Д.И. Менделеев
Об условиях развития заводского дела в России

Всякая промышленно-техническая деятельность берет свое начало от люден, с их образом мышления, определяемым запасом знания, от капитала или скопленного запаса труда и от природных запасов или естественных условий страны. Призванный Обществом для содействия русской промышленности и торговле высказать свое мнение об условиях дальнейшего развития нашего химически-заводского дела, я считаю необходимым рассмотреть этот предмет во всех трех указанных отношениях, потому что, по крайнему моему разумению, иначе невозможно ни понять современного положения нашего заводского дела, ни уразуметь пути для его дальнейшего развития. При этом для выполнения своей задачи я считаю необходимым с самого начала отличить и выделить заводскую деятельность от фабричной, хотя между ними много сходства.

Фабричная деятельность основывается преимущественно на механической обработке сырых материалов, доставляемых другими родами промышленности, как-то: сельской, заводской, горной и лесной. При этом физические изменения веществ встречаются только как придаточные, а еще реже совершаются на фабриках настоящие химические превращения. Фабричное дело поэтому преимущественно механическое, а как механические явления отличаются наглядностью и очевидностью такого рода, что занятие ими представляется легко доступным каждому, то фабричное или механическое дело составляет первый шаг в деле общего промышленного развития страны. Этим объясняется, например, то обстоятельство, что так называемые самоучки- и самородки-техники всегда являются исключительно в области механических применений. Америка, в которой высшее техническое образование стоит не на высокой степени, исключительно занялась фабрикацией, обработкой металлов, фабрикованием металлических предметов, филатурой, прядением, часовым мастерством и тому подобными механически-фабричными предприятиями. Этим же объясняется и то обстоятельство, что кустарная, подспорная крестьянская промышленность вся принадлежит к числу механически-фабричных отраслей деятельности: делают гребни, войлок, гвозди, кружева, ткут и прядут, шьют меха и т.п. Вследствие самой удобопонятности основных начал механически-фабричного дела, оно стоит всегда и всюду выше и идет дальше, чем химически-заводская деятельность. Как легко усвояемая, а потому и легко двигающаяся вперед отрасль промышленности — фабричное дело часто слагается так, что лучшие и дешевейшие продукты получаются лишь на больших фабриках, с которыми вовсе иногда не могут выгодно соперничать ни кустарная фабрикация, ни мелкие механические заводы. Если фабричное дело характеризуется механическим превращением веществ, то заводское определяется химическим изменением тех материалов, которые доставляются сельскою, горною и тому подобными основными родами промышленности, добывающей материалы прямо из природы. А как химические превращения, искусственно воспроизводимые человеком, долго исчезая от внимания людей, не представляют той наглядности и простоты отношений, которые столь явно выступают в механических изменениях веществ, то химическая промышленность, или настоящее заводское дело, является делом позднейшим, сравнительно с механической промышленностью, и требует вследствие этого гораздо больше подготовки, чем фабрично-механическая обработка. Конечно, и в деле механическом навык, прием передаются от одного к другому, но самостоятельность и изобретательность здесь возможны даже в простом рабочем. Даже высшие представители механического дела, такие, как Стефенсон, выходят из числа простых рабочих. Подражательность, перенимание приема, слепое следование за приемами других лиц составляют и в заводском деле, как и в фабричном, чрезвычайно частые и совершенно нормальные явления. Но, начинаясь с подражания, всякое механически-фабричное дело может совершенствоваться в своих даже самых основных принципах, если есть только внимательность и желание, но при этом одном, без предварительного знания, прогресс химических заводов немыслим, не существует и существовать, наверно, никогда не будет, а правильное изменение в сторону действительного улучшения и даже сама целесообразность соотношения между средствами и материалами, с одной стороны, и способами заводской переработки, с другой — даются не иначе, как при знакомстве с наукой хотя бы уже потому, что без химического анализа заводское дело идти хорошо и выгодно не может. Все это зависит от того, что химические превращения, так сказать, закрыты, молекулярны, невидимы в своем механизме и требуют для сознательного обладания ими такого знакомства с ними, какое возможно для видимых механических изменений, иначе деятель будет просто слеп для той механики, которая нужна на химическом заводе. Там, где химическое развитие не пустило еще надлежащих корней, хотя и мыслимо создание новых родов химической промышленности, но лишь при условии отсутствия соперничества со стороны знающих людей, которым открыта гениями науки последнего столетия завеса, скрывающая механизм невидимых глазу простого наблюдателя химических превращений вещества. Конечно, на заводах приходится иметь попутное дело с рядом чисто физических превращений веществ, например: нагреванием, плавлением, перегонкой и т. п., а также и со множеством чисто механических изменений, например: размалыванием, прессованием, передвижением и т.п. Но все же основная сущность всякого заводского дела состоит в химических изменениях вещества, невидимых по бесконечной малости отдельностей, но определяемых зато и чрезвычайно энергическими силами, пример которых человек давно знает в огне. А как понятия о механизме таких сил и явлений, сокрытых от органов зрения и осязания, стали накопляться только с того сравнительно недавнего времени, когда родилось живое и опытное знание, взамен господства отвлеченного познавания, основанного лишь на наблюдении и выразившегося в диалектике, то отсюда становится понятным, почему заводское дело началось позднее фабричного и почему развитие заводов находится в тесной связи с развитием современных начал образованности, опирающихся на естествознание. Развитие опытных знаний, распространение физико-химического образования поэтому составляют первое неизбежное условие для расширения нашей заводской деятельности.

Я знаю, что многим хотелось бы видеть Россию покрытою заводами, но естествознания как общего предмета образования вводить нежелательно, потому что путь этот мало еще изведан и кажется весьма опасным новаторством, грозящим многими дурными последствиями. Считаю по этому поводу необходимым сделать несколько замечаний о началах и формах образованности, не отступая тем от своей основной задачи. <...>.

Господствующая рознь понятий и действий, всем очевидная, ведет начало от произвольности и шаткости избранных точек отправления и станет только усиливаться, пока не будет брошен невозможный способ решения задач человеческой жизни исходя от неизвестного и недоступного. Единство же и общность, соединенные с исканием лучшего, возможны лишь тогда, когда пойдут и во всем образовании, как пошли уже в науке, от известного, очевидного и простого к неизвестному, сокрытому и сложному. Путь этот хотя и единственный верный, но труден, сопряжен со случайностями и долог; этого боятся слабые и старые. На том пути лежат и заводы, а на заводах, конечно — для работы, а не для одного обсуждения, нужны люди всякого сорта, и люди там кормятся да приучаются к труду. Надобность же в заводах принадлежит к числу потребностей простых и очевидных, лишь только народ двинется в путь к целям действительной образованности. <...>.

От несоответствия господствующей формы образования с народными потребностями, склонностями и даже историческими преданиями так развита в наших образованных классах подражательность, мало самостоятельности, нет ни умения покориться надобностям времени, ни способности охватить те природные, исторические и вообще вне воли находящиеся божественные условия и законы, которым неповиновение карается естественными последствиями неразумности.

От идолопоклонства занятым идеям зависит отсутствие у нас способности уловить действительные и простые нужды страны и народа и действовать в их интересе. Эта способность, неведомая ни классикам, ни рационалистам, ни фаталистам, покоряя человеческую гордость и охватывая все области людских и природных отношений, лишь в силу своей правдивости и простоты, рождается только тогда, когда ставят на первое место не красоту идеи самой по себе, а согласие ее с действительностью. Этим путем, развившимся из начал опытного знания, достигнуты все успехи вселенского знания природы, выразившиеся в тех промышленных и умственных завоеваниях, которые всем видимы как резкое отличие нового времени от прошлого. А этот способ обладания природой начинается только с покорного признания незыблемых и неизменных законов, управляющих всею природой, как внешней, так и внутренней. Многим у нас и по сию пору не ясна связь истинно христианских понятий с теми, которые лежат в основе всех опытных знаний, а потому одни смешали классический, идейный материализм с принципом естествознания и реализма, а другие, на основании точно такого же смешения, смеют уверять, что лишь в классицизме найдутся исходные начала и материал для правильного развития и надлежащей дисциплины умственных способностей в детском возрасте, забывая, что нужны были тысячелетия, чтобы бороться и победить силою христианской мысли зло, завещанное классицизмом, а что все добро, бывшее в нем, взошло как составная часть в дальнейшее развитие образованности, как геометрия древних взошла в новую математику, создавшую учение о бесконечных величинах. Из-за всей этой неясности задерживается правильное развитие всего нашего образования.

Идеалом современной образованности на ее первой ступени служит развитие личности, на второй — общество, государство, церковь. Но есть третья, в историческом порядке, ступень образованности, подразумевающая уже две первые, — ее видят все, на нее вступили, однако, ныне немногие, а иные занесли уже на нее ногу, но свалились в какую-то пропасть отжившего. Эта третья ступень образованности определяется развитием опытных знаний, как первая — математикой и философией, а вторая — правоведением и историей. Если прочность двух первых зависит от силы мышления и самосознания отдельных лиц и от сознания их участия в общем деле, то сила высшей ступени определяется силою связи духа и тела, покорных единому началу, устраняющему древний предрассудок о противоречии интересов общественных и личных, духовных и телесных.

В этом противоречии так долго уверяли людей, что понятие о нем едва начинает исчезать, и оно продолжает раздваивать силы людей и заставляет их недоумевать на каждом шагу. Если лицу, стоящему на первой ступени, все рисуется лишь со стороны личного наслаждения и блага в этом или ином мире; если на второй ступени видят высшее наслаждение в самоотвержении ради общего дела, то стоящему на третьей ступени — весь мир и вся разумность деятельности представляются со стороны слияния своих действий с высшими <...>— естественными и историческими — законами, управляющими и внешнею природой, и людьми, и обществами, и всей Вселенной. Познай самого себя — слышали люди на первой ступени; стремись к общему благу и люби других, как любишь сам себя, — услыхали на второй, а на третьей сказано: дух и внешность, материя и сила, отдельное лицо и общество — все повинуется одним общим законам, и, их постигая в природе внешней, потому что это доступнее, действуй с ними в гармонии, покорив ей свои мысли и волю.

Встав сразу на вторую ступень, куда приведена историей и где удерживается всякими способами обвинения, почти перескочившая первую ступень, — русская образованность оттого и оторвана от народа, оттого и лишена способности выделить от себя посредствующий класс, естественно необходимый государству, оттого и обзывает его буржуазией, эксплуататорами и кулаками, [...], оттого и шатается мыслью между идейным славянофильством и таким же европеизмом, и оттого она на деле лишь стремится вновь повторить латинскую политику, хотя и народ, и сама эта образованность чужды латинства и его понятий и хотя вся выгода русского положения состоит именно в отсутствии латинских преданий и латинского самообожания.

Эти общие соображения нужно принять во внимание как для уразумения судьбы нашей образованности, отстранившей возможность широкого развития у нас заводского дела, так и для понимания того — какой образованности ждет народный инстинкт.

