и я отомщу!..
А л е к с а н д р. (холодно). Каким образом?
Ю р и й. Ты мне заплотишь.
А л е к с а н д р. (улыбаясь). С удовольствием — только чем!
Ю р и й. (в бешенстве). Ценою крови...
А л е к с а н д р. В наших жилах течет одна кровь.
Ю р и й. Подслушивать — так коварно отравлять чужое счастие... знаешь ли, что это дело подлецов...
А л е к с а н д р. А обольщать жену другого...
Ю р и й. Она меня любит.
А л е к с а н д р. Неправда... разве это видно из ее поступков...
Ю р и й. Я знаю, что она меня любит... любила меня одного.
А л е к с а н д р. А я знаю кое-что другое.
Ю р и й. Что ты знаешь? Говори, сейчас говори!..
А л е к с а н д р. Я знаю, что в твоем отсутствии она имела любовника.
Ю р и й. Клевета, низкая клевета!
А л е к с а н д р. Я тебе покажу письма...
Ю р и й. Кто же он?.. назови его мне...
А л е к с а н д р. (подумав). Изволь, я тебе его назову.
Ю р и й. Сейчас — сию минуту.
А л е к с а н д р. Завтра... когда она уедет. (Уходит.)
Ю р и й. (задумчиво). Что, если он говорит правду!..
КОНЕЦ 4 АКТА
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Комната князя. Он сидит. Перед ним управитель с бумагами.
У п р а в и т е л ь. Ваше сиятельство, честь имею рабски донести, что все в подмосковной готово для принятия вашего сиятельства — и дом отоплен — и обоз должен сегодня туда приехать.
К н я з ь. Хорошо... ты останешься здесь и сдашь квартиру... нынче, часа через два мы едем — вели укладывать карету...
У п р а в и т е л ь. Слушаю-с — да что ваше сиятельство изволили так на Москву прогневаться...
К н я з ь. Не твое дело рассуждать — дурачина.
У п р а в и т е л ь. Слушаю-с, ваше сиятельство.
Вера входит.
Княгиня изводила пожаловать.
К н я з ь. Пошел вон.
Управитель уходит. (Жене.) Я очень рад, сударыня, что вы пришли — сделали мне эту честь, очень рад, в восторге... я должен с вами поговорить — сделайте милость, садитесь.
В е р а. Что вам угодно?
К н я з ь. Если б вы всегда мне делали этот вопрос, то было б лучше.
В е р а. Вы этого не требовали...
К н я з ь. Тогда было другое, тогда я был ваш покорный слуга, ваш прислужник, ваша постельная собачка, — только вы не умели ценить этого, сударыня... чего я не делал?.. надобны бриллианты — и бриллианты являются; бал? — и бал готов; коляски, кареты, шали, шляпы — я для вас разорялся, сударыня.
В е р а. Я всегда была благодарна.
К н я з ь. И из благодарности сами хотели мне подарить головной убор, в новом вкусе.
Вера хочет встать.
Сидите — останьтесь... я ваш муж и теперь попробую приказать — одним словом, мы нынче едем в подмосковную — а как только будет можно, то оттуда в симбирскую деревню...
В е р а. Я пришла вас просить не откладывать отъезда.
К н я з ь. Сами просите!.. вот новость!.. знаете ли, что это очень хитро — тут что-нибудь кроется... и я, право, из любопытства в состоянии остаться.
В е р а. Нет, вы этого не сделаете — это невозможно... Мы должны ехать — сегодня же, сейчас... я вас умоляю.
К н я з ь. (про себя). Хоть убей — не понимаю! (Ей.) Я хочу знать, сударыня, отчего вы желаете ехать так скоро...
В е р а. Я не могу вам этого объяснить...
К н я з ь. Не можете — и не надо, я сам догадываюсь... вы желаете доказать мне, что вы добродетельная супруга, которая избегает своего любовника, а мне, сударыня, известно, что вы любите сами Юрия Дмитрича — мне известно...
В е р а. Нет, нет — я его не люблю... но боюсь...
К н я з ь. Полюбить его?
В е р а. Женское сердце так слабо...
К н я з ь. И так обманчиво. Вы моя жена, сударыня, и не должны любить никого, кроме меня...
В е р а. Я всегда старалась не подать вам повода думать...
