| ||
|
9 февраля, 1906 Когда устраивался Зоологический сад в Петербурге, была замечена странность: животные умирали от какой-то таинственной причины, а скелеты их, доставлявшиеся в Зоологический музей Императорской Академии Наук, приходилось выбрасывать как совершенно негодные. Лучшие представители животного царства, собранные из разных стран, быстро делались в Петербурге рахитиками, до такой степени, что кости их заживо дряхлели, становились рыхлыми. Постоянные убытки заставили владельца сада господина Роста взглянуть на это серьезно — серьезнее, чем смотрит городское управление на людскую смертность. Рост выписал из берлинского Зоологического сада господина Зефельдта, помощника заведующего животными, и ученый немец открыл, в чем дело. Причиной смертности оказалась невская вода. Она отличается, как известно, очень малым процентом минеральных солей, в особенности извести. Господину Росту пришлось затратить большие средства и вырыть артезианский колодец. Вода получилась горьковатая на вкус, но достаточно насыщенная солями. Животные, привыкнув к ней, совершенно отказались от невской воды, стали быстро поправляться, смертность среди них понизилась, и признаки рахитизма исчезли. Скелеты их после устройства артезианского колодца сделались крепкими и стали приниматься в Зоологический музей как пригодные для научных целей. Эти сведения сообщил мне, с просьбою огласить их, профессор Ф.Д. Плеске, бывший директор Зоологического музея Академии Наук. На днях водопроводная комиссия в Петербурге рассматривала результаты исследования Ладожского озера как бассейна питьевой воды. В двух верстах от берега озера вода оказалась будто бы идеально чистой. Инженер Вандаловский составил проект проведения этой воды в столицу, что обойдется в 12 миллионов рублей. Ф.Д. Плеске обращает внимание городской думы на то, что хоть невская (она же ладожская) вода идеально чиста в своем истоке, т.е. в ней очень мало микробов и гнилостных веществ, но раз в ней недостает минеральных примесей, она не годится для питья. Десятки миллионов рублей для проведения воды из Ладожского озера будут брошены даром. По мнению господина Плеске, невскую воду можно сохранить для прачечных, для поливки улиц, для бань, для тушения пожаров, что же касается питья, то необходимо провести воду из ключей силурийской формации, например, из Гостилиц или Лопухинки, провести особою сетью в большое число резервуаров, из которых обыватели могли бы брать потребное количество для питья. Мне кажется, вопрос, предлагаемый господин Плеске вниманию петербургской думы, имеет государственное значение. Петербург — столица России, голова и сердце империи, тот город, где решается судьба страны. В высшей степени важно, чтобы население этого города отличалось превосходным здоровьем и, что называется, кипело энергией. Петербург — столица чиновничества, тот чернильный центр, из которого бегут, подобно нервной системе, бесчисленные чернильные строчки по всей стране, непрерывно ветвясь и донося до периферий все же какие ни на есть импульсы. Петербург — столица армии, столица флота, погибшего, может быть, именно от злоупотребления невскою водой, от предпочтения ее морской воде. Петербург — столица русской науки и искусства: он один вмещает в себе гораздо больше ученых и художников, чем все остальные города наши, взятые вместе. Петербург — столица церкви и литературы и, бесспорно, столица печати, т.е. центр отправления другой огромной нервной системы, черные, дрожащие линии которой бегут и ветвятся по всей стране в виде газетных строчек. Петербург — город царственный, правительственный, законодательный: именно тут Фемида наша с распустившейся повязкой на глазах держит весы и меч. Если бы политический наш идеализм не был в столь жалком упадке, если бы высокое значение государственного культа постигалось современным обществом, то Петербург вместо обычных проклятий и обычного равнодушия вызывал бы к себе, даже несмотря на грехи свои, чувства священные, те самые, какие вызывали старые столицы в старые времена, например, как «стольный град Киев», как «царствующий град Москва». К столице, поистине как к мозгу страны, приливает лучшая кровь народа, орошая собою самое тонкое сознание, питая самую героическую и именно царственную во всем волю. То, что я называю царственностью, необходимо не только в делах государственного управления: царственность, как чувство власти и торжества, необходима и в военном деле, и в искусствах, и в науке, и в литературе, и в печати, она необходима в религии, в политическом сознании общества и даже в промышленности. Во всех областях духа народного необходимы величие и сила и свойственное им чувство победы, и импульсы вот этого гордого, большого творчества должна подавать столица. Петербург недаром переполнен учреждениями — он сам не просто город, а величайшее и драгоценнейшее из учреждений России, выше парламента, ибо будет включать в себя парламент. Но если Петербург занимает в