Вследствие стечения обстоятельств и господствующих понятий, наше образование совершенно лишило образованный класс не только привычки к труду изучения природы, но и возможности, в частности, интересоваться теми природными явлениями, которыми занимается химия, и если эта наука занимает у нас некоторых, то почти исключительно со стороны только лишь логической и абстрактной. Говорю об одной химии лишь потому, что мое изложение близко касается ее предмета. Эпохою для начала самостоятельности развития химических знаний в России служит та самая эпоха освобождения крестьянства, которая двинула столь многое в России [...]. С 60-х годов явились у нас не один и не два, а целые десятки самостоятельных химиков. Профессорами и академиками химии перестали быть приглашаемые из-за границы немцы, и стали являться многие русские самобытные научные химические исследования. Этот быстрый рост научного химического образования дошел до того, что к началу 70-х годов основалось и с тех пор получило значительную научную силу Русское химическое общество, вошедшее затем в состав Русского физико-химического общества. Скоро, но прочно установилось у нас научное химическое дело, т.е. прямое искание химических истин, так сказать, самих по себе, в их абстрактном значении, т.е. в применении их к развитию философской стороны обладания природой. Но при этом быстром приросте химических знаний в России на технику, на заводское дело или, точнее говоря, на применение химических знаний к заводской деятельности не обращено было у нас до самых последних дней почти никакого внимания. Знание химии, само по себе взятое, или то, которое в общежитии называют теоретическим, быстро развивалось и направилось в сторону, так сказать, классическую, т.е. ту самую, про которую сказано, что она «питает юношей и подает старцам отраду», а не в ту сторону, которая действительно питает людей. Чтобы мои слова и мое отношение к предмету не возбудили недоразумений, считаю необходимым совершенно ясно сказать, что я со своей стороны полагаю, что путь движения у нас химических знаний совершенно правилен и вполне надежен, потому, во-первых, что между теорией и практикой нет того различия, которое вульгарно им приписывается, как я сейчас это объясню, а во-вторых, потому, что постижение невидимого химического процесса самого по себе и опытная разработка вопросов, сюда относящихся, дают не только самостоятельность в отношении к тем химическим превращениям, которые нужны в заводском деле, но и ту практическую находчивость в новых областях, без которой невозможно учреждение новых дел в новой стране. А самостоятельность и практическая находчивость в отношении к нашему заводскому делу не менее, а более нужны нам в России, чем во всякой другой стране, просто потому уже, что нам все приходится начинать почти сначала и на свой особый манер. Одно простое перенимание заграничного метода заводской деятельности не может привести нас к развитию заводского дела, как простое подражание сельскохозяйственным приемам Запада, бывшее у нас в моде, не привело к сельскохозяйственному успеху, а только разорило много людей. При том отжившем и классическом отношении к знанию, которое господствует еще в общем сознании и часто даже в литературе, теория противопоставляется практике; отличают резко и ясно теоретика от практика. Есть практики, которые говорят: мне нужна не теория, а действительность, и есть теоретики, говорящие: практика — дело мамоны, а мы служим Богу, в практике надо угождать людям, а не делу. Словом, между теорией и практикой лежит в уме множества людей целая бездна. Она когда-то была естественна и вырыта классической лопатой, когда люди в самообольщении представляли себе весь мир отраженным природным образом в человеческом познании, когда самопознание представлялось равным знанию вообще, когда человек равнял себя с божеством и внешнюю, для него мертвую, природу считал только рамкой для своей деятельности, когда труд считался злой необходимостью. Начиная с Декарта, Галилея и Ньютона, дело в высших, если можно сказать, областях понимания давно изменилось и привело к тому заключению, которое можно формулировать словами: то «теоретическое» представление, которое не равно и не соответствует действительности, опыту и наблюдению, есть или простое умственное упражнение, или даже простой вздор и права на звание знания никакого не имеет. Знанием в строгом смысле должно назвать в настоящее время только то, что представляет согласие «теории» с «практикой» — внутреннего человеческого бытия с внешним проявлением действительности в природе; и только с тех пор, как этот образ мышления в человечестве родился, начинаются действительные новые завоевания, людьми произведенные. Все те знания, которые так резко отличают современного человека от древнего, группируются около этого сознания, примиряющего теорию с практикой и проверяющего теорию путем опыта, путем вне человека находящихся явлений, определяемых общею, так сказать, Божественной силою. С этого только времени начинаются и химические знания; даже и те механические, которые не представляют геометрическую или наглядную простоту умственного построения, ведут начало от Галилея и Ньютона, которые первые показали, как надо прибегать к опыту для проверки представлений. Этого рода знания и возбуждаемый ими общий, реальный род мышления (но не тот чисто материальный, который свойствен исключительно классическому мировоззрению) так неизбежно необходимы для развития заводской деятельности, что настоящая химическая заводская деятельность началась во всем мире только с падением классического самообожания и может развиваться только там, где развитие новых знаний станет на точку зрения, определяемую мировою, заключенной между теорией и практикой. Что это так уже началось, этому внимательный человек найдет подтверждение, можно сказать, на каждой странице современной истории знаний и промышленности. Мне кажется поучительным тот пример, что в самое последнее десятилетие развитие некоторых чисто теоретических областей знания совершилось прямо в заводской практике. Так, А. Пикте на заводе для приготовления льда около Лозанны сгущает кислород. Так, Каильте ряд своих опытов над газами производит на своем железном заводе. Так, Лекок де Буабодран делает свои открытия, так сказать, рядом с производством коньяка, а Грис часть дня проводит в пивоварне, а другую — в химической лаборатории. Для обычного же представления между теоретическим развитием химических знаний как делом абстрактным, и развитием заводской деятельности лежит бездна. Эта бездна когда-то была глубока и разъединяла людей, но мало-помалу она уже исчезает, засыпанная вековыми ошибками. Следы ее, однако, видны всюду, а у нас даже резко. Они определили наше деление гимназий на классические и реальные, а нашу литературу и наши порывы мысли раздвоили до такой меры, что одним кажется спасение в том, что другие считают причиной всех бед. [...]. Все это ведет свое начало от рода и направления нашего образования и влечет за собою много бед и между ними малое развитие заводского дела. Делами иных категорий — политическими, литературными, административными, особенно ими, даже земледельческими, учебными и тому подобными — занимаются с любовью совершенно иного рода. Ее недостает только для заводского дела.

Не место и не время здесь разбирать способы и меры для перемены всего этого, и если я решился говорить о том, то лишь потому, во-первых, что без понимания этих сторон нашей образованности нельзя, по моему мнению, видеть средств, необходимых для возбуждения у нас заводской и других нужных для блага страны родов практической деятельности в размерах, соответственных условиям и размерам России, а во-вторых, потому, что желаю внушить в сознание многих, что [...] образование, господствующее у нас, по самому своему существу возбуждает мечтательность и политическую инициативу и вовсе не стремится возбудить экономическую и трудовую инициативу, определяемую изучением природной действительности, т.е. ту, которая необходимо нужна для развития заводского дела.

По моему мнению, обширное развитие заводской и фабричной деятельности в России есть не только единственное верное средство для дальнейшего развития нашего благосостояния, но есть и единственный путь для соглашения интересов массы народа с интересами образованных классов» потому что на заводе рядом будут трудиться и простолюдин, и барин и на заводе станет народу очевидна реальная польза образования, которое теперь может казаться прихотью и надобностью чиновника и помещика. Через всю прошлую нашу историю проходит очевидное стремление к определению географических границ России. Ныне, когда они соприкоснулись уже во всех сторонах с тесным населением других народов, когда определилась таким образом территория страны, когда этот период закончился освобождением крестьян и заменой лагерного порядка более прочным, гражданским и земским, — стало просто невозможно посвящать все силы страны исключительно одной сельской промышленности. Когда можно было с истощенной земли переходить на другую, свежую, вновь ставшую народной собственностью, когда страдный труд в немногие летние месяцы был достаточен для снискания насущного хлеба миллионам народа, когда провозглашена была Россия житницей Европы и считалась исключительно страною земледельческою, — тогда мог господствовать какой угодно порядок идей и общественных отношений. Это сменилось. Земельное истощение замечается в самых богатейших местах чернозема, и с ним, конечно, связано появление всяких червей, жучков и тому подобных египетских казней, которыми Россия карается в последние годы за свое убеждение в том, что она — страна исключительно земледельческая. Если счесть всю нашу способную к культуре землю и представить ее обрабатываемою русским народом теми способами, которые у него господствуют, — производительность России относительно земледелия увеличится весьма немного, а богатство, конечно, не возрастет, потому что богатство определяется количеством труда, потраченного на производительную деятельность, а на земледельческий труд в России можно отдать только немногие месяцы года. Что же, спрашивается, делать массе народа в остальное время? Как и куда направить свой труд в те полгода времени, которые, по крайней мере, имеются в распоряжении каждого сидящего на русской земле, если взять средний результат? С той рабочей силой, которую доставляет эта масса народа, с той дешевизной труда, которую вследствие избытка времени труд в этой стране имеет и иметь должен, представляются все первые основные естественные условия для развития промышленной и заводской деятельности, а потому дальнейшая судьба России определяется развитием всех родов промышленности, а не одного земледелия. Легко показать, что усовершенствование самого земледелия без учреждения фабрик и заводов почти невозможно и к благосостоянию и развитию народа и страны не поведет, чему наглядное доказательство дает судьба Китая. Для тех же, кто, продолжая удерживать помещичье воззрение, боится фабрик и заводов принципиально, потому что около них рабочий в Англии остается бедняком, считаю необходимым сказать, во-первых, что бедняков не мало и при нашем отсутствии фабрик и заводов, во-вторых, что бедность английского рабочего определяется совершенным отсутствием там крестьянского землевладения и невозможностью для рабочего выбирать между разными родами практической деятельности, что возможно для нашего крестьянина, имеющего землю, а в-третьих, что и ныне масса крестьян занята отхожим, кустарным и другими промыслами и народный инстинкт, с радостью приветствующий открытие в соседстве завода, лучше непрошеных радетелей понял, какое подспорье дают заводы и фабрики крестьянскому хозяйству. Тем же, у нас еще многим, добрым людям, которые говорят, вспоминая о заводах, что «не о хлебе едином жив будет человек», следует вникнуть в приводимый ими текст, потому что он предполагает уже явную первоначальную и естественную заботу о хлебе насущном, а его многим у нас и недостает, заводы же и нужны потому, что дадут этот хлеб массе людей. Получив хлеб и привычку к постоянному, ровному и вольному труду, человек всюду оказывается затем способным подумать и поработать над всем другим.

Но и помимо этих элементарно простых вопросов, является еще много других, которые приходилось слышать, когда речь заходит о надобности в России учреждения многих новых заводов: кому же мы станем сбывать свои фабрикаты? откуда брать сырье? откуда взять громадный капитал, нужный для учреждения многих заводов? какие силы найдутся для учреждения всего этого дела? В этом коротком докладе мне нет возможности рассмотреть столь обширные предметы со всей той подробностью, с которой они рисуются в моем уме, и если те намеки, которые я успею теперь сделать, заронят в других лицах, более свободных, зародыш убеждения в возможности подобного развития, то я буду считать цель своего доклада вполне и совершенно достигнутою. Притом, взявши частный предмет заводской деятельности, я преимущественно остановлюсь на условиях, при помощи которых считаю возможным обширное развитие заводской деятельности в России.

Находясь между настоящим Западом и настоящим Востоком, Россия в том и другом найдет большие рынки покупателей своим заводским продуктам, и вся политика России рано или поздно неизбежно придет к тому направлению, которое определяется этим обстоятельством. На западном рынке мы можем соперничать с тамошними заводами в силу того, что у нас много земли и людей, могущих производить массу растительного и животного материала, и у нас много ископаемого сырья, лежащего совершенно втуне или мало разрабатываемого, дешевого и доступного в такой мере, в какой на Западе этого нет. Стоит для примера в этом отношении упомянуть о нашей нефти и о наших металлах, для того чтобы указать, что природа и история доставили нам материал, нужный для большей заводской деятельности. Массы таких естественных богатств исследованы в особенности в период последних 20 лет, когда русские естествоиспытатели изучили множество частей России, которые до тех пор, можно сказать, оставались неизвестными для промышленности. Кроме дешевого и доступного сырья, условиями для заводской деятельности и сбыта на Запад являются у нас дешевые руки, массы свободного народа, который может кормиться своим, а не привозным хлебом, что составляет одно из условий возможности развития обширной фабрично-заводской деятельности. Если на Западе мы можем конкурировать исключительно условиями, природой данными нашей стране, нашею продолжительной зимой, доставляющей дешевый труд, нашею обширной территорией, доставляющей разнообразное богатство и возможность обширной выработки грубых продуктов сельского хозяйства; если на Западе мы должны сбывать только в силу этого наше сырье, а не наши фабрикаты, то на Востоке, который превосходит нас еще и числом жителей и дешевизной труда, массой земли, поставленной в условия отличной плодородности, мы можем конкурировать в заводской и фабричной деятельности приложением к ним тех знаний, которые еще не распространены на Востоке. Уже и теперь наши фабрикаты нашли сбыт и в Центральную Азию, и в Китай, а при развитии заводского и фабричного дела рынок этот по своей обширности и доступности для нас представляется чрезвычайно важным.

Зачаток новой жизни уже виден на Востоке, уже потребности и там растут, уже и в Китай проникает европейский товар со всех концов. Не подлежит сомнению, что при правильном отношении к делу эти потребности могут расти и Восток доставит массу покупателей нашим заводам, предоставляя им, как уже началось и теперь, сырье для дальнейшей разработки. Мы можем и должны занять по отношению к Востоку ту самую роль, которую столь долго Западная Европа играла по отношению к нам самим, везя от нас сырье и возвращая нам переделанный товар. К нам везли и к нам продолжают везти не только продукты фабричной, но и результаты чисто заводской деятельности в виде соды, керосина, металлов, красок, разных солей, медикаментов, кож и т.п. Условия для развития заводской деятельности во всех этих отношениях у нас имеются, на Востоке эти товары спрашиваются и потребность растет, туда и надо доставлять продукты наших заводов. Все условия для сбыта сырья на Запад уже сложились у нас, и идея Петра I и Александра II состояла именно в том, чтобы облегчить этот сбыт проведением каналов и железных дорог или даже завоеванием портов. Хотя эти стороны дела требуют еще дальнейших забот, но важнее помнить о проложении удобных путей на Восток, на чем я, однако, считаю неуместным останавливаться долее, потому что важнее всего совокупить условия для развития заводов, а необходимость путей сбыта и без того всем очевидна [...]. Ныне воюют тарифными системами, и дальнейшая внешняя политика России не может не принять во внимание того, чтобы тарифные системы были в пользу русских переработанных продуктов и против вывоза из России сырья. Без первоначального покровительства, конечно, нельзя ждать даже того, чтобы на внутренних рынках свои заводы могли соперничать с готовыми уже западными заводами. Классический пример Американских Штатов с их покровительственной системой — один достаточно убедителен для поучения. А когда заводы вырастут, можно действовать и на английский манер, проповедуя свободную торговлю.

