М.Н. Лонгинов
Алексей Степанович Хомяков, как председатель Общества любителей российской словесности
Речь, читанная секретарем Общества в заседании 6-го ноября 1860 года

Сегодняшнее наше заседание, мм. гг., имеет особое значение не только для нас, но и для всего просвещенного русского общества. Мы собрались во имя одного общего чувства любви и уважения к памяти того, кто был представителем Общества любителей российской словесности, — кто оживлял нашу деятельность приложением к ней щедрых даров, данных ему Провидением. Мы гордились нашим председателем и горячо любили его, как человека, зная близко не только его ум, дарования и познания, но и его возвышенную душу, его прекрасное сердце. Желая почтить память дорогого, незаменимого А.С. Хомякова, мы не усомнились пригласить к участию в нашем печальном торжестве все просвещенное Московское общество. Представители его, в лице почтенных посетителей, присутствующих в нашем собрании, свидетельствуют о том, что нашей печали сочувствует это общество, которого покойный был лучшим украшением. Они собрались на горестные поминки с тем же усердием, с каким они посещали наши собрания, когда они оживлялись красноречивым словом, облекавшим светлые мысли нашего покойного председателя. И так, мы можем смело сказать, что наш траур есть траур всего русского общества, которое уже ценит ныне по достоинству и таланты поэта и ученые труды столько же, сколько высокие нравственные качества человека и общественные заслуги гражданина, каким в самом высоком значении слова был Хомяков.

Сочувствие это высказывается уже не власти, не чинам, не знакам суетных отличий, не дворским почестям. Тот, которого собрались мы помянуть, был далек от того, что обольщает большинство людей. Он был просто Хомяков, и этого достаточно, чтобы сошлись сюда те, кто любит свободную мысль и родное слово, кто чтит память достойного гражданина своего отечества. В этом сочувствии не слышится ли голос возникающего у нас общественного мнения, не видится ли один из проблесков зари, возвещающей новое время на Руси? Вот почему сегодняшнее наше заседание имеет, по моему мнению, особое значение, помимо значения его в Обществе любителей российской словесности.

Почтенный наш председатель, М.П. Погодин, бывший в течение долгих лет связан с А.С. Хомяковым узами тесной, неизменной дружбы, свидетель, посвященный во все подробности его литературных занятий, ученых трудов, взглядов его на общественные вопросы, занимавшие его, представил сейчас обзор этой изумительно разнообразной, энергической, чистой как золото деятельности, насколько это возможно в кратком очерке, назначенном для сегодняшнего чтения. Посетители нашего собрания имели возможность свести в один фокус все то, что многие узнавали об А.С. Хомякове порознь, отрывочно, в течение его жизни, посвященной стольким трудам. На мою долю выпадает говорить о предмете специальном, но тем не менее знаменательном и важном для нас. Как на секретаре Общества любителей российской словесности, которому лучше всех должна быть известна его история, как на ближайшем сотруднике А.С. Хомякова в его деятельности по Обществу, на мне лежит обязанность говорить о покойном, как о нашем председателе, напомнить о его заслугах Обществу. Позвольте же мне, мм. гг., представить вашему вниманию некоторые черты, обрисовывающие эту деятельность и эти заслуги.

Наше Общество, после бездействия, продолжавшегося почти четверть века, было возобновлено в начале 1858 года, и председателем его избран был в то же время А.С. Хомяков. В конце того же года оно опять учредило свои постоянные заседания. В течение первых четырех месяцев они преимущественно бьши посвящены устройству порядка по тем, так сказать, внешним предметам, которых определение, однако, всегда необходимо для всякого учреждения этого рода, для правильного и безостановочного действия всех пружин его организации. В нашем Обществе такая задача была довольно затруднительна. Приходилось связывать настоящее с давно прошедшим, отыскивать затерянные следы минувшего и забытого, заявлять свои старинные права, воскрешать предания, восстанавливать разрозненные остатки когда-то существовавшего целого. В то же время нужно было применяться к новым требованиям и правам, так резко отличающимся от привычек и воззрений давно минувшего. Председателю нашему нужно было иметь, кроме любви к делу, и то чувство меры, то тонкое понимание истинных потребностей общества, которое определяет настоящие границы, на которые минувшее должно иметь неотъемлемые права, и вместе с тем проводить черту, за которую старина не должна простираться, уступая место уже требованиям современным. Не найти этой границы значит или произвести коснение, или отдать дело на жертву случая. Тут, на этом первом деле Общество могло убедиться в том, как счастлив был выбор в председатели А.С. Хомякова, выказавшего в нем именно качества необходимые для достижения цели, о которой я сейчас говорил.