государстве столь центральное положение, то как можно терпеть в нем такую мерзость, как дурную воду? И в поисках хорошей воды как остановиться именно на такой воде, от которой дряхлеют кости? В самом деле, если нашей ладожской воды не могли вынести медведи и носороги, то кто поручится, что ее безвредно выносят наши тайные и действительные тайные советники? Иные из них (дай Бог им здоровья) доживают до глубокой старости, но так как скелеты человеческие не поступают в Зоологический музей, то совершенно неизвестно, какие следы оставил рахит на организме наших законодателей и судей. Собственно глубокие старики всего менее нуждаются в насыщенной солями воде — невская водичка создана как бы для них, но что касается нежного и слабого возраста, рахит здесь прямо свирепствует. В Петербурге он встречается у детей до двух лет у 50—95% всех приходящих больных. Картина осложненного рахита необыкновенно разнообразна. Всевозможные искривления, расхождения черепных швов, диспепсии, катары, трахеиты, бронхиты, спазмы, судороги, экземы, нервная раздражительность и пр., и пр.— все это даже в случае выздоровления оставляет тяжелые следы, иногда на всю жизнь. Хотя рахит преимущественно детская болезнь, но и взрослым борьба с ним обходится не даром, особенно молодежи — двадцати тысячам студентов и студенток, что съезжаются сюда из всех углов России, чтобы разъехаться в качестве общественных деятелей. Невероятно, чтобы невская вода не нанесла им более или менее серьезных расстройств. Рахитизм — болезнь не одних костей. Недостаток известковых, фосфорных и других солей отражается на составе всех тканей и, в том числе, на мозговой. При совершенно здоровых органах появляется общая слабость их, вялость, быстрая утомляемость, пониженный тон, что же касается мозга — плохая производительность его вообще. Рахитики не только дети на согнутых, точно подламывающихся ножках — может быть, у взрослых та же болезнь выражается в согнутых, как бы подламывающихся мозгах. Сравните нашу слабую умственную производительность в школах, академиях, канцеляриях, редакциях с кипучей энергией западных учреждений того же рода. Я далек от мысли объяснить безжизненность Петербурга одной причиной слишком пресной водой Невы, но в безвкусии и вялости петербургской жизни больная вода — одно из больных условий и подчеркивает остальные. Много значит, конечно, страшная загрязненность почвы, делающая ее базой такой гадости, как тиф. Много значит отсутствие канализации, отсутствие дешевых жилищ для простого народа, невероятная скученность в подвалах, дороговизна топлива как плод монополии дровяников, плохой санитарный надзор, недостаток медицинской помощи и пр., и пр. Но что касается воды, то даже «идеальная» она оказывается здесь нездоровой. Автор «блестящей ошибки», как называл построение Петербурга Карамзин, Петр Великий совершенно не подозревал коварных свойств невской воды, как не подозревал многого, крайне важного, что открылось в условиях невской дельты. Петр не знал, что всего в двадцати верстах от Невы оканчивается один геологический материк и начинается другой, он не знал о наводнениях Петербурга, о вековом поднятии финляндского берега и неизбежном обмелении Невы и близкой потере способности Петербурга быть морским портом. Самовластно великий царь переставил сердце народное в другой бок. Он перенес мозг страны в болото, где, если нет малярии, то неизбежен тиф и рахит. Мы не в силах изменить ни климата, ни геологических данных, но пока не перенесут столицы вовнутрь страны, необходимо бороться хотя бы с теми влияниями, которые побороть нетрудно. Неужели не добыть уж такой необходимости, как здоровая вода? Гражданам Петербурга пора взглянуть на себя как на авангард России. Пора столице быть действительно державным городом. Для этого прежде всего нужно обеспечить физические условия здоровья, и никакие затраты в этом отношении не будут слишком щедрыми. Петербург безобразно отстал не только от всех столиц в Европе, даже от таких, как Берлин, еще недавно глядевший на Петербург с завистью; Петербург отстал от множества провинциальных центров, и не только от заграничных, а даже в России. Богатый полуторамиллионный город с бюджетом маленького государства, Петербург не умеет жить, не умеет применить богатство не только к красоте и величию построек (условие важное для центра страны), но даже ради физического здоровья жителей. Просто постыдно толковать целыми десятилетиями о канализации и не приступать к ней, смехотворно переносить вопрос о питьевой воде из одного столетия в другое. Неужели, в самом деле, перекалечив слишком пресной водой целые поколения коренных жителей, которые давно бы вымерли, если бы не приток изнутри страны, неужели мы заставим пить ту же мертвую воду и наших послов народных, членов парламента? Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., 1906-1916.
Михаил Осипович Меньшиков (1859—1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения. | ||
|