Надо не забывать, сверх того, что Россия сама по себе со своими почти ста миллионами жителей составляет обширнейший рынок для самостоятельного внутреннего потребления. Дайте крестьянину заработок не только летом на той земле, которую ему отвели, о которой так много хлопочут, — дайте ему возможность зарабатывать в течение целого года, и его потребности возрастут по мере его доходов, он сам составит рынок громадной обширности. Север будет торговать с югом России так же, как юг с севером, а восток с западом. Вообще, мне кажется, что вопрос о том, кому сбывать фабрикат, есть вопрос, так сказать, диалектически-праздный, чересчур умственный, а вовсе не реальный, о котором я говорю лишь потому, что мне не раз приходилось его слышать. Попробуйте, в самом деле, что бы то ни было сфабриковать хорошо и дешево, хотя бы керосин, хотя бы смазочные масла или стеарин, хотя бы хорошее железо, хотя бы уксусную кислоту как продукт сухой перегонки дерева, или анилиновые краски, или антрацен, или какую-нибудь минеральную краску, например кобальтовую, или металлический никель, или фосфор, даже водку, сахар и т.п., да изучите при том условия сбыта этих товаров, постарайтесь обойтись без тех иностранных комиссионеров, которые привыкли вывозить из России только сырье, — вы всему этому найдете непосредственный рынок, потому что в том и состоят условия цивилизации, что продукты, в данной стране производимые, условиями цивилизации становятся достоянием целого мира. Когда их нет, когда эти продукты представляются в малом количестве, когда их привозят к нам как фабрикат заграничный, когда у нас самих требуется уже теперь, при малом развитии заводской деятельности, и сода, и железо, которые фабрикуются за границей, тогда ответ на вопрос — кому же сбывать — так очевиден, что если я о нем и говорю, так только вследствие того, что вопросы этого рода у нас так мало занимают умы людей, что сбивают с толку мысль при всей своей несостоятельности.

Что касается до сырья, нужного для заводской деятельности, то всем нам знакома фраза о богатстве России сырьем, хотя не всем известна та действительная бездна богатств, которые в самом деле подлежат заводской переработке. Если наш вывоз в настоящее время состоит почти исключительно из сырья, то уже это одно прямо показывает, что у нас сырье в избытке; только на нашу беду наше вывозное сырье состоит почти исключительно из леса, хлеба и других продуктов почвы. Точно русский мужик, переставший работать на помещика, стал рабом Западной Европы и находится от нее в крепостной зависимости, доставляя ей хлебные условия жизни. Те, которые плачутся на уменьшение у нас вывоза хлеба, должны бьши бы, в сущности, хлопотать и плакать лишь о том, что вместо хлеба не вывозится какой-либо другой выработанный продукт. Пускай этот хлеб останется в виде избытка, для запаса и прокорма массы людей, которые плохо питаются, если у них достанет денег на то, чтобы купить этот хлеб при помощи получения заработков на заводах. Пускай те земли, на которых ведут истощающую культуру пшеницы, будет выгоднее занять другими посевами, нужными для заводов и фабрик, — страна будет в выгоде. История нашей свеклосахарной промышленности в этом отношении достаточно ясна и проста. Я помню время, когда у нас потреблялся сахар, добываемый в тропической Америке и ввозившийся в Россию в виде сахарного песка, когда петербургская биржа была наводнена сахарным песком. Политика времен императора Николая развила у нас в результате обширную свеклосахарную промышленность, и в настоящее время она не только доставляет весь сахар, нужный для России, так сказать, домашними средствами, но и доросла до того, что свеклосахарная промышленность дает акцизом большой доход казне и оказалась способной вывозить наш фабрикат за границу и там соперничать в цене с заграничным сахаром. То же самое будет со множеством других промышленностей, если на них, как на свеклосахарную, будет обращено надлежащее внимание и если вместо новых способов стеснения заводской деятельности будут хорошо обсуждены и неуклонно практиковаться меры для развития внутренней заводской деятельности. Таким образом, первый сырой материал для развития заводской деятельности доставит России направление сельскохозяйственных работ в сторону доставления продуктов, нужных для заводской деятельности. Это будет выгодно как для всей страны вообще, так, в частности, и для земледельцев, и даже для самой государственной казны, как выгодна стала для всех их развившаяся свеклосахарная промышленность.

Притом, по крайней мере со временем, развитие заводов, обрабатывающих сырье, уничтожит столь пагубный для России вывоз из нее хлебного сырья, который заменится вывозом продуктов заводских. Это уничтожит быстрое истощение земель, составляющее результат односторонней пшеничной разработки нашего чернозема. Но кроме продуктов культуры и скотоводства, переработка которых, можно сказать, будет сосредоточиваться около мест развития культуры, как и наша свеклосахарная промышленность сосредоточивалась в районе разведения свекловицы, для развития заводской деятельности Россия представляет массу сырого материала, естественным образом находящегося или на поверхности земли, или внутри ее. Леса всей северной области России в настоящее время или эксплуатируются исключительно для местных потребностей, или, сверх того, вырубаются для сбыта лучшей древесины за границу, причем масса мелкого дерева вовсе не находит потребления. Всем нам известно, что есть обширные области в северных наших губерниях, где десятину леса можно купить за несколько рублей, не говоря о десятках рублей — ценность, до которой во многих местах на севере России лесная земля еще вовсе не доходит, хотя в центральных и южных местах ценность леса поднялась уже до размеров, почти равных с теми, которые имеет лес в Западной Европе. Образовать новый сбыт на юг лесов из тех мест северной области, которые удалены от речных систем, можно сказать, немыслимо во многих случаях, потому что при алтынной цене сырья на месте провоз составит рубли, если прямо вывозить сырье. А эти леса могут доставить, при развитии заводской деятельности, предметы большого внутреннего и внешнего сбыта, потому что сухая перегонка дерева доставит сравнительно дорогие и вследствие того способные к далекой перевозке такие материалы, как уголь для металлургии, уксусная кислота, древесный спирт и маслообразные продукты сухой перегонки, особенно же деготь, смолы, особое углеводородное масло, получаемое при сухой перегонке дерева и годное, после надлежащего очищения, для безопасного освещения в лампах; и сверх того, леса севера России могут доставить массу скипидара такой дешевизны, что с ним едва ли может кто-либо соперничать. Но богатства этого рода истощаются, эксплуатация их, по существу дела, ограничена, и если я остановился на сельском и лесном сырье в начале перечисления сырых материалов, то только по той одной причине, что этот род сырья, можно сказать, всякий понимает, начиная с крестьянина.

Петр Великий, учреждая в 1719 г. Бергколлегию, писал: «Наше же Российское государство перед многими иными землями преизобилует и потребными металлами, и минералами благословенно есть, которые до нынешнего времени без всякого прилежания исканы, паче же не так употреблены были, как принадлежит, тако что многая польза и прибыток, который бы и нам, и подданным нашим из оного произойти мог, пренебрежены». Известно, что он создал не только горную бюрократию в виде Берг-коллегии, но и действительное горное дело, своим личным участием и покровительством не одним Демидовым, но и многим другим предпринимателям. Родоначальнику Демидовых, Никите Демидовичу Антуфьеву, Петр прямо говорит: «Постарайся, Демидыч, распространить фабрику свою, а я тебя не оставлю». И в самом деле не оставил и дал возможность через пример и наживу укрепиться металлургическому делу на Урале. Не на одном Урале, не в одних только местах, которые знали до Петра и при Петре, существуют у нас ископаемые богатства. Наиболее важным местом в настоящее время надобно считать, конечно, южные части России, прилегающие к Донцу, где рядом находятся и богатейшие залежи каменноугольного топлива разнообразнейших свойств и множество разных руд, начиная с бахмутской каменной соли и кончая криворожскими копями. Если в былое время центром металлургической деятельности в России нужно было считать Урал, то в настоящее и предстоящее время центром развития нашей металлургии, а за ней и многих других отраслей заводской деятельности, конечно, должно считать эти места. Нынче уже там добывают около 90 млн пудов каменного угля, но эту ежегодную добычу, несомненно, можно увеличить во много раз, при развитии в тех местах металлургического и всякого заводского дела. Местами, наиболее благоприятствующими развитию многих химических заводов, включая в их число металлургические, должно считать на будущее время места, в которых находятся залежи каменных углей, и если перечислить вкратце эти места, то в них будет заключаться перечисление центров развития нашей будущей заводской и фабричной деятельности, потому что топливо как неизбежный материал большинства фабрик и заводов будет наиболее дешево, конечно, в соседстве с этими местами или в тех местах, которые лежат по водным системам, соприкасающимся с каменноугольными бассейнами.

Все течение Чусовой, Камы и Волги может с великой выгодой пользоваться уральскими каменными углями. Известные луньевские каменные угли, находящиеся теперь во владении П. П. Демидова, заключая в себе значительный процент (до 5 %) серы и золы (до 30 %), мало пригодны для тех родов металлургической промышленности, которые развились на Урале, потому что главное достоинство уральского железа определяется его выплавкой на древесном топливе, серы не содержащем. Конечно, при дальнейшем улучшении способов применения этого топлива и Урал может воспользоваться для своей металлургии такими каменными углями, которые богаты серой, как пользуются многими из таких углей в Англии и в других странах. Но ввиду того что Донецкий бассейн заключает богатейшие железные рудники рядом с отличнейшими каменными углями, дальнейшего развития большого железного дела надо ждать на Донце, а не на Урале. Зато луньевские и другие соседние с ними, как-то: коршуновские, кизеловские, губахин-ские и тому подобные угли, находящиеся в соседстве со сплавными реками волжской системы, — должны представить источник для развития заводской деятельности по центральной системе волжских притоков. На месте добычи ценность этих каменных углей, вследствие богатства пластов, так мала, что при большом потреблении ее нельзя считать выше 2-3 коп. с пуда с нагрузкой, а доставку до Нижнего и Ярославля нельзя полагать, при больших количествах, более 6—7 коп. с пуда, так что ценность этого угля в тех местах, где замечается ныне истощение древесного топлива и возвышение его ценности, — каменные угли Урала обойдутся около 10 коп. — и никак не более 12—15 коп. за пуд, при сколько-нибудь разумной эксплуатации. Так как 100 пудов этих углей заменяют собою примерно кубическую сажень дров, так как цена кубической сажени дров во многих местах по Волге уже превышает 15 руб., то соперничество угля с деревом здесь ныне уже вполне возможно. Таким образом, уральский каменный уголь, вместе с остатками бакинской нефти, должен доставить первые условия развитию заводской деятельности по всей системе Волги. Кроме Урала и Донца, каменноугольные наши богатства сосредоточены в центральной области России, где тульские и рязанские угли, хотя находящиеся в каменноугольных пластах, но приближающиеся по свойствам к бурым углям, уже начали служить источником для развития заводской деятельности и обещают со временем доставить возможность в этих малолесистых странах заводить такие фабрики и заводы, которые требуют большего количества топлива. Наиболее замечательной местностью по быстроте развития промышленности, в зависимости от местонахождения каменного угля, служит в России в настоящее время Петроковская губерния в Польше, где домбровские копи «Ксаверий и Кошелев» доставляют одни ежегодно до 15 млн пудов каменного угля. Как быстро здесь растет промышленность — это знают в настоящее время все и это очевидно из того, что в 1875 г. в Домброве добывалось лишь 25 млн пудов каменного угля, а в 1879 г. — уже более 66 млн. Можно сказать, что все условия для такого же и еще большего развития промышленной деятельности, в связи с каменноугольным богатством, можно ожидать от уральских и донецких, а также и московских наших каменных углей тем больше, что домбровские угли не принадлежат к разряду лучших и уральские, не говоря уже о донецких, их превосходят. Кавказ со своими кубанскими и кутаисскими углями, в особенности с Тквибульским месторождением, вместе с дешевым топливом в виде нефти, изобильно здесь находящейся, обеспечен, при недостатке леса, минеральным топливом для разработки своих богатств на многих заводах, ждущих развития русской предприимчивости. Там ли не сбыть, при двух морях? Сибирь пока не нуждается в каменноугольном топливе, но те неисчерпаемые богатства каменноугольными месторождениями, которые известны в окрестностях Кузнецка, могут послужить со временем к блестящему развитию в тех местах металлургической и всякой другой фабричной и заводской деятельности, особенно ввиду алтайских рудных богатств. И для азиатской торговли места эти должны иметь со временем великое значение. Наибольшее реальное значение имеют, конечно, донецкие угли, тем более что они близки к морю и лежат в той благодатной южнорусской полосе, куда столь давно стремился русский народ и куда он теперь пойдет охотно и скоро, чтобы учредить там новый центр русской промышленности.