Исправляя, с самого возобновления Общества, должность секретаря и пользуясь дорогой его дружбой ко мне, я был ближайшим свидетелем беспрестанных забот его в этом отношении, а все гг. члены знают, по нашим заседаниям, в чем именно состояли они и к каким счастливым результатам они нас привели. Устав наш, писанный за полвека, не был изменен по современной моде и страсти — все укладывать в узкие рамки формалистики. Его не терзали на прокрустовом ложе этой мертвящей формалистики, не хотящей знать сущности дела, растягивающей или отсекающей живые органы по мерке, данной самоуверенным убеждением в непогрешимости каких-нибудь отвлеченных представлений. Между тем рождалось, однако, множество разнородных и спорных вопросов, требовавших немедленного разрешения. Все они ставились А.С. Хомяковым таким образом, что решения большинства членов не могли не подходить, хотя по крайней мере приблизительно, к той разумной черте, о которой я сейчас говорил. Таким образом, опять сложилось и окрепло наше возобновленное Общество, на основах, немало способствующих тому дружелюбию, тому взаимному доброжелательству, которые существуют в взаимных отношениях его членов. Примиряющий дух его председателя дал первоначальное направление характера его действиям.

Заседания наши оживлялись уже и в этом периоде некоторыми чтениями и речами председателя, которые возбуждали в публике живое любопытство. Общий голос нетерпеливо требовал открытия публичных заседаний. Дела Общества были приведены в порядок, и предстояло приступить к их учреждению.

Однако всеми признанные блестящие дарования и многосторонние познания А.С. Хомякова не мешали в нем тому отсутствию самоуверенности, той скромности, которая бывает неразлучным спутником истинного достоинства. Он смотрел на обязанности председателя как на временную заботу, ему порученную, до совершенного приведения в ясность и порядок дел Общества, и хотел после того уступить свое место другому. Он намеревался отказаться от должности своей так, чтобы на первом публичном заседании Общество собралось уже под председательством другого президента. Долго не соглашался он изменить это намерение, несмотря на усиленные просьбы членов, желавших, чтобы он продолжал занимать должность, на которую он имел столько прав. Наконец, очевидность такого общего желания не могла уже быть подвержена сомнению, и он дал М.А. Максимовичу и мне слово остаться председателем.

С марта 1859 года начались и публичные заседания Общества, чем открывается новый период его существования, в котором оно сблизилось с публикой. В этих обстоятельствах А. С. Хомяков еще более умел привязать к себе своих сочленов. Его заботливость, его беспристрастие, его такт более всего содействовали установлению наших публичных чтений на тех основаниях, какие существуют теперь и которые приобрели Обществу сочувствие Москвы. Постоянное личное его участие в них возбуждало общий интерес, никогда не обманутый, давало нашим публичным собраниям верный камертон, сглаживало те впечатления, которые могли быть растолкованы злонамеренностью в чей-либо ущерб. Сохранимте, мм. гг., по возможности, эти предания, и нам не останется желать ничего лучшего для достоинства и доброй славы нашего Общества.

Так действовал наш достойный председатель, следуя неуклонно мысли, выраженной им в речи при возобновлении публичных заседаний Общества: "Мы не будем употреблять, — говорил он, — литературного слова для целей личных и своекорыстных, не будем смотреть на него, как на орудие для страстей злых, низких или нечистых, и не будем унижать его лестью самой литературе... или лестью всему обществу, в котором так мало еще согласия с сущностью русской жизни" (Русская Беседа, 1860, кн. I, отд. 1, стр. 19).

Не вдаваясь во все подробности деятельности А.С. Хомякова в нашем Обществе, хорошо знакомые каждому из вас, мм. гг., я не могу не остановиться, однако, на одном знаменательном обстоятельстве, в котором так явственно обрисовался его характер. Я говорю о деле касательно права Общества на собственную цензуру издаваемых им книг. Оборот, данный этому делу, при самом его начале, не оставлял почти никакого сомнения в исходе, который ожидал его. Это не помешало нашему председателю вести дело с тою энергиею, которая одна могла еще дать надежду на перевес стороне, имеющей так мало залогов успеха. Он сознавал, что в случае если бы вся эта энергия не была употреблена в дело, могло бы впоследствии возникнуть нечто вроде упрека за то, что не все зависящие меры были приняты для достижения желанной цели. Вы помните, мм. гг., действия А.С. Хомякова в этих затруднительных и щекотливых обстоятельствах. Кто не отдаст ему полной справедливости, кто не скажет, что Общество, в котором всегда председатель имеет такое сильное нравственное значение, приобрело и в этом случае сочувствие и одобрение общественного мнения?

Однако А.С. Хомяков не захотел остаться председателем при новых условиях существования Общества. Тонкое, деликатное чувство и высокая гражданская честность нашего председателя делали для него в этом случае нестерпимым всякое недоразумение, как бы ни было трудно ожидать его с чьей бы то ни было стороны. Он отказался от своей должности и тут получил лучшую награду, какой может желать человек, подобный ему. Просьба членов к нему остаться председателем была не пустою формальностью или учтивостью: это был порыв искренний и единодушный, которому нельзя было не внять. А. С. Хомяков согласился на эту просьбу, ко всеобщей радости членов и посетителей наших собраний, которые принимали живое участие в исходе этого дела. Так сделался популярен и любим Хомяков! Он сказал нам тогда: "Ваш единодушный и дружный голос утвердил за мною звание председателя. Он снял с меня всякий кажущийся упрек, он выразил ваше доверие и — смею сказать более — выразил ваше сочувствие" (Русская Беседа, 1860, кн. I, отд. 1, стр. 38).

