М.О. Меньшиков
Благочестие и благородство

На главную

Произведения М.О. Меньшикова



22 августа, 1910

Священникам хочется быть дворянами — вот верный признак крушения веры. В великой борьбе между язычеством и христианством наступает перелом: одолевает язычество, и тут едва ли какие силы могут помочь, небесные или земные. Спор идет между двумя началами духа, вечными, как природа. Спор идет между благочестием и благородством, и в эту тайную борьбу двух нравственных стихий необходимо вникнуть всем, кто хочет понять ход вещей.

Священникам вовсе не всегда хотелось быть дворянами, далеко нет! Были века, и не столь отдаленные, когда дворянам хотелось идти в священники, и когда идеалом человеческой деятельности считалось посвящение себя Богу. Тот же святой Савва Вишерский, иконы которого деревенские парни теперь расстреливают и режут ножами,— тот же Савва был из боярского рода Бороздиных. Он все бросил ради подвижнической жизни, ради столпничества, т. е. ради полного сосредоточения своей души в постоянном общении с Богом. Множество бояр и князей нашей старой истории шли на служение Богу. Принимать пострижение в конце жизни считалось обычаем, вроде второго предсмертного крещения. Но дворяне шли не только в монахи. Нет сомнения, что грамотные из них и благочестивые, безземельные или мелкопоместные шли и в священники, ибо это звание в древней Руси вовсе не было так унижено, как теперь. По остаткам старых обычаев — подходить, например, под благословение, целовать священнику руку, называть его «отцом», «батюшкой», сажать на почетное место за столом и пр.— вообще по развалинам дошедшего до нас религиозного быта вы можете судить, что духовенство когда-то очень высоко было поставлено в обществе и возбуждало не только почтение в дворянстве, но даже зависть. В Москве, при народно-царском правлении, как и в Новгороде при народно-аристократическом, высшее духовенство считалось первым, так сказать, земским чином, выше бояр. Ближайшими советниками государя и постоянными внушителями верных, так сказать сообразных с верой решений, были митрополиты и затем патриархи, сменившие митрополитов. Именно духовенство — в лице великих митрополитов — вынянчило династию, именно духовенство отстояло государственность и самобытность нашу от татарщины. Не дворянство, а духовенство поднялось первое в годы великой смуты и подняло дух народный. И Минин, и Пожарский бессильно дремали, пока не дошел до них могучий, как набат, голос Троицких монахов, Дионисия и Авраамия. Им до сих пор не поставлено памятника, но поистине они спасли тогда Россию: из их сердца родилось героическое одушевление, всколыхнувшее весь народ. Как некогда Дмитрий Донской нашел решимость восстать за Русь — в благословении простого монаха, в его повелительном «иди!», так при новом бедствии у гроба того же монаха загорелась ревность за народ русский. Не дворянство, наполовину изменническое и предавшееся полякам, а Троицкий монастырь показал, как нужно защищать твердыни народные. Польское бурное нашествие разбилось в 16-месячной бесплодной осаде о стены, защищавшиеся не дворянством, а духовенством. Не малодушный царь, а патриарх, уморенный голодом, но не сдавший чести России, благословлял ее из заточения на борьбу. Не забудьте, что отцом первого царя новой династии был тоже патриарх, носивший титул. Подобно царю, «великого государя». И не Михаил, а Филарет вывел корабль России из бурунов смуты.

Вы видите, как некогда высоко стояло звание духовенства в глазах народных и при всем отречении от мира какую оно огромную играло роль, государственную и историческую. Тогда духовенству не было основания завидовать дворянству: оба сословия были в равной чести; носители креста ставились во всех случаях даже выше носителей меча. В самых названиях: духовенство — служители духа, Святого Духа, дворянство — служители только двора княжеского, не более. Впоследствии все у нас одичало, принизилось, расстроилось, пришло в забвение, но в течение тысячи лет дворянство принимало крещение у духовенства, от него же получало уроки веры и совести, у него же исповедовалось и каялось, из его рук принимало причастие, т.е. самое участие в высочайшем звании христианина. Руки же священника возлагали венец брачный и благословение на весь род дворянина. Священник же приводил воина к клятве. Не кто иной, как священник же, облеченный апостольскими правами, принимал от дворянства грехи его, отпускал их или налагал клятвы. Священник же провожал в вечность души знатнейших из дворян, которых смерть превращала в одно сословие перед Богом — рабов Божиих.

Конечно, теперь, когда нет веры, то у священников нет и власти, но когда вера была громадным явлением и даже господствующим в жизни, власть духовенства была страшная, умеряемая только милостью Божьей. Сумасшедший тиран мог послать опричника, чтобы задушить митрополита, но тот же митрополит, стоя перед престолом в церкви, заставлял дрожать сумасшедшего тирана. В завязавшейся борьбе между церковным и государственным авторитетом верх взял последний, но в лице патриархов, и особенно Никона, у нас слагалось свое папство со всем значением, какое папство установило для католического духовенства. Патриархи наши имели своих бояр. В течение веков собственно политические права духовного и дворянского сословия не были различены. Духовенство было единственным сословием, которому все остальные тысячу лет целовали руку.


Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., 1906-1916.

Михаил Осипович Меньшиков (1859—1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения.


На главную

Произведения М.О. Меньшикова

Монастыри и храмы Северо-запада