Но каменный уголь, вместе с другими родами топлива, составляет только одно из подземных, если можно так выразиться, условий развития заводской деятельности. Нужны материалы другого рода — то, что перерабатывается топливом, — и в глубине русской земли найдено много таких материалов. Их не видно слепому глазу: они находятся лишь при помощи того светильника, который вносят в землю научные исследования, развивающиеся рядом с образованностью. Это надо помнить твердо для того, чтобы уразуметь современное положение России. Прежний быт России основывался на одном только земледельческом труде, который знаком крестьянину почти настолько же, как и помещику. Но черноземная сила извелась или изводится, ее одной стало мало, оказалось невозможным сплотить образованность с массой народа в одном интересе земледелия и администрации, хотя бы и земской или даже социальной, необходимо найти связь между массой и образованным меньшинством при помощи развития сил и экономического значения среднего сословия и для того развить фабричное и заводское дело, а крестьянский запас знания, опыта и сил недостаточен для извлечения других богатств страны, особенно подземных, сокрытых от глаз блаженной простоты, которой восторгаются еще иные честные идиллики и в которой нельзя долее оставаться целой стране, принявшей начала христианской образованности. Эти богатства даются только знанию, настойчивости и предприимчивости, которых нельзя предполагать, и которых в действительности нет и быть не может у простолюдина, и которые могут быть только у тех, кто вызван к жизни и русскому делу Петром Великим и начал крепнуть при Александре II. Это среда лиц, имеющих научный капитал современного знания. Приобретение этого капитала стоило народу денег. Пора пустить его в рост, чтоб возвратить процент сторицей. Без участия этого капитала, без приложения его к дальнейшему развитию русской силы немыслимо пользование всеми теми русскими условиями, которые завоеваны историей нашей страны. Ныне этот капитал приложен лишь к администрации, и едва ли надо доказывать, что нужнее, важнее и согласнее с мыслью Петра приложение этого капитала к делу техники, чем к делу администрации. В заводском деле даже невозможно, при всей аберрации ума, опираться на одну черноземную, сырую, крестьянскую силу: необходим союз ее с силой знания и с силой действительного, денежного капитала. В одном дружном действии этих трех сил возможно искать источников для развития дальнейшего благосостояния всей страны, а потому школа, литература, административная деятельность, законоположения и сама Церковь обязаны содействовать слиянию этих народных сил, показывать тождество общих интересов, а не возбуждать и поощрять ту рознь народа с образованными классами, которая определялась лишь реализмом народа и диалектикой нашего образования [...].

Если только перечислить верные и очень выгодные заводские производства, которые могут основаться, пользуясь разведанными уже одними ископаемыми богатствами, то можно легко видеть, во-первых, что по соседству с месторождениями каменных углей или в условиях удобного пользования ими находятся многие минеральные богатства, которые доставят источник для развития заводской деятельности, а во-вторых, можно показать, что в ископаемых для развития многих наших заводов недостатка не предвидится. Хотя я и собираю материалы для полного ознакомления с ископаемыми богатствами России, но здесь неуместно подробное перечисление уже известного, да и нужно только общее краткое указание.

В заводском деле первое место, после топлива, во всех отношениях занимает, конечно, металлургия и во главе ее железное дело, тем более что без них немыслимы ни фабрики, ни само земледелие в надлежащем развитии. Сколько бы железа какая бы страна ни добыла, она успевает его сбывать. Хотя в Америке настал, в середине 70-х годов, кризис железного дела, но он уже нашел в последнее время исход и наступил лишь потому, что при первоначальном устройстве там железного дела главной целью заводской деятельности служила фабрикация железнодорожных принадлежностей — рельсов, вагонов и т.п.; а с течением времени, когда страна покрьыась уже главными ветвями железных дорог, потребность в этих материалах уменьшилась сравнительно с той, которую она имела во время железнодорожной горячки 60-х годов. Если взглянуть на ввоз к нам массы чугуна, железа и стали, если обратить внимание на то, что все наше сельское хозяйство опирается еще на пользование хрупкими деревянными орудиями, если обратить внимание на то, что ценность железа вообще, а в особенности всяких машин, котлов и даже чугунного литья у нас еще велика, то этого одного достаточно было бы для того, чтобы заставить учреждать новые обширные железоделательные, стальные и чугунные заводы. Если же прибавить к этому возрождающуюся потребность множества заводов в машинах, приборах и тому подобных железных предметах и если прибавить еще несомненную потребность Азии в массе хорошего и дешевого железа, то судьба развития железного дела в России совершенно явна, успех в сбыте, можно сказать, несомненный, если фабрикация будет ведена так, что доставит массу дешевого и хорошего железа. Дешевизна возможна вследствие богатства руд и каменных углей, а качество определяется знанием и навыком рабочего, а они имеются в массе наших уральских рабочих. Железные руды, в таком изобилии и в такой чистоте найденные в последнее десятилетие во всех концах России, обеспечивают природные условия этого производства. Не говоря ни о давно разрабатываемых нижегородских, олонецких и тому подобных рудах, ни даже об Урале, где запас превосходнейших железных руд неиссякаем, достаточно упомянуть о рудах, находящихся в Донецком каменноугольном бассейне, да о весьма чистых и прямо на земной поверхности находящихся железных рудах Кромс-кого уезда, чтобы показать, что за железными рудами дело не станет, если дело пойдет о возможности развития нашего железного производства. Таким образом, нельзя не радоваться тому, что правительство, понявшее эту сторону дела, стало покровительствовать предприятиям переработки железа, и если о чем можно пожалеть, так лишь о том, что при этом имеются в виду лишь одни заводы, доставляющие материал для железных дорог, и притом обширные, а вовсе упущено из виду покровительство развитию малых предприятий, да еще о том, что не пересмотрено до сих пор наше горное право, дающее множество поводов к развитию напрасной жадности и задерживающее рост нашей горной промышленности.

Добыча в России меди за последнее время не подверглась тому росту, который можно было бы ждать от этой отрасли металлургии. Едва ли это не зависит от того, что переработке подвергают у нас только руды, весьма богатые медью, а бедные руды оставляют нетронутыми, тогда как этих последних очень много близ Урала. Разработка и развитие за последнее десятилетие способов обработки медных руд водным путем доставляют возможность учреждения многих новых производств этого рода. Донец, Кавказ, Киргизские степи и Сибирь содержат, как известно, кроме тех рудников, которые уже разрабатываются, еще много таких месторождений меди, которые могут дать массу этого дорогого металла на новых заводах. Упоминаю об уральских месторождениях никеля, о кобальте на Кавказе, о цинке там и в Польше, о свинце Батума, о сурьме в Дагестане и то лишь потому, что руды этих металлов мало разработаны у нас и могут, однако, доставить материалы для учреждения многих заводов, а эти металлы ввозятся к нам, и, следовательно, потребность на них имеется даже внутри. Химические заводы пользуются от металлических руд не только прямо ими самими, но и целым рядом препаратов, из них получаемых, как-то: разных сплавов, красок, солей и т.п. Заводы этого рода, конечно, могут основываться не только в тех местах, где ведется добыча металлов, но и там, где рынок близко. Железный колчедан служит важным материалом для истинных химических заводов в тесном смысле этого слова, начинающихся с добычи серной кислоты. В большом размере добыча колчедана давно заведена на Урале Ушковым, и процветание его химического завода на Каме может служить указателем того, что можно сделать в отдаленных восточных частях России, если взяться за дело с настойчивостью и знанием. П.К. Ушков перерабатывает не только уральский колчедан в серную кислоту и затем в квасцы, но и в большом количестве хромистый железняк, который переделывает в хромпик. Хромовый завод Ушкова, начавшись с малых размеров, дорос в настоящее время до производства десятков тысяч пудов в год этой дорогой красильной соли и не только уничтожил ввоз к нам хромпика, но и послужил к вывозу этого материала за границу. Богатые марганцевые руды, найденные на Урале и на Кавказе, одни сами по себе могут доставить богатый материал для добычи столь ценного в настоящее время ферромангана и для приготовления хлорных препаратов, например белильной извести, ввозимой в Россию в большом количестве из Англии и Франции для наших ситцевых заводов.

Учреждение обширного производства соды и едкого натра необходимо не только для обширной потребности в них мыловаренных заводов, ситцевых фабрик и белилен, но и множествам других. В особенности много надо едкого натра для долженствующих широко развиться у нас нефтяных заводов. А между тем и до сих пор не существует еще в России ни одного содового завода. В 1867 г., после бывшей парижской выставки, посетив многие европейские содовые заводы, я указывал все расчеты, побуждающие завести у нас это дело в большом виде. Но тогда существовал акциз на соль, составлявший видимую преграду развитию дела. Сложение акциза с соли [...] должно было бы иметь у нас последствием учреждение содовых заводов, если бы страна наша находилась в эпохе развития заводского дела, в какую она должна непременно вступить, если желает развития своей дальнейшей силы. Притом за последнее время на северо-запад от Урала и около Бахмута — опять в соседстве с каменными углями — открыты буреньем многие богатые источники соли, а в Бахмуте и каменная соль, которая, таким образом, поставлена во все благоприятные условия для учреждения многих заводов, перерабатывающих поваренную соль. А между тем слышно только про один завод, который строится для фабрикации соды; притом этот завод делается г-ном Любимовым в компании с г-ном Сольвеем по способу так называемому аммиачному, т.е. такому, которого выгоды состоят в возможности пользования растворами соли, без потребления серы, но который не доставляет белильной извести и соляной кислоты как побочных продуктов переработки соли. А между тем содовому делу у нас предстоит будущность именно в комбинации с производством белильной извести, в той самой комбинации, по которой действуют наиболее сильные западноевропейские, в особенности английские и французские, содовые заводы, доставляющие не только соду и едкий натр, но и глауберову соль, и белильную известь. Не надо забывать при этом, что мы обладаем на восток от Волги и за Кавказом, а также и во многих других местах, особенно в Сибири, редким богатством готовой — каменной и растворенной — глауберовой соли. Одни залежи глауберовой соли у Волчьей Гривы, на восток, в 35 верстах от Тифлиса, могут составить источник для развития чрезвычайно выгодного и громаднейшего содового дела.

Сера имеется в распоряжении русских заводчиков не только в виде масс колчедана, на Урале, Кавказе, в Тверской губернии и во множестве других мест находящегося, но еще и в виде прямо самородном. Мне пришлось в 1880 г. быть в Дагестане и видеть там около Чиркея, в Кхиуте, месторождение серы, начатое разработкой князем Эристовым, и я могу смело утверждать, что эти месторождения не уступят лучшим сицилианским, которые мне также удалось видеть; притом Кхиутское месторождение серы находится всего в 40 или 50 верстах от Каспийского моря, т.е. в расстоянии более близком, чем большинство серных месторождений Сицилии. Князь Эристов в 1880 г. назначил цену 80 коп. за пуд чистой серы в Астрахани, т.е. тогда уже предлагал этот важный продукт химических заводов по ценности гораздо меньшей, чем та, в которую обходится ввозимая к нам сицилианская сера. На самой Волге, около Тетюш, имеется месторождение серы с гипсом и асфальтом, которое, сколько я слышал, также начали разрабатывать.

О наших богатствах нефтью я не стану много говорить не потому, чтобы считал распространение сведений о русской нефти полным и уже достаточным в кругу людей, интересующихся техникой, а потому только, что недавно, после поездки на Кавказ, писал об этом предмете в особой брошюре под названием «Где строить нефтяные заводы?». Желающие найдут там мое мнение о значении и больших выгодах разработки кавказской нефти, особенно на волжских заводах. Одно считаю необходимым прибавить, потому что оно изучено мною после того, как я писал о нефти в прошлом году. Всю перегонку нефти, как показал мне опыт в малом, лабораторном виде и в большом, почти заводском размере, не только можно с большим удобством, но и должно для наибольшей выгодности производить непрерывно, а для нагревания, нужного при всей операции, за глаза достаточно тех отбросов, которые остаются при получении из нефти керосина и тяжелого безопасного лампового масла, смазочных масел и вазелина. Это устраняет вовсе вопрос о топливе для нефтяных заводов, и их становится особенно выгодным ставить около мест потребления, подвозя к ним кавказскую сырую нефть.

А чтобы показать, что может дать русскому народу, т.е. рабочим, перевозчикам, кавказским предпринимателям, русским заводчикам и т.п., одно хорошо развитое нефтяное дело, считаю достаточным сказать, что в год, судя по данным, собранным мною на месте, один Бакинский район ныне уже доставляет не менее 30 млн пудов нефти, а считая его и другие месторождения нефти, прилегающие к Черному и Каспийскому морям, подвинувшимся в развитии добычи в такой только мере, как развилась в середине 70-х годов добьгаа нефти около Баку, смело можно считать, что через 2—3 года эти места могут дать сотни миллионов пудов нефти. В валовой продаже на местах потребления ни один нефтяной продукт, очищенный в надлежащей мере, не продается дешевле 1 руб. 50 коп. ни у нас, ни за границей, а многие масла стоят по 5 руб. пуд; вазелин же, которого наша бакинская нефть, судя по моим опытам, может в очищенном виде дать до 5 %, продается за пуд не ниже 20 руб. А как 100 пудов нефти дают около 80 пудов очищенного товара, то и 100 млн пудов нефти дадут кроме 15 млн пудов топлива, для того же нефтяного дела нужных, не менее 125 млн руб. в год, а торговля России и Западной Европы, несомненно, возьмет все это количество нефтяного товара с охотой. Так как перевозка нефти наливом до верховьев Волги стоит не более 25 коп. с пуда, а на месте не более 5 коп., очистка же и погашение капитала берут не более 50 коп. с пуда, то даже малый нефтяной завод окупится скоро и барыши даст громадные. Зная современное наше нефтяное дело в его подробностях, я смело утверждаю, что при правильном ведении дел ныне можно на каждые 2 млн руб., затраченных на учреждение нефтяных заводов, иметь ежегодный чистый барыш не менее 1 млн руб. Зная также и судьбу многих наших нефтяных дел, я утверждаю, что сделанные ошибки легко поправимы и зависят только от того, что между предприимчивостью и знанием, как техническим, так и торговым, у нас еще не существует надлежащего взаимодействия и что опыт прошлого времени вполне гарантирует успех всякому разумно веденному новому нефтяному предприятию, особенно на Волге, что я готов подтвердить подробными расчетами, находящимися у меня под рукою.

Сказанное выше о наших ископаемых, могущих подлежать заводской переработке, ничтожно мало сравнительно с тем, что известно уже по отношению к источникам для деятельности химических заводов в России. Если взять, кроме этого, те материалы, доставляемые землей, которые находятся во множестве концов России, почти всюду, например, в виде глин, песков, фосфоритов, известняков, гипса и тому подобных материалов для учреждения стеклянных, гончарных, цементных и многих других заводов, то станет очевидным, что за материалом из недр земли не будет недостатка при стремлении к учреждению в России заводского дела тогда, когда будет для этого существовать неизбежно необходимая комбинация капитала с предприимчивостью, со знанием и с покровительством заводскому делу.

Итак, для развития заводской деятельности в России есть все первые основные условия по отношению как к сырому материалу, так и к сбыту товара, и это, можно сказать, сознается массой людей, сколько-либо знающих Россию. В этом сила и значение России [...]. Россия должна явить самостоятельность свою прежде всего в развитии благосостояния через учреждение соответственной своим размерам и условиям фабричной и заводской переработки тех богатств, которые у нее находятся под руками и в полном владении. Тогда только возможно будет спокойно смотреть на дальнейшее развитие страны, беспримерно обширной и естественно богатой. И только тогда приобретет свой истинный смысл введение России в круг образованных государств.

Препятствиями к развитию у нас заводского дела считают обыкновенно два главных обстоятельства, к краткому рассмотрению которых я теперь перехожу, а именно: недостаток капитала и недостаток предприимчивости. Начну с этой последней. А для того чтобы дальнейшее в этом отношении было понятным, необходимо иметь постоянно в памяти то соображение, что заводское дело требует непременного участия знания и образованности, по крайней мере, в первые моменты своего развития. Когда известный род фабрикации или заводов уже учрежден дальновидными и предприимчивыми людьми, тогда подражать этой деятельности могут легко и другие, малосведущие лица, потому что прямая подражательность свойственна в значительной мере всякому, даже мало интеллигентному лицу, чему доказательства во всех углах России найдет всякий внимательный наблюдатель. Стоит завести и выгодно повести кому-нибудь крахмальный завод — уезд и целая губерния скоро переполняются множеством крахмальных заводов, начиная от мелкого, почти кустарного крестьянского заводика, доходя до несоразмерно больших, уродливо утрированных, а потому часто напрасных. Весь вопрос, следовательно, сводится на то, чтобы учреждены были первые разнообразные и многочисленные заводы в разных концах России и они бы принесли выгоду. Подобно тому, как банковое и железнодорожное дела у нас не двигались до тех пор, пока не получились от них первые большие барыши, а затем двинулись чрезвычайно быстро, потому что нашлись не мало людей, которые сумели воспользоваться примером, — так точно будет и в заводских предприятиях, а этого именно и должно желать, потому что это не только увеличит производство, но и улучшит его, и удешевит. Эта естественная конкуренция нормирует цены и приводит к естественному развитию в местности подходящих предприятий и должна быть принята во внимание. Зло железнодорожных предприятий, известное всем, ничтожно сравнительно с тем благом, которое получила страна от развития путей сообщения, и зависело не от существа дела, а от способов выдачи концессий и от наших акционерных порядков. Петр Великий пользовался для укрепления нашего металлургического дела на Урале именно тем, что возбуждал и делал выгодным правильное начало дела. Следовательно, задача возрождения заводской предприимчивости сводится прежде всего на то, чтобы появилась охота у некоторых, хотя бы немногих, к устройству новых, хорошо поставленных и разумно веденных, а потому и выгодных заводских предприятий. За подражателями дело не станет, если дело окажется выгодным. Поэтому нужна инициатива, но при непременном условии настойчивости и знания. В прежнее время в России не было и не могло даже быть образованных людей с заводской инициативой, потому что одни из них находили легкое обеспечение в служебной деятельности, да массы находят еще и в настоящее время, а другие прилагали свои силы к помещичьим своим обязанностям, к обработке земли. Прошлое царствование, уничтожив крепостной быт, в то же время прямо и косвенно умножило образование. С освобождением крестьян и вследствие самого смысла нашей образованности справиться с вольным трудом на земле сумели немногие, и многие земли потому оказались в руках перекупщиков, и вся почти современная действительная сельскохозяйственная деятельность в России сосредоточилась почти исключительно в крестьянских руках. И причины этому понятны: соперничество образованности с крестьянином в деле обработки земли в настоящее время, несмотря на все недостатки крестьянской культуры, просто почти невозможно или требует, вследствие отсутствия развитой фабрикации машин и неуменья обращаться с ними, такого капитала и таких усилий, которые, будучи приложены к какому бы то ни было другому делу, принесут несравненно больший барыш. Здесь неуместно развить эти соображения в подробности, но они отвечают действительности. Оттого образованных людей мало сидит ныне на земледелии, хотя русскому и свойствен этот труд. Так прежний помещичий класс в новом положении остался без практического дела, оторвался от земли и стал учиться лишь для служебной карьеры, а оттого ищет скорее аттестата, чем знания, чина более, чем приложения знания. Возвышение окладов, учреждение многих новых служебных мест, построение всего высшего образования для требований служебных и старые предания повели к тому, что служебную карьеру через двери высших учебных заведений стали искать не одни дети помещиков и чиновников, а все, кто мог попасть в эти двери. Истинная причина несомненного зла при таком порядке устройства учебного дела лежит в том, что общество, воспитанное в духе административном и помещичьем, не может своим влиянием и примером исправлять классического направления первоначального чересчур долгого учения, а латинисты да греки гимназий явно говорят впечатлительному уму юноши — ученье нужно для аттестата, а не для надобностей жизни. С уничтожением крепостного права необходимо было ввести в учебное дело элементы практической полезности, не прямо технологию и бухгалтерию, как это сделано в реальных училищах, а привычку к труду над предметами настоящей действительности — словом, общее современно-реальное образование, потому именно, что важность общей перемены строя жизни должна была прежде всего отразиться на детях помещиков, оставшихся не у дел. Тяжело вникать в разбор затем происшедшего в учебном мире, и все, что можно сделать, — это прямо выставить полученный результат, не в его отдаленных последствиях, всем видных, а в тех, которые знакомы лицам, подобно мне стоящим у дела высшего образования с эпохи, предшествовавшей нашим классическим преобразованиям среднего обучения. В былое время в университет вступали впечатлительные юноши, 16—18 лет, полные интереса к науке самой по себе; их было немного: в аудитории первого курса их можно было насчитать не более десятков. Кончал курс какой-нибудь десяток, но в нем мы всегда имели великую радость видеть, по крайней мере, половину таких, которые отдавались науке, при всей практической непривлекательности представляющейся карьеры ученого в России. Теперь в университете на первом курсе в аудитории химии сидят сотни бывших классиков, и они имеют не только официальный аттестат зрелости, но и физический, в виде усов и бороды, потому что массе этих слушателей начального курса химии минуло за 20 лет. Не то у них на уме, что было прежде, не тем они и увлекаются. Наука стала средством получить аттестат. Из сотен начинающих кончают курс десятки, в 3—5 раз, однако, больше, чем прежде. Но радости мало дают и те, которые доходят до конца. Им не было времени, у них не было и увлечения наукой. Профессора стали опытнее, наши курсы, наши средства обучения стали лучше, а результат в смысле научной жатвы много хуже. Не то что половина кончающих, как было прежде, даже не десятая доля, нет и одного процента из них, которые бы отдавались науке самой по себе. Да оно и понятно, хотя бы из того, что многим кончающим чуть не под 30 лет. Вот результат со стороны чисто научной. Таков же и результат, мне также отчасти известный, сравнения прежних и современных высших технических школ: горной, агрономической, путейской и др., куда приходят из реальных училищ. Учрежденные спешно, без надлежащего обдумывания программы, без приготовления учителей, без всякого внимания к тому земледелию, которое составляло единственную привычную практическую деятельность наших образованных людей, реальные училища не могли принести и в самом деле не принесли никакого реального плода. Это потому, конечно, что они не удовлетворяют самым элементарным требованиям среднего образования, т. е. не назначены давать людей, привыкших к труду самостоятельному над предметами, доступными уму юношей и годными потом к живой практике, не по смыслу рецептов или описаний, а по духу методов и направления мышления. По невозможной к исполнению ширине программы, наши реальные училища даже не могли сделаться и профессиональными школами торговли и техники, чем их, кажется, старались сделать. О возможности возбуждения технической и вообще практической инициативы не может быть и речи, обсуждая наши современные учебные порядки. Школа жизни и школа классная — ни та, ни другая — этой инициативы не вызывали и ее не воспитывали. Откуда-то стороной приходили какие-то практические веяния, но и направления их, и результаты от них не были жизненными и увлекали разве новизной, хотя и были они, в сущности, старыми утопиями.

Спрашивались и продолжают спрашиваться государством, обществом и литературой от нашей образованности начитанность, служба административная да подвиги самоотвержения ради общего дела — и наша образованность дала, что спрашивали: ученых, литераторов, художников, военных героев, администраторов, лиц, интересующихся политикою, и между ними лиц, фанатически самоотверженных. Ни классик, ни мы не искали, кроме того или сверх того, лиц, понимающих практическую деятельность, — их и не является, потому что нужда жизни еще не успела настоятельно сделать этого вызова. Но все видят, что общая нужда растет, что всевозможное развитие административных порядков не в силах удовлетворить ей и время настало понять это и громко говорить о том. Но все же ведь есть у нас заводы и вообще технические предприятия? Они или в руках не русских, или в тех русских классах, которые устранены от возможности принять участие в администрации. В самом деле, у нас предприимчивость, особенно заводская, развилась почти исключительно, хотя и слабо, в классе простолюдинов, часто лишенных всякого знания, а оттого впадающих во множество ошибок, не могущих развить дела до надлежащей широты, вследствие узости расчета, всегда свойственного малому общему развитию. Если же для развития заводского дела и для правильного исхода нашей образованности, чересчур направленной в сторону администрации и политики, желательно возбудить личную предприимчивость в классе знающих людей, то необходимо, во-первых, иметь массу не только образованных, но и действительно знающих людей, так как только из массы можно ждать немногих достаточно энергических, чтобы преодолеть многие препятствия в деле начинания заводских дел, а потому [нужно] широко открыть двери и [убрать] все преграды на ступенях образования; во-вторых, средние учебные заведения все приноровить к возможности кончать в них курсы в возрасте от 16 и не более 19 лет, чтобы затем юноша избирал себе свободно любое поприще и мог, если хочет и может, продолжать свое образование в любом высшем учебном заведении, чтобы эти средние учебные заведения приучили юношей к труду не только над азбуками и грамматиками живых и мертвых языков, а также и над запасом действительных предметов и сил природы; в-третьих, не в экзаменах, дипломах и чинах, даваемых по отметкам, а в интересе к науке и знанию надо искать призыва в высшие учебные заведения, а потому уничтожить совместность пребывания в них с отметками, выделить для всех непрофессиональных школ служебный экзамен как нечто совершенно особое, а за диплом на ученую степень не давать никаких служебных прав, чтобы таким образом стало наконец и у нас ясным, что учиться можно и должно для науки и знания, а не для служебной карьеры, что дело высшего образования, принадлежа к общегосударственным и народным интересам, не составляет лишь интереса административного, а потому всякие дела стипендий выделить от ведения профессоров и от связи с отметками и сделать либо делом контракта между административными учреждениями и стипендиатами (как и было прежде), либо делом благотворительности, основанной на результатах гимназических испытаний и надзоре за занятиями студентов, например в особых семинариях, а в экзаменах узнавать не столько прохождение и изучение курсов, сколько самостоятельность способностей приложить узнанное к задачам, действительно представляющимся в приложении науки к разбору данных природной и человеческой деятельности; в-четвертых, если желательно направить образованность на дело не только общественное и государственное, но и на живое техническое и промышленное, необходимо сделать так, чтобы чиновно-административная специальность не была столь исключительно привлекательна, как это было и есть у нас, и, наконец, в-пятых, затруднив всякими способами вход в чиновничество и уменьшив число государственных административных мест до возможного минимума, сдав много местных дел хотя бы земству, облегчить всеми мерами предприимчивость в заводском деле и сделать почетным и лестным положение людей, занятых техникой.

В настоящее время мы, так сказать, получаем плоды прошлого времени, когда заводчика и предпринимателя каждый чиновник мог третировать, как третировал помещик крестьянина. Дело заводское считалось, правда, терпимою, но все же не более как прихотью предпринимателя, и заводчик только тогда мог считать себя свободным от разных стеснений, определявшихся отсутствием ясного закона, когда был богат и умел дарить. Мне рассказывал один крупный заводчик, как исправник просто бил его отца, тоже заводчика, за то, что он не выполнил какого-то из требований. Тогда только помещик да чиновник могли считать свою личность обеспеченною, а потому, по силе вещей, сам заводчик стремился сделать своих детей помещиками или чиновниками. Прошлое царствование изменило все это, и те отношения, которые наступили ныне, уже не представляют прежней опасности, — отцы-заводчики воспитают детей в любви к заводу, если общее направление образования не будет их отрывать от этого и если в общем сознании наступит наконец понимание того, что завод есть неизбежное условие для развития благосостояния в народе, для укрепления привычки к постоянному труду, для борьбы экономической и для удовлетворения требованиям образованности — словом, для движения страны вперед. Отвлеченная от хозяйства на земле, не имеющая почти возможности соперничать в этом отношении с крестьянином, наша интеллигенция сама будет искать заводского дела, если образование само направится в эту сторону, а чиновничество уменьшится, например, чрез замену многих служащих канцелярских чинов наемными, чрез уничтожение прав на чины или чрез другие соответственные меры.

Таким образом, по моему мнению, первою побудительною причиною, удерживающею от заводской предприимчивости, служит у нас укрепление исторического понятия о связи между образованностью и положением в правительственных сферах, не только чиновных, но хотя бы земских или других административных, и я думаю, что это важное препятствие легко устранимо. [...]. Второю стороною, задерживающею применение предприимчивости в сторону учреждения заводов, служит у нас неопределенность законов, касающихся до заводов, и множество напрасных формальностей, которые нужно выполнить для учреждения какого бы то ни было заводского дела. Когда дело идет о большом предприятии, там нанимают адвоката или конторщика, который все эти формальности и проделывает, зная, как, что и чрез кого сделать. Если же ведется или если устраивается небольшой завод, то в бюджете учреждения стоит не малая сумма на преодоление препятствий, которыми обставляется заводское дело, особенно в городах, и вследствие неясности многих статей и правил, касающихся заводов. Я знаю, например, что один большой нефтяной завод был под страхом насильственного закрытия администрацией, потому что нанятые им от посторонних лиц баржи для перевозки нефти текли; и еще недавно все читали, как в самой Москве захотелось полиции запретить освещение заводов керосиновыми лампами. Ради помощи рабочим чуть было не закрыли массу фабрик. Зависит это прежде всего от того, что наше законодательство приноровлено главным образом к землевладению и ему предоставляется надлежащая свобода и наименьшее количество формальностей. Первоначальные, допетровские заводы учреждались в России даже с соизволения и по привилегии, от верховной власти исходящей. Но когда пришло время опереться в развитии народного заработка не на одно земледелие, но на фабрики и на заводское дело, необходимо просмотреть вновь все то, что составляет условия для учреждения и развития нашей заводской предприимчивости. Предпринимателю необходимо знать, чего он не может делать, для того чтобы можно было сообразить — куда и как затратить капитал. Закон, а не произвол административных или земских деятелей, должен определить условия, обеспечивающие санитарную, пожарную и всякую другую общественную безвредность заводов, отношение хозяина к техникам, рабочим и к соседям, но, конечно, как всякий, и этот закон должен указать, чего не должно делать, а в этих рамках должен предоставить свободу действия. Недостаток такого закона составляет одну из причин того, что многие устраняются от заводского дела, тем более что известная ловкость и особенно большое богатство хозяина — сумеют, при неясном законе, обойти родившееся неудобство, а к заводскому делу надо привлечь именно людей прямых и со скромными средствами, потому что только такие люди поведут дело во всех отношениях исправно. Я боюсь входить в эти подробности желаемых узаконении, в особенности потому, что мне остается сказать еще о других условиях, нужных для развития заводского дела в России в больших размерах.

Одним освобождением, одним, так сказать, немым указанием надобности развития в России заводских дел, одними лишь отрицательными мерами нельзя достичь и здесь, как во всем другом, надлежащего результата, потому что в стомиллионном народе не много есть лиц, которые усердно и внимательно следят за изменением законоположений; нужны меры положительные, прямые, которые бы прямо возбуждали внимание и предприимчивость; нужно знамя, под которое могли бы собраться ратники русского технического развития. Даже проповеди здесь мало, необходимо реальное указание, что вот, мол, куда направляется отныне большое внимание России. [...]. Если вновь учрежденные для новых дел многие заводы будут распределены в разных соответственных местах России, они возбудят собою предприимчивость во множестве лиц, которых ничем иным нельзя возбудить. Пример, судя по знакомству с русским бытом, [...] во много раз важнее, чем какие-либо косвенные меры, вроде сильных охранительных пошлин, дающих возможность наживать большие барыши тем уже заводам, которые имеются. И это будет в духе прошлой промышленной истории России. Разве не так начались у нас металлургия, мануфактуры, свеклосахарное дело, железные дороги? Здесь, можно сказать, самая деликатная сторона моего изложения, касающаяся того, что многими, сколько я понимаю, или забыто, или не понимается. По моему мнению, реальный толчок всякому общему и важному народному делу определяется у нас во всех отношениях высшим государственным почином. Частной инициативы в России вообще мало, и к ней одной нельзя питать большого доверия, да притом она, без опоры во власти, во многом действительно окажется бессильной. Даже простое внимание правительства, обращенное на известную отрасль промышленности, без особого содействия, уже много значит у нас. Так, нефтяное дело в Баку быстро развилось в ответ на три мероприятия: отмену откупа, продажу нефтяных земель и отмену акциза. Если же будет обращено внимание на многие и разные технические предприятия да будут особо поощряться первые примеры — успех не только вероятен, даже несомненен, потому что выгодных дел у нас масса, а за очевидными выгодами пойдут. Начинателям будет трудно, а подражателям — во много раз легче. Для того же чтобы всему миру стала очевидной основная мысль о необходимости развития заводского и фабричного дела в России для ее преуспеяния — а потому и берется это дело под особое, внимательное попечение правительства — необходимо обособить ведение промышленностью и торговлей в особое министерство. Ныне, как известно, оно в ведении Министерства финансов, и, в силу одного этого обстоятельства, народом считается, что правительство смотрит на заводы только как на статью дохода правительственного. Отделить промышленное дело от Министерства финансов нужно для того, чтобы всем стало очевидным, что не для фискальных целей, не для обложения новыми налогами, а для прямой пользы развития народа необходимы фабрики и заводы в количестве, сообразном с размерами и средствами России. Учреждение особого ведомства промышленности будет знаменем нового мирного направления России, поднимет тотчас кредит России за границей уже по одному тому, что заводы дадут новые богатства и уменьшат страх войны, а для народа это покажет, что на завод правительство смотрит как на важное общее дело, а не считает заводы только одним особым средством неокладных сборов. Когда-то много говорилось у нас о необходимости сельскохозяйственного министерства в отдельности от Министерства государственных имуществ, но, конечно, гораздо важнее учреждение отдельного министерства для всей производительной предприимчивости: сельскохозяйственной, горной, заводской и фабричной. Здесь не надобны департаменты для производства дел, касающихся этих учреждений. Не такие министры и не такие новые канцелярии нужны, которыми бы плодились новые чиновные места и новые средства для стеснения всякой предприимчивости. Министр промышленности прежде всего должен понимать и знать, какого рода предприимчивости должно оказывать в данное время особое и внимательное покровительство. Точно так, как наше учебное ведомство рассеялось по всем министерствам, так точно и наше покровительство заводской деятельности распределилось между морским, военным министерствами, и в Министерстве путей сообщения, и в Министерстве финансов, и в Министерстве государственных имуществ, и, конечно, в Министерстве внутренних дел, потому что все они, можно сказать, считают своим призванием изыскивать свои соответственные меры для развития той или другой фабричной или заводской деятельности. Покровительство, расплывшееся на множество частей, не успевает в действительности ничего сделать в общем интересе и, вместо покровительства народной деятельности, оказывается в действительности часто покровительством отдельным лицам и отдельным заводам, что, в сущности, скорее возбуждает не предприимчивость, а искательство. Нужно целесообразное, вполне обдуманное, явное и всем и каждому равномерно уделяемое, не столько денежное, сколько всякое другое покровительство развитию в разных местах России промышленной деятельности. Я думаю далее, что всякие административно-промышленные дела, т.е. ведение горное, фабричное и заводское, должно сосредоточить не в столицах, а в местных земствах, а во-вторых, я полагаю, что в высших правительственных сферах может явиться возможность правильного и беспристрастного понимания общих государственных интересов промышленности лишь тогда, когда это дело будет поставлено как единственное и самостоятельное [...]. У всякого другого министра своих главных забот много, и министру финансов, на котором лежит забота о снискании источников для увеличения доходов и для уменьшения расходов, совсем не подлежит, да и невозможно принять к сердцу заводское или какое другое промышленное дело. Дело министра промышленности будет состоять прежде всего в отыскании таких законов и мероприятий, которые, отвечая общей цели учреждения заводов, обеспечивали бы рабочего, капиталиста и потребителя. Для того чтобы получить живые и современные сведения, касающиеся промышленности, я думаю, нет другого средства, как опрос многих из числа лиц, знающих промышленно-практические дела в России, и из числа лиц, теоретически подготовленных и в то же время знающих страну, вследствие ее научного изучения. Хотя избрание таких лиц, от которых соберутся необходимые сведения, и составляет весьма важную сторону успеха общих мероприятий, хотя важно обсудить и взвесить степень участия призванных лиц в решении представляющихся задач, но я не считаю возможным в этом сообщении развить свое мнение об этом предмете. Одно очевидно: дело возбуждения развития промышленности, имея все признаки общегосударственного, есть, в сущности, в то же время дело чисто земское, а потому, если допустить даже, что другие дела государственной важности требуют тайны, это дело только выиграет от совершенной явности, от полной возможности обсуждения его во всей публичности своевременных печатных отчетов о собранных сведениях, а потому не должно сделаться предметом канцелярского производства, каким сделались, например, все наши горные дела; сделавшись же таким, промышленное дело, конечно, не будет иметь той пользы, какую должно принести. В канцелярии нельзя изобрести и в литературе нельзя почерпнуть сведений о том, что особенно нужно иметь в виду и что возможно сделать и постановить в данное время по отношению к фабричной и заводской деятельности, а больше всего — в канцелярии нельзя избегнуть лицеприятия и произвола.

Итак, основная мысль моя состоит в том, что необходимо нужно скоро и явно концентрировать где-нибудь сведения о нуждах промышленности, чтобы сообразно им принять соответственные меры, для того чтобы промышленное дело велось в общем интересе государства, капиталистов, рабочих и потребителей, для того чтобы произволу административных лиц здесь не было места, для того чтобы не могла привиться у нас из-за невнимания к важному делу народного хозяйства (как это сделалось в Западной Европе) язва вражды между интересами знания, капитала и работы и для того, наконец, чтобы, вступив на поприще образованных стран, Россия воспользовалась не только их примером, но их ошибками, а в Западной Европе поздно обратили внимание на социальные вопросы, возбуждаемые силой промышленных отношений, и сделали классическую в этом отношении ошибку. Дело земледельческого труда Россия решила по-своему [...], и нам поэтому завидуют всюду; так должно решиться и дело промышленности, а это во много раз теперь нам легче, чем какому бы то ни было другому народу Европы. Не место здесь разбирать, как и что возможно и должно сделать у нас для регулирования на будущее время наших промышленно-социальных отношений, и я обращаюсь вновь к прямой задаче своего сообщения.

