М.О. Меньшиков
Близость конца

17 ноября

Даже великие народы бредут в даль будущего с завязанными глазами. Казалось бы, Англии ли не быть немножко знакомой с флотом и с единицей его — современным кораблем? Царица морей предпринимает титанические усилия, готовясь к поединку не на жизнь, а на смерть, и настроила 32 дреднота — просто кошмарную морскую силу. Это третья часть всех земных флотов, т.е. как бы третья часть всей власти над нашей круглой планетой. Казалось бы, истощив себя на выработку такого могущества, не лишне было бы серьезно поинтересоваться: а что же такое это могущество по своей натуре? Что такое дрендот? Все ли они известны?

— Ну, — конечно, англичане все это знают, — скажет читатель: разве можно допустить, чтобы они но проделали все необходимые опыты? Представьте себе, что нет. Я уже писал о предполагавшихся крайне интересных опытах с броненосцем "The Empress of India" в Портланде. Только теперь, настроив почти бесчисленную армаду стальных чудовищ, догадались проделать основной опыт: а что будет, если выстелить в современный броненосец из современной 14-дюймовой пушки? Выяснились совершенно неожиданные результаты. Вот, что сообщают газеты: "Первые же два выстрела с сверхдреднота "Король Георг V" из 14-дюймовых орудий подействовали так, что "Императрица Индии" перевернулась кверху дном и затонула на глубине 25 сажен. Такое неожиданно сильное действие нового вооружения изумило даже морские власти".

Как вам нравится наивность этого изумления, если описываемое в газетах происшествие действительно имело место? Не похожа ли постройка дреднотов на сооружение Вавилонской башни, развалившейся потому, что строители не сообразили, осуществима ли она, вообще, в ее размерах? Уже первый боевой выстрел из современной пушки открыл новое, неподозревавшееся свойство титанической артиллерии. Она не только простреливает броню и разрушает корабль, но, встретив достаточное сопротивление, пихает его с такой силой выше центра тяжести, что опрокидывает корабль — совершенно как толчок палкой опрокидывает детский кораблик. Об этом ученейшие в свете английские морские инженеры, по-видимому, не догадывались. Придется проделать вышеназванные опыты с дреднотами и сверхдреднотами. Так как плавучие свойства и "Титаника", и детского кораблика одни и те же, то весьма возможно, что будет установлена способность опрокидываться от первого выстрела и самых крупных дреднотов: проектируется, ведь, уже 16 и даже 20-дюймовые орудия. Не ясно ли, что техника военного судостроения доходит до самоубийственного совершенства? Показалось бы нелепостью ставить чудовищные пушки и машины на стеклянные корабли, которые рассыпались бы в осколки от первого толчка, — а ведь мы близко приближаемся к моменту, когда стальные броненосцы будут не безопаснее стеклянных.

В военно-сухопутных маневрах к сожалению невозможен столь же выразительный опыт: нельзя обстрелять армию современными боевыми снарядами и посмотреть, что из этого выйдет. Очень возможно, что серьезно готовящиеся к войне державы имеют кое-какие секреты, не уступающие по эффекту 14-дюймовому орудию. У немцев или французов, может оказаться своя шимоза, только более убийственная, или свое ружье-автомат, которое сделает вооруженного им солдата равносильным целому взводу солдат, снабженных устаревшей магазинкой. С появлением четвертого рода оружия — военной аэронавтики, от удушливых бомб которой некуда будет, скрыться, кроме могилы, — может выясниться неожиданность уже чисто психическая. Замечено, что последние войны (еще со старым оружием) не только физически увечили и выводили из строя множество народа, но наносили психические, совершенно невидимые раны. Перетерпевшие невероятные напряжения войска возвращаются с войны на вид как будто здоровыми, по многие солдаты и офицеры уже в мирной обстановке начинают нервно хворать, впадать в истерику, в меланхолию, сходить с ума или кончают самоубийством. Забираясь все глубже и глубже в таинственные свойства вещества, ученые освобождают из него демонические силы, на борьбу с которыми не рассчитана хрупкая природа человека. Уши человеческие не выдерживают грома выстрелов, нервы не выдерживают сотрясения атмосферы, сознание не выдерживает кромешных ужасов боя, — и не убитые и даже не раненые воины возвращаются домой для того, чтобы умереть от непереносимых впечатлений. Очевидно, волна вооружений близка к своей вершине и, если не раздавит человечество катастрофой, вроде нашествий Аттилы и Чингизхана, — то даст военному делу какой-то обратный ход. Как сверхпушка уничтожает сверхкорабль, может быть явится новое сверхсредство войны, которое упразднит и артиллерию, и мины, и крепости, и армии, вооруженные ружьями. Поговаривают о возможности взрывать неприятельские мины, снаряды и склады динамита путем, беспроволочного электрического разряда. Ученые еще только входят в темную область разных икс-лучей и эфирных энергий. Кроме великолепных молний, унаследованных от Зевса, могут быть найдены разных сортов темные, невидимые молнии, губящие жизнь из-за тысяч верст. По-видимому сбывается пророчество первого Искусителя: съешьте яблоко познания и будете как боги. Но смотрите, как бы в момент исполнения этой мечты не рухнуло окончательно самое древо жизни, сорванное темным ураганом... Не случилось бы с человечеством того же самого, что бывает нередко с конспиративной квартирой, где устраивают склады слишком убийственных снарядов. Как раз накануне блестящего выступления и террористической победы вся компания разрушителей сама взлетает, на воздух. То, что на нашей памяти гений человеческий, вооруженный знанием, слишком уж поработил себя поисками смертоносных средств, — но предвещает ничего доброго...