Да! Он мог говорить о сочувствии своих сочленов — тот, который совмещал в себе всевозможные разнородные данные, чтобы быть представителем общества учено-литературного, особенно при условиях, налагаемых у нас на учреждения такого рода не одною сущностью дела, но самою шаткостью всей общественной среды и могуществом произвола посторонних враждебных влияний. В А.С. Хомякове соединялось все для поддержания как ученого, так и нравственного достоинства Общества: личный характер, известный своею безукоризненною чистотою; врожденная самостоятельность в мыслях и образе действий; обширные связи; известность имени в России и за границей; предание, связывавшее его с литературным периодом времен Пушкина; глубокое знание русского языка и литературы; короткое знакомство с словесностию других славянских племен и всеми европейскими литературами; обширные, разнородные познания, делавшие его живою энциклопедиею; превосходный поэтический талант; мастерское перо; увлекательный дар слова; добродушие и мягкость в отношениях с людьми; терпимость к чужим мнениям; искусство находить настоящую точку зрения и вести от нее решение вопросов в делах общественных; уменье сближать людей и сделаться живым центром мыслящего круга; ум, одинаково способный к глубоким соображениям или меткой иронии; необыкновенно развитое эстетическое чувство при оценке произведений искусств всякого рода — таковы были качества этого поистине необыкновенного человека, которого мы теперь лишились.

Весною, перед закрытием наших заседаний на лето, А.С. Хомяков радовался начатию в нашем Обществе нового рода деятельности: издание словаря В.И. Даля, писем Карамзина и Грибоедова и сборника песен покойного друга его П.В. Киреевского должны ознаменовать новый период деятельности Общества. Но Провидению не угодно было, чтоб он видел его осуществление.

Я был последним из нашей среды, которому удалось видеться с покойным и проститься с ним. В августе А.С. Хомяков приезжал в Москву на короткое время; мы виделись ежедневно, и последний день его пребывания здесь провели вместе на даче у нашего почетного члена, графа Д.Н. Блудова. Алексей Степанович был совершенно здоров, и его ни на минуту не оставляло то остроумное и вместе с тем добродушное веселье духа, которое составляло такую привлекательную особенность его характера. Мог ли я думать, что прощаюсь с ним навсегда?

Смерть скоропостижная похитила у семьи, у друзей, у всего русского общества этого достойного, этого редкого человека. Печальная весть эта поразила всех, начиная с крестьян его, лишившихся примерного помещика, до тех, которые даже не знали его лично, но уважали его дарования литературные, его пламенное, честное стремление к просвещению и благу России, беспрерывно высказывавшееся им в течение стольких лет.

Людям, как Хомяков, умирать легко. Он жил постоянно духом и в духе. Он смотрел на мир как на внешнее проявление сил духовных, как на поприще для деятельности души и разума человека; ему были дороги одни интересы религиозные, нравственные и умственные. Искренно верующий христианин, он постоянно стремился осуществить на земле высокое назначение человека в тех границах, какие определены ему Провидением; он был преисполнен теплого чаяния жизни иной, для которой земное существование служит только приготовлением. При таких убеждениях, он достиг той нравственной высоты, которая привлекала к нему всякого, кто с ним сходился. Жизнь Хомякова была праведна. Он был набожен по убеждению, про себя, без всяких притязаний; он делал много добра, тайно, по одному влечению великодушного сердца; он был примерный семьянин по чувствам и по сознанию высокого призвания, налагающего на главу семейства обширные обязанности. Вся его деятельность, как гражданина и писателя, чиста и безукоризненна, потому что он делал и говорил только то, что внушалось ему убеждением благородной души, убеждением, которому он не изменял ни для чего, ни для кого. С покорностию воле Провидения, с спокойствием духа, с твердою верою в будущую жизнь переступил он в нее, и переход этот был для него лишь ступенью к новому просветлению бессмертного духа.

О, если отшедший от земли дух его принимает еще участие в том, что волновало и привязывало его в этой жизни, не сладкую ли награду за свой земной подвиг найдет он в сегодняшнем нашем торжестве! Здесь, в среде Общества, к которому так был привязан покойный, здесь, в кругу друзей его, в Москве, которую он так горячо любил, справляется сердечная по нем тризна, и общий голос посылает ему свой дружный, искренний привет, свое последнее прощание: "Мир твоему праху и вечная тебе память, наш благородный, наш добрый, наш незаменимый Хомяков!"

3 ноября 1860

Лонгинов, Михаил Николаевич (1823-1875) — историк литературы и административный деятель.