Положим, что ряд сведений показал, что некоторые дела, хотя бы нефтяное или содовое дело, заслуживают по общему отзыву, по сведениям, из разных источников почерпнутым, того, чтобы им покровительствовать. Спрашивается: в чем же должно состоять это покровительство и как ему проявиться? В прежнее время было возможно личное знакомство царя с такими народными нуждами; он призывал к себе Демидова и говорил: «Демидыч, развивай свои фабрики, я помогу». Царю это прилично и возможно. Но министру такая власть не подходяща, потому что единоличное покровительство всегда будет убивать предприимчивость, а не содействовать ей в таких условиях, в какие мы теперь поставлены, т. е. тогда, когда имеется много лиц, могущих и долженствующих развивать у нас промышленное дело. Возможными и разумными мерами надо считать только те меры, в которых лицеприятие совершенно немыслимо или настолько лишь возможно, насколько оно возможно в каждом человеческом деле — в деле банка, в деле учебном, в деле Церкви, в деле суда — словом, во всем том, что делают люди. Первая общественная мера для развития известного рода промышленности, по моему мнению, может состоять в том, что для этого рода предприятий сделано будет на средства правительства все необходимое для полного изучения. Второй мерой для развития определенных родов промышленности я считаю возможность в особенных местных или центральных банках, пользующихся содействием правительства, получать средства, если не для учреждения, то, по крайней мере, для развития в течение известного времени тех родов предприятий, которые будут признаны по времени наиболее важными в народном хозяйстве и выгодными. На примере, надеюсь, мои мысли будут яснее. Так, я считаю, что на ближайшей очереди в развитии заводской промышленности в России стоит разработка кавказской нефти в обширных размерах, и, по моему мнению, наилучший результат может быть достигнут, когда новые нефтяные заводы будут учреждаться на Волге или вообще в Центральной России. Все то, что сделано наукой в отношении к русской нефти, ведет свое начало, можно сказать, от покровительствованной правительством частной инициативы русских ученых, но представляет и поныне множество пунктов, неясных и требующих еще долгого и подробного изучения. Ни местонахождения нефти не исследованы, как должно, с геологической стороны, ни способы заводской переработки нашей нефти не изучены надлежащим образом, ни условия торговой стороны нефтяных предприятий не прослежены с желаемой полнотой. Не Бог весть какие суммы нужны для всего этого, но частным лицам их или не хочется жертвовать, или, если иной крупный промышленник делает что-либо (притом всегда спешно), то делает про себя, а потому его исследование не дает вклада в общую сокровищницу страны; средства же ученых обществ и отдельных ученых лиц, заинтересованных в общем решении задач, малы для систематического и полного изучения, которое одно может дать надлежащие ответы, практике нужные. Притом, какой-нибудь десяток тысяч в год на 5—6 лет совершенно удовлетворит все эти потребности, даст в руки нефтепромышленникам массу данных, которые в настоящее время добываются с трудом за большие суммы, не имеют систематичности и лишены того условия всеобщего сведения, которое составляет гарантию правильности и полноты научных изысканий. Но пусть нефтяное дело будет известно во всех подробностях, пусть станет ясным, как это кажется, например, мне, что разработка нефти почти исключительно в одном Баку не может никогда доставить той степени развития этого дела, к какой нефтяная промышленность способна. Я думаю, что местом учреждения новых нефтяных заводов, необходимых для дальнейшего и правильного роста нашей нефтяной промышленности, должны служить центральные местности России, особенно приволжские места, как я это и развиваю в своей статье «Где строить нефтяные заводы?».

Спрашивается, как же достичь того, чтобы нефтяная промышленность направилась именно в надлежащую сторону, если дальнейшее и ближайшее расследование дела утвердит убеждение в пользе развития дела именно на Волге? Те лица, которые уже находятся в бакинских нефтяных предприятиях, очевидным образом заинтересованы сохранить то, что учредили, и будут, конечно, стараться удержать нефтяное дело исключительно у себя в Баку. Для достижения желаемого, по моему мнению, правительство должно помочь начинателям правильного развития дела, а в частном примере тем, кто устроит новые нефтяные заводы на Волге или вообще в Центральной России. Помощь эту может дать особый банк в виде краткосрочной ссуды всякому вновь устроенному заводу, взяв его под залог, и в размере, заранее определенном по размерам и силе завода, например в примере нашем хоть по 40 коп. на пуд перегоняемой в год нефти. Нефтяное дело и без того выгодно; найдутся такие, которые не потребуют этой выдачи, не сделают займа, потому что в нефтяном деле на каждый расходуемый рубль можно иметь в год, по крайней мере, полтину чистого барыша. Но важно то, что возможность своевременно найти надлежащий кредит за определенные заранее проценты при нашем недостатке капиталов дает известного рода уверенность и спокойствие, каких современное положение предмета вовсе не дает, разного же рода неудачи и случайности могут встречаться в каждом предприятии, а лишь только они встретятся, они могут при современном порядке дел убить рождающееся дело, хотя бы оно было поставлено и правильно. Очевидно, что такая мера мыслима как плодотворная только тогда, когда избранные для покровительства роды промышленности будут взяты не случайно, не из-за какого-нибудь минутного требования, а из-за потребности, всеми естественными обстоятельствами определяемой, т.е. тогда, когда в определении такого рода заводов, которые достойны покровительства, будет много гарантий правильности, а этого можно достигнуть лишь через предварительные исследования предмета промышленности, через что он сам по себе сделается уже публичным достоянием. Для отыскания путей и мест торговли учреждают многолетние экспедиции, делают даже войны, — неужели промышленность, питающая торговлю, не стоит расходов изучения? А у нас даже нет систематического изучения нашего минерального топлива. На дело промышленного изучения, необходимого для развития заводов, в бюджете Российской империи, жертвующей миллионы на образование, на межевание, на дороги, на съемки и т. п., не ассигнуется никакой самостоятельной суммы. И если недавно учрежден Геологический институт, то его цель, хотя и не фискальная, а чисто научная, однако все же не прямо практическая. Главнее всего, по моему мнению, иметь в виду, чтобы после изучения, или рядом с ним, покровительство оказывалось не отдельному лицу по личной инициативе, чьей бы то ни было, а по определенной обдуманной программе. Так, Франция покровительствует судостроению и торговому мореходству, выдавая помильную и тонновую премию. Способ покровительства премиями, мне кажется, не под силу России и может произвести искусственное возбуждение. Важнее всего, после изучения, помочь заводам приобретать оборотные капиталы для развития дела и для этого содействовать учреждению промышленных банков. Я не финансист и даже с банками никогда не имел дел, а потому не могу даже сказать, один ли общий или несколько местных земских будут приличны для возбуждения нашей промышленности. Одно я знаю из сношений со многими заводами: дела новые, пока не окрепли, часто страдают и даже рушатся именно из-за недостатка оборотного капитала. Для торговли, для землевладения учредились банки с явною или прикрытою помощью государства, но у нас, сколько я знаю, нет еще ни одного промышленного банка, а надобность в нем наибольшая, риск же, я думаю, при хорошем ведении дел, наименьший. Если виды промышленности, для покровительства назначаемые, будут избраны с надлежащей осмотрительностью, то тогда дело банковое не представит никакого, по моему мнению, затруднения, потому что, при правильном выборе предприятий, заводское дело характеризуется большими выгодами и быстротой роста, а вследствие того и быстротою погашения занятых капиталов. Если для развития железнодорожного дела Россия сделала многомиллионные займы сравнительно с большой легкостью, то для развития заводского дела, при гарантиях публичности и научного расследования, займы можно сделать во много раз еще легче. Если дело покровительства учреждению и развитию заводов в России возьмет в свои руки правительство, то нужные для того деньги оно найдет, конечно, во много скорее и дешевле, чем для ведения какой бы то ни было войны, потому уже, что война разоряет, а заводы обогащают. Да притом здесь нужны не сотни миллионов, а лишь десятки. Затратив их с разумом, в десяток лет — не узнать будет многие края России. Стройка заводов и их эксплуатация много проще и легче железнодорожного дела, а и оно двинулось в десяток лет шибко. А и выгоды не те, да и гарантий не надо — нужен капитал, указание, куда его затратить, и вызов инициативы. Россия шла во многом по-своему, а если станет оставлять одной чистой инициативе дело развития промышленности — поступит по-чужому, не так, как все развивалось у нас.

Высказав главные стороны моих соображений об условиях для развития у нас заводского дела, я перехожу к двум последним, хотя и существенным, но уже не требующим, как вышеизложенные условия, инициативы правительственной, а потому и более легко исполнимым. Я хочу именно сказать, во-первых, о том, что особенно желательно у нас развитие многих малых заводов, а не одних только крупных, а во-вторых, мне хотелось бы сказать о нуждах нашей технической литературы. Первая моя мысль касается развития у нас мелкой заводской деятельности, а не крупной, не той, которой до сих пор так усердно покровительствовали в правительственных сферах.

Для развития крупной предприимчивости прежде всего нужны крупные капиталы. Всякому известно, что в России крупных капиталов нет или чрезвычайно мало, а те, которые есть, уже лежат в делах и неохотно идут на новые предприятия. Нужно же привлечь к заводскому делу капиталы новые, те, которые в настоящее время стремятся преимущественно в одни процентные бумаги и находятся в руках лиц деятельных, лишенных рутины и могущих понять выгодность технических предприятий, обставленных предварительными исследованиями и правительственной поддержкой, потому что они одни могут, войдя сами в дело, повести его рассудительно и развивать, начиная с малых размеров. Только такие мелкие капиталисты сумеют соединить или в себе, или около себя в товариществе знание, необходимое для заводского дела. Что касается до лиц, готовых к технике и изучивших ее, то в обычной норме у них капиталов нет. Им, можно сказать, не из чего начинать; они могут мечтать, но не могут осуществлять; они могут знать, но не могут начинать заводского дела, которое немыслимо без некоторого капитала, как оно немыслимо без знания и большого труда. Отдельно взятые лица, научно и технически подготовленные, едва ли в состоянии склонить к предприимчивости лиц, обладающих уже некоторым капиталом, тем более что новые предприятия всегда связаны с некоторого рода риском и требуют весьма усидчивого изучения всех обстоятельств дела. Однако в образованных классах из числа помещиков, инженеров, чиновников и купечества у нас в настоящее время не мало лиц, которые имеют небольшие капиталы, вложенные в процентные бумаги; вследствие дороговизны жизни они стремятся получить больший процент на скопленный запас, но не решатся этого сделать без внешнего толчка, подобного правительственному покровительству и публичному исследованию новых выгодных предприятий. Такие лица, даже при сравнительно большом запасе образования, обыкновенно лишены каких бы то ни было технических знаний и для побуждения их расчетливости особенно нужны вышеупомянутые общие, государством произведенные исследования технических предприятий, стоящих на очереди. Таких малых рассеянных в России капиталов, сколько я знаю, много. Вот этих-то лиц весьма важно привлечь к заводскому делу. Конечно, найдутся и такие, которые сами обладают и запасом знаний или практической опытностью, и некоторым капиталом; они, конечно, всего желательнее в заводском деле. И они бы охотно пошли иногда в заводское дело, обещающее выгоды, если бы им дан был надлежащим образом подготовленный материал в виде расследования условий для развития некоторых родов промышленности. Надо не забывать, что у нас лица, сами не подготовленные наукой или практической деятельностью к технике и к знаниям, нужным для заводского дела, боятся составлять акционерные компании или принимать в них участие по той простой причине, что акционерное дело у нас встало в условия, чрезвычайно странные и особенные, в рассмотрение которых здесь неуместно было бы входить, но которые, я думаю, известны всем лицам, интересующимся заводскими делами. Пересмотр законов и условий, на которых составляются и ведутся у нас компанейские дела, должен составить одну из важных обязанностей министерства промышленности. Но в личное товарищество со знанием и предприимчивостью такие лица легко пойдут, при известного рода гарантиях целости и достаточности капитала. Капитала может быть достаточно на учреждение дела, но его может недостать для его ведения. И вот в этом случае, и для этого особенно, нужна заранее известная возможность получить капитал, нужный для дальнейшего развития, в виде промышленных банков, помогающих известным родам предприимчивости. Важнейшие преимущества привлечения к заводскому делу малых капиталов и личной предприимчивости состоят в том, во-первых, что на малом заводе легче повести дело с полною исправностью и самому заводчику на местном или близком рынке сбыть свой продукт, и, во-вторых, в том, что, научившись извлекать выгоду из малого дела, легко будет перейти к большим делам, а не наоборот. Соединение личной торговли с заводским делом составляет в последнее время общий лозунг массы европейских заводов; оттого такие массы новых мелких заводов располагаются в последние годы около городов. Притом всякое приспособление к требованию рынка становится легко возможным, и, что всего важнее, избегаются дорогие посредники и комиссионеры. Конечно, рядом с малыми заводами будут возникать и большие, но по всему тому, что мне лично известно о многих больших и малых заводах одного и того же рода и одинаковой степени технического совершенства, всегда малые заводы получают несравненно больший процент выгоды сравнительно с большими, особенно же потому, что большому заводу приходится сбывать свой товар на далекие рынки и перекупщикам, а потому нести много накладных расходов. Так, я думаю, что ныне два десятка рассеянньк по России нефтяных заводов, обрабатывающих по 100 тыс. [пудов] сырой нефти, принесут в сумме почти вдвое больший доход, чем один завод на 2 млн пудов нефти, конечно, при условии одинаково хорошей обработки. Обсуждая заводское дело с этой стороны, должно видеть ясное его отличие от фабричного дела. Это последнее, требуя сильных двигателей, часто может быть выгодно и хорошо ведено только в больших размерах, потому что таковы условия многих основных механизмов. Заводское же, т. е. преимущественно химическое дело, по существу своему требует главным образом внимания и знания и, совершаясь одинаково в больших и малых массах, вовсе не обусловливается размерами производства в наибольшем числе случаев. Конечно, есть заводы такие, как непрерывно действующие, например: выплавляющие чугун, прожигающие кирпич, и те, которые выгодно ведутся только при известных больших массах вырабатываемого продукта, но и они становятся менее выгодными после известного расширения производства, а главная масса химических заводов выгоднее всего действует именно при относительно малых размерах. В этом — великое преимущество заводского дела. Ввиду этого, а особенно вследствие легкой возможности малое заводское дело превращать в большое, постепенно, по мере расширения рынка и накопления опытности, нельзя не рекомендовать, даже при большом готовом капитале, начинать заводское дело с малых размеров. Нельзя упустить из вида, что развитие многих малых заводов, взамен одного большого, во всех отношениях благоприятнее и для общегосударственных целей, потому что разольет блага заводской деятельности на большую массу народа и представляет более шансов выдержки, устойчивости, соревнования и привлечения к заводскому делу массы жителей. Поэтому малые заводы заслуживают правительственной заботы в большей мере, чем обширные заводские предприятия, которые у нас до сих пор пользовались исключительным вниманием.

Как для небольших капиталистов, желающих заняться заводским делом и которых найдется немало, так и для тех предприимчивых людей, лишенных капитала, но готовых свой труд и свое знание посвятить делу промышленности, прежде и важнее всего нужно ближайшее знание условий промышленности, обещающих развитие. В этом последнем смысле не только нужно специальное расследование отдельных отраслей промышленности, но и общие технические руководства, которых в настоящее время в России не существует. В 40-х годах покойный П.А. Ильенков и в 60-х за ним А.Н. Андреев издали общую химическую технологию. Ее теперь нельзя найти в продаже, да и многие разделы этих книг не удовлетворяют уже современному состоянию техники. Я думаю, что в настоящую минуту первейшую надобность, главнейшее условие для развития у нас заводского дела составляет общее краткое руководство для заводского дела. Мне скажут, быть может, что при Министерстве народного просвещения давно объявлен конкурс на технологию с премией имени Петра Великого, могущей достигнуть размеров 2 тыс. руб., и с обещанием распространения желаемой книги в гимназиях как руководства. Но стоит взглянуть на условия этого конкурса поближе, чтобы увидеть, что вызываемое сочинение, можно сказать, совершенно невозможно, как невозможно осуществление той программы химической технологии, которая назначена для реальных училищ. Эта программа помещена в учебных планах реальных училищ Министерства народного просвещения 1875 г., на с. 83. Читая ее, всякий поразится тем, что в химическую технологию не вошли такие производства, как [производство] серной кислоты или соды [или] производство металлов. Правда, в механической технологии есть указание на род металлургии, но, конечно, со стороны механической, а не со стороны заводской. А в программе химии упоминается о серной кислоте под рубрикой: «Сера; физические ее свойства; приложение серы. Окислы серы. Серная кислота. Сернистый водород». Но, как написано на с. 68, преподавание химии «должно состоять в ознакомлении с важнейшими свойствами тел и законами, управляющими их взаимодействием». Следовательно, здесь при небольшом числе уроков и не место говорить о приемах производства серной кислоты. Такие важнейшие и образцовые химические производства, как металлургические, серной кислоты и соды, в реальных гимназиях не объясняются, и в том руководстве, которого ожидает Министерство народного просвещения, этого предмета первой важности и не будет. Притом спрашивается учебное руководство для юношей, чуть не мальчиков.

Если у нас в гимназиях и реальных училищах часто учатся люди с усами и бородой, как это видно из поступающих в университеты и высшие технические училища, мне лично известные, то это не норма, а первое основное зло наших современных средних учебных заведений. Представьте себе человека лет двадцати, лишь сходящего со школьной скамьи и получившего официально и физически аттестат зрелости, и подумайте, может ли он сохранить ту впечатлительность и ту степень увлечения, какие свойственны юности и какие делали плодотворные результаты прежней университетской деятельности более очевидными, чем ныне. Я зашел вновь в эту сторону, но лишь потому, что она касается образования, а оно, особенно же все дело высшего образования, по моей давней деятельности на поле учебном, трогает меня лично очень близко, и я часто, чересчур часто, слышу толки о современном высшем образовании от людей, которым неизвестно, что главные пороки среднего нашего образования состоят в его напрасной продолжительности и в том, что учат там мальчиков многому тому, чему учить их или нельзя (как, например, технологии), или же не следует (как, например, латыни, которой и немногая порция была бы достаточна) по несоответствию с историей России, с духом времени и склонностями народа. А когда дело среднего образования поставлено неправильно — нельзя ничего ждать хорошего и от высшего образования. Все это очень близко касается предмета моего сегодняшнего сообщения. Итак, желаемого для пользы русской техники руководства технологии нельзя ждать между удовлетворяющими программе конкурса, объявленного Министерством народного просвещения, не только потому, что удовлетворить программе очень трудно, так [как] она лишена серьезности и обдуманности, но особенно потому, что ожидаемое конкурсом руководство должно быть приноровлено к юному возрасту гимназистов и не может заключать в себе того, что должна содержать в себе технология, нужная для возбуждения практического знания о заводских производствах. Технология, спрашиваемая министерским конкурсом, по моему мнению, просто немыслима. Думаю даже, что самое преподавание технологии в гимназиях не выдерживает никакой критики и никоим образом не может служить средством для возбуждения заводской деятельности, и как яснейшее для того доказательство я вижу в том, что самому учителю негде и не в чем почерпнуть сведения о состоянии химической промышленности в России. Когда нет руководства, по которому бы мог учиться сам учитель, нельзя думать, чтобы этот учитель дельным образом преподавал свой предмет ученикам в начале их учения, т.е. в средних учебных заведениях.

Я говорю о необходимости такой химической технологии, которая была бы сообразна с современным состоянием русских практических потребностей, которая включила бы в себя знание того, что имеется уже в России, вместе с тем, что имеется в Западной Европе для развития этого дела. Прибавлю при этом, что я сам много думал об издании такого руководства, но меня остановили два обстоятельства, не позволяющие выполнить задуманное. Во-первых, такое сочинение во всяком случае выйдет обширным и очень кратким быть не может уже по одному тому обстоятельству, что производств, даже тех, которые включены в гимназическую программу, много и они чрезвычайно разнообразны, а надо еще прибавить и особенно обширно развить металлургию, применение топлива и развитие настоящих химических производств, сосредоточиваемых на содовых заводах, хотя не надобно вдаваться в подробность обширных руководств, таких, например, как капитальное сочинение Лунге для содовых заводов, или сборник Муспратта, или недавно начатая подробная технология проф. Бунге. Все это не под силу одному. Надо войти в ассоциацию с несколькими лицами для того, чтобы надлежащим образом удовлетворить современности во всех отношениях. Притом руководство должно быть снабжено множеством рисунков и, заключая, по меньшей мере, около 70-100 печатных листов, должно быть для ясности изложения и пользы дела иллюстрировано не менее как 400-500 рисунками. Такая книга представит своим изданием ценность, по меньшей мере в 20—30 тыс. руб. Эти средства не могут окупиться потребностью, в настоящую минуту существующей, потому что при такой стоимости ценность книги выйдет большая. Но если бы вопрос состоял только в одних денежных средствах, нужных для издания, да в необходимости иметь сотрудников для описания разных заводских производств, предприятие было бы осуществимо, если не для меня, то для кого-либо другого, более меня богатого всякими средствами. Но есть второе условие, которому должно удовлетворить желаемое русское руководство для заводского дела. Условие это требует еще больше лиц и средств и уже не под силу отдельному предпринимателю. Дело в том, что в России имеется в технике множество самостоятельных приемов. Достаточно упомянуть о нашем железном деле, о наших нефтяных заводах, о наших кожевенных, клееваренных, дегтярных и тому подобных заводах, чтобы сделать это ясным. В желаемом русском руководстве для заводского дела, очевидно, должны найти место все эти, так сказать, оригинальные русские приемы не только для того, чтобы ввести в сознание самостоятельные приемы, выработанные уже жизнью, не только для того, чтобы другие могли воспользоваться тем, что уже изведано, но и для того в особенности, чтобы опять вновь не разъединить то, что называют теорией, от практики, и что составляет коренное зло нашего классически-литературного образования. Представьте себе заводчика, который возьмет в руки технологию, написанную по иностранным источникам и не содержащую того, что практикуется у нас с выгодой, удобством и явной полезностью. Вы поймете, что заводчик, смеясь, укажет окружающим, что у него дело делается гораздо проще или лучше, практичнее и выгоднее, чем в этих немецких источниках значится. Поэтому вы поймете, как много значит для плодотворности издания необходимого руководства к заводскому делу знакомство с тем старым и последним, что уже имеется в настоящее время в России. Это же знакомство может достигнуться только путем специальных поездок знающих людей по заводам, а это не под силу никому, в отдельности взятому, и никакой ценой книги не может окупиться. А потому издание подобного руководства может составлять результат только особой деятельности на общественные средства, и нельзя ждать, чтобы дело это сделалось каким-либо отдельным лицом на свои собственные средства и на весь свой собственный риск. Тут уже надобно в целом не 2-3 десятка рублей, а гораздо более денег для того, чтобы осуществить эту первую настоятельную необходимость для развития у нас заводского дела.

Я уже и не говорю о том, как было бы плодотворно издание практической русской энциклопедии промышленности, заключающей, кроме сведений из математики, механики, физики, химии, геологии, ботаники и зоологии, описание основных промыслов: горного, лесного, сельскохозяйственного и таких, как механическое, фабричное и заводское дела, — словом, что-либо подобное хоть известному лексикону Лабуле. На это, если б и нашлись лица, — не будет у нас средств, а без подобных книг нельзя ждать широкого распространения технических знаний и предприятий. Каждому заводчику, учителю, технику и даже каждому купцу и образованному человеку такая книга необходима, если не для руководства, так для справки. Вот тут съезд русских заводчиков и промышленников может сделать многое. Мне кажется даже, что с этого должно начинать.

Таким образом, одной из первых реальных и легко достижимых мер для развития заводской деятельности в России я считаю издание общего, сравнительно краткого руководства для химической технологии или заводского дела. Второй мерой я считаю учреждение особого, отдельного учреждения, ведающего государственными интересами промышленности, все же местные интересы заводской, как и всякой другой промышленности, должны, по моему мнению, быть вверены земству, а надзор за заводами со стороны пожарной и санитарной — обычной полиции и мировому суду, при условии выработки ясных законов. Как третью важную меру, по моему мнению, нужно признать учреждение промышленных банков, дающих заводам ссуды под обеспечение кредитом, товаром и самими заводами, принимая во внимание предварительное рассмотрение родов промышленности, такому покровительству подлежащих, и специального знакомства с деятельностью того завода, который испрашивает кредит или субсидию. Четвертой основной мыслью моего доклада я считаю желание видеть преимущественное развитие у нас мелких заводов, сравнительно с крупными. Из мелких заводов легко могут развиться крупные. Мелкие подлежат лучшему контролю хозяина, более могут быть обдуманы, и если в них и будут ошибки, то они не отзовутся столь горьким образом ни на заводском кредите, ни на развитии у нас заводской предприимчивости в данной области в большом виде. Притом мелкие заводы оказываются часто гораздо выгоднее крупных. Те мелкие заводы, которые я при этом подразумеваю, могут совпадать или приближаться к той кустарной промышленности, о которой столь много было речи несколько лет тому назад, и сведения о которых столь отлично разрабатываются в «Трудах» Комиссии для исследования кустарной промышленности, учрежденной под председательством почтенного А.Н. Андреева при Министерстве финансов. Основная мысль этой комиссии, конечно, справедлива, но я думаю, что покровительство кустарной промышленности может быть только сопряжено с беспроцентными расходами и обойдется во всяком случае дороже, чем покровительство развитию известных родов промышленности на заводах малых размеров. Притом не надо упускать из виду, что кустарная крестьянская промышленность относится по преимуществу к числу механических производств, тогда как заводская деятельность, которой касается главным образом мое сообщение, сосредоточивается на видах промышленностей, в которых главную роль играют химические изменения, а знания их без науки не существует.

Прошу под конец обратить внимание еще на следующее, что я считал ненужным развивать в предшествующем изложении и подразумевал совершенно ясным: само по себе развитие заводской деятельности доставит новый заработок массе крестьянства, т.е. массе земледельцев, а с развитием в их среде хоть некоторой образованности чисто заводская деятельность может взойти в согласование с сельскохозяйственной деятельностью, сосредоточиться в одном и том же селе и даже подчиниться артельному или общинному началу, которым заправляется наша сельскохозяйственная и многие другие практические виды крестьянской деятельности. Это тем возможнее, что многие виды заводской деятельности могут с выгодой или даже должны производиться зимой, так что одни и те же силы будут летом в деле полевом приготовлять хлеб и материал для зимней заводской деятельности, а зимой могут становиться заводчиками. Но, не будучи утопистом, я не увлекаюсь подобными возможностями, а, как реалист, говорю: общие интересы в заводском деле мирятся с личными, и дела этого рода, удовлетворяя нуждам образованности, отвечают в то же время и народным потребностям, почему и должны стоять на видном месте в числе важнейших государственных надобностей, тем более что только с развитием производств — фабричных и заводских — создается тот прочный средний производительный класс, без развития которого невозможно сильное образованное государство. Этому среднему классу предстоит в России связать свободными, но практическими и крепкими узами крестьянина с образованностью. Моя основная мысль сказана будет ясно, если я заключу свой доклад пожеланием: посев научный да взойдет в благоустроенном заводском деле на пользу народную...

С.-Петербург. Май 1882 г. Д. Менделеев

Менделеев, Дмитрий Иванович (1834-1907) русский учёный и общественный деятель. Химик, физикохимик, физик, метролог, экономист, технолог, геолог, метеоролог, педагог, воздухоплаватель, приборостроитель, энциклопедист.