За что борются народы? Мне кажется, и здесь — в области целей войны — человечество идет с завязанными глазами и многое здесь даже умышленно не додумывается до конца. Предполагается a priori, что есть цель, но едва ли многие пытаются осветить ее со всех сторон и ответить искренно: да стоит ли цель затрачиваемых средств? Если бы подвергнуть войны, хотя бы только ХХ-го, едва начавшегося века коммерческой критике, — пожалуй ни одна война не оправдала бы себя. И англичане, и голландцы Южной Африки — умные, расчетливые народы. Неужели, спрашивается, теперешний результат бурской войны не мог бы быть достигнут без невероятно жестокой с обеих сторон бойни? Ведь на поверку-то оказалось, что ни англичане не желают покушаться на свободу буров, ни буры не лишены способности ужиться с англичанами. Или неужели теперешнее наше соседство с Японией не могло бы установиться без потрясающих манчжурских гекатомб с обеих сторон? Или теперешнее разграничение балканских народов было невозможно иначе как путем звериной травли всех против всех? Политики оценивают захваченную территорию и число душ покоренного врага, не взвешивая, какую ненависть взваливает на свои плечи победитель и какую месть. Старые Османы искренно думали, что Европа по Дунай и по Карпаты принадлежит им, но история выяснили, что им принадлежала весьма глупая роль — вечно бороться со своею собственностью и истощать силы в беспомощных попытках не выпустить ее из рук.

Почти каждую из войн можно свести к тому или иному пороку правящих классов — к корысти, гордости, родству и кумовству, — но едва ли этот критический прием был бы философски верен. Невозможно допустить, чтобы живые стихии природы — человеческие расы — вели между собою сокрушительную войну без глубоких и важных оснований. Какие же это основания?

Народности, как сословия

Не за независимость свою борются народы, а за правильную зависимость друг от друга, за органически полезное для себя соотношение с ними. В человечестве идет тот же процесс, что во всякой отстоявшейся народности. Как отдельное племя делится на сословия: воинов, жрецов, торговцев, земледельцев, ремесленников, рабов, так — мне кажется — и человечество стремится разграничится на особые касты сообразно особенностям главных рас. Инстинктивно и безотчетно народы чувствуют ход этого процесса и борются за более высокое место в человечестве, за принадлежность к более благородному классу. Вспомните, как некоторые народности упорно отстаивали профессионализм свой. С незапамятных времен сириец вообще и финикиец в частности был купцом, и именно международным. Отсюда финикийская диаспора — гораздо раньше еврейской — охватившая весь средиземный бассейн и берега Европы вплоть до Балтийского моря. С таким же упорством Египет отстаивал свой земледельческий тип, а Персия — военный. При обширных захватах, мирных и военных, каждая страна включала в себя другие расы и другие призвания: это расстраивало кастовый дух национальности и обессиливало ее. Чтобы удержать нажитые торговлей богатства, Финикии и Карфагену пришлось завести несвойственную им оседлую государственность, которая не удержалась и под развалинами своими погребла и настоящее призвание этого племени — торговлю. В лице евреев мы имеем остаток древней сирийской расы, боровшийся за свое торговое преобладание в человечестве и чуть было не одолевшей Рим. В лице греко-италийской расы мы имеем касту воинов, которая в течение долгих столетий была направлена к одной цели: к завоеванию мира. И цель эта была почти достигнута. Ни Александр Македонский, ни Цезарьне мешали покоренным народам заниматься какими угодно мирными делами, отстаивая за римлянами только государственную власть, опирающуюся на легионы. С переходом военной сословности к Риму выяснилось, что Греция имеет родственный героическому — художественный гений, и долгие века эллинская раса была как бы цехом мыслителей, художников и поэтов. Мне кажется, эта склонность выдающихся народов отдаваться специальному призванию действует и теперь. При страшной перемешенности рас не всегда легко произвести их качественный и количественный анализ, но общие, хотя бы смутные направления народных характеров — бесспорны. Германская раса (включая англичан, голландцев и скандинавов) унаследовала призвание разрушенной ею римской империи. Германцы — завоеватели, народ воинственный по преимуществу. В лице англичан они овладели всеми океанами и четвертой частью земной суши, а общие владения германской расы вероятно приближаются к третьей части. В пашу эпоху гегемония в мире принадлежит бесспорно этой расе; она была бы чудовищной, если бы не ослаблялась, как в век Эллады, соперничеством между двумя наиболее сильными представителями германизма — англичанами и собственно немцами. Стремление властвовать сказывается и в том, что обе германские народности стоят во главе международных союзов; одна из них имеет самую могучую армию, другая — самый сильный флот. Стремление властвовать сказывается и в том, что немецкие принцы сидят на престолах не только у себя дома, но и у окрестных соседей. Стремление властвовать свидетельствуется и эмиграцией в далекие страны, и колонизацией ближайших соседей. В то время, как латинские страны видимо сосредотачивают свое призвание в сторону эллинизма, германские страны повторяют римскую политику и отчасти финикийскую. А Россия?