К н я з ь. Теперь я буду стараться... запру вас в степной деревне, и там извольте себе вздыхать, глядя на пруд, сад, поле и прочие сельские красоты, а подобных франтиков за версту от дому буду встречать плетьми и собаками... ваша любовь мне не нужна, сударыня, — я, слава Богу, не так глуп, но ваша честь — моя честь! О, я отныне буду ее стеречь неусыпно.
В е р а. Я решилась искупить вину свою — беспредельной покорностью.
К н я з ь. Образумиться надо было немного раньше.
В е р а. Конечно, это было не в моей власти.
К н я з ь. Что же! — судьба, во всем виновата судьба! Вот модные романы — вот свободные женщины — филозофия — черт ее возьми, сударыня. Вы слишком учены для меня, от этого все зло!.. Отныне не дам вам ни одной книги в руки — извольте заниматься хозяйством.
В е р а. Я сказала, что буду покорна во всем, только прошу одного ради Бога — никогда не напоминайте мне о прошедшем... я буду вашею рабою, каждая минута моей жизни будет принадлежать вам... только не упрекайте меня...
К н я з ь. Вот мило, вот хорошо!.. нет, сударыня, отныне делаю все вам напротив, вы хотите обедать — я велю подавать завтрак, хотите ехать — я сижу дома, хотите сидеть дома — везу вас на бал... я вам отплачу, вы узнаете, что значит кокетничать, может быть, верно, больше... с петербургскими франтиками, имея такого мужа, как я! (Уходит.)
В е р а. И вот мне раскрылась целая жизнь страданий — но я решилась терпеть и буду терпеть до конца!
Входит слуга.
С л у г а. Князь приказал вам доложить, ваше сиятельство, что извольте, дескать, одеваться — возок закладывают.
В е р а. Скажи, что я иду. (Уходит.)
СЦЕНА ВТОРАЯ
Комнаты у Дмитрия Петровича. Дмитрия Петровича несут на креслах. Александр входит.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Так, так, — остановитесь здесь — я хочу, чтоб светлый луч солнца озарил мои последние минуты — в той комнате темно, страшно, как во гробе, — здесь тепло — здесь, может быть, снова жизнь проснется во мне... Дети... Юрий — где вы... ушли — никого.
А л е к с а н д р. Я возле вас, батюшка!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Друг мой, я умираю — я заметил, как доктор нынче покачал головой и уехал, не сказав ни слова. Ты говорил с доктором?
А л е к с а н д р. Нет, батюшка.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ты боялся спросить... ты был всегда добрый сын — не правда ли, ты любил меня... Где Юрий?..
А л е к с а н д р. Его здесь нет.
Уходят за Юрием по знаку Александра.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Ради неба — позовите его — моего милого Юрия... я умираю... хочу его благословить... он, верно, не знает, что я так дурен, верно, ты не сказал ему.
А л е к с а н д р. Я боялся его огорчить.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Так, стало быть, я в самом деле так близок к смерти.
А л е к с а н д р. (отвернясь). Не знаю, батюшка...
Д м и т р и й П е т р о в и ч. О! ты камень — когда ты будешь умирать, то узнаешь, как тяжело не встречать утешения.
А л е к с а н д р. О, конечно, я тогда это узнаю!
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Тебе не жаль меня — ты даже не просишь моего благословения.
Юрий входит в волнении.
А л е к с а н д р. Батюшка — вот пришел брат...
Ю р и й. (подходит. Про себя.). Боже мой! как он переменился со вчерашнего дня...
А л е к с а н д р. (Юрию). Он умирает... и ты убил его...
Ю р и й. (закрыв лицо). О! говорить это... и в такую минуту!..
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Юрий!
Ю р и й. Я у ваших ног. (Стоя на коленях подле него.)
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Я тебе прощаю — и благословляю отцовским благословением.
А л е к с а н д р. (отходя к окну). А мне простить нечего, надо мной нельзя показать великодушия... и потому нет благословения! (Стоит у окна.)
Ю р и й. (встает). Батюшка, я перед вами злодей — я недостоин.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Полно, полно — пылкость, ребячество — я это понимаю, но мне было больно...
Ф е д о с е й. (за столом — Юрию). Уговорите его, барин, лечь в постель, ему так сидеть трудно — посмотрите, лишается чувств, ослабевает.
Ю р и й. Погоди — надо дать успокоиться.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. (слабо). Я ничего не вижу — здесь ли ты, Юрий, — свет бежит от глаз моих... пошлите за священником.
Ю р и й. Он без чувств, руки холодны.
Ф е д о с е й. (Юрию). Вот уж дней с пять, сударь, как с ними это часто бывает.
Ю р и й. Боже, сколько мучений!.. здесь умирающий отец... там...
А л е к с а н д р. (хватает брата за руку и тащит к окошку). Посмотри... посмотри — вот она выходит на крыльцо. Даже сюда не смотрит — бледна!.. но что за диво — ночь, проведенная без сна! — садится — улыбается мужу, а тот и не замечает... посмотри... еще раз выглянула в окно и опустилась в карету!.. Вера! Вера! — чего ищут глаза твои.
Слышен стук кареты.
Ю р и й. Все кончено.
А л е к с а н д р. Вздыхай — терзайся — воображай ее слезы и мысли, что вы никогда не увидитесь, воображай, какая ужасная борьба происходила в душе ее, когда она решилась противиться твоей страсти!.. О великий, святой пример добродетели... чистая душа... Ха! ха! ха!.. это был страх, страх — она знала, что я тут, за дверью.
Ю р и й. Замолчи, замолчи — видишь, здесь умирающий отец.
А л е к с а н д р. Что мне теперь отец, целый мир — я потерял все, последнее средство погибло, последнее чувство умерло — на что мне жизнь... хочешь взять ее? Возьми и хорошо сделаешь — вознаградишь себя за то, чего ты лишился. О, я тебе наскажу таких вещей, от которых и у тебя засохнет сердце, и у тебя в душе родится сомнение и ненависть... Глупец, глупец! ты думал, что когда раз понравился семнадцатилетней девушке, то она твоя навеки, что она не может любить другого, видевши раз такое совершенство, как ты... а я тебе скажу теперь, подтвержу клятвою, что знаю человека, для которого она забыла мужа, долг, закон, честь, даже самолюбие, человека, для которого она была готова отдать жизнь, служить ему рабой, человека, который тысячу раз должен бы был задушить ее в своих объятиях — если б отгадал будущее...
Ю р и й. Наконец, ты должен мне сказать, кто он? Я вырву у тебя из горла это проклятое имя.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. (слабо). Федосей — что они делают — позови их, я хочу проститься.
Ф е д о с е й. Отвернитесь, батюшка, не смотрите.
Ю р и й. А, ты молчишь! — так я тебя принужу! (Хватает на столе саблю.)
Д м и т р и й П е т р о в и ч. Дети, дети... убийство — остановите их — брат на брата! Господи, возьми меня скорей... (Упадает.)
Ф е д о с е й. Помогите — холоден... (Упадает на колена и целует руку старика.)
А л е к с а н д р. (вырывает саблю и бросает на пол). Дитя, и ты думаешь, что силой, страхом из меня можно что-нибудь выпытать, ты грозишь смертью, кому? брату... что, если б я позволил тебе убить себя... но я не так жесток — я сам скажу все... твой соперник, счастливый соперник — к!..
Ю р и й. Ты?
А л е к с а н д р. Теперь продолжай верить женщинам, верь любви, верь добродетели — твой ангел лежал здесь, на этой груди, следы твоих поцелуев выжжены моими, я выжал из сердца Веры все, что в нем было похожего на добродетель, и на твою долю не осталось ничего.
Юрий, закрыв лицо руками.
Д м и т р и й П е т р о в и ч. (умирая). Дети... Юрий... Юрий...
Ю р и й. Мое имя... отец... он умирает. (Бросается к нему.)
Ф е д о с е й. Скончался!..
Ю р и й. Не может быть... (Хватает руку.) О!
Юрий упадает без чувств на пол. Александр стоит над ним и качает головою.
А л е к с а н д р. Слабая душа... и этого не мог перенести...
КОНЕЦ
Впервые опубликовано: Юношеские драмы М.Ю. Лермонтова. Издании П.А. Ефремова. 1880. С. 273-313.
Михаил Юрьевич Лермонтов (1814 — 1841) русский поэт, прозаик, драматург, художник.
На главную |
Произведения М.Ю. Лермонтова |