О древних скифах известно, что это народ был мало цивилизованным, склонным к земледелию, скотоводству, бродячему образу жизни. Греки вывозили из Скифии хлеб, а ввозили туда вино, на которое скифы были столь же падки, как и их потомство в XX веке. Скифы захватывались и кажется шли даже добровольно в рабство грекам, причем самое имя "славян" и в частости "сербов" сделалось нарицательным для понятия рабочей касты. Если вспомнить, что и теперь сотни тысяч русских батраков ежегодно уходят на заработки в западные земли, если вспомнить, что и теперь несколько десятков миллионов славян находятся в политическом подчинении у немцев и мадьяр, — то поразишься, как упорно отстаивает и наше племя свои скифские черты. Худо это или хорошо, — но мы никак не можем выбиться из низших сословий в человечестве, из сословий землеробов и современных рабов. Германцы дважды пытались сделать нас завоевательной расой — в век Рюрика и в век Петра Великого, — но это им не удалось. Через 360 лет после Рюрика мы сдались татарам. Неизвестно, что будет через 360 лет после Петра Великого, но через 200 лет после него мы уже сдались отдаленной родне татар — японцам. При величайшем натуральном могуществе мы не разрушили ни одной мировой империи, как германцы или монголы и не создали ни одной новой страны, как англо-саксы. Средиземное наше положение между Европой и Азией не сделало нас торговыми посредниками между материками. Несмотря на все усилия, мы не могли овладеть даже теми морями, которые завоевали. Никакого флота мы не имеем, подобно скифским предкам, и иноземная цивилизация у нас держится на засилье иноземцев. Зародышевая собственная торговля и промышленность довольно быстро переходит к наследникам финикийцев — евреям. Политическая власть в значительной степени принадлежит уже тевтонским и скандинавским родам. Напрасно упрекают г. Сазонова в нерешительной политике. Он вероятно чувствует, что нашу роль в человечестве — роль пахарей, пастухов, рабочих — и отстаивать нечего; па эту роль никто не позарится...

При окончательном слиянии человечества в одну семью России вместе с Китаем и Индией вероятно придется сделаться ногами и руками великого организма, его рабочими конечностями. Более нежные, более сложные функции будут разделены более утонченными расами, более интеллектуальными, чем мы. Позвольте, позвольте! — завопит в негодовании иной патриот: — чем же мы глупее англичан или французов? И неужели мы трусливее немцев? И разве уж у нас меньше способностей сделаться торговцами и ремесленниками, чем у евреев? и т.д. Увы, отвечу я: до сих пор мы уступали названым народностям и, живя бок о бок с ними со времени кентавров, — никак не могли превзойти их. Это предсказание и для будущего неважное. "Что было, то и будет", — говорить жестокий Екклезиаст. Не нужно совсем не иметь силы, чтобы уступать врагу: достаточно быть лишь немного его слабее. И скифы лишь немного уступали персам и грекам, и уступали даже не в мудрости, как видно из биографии Анахарсиса, — а лишь в трезвости и других кое-каких хороших привычках. Пастухи в древности мало чем отличались от героев, а все-таки герои были одно, а пастухи другое. В "Одиссее" есть трогательное лицо — Эвмей, "спинопас богоравный". Не уступая в благородстве царю Итаки, он все-таки был не более, как свинопас. Так и одна великая народность той же расы и того де гения, но несколько другого характера, может стать ниже братьев — браминов, кшатриев и ваисиев и занять лишь какое-нибудь четвертое место в ряду народов, ниже которого не бывает...

Пока народ независим, — он все мечтает о высоком месте среди соседей, — но, будучи даже не покоренным, он иногда оказывается батраками, как мы, у соседей. Человечество социализируется, каждый народ уже "работает по способности и получает по потребности". Культурный Запад уже предоставил нам тянуть чернорабочую лямку. Мы не замечаем, как аристократией нашей делаются иностранные капиталисты, торговым классом — евреи, а коренное племя русское загоняется в скотское ярмо...

Опубликовано: Письма к ближним. Издание М.О. Меньшикова. 1913.

Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения.