О, если бы школьная молодежь вела себя только непринужденно! Это было бы одним из лучших условий школы. Но ведь всюду жалуются на нечто иное: на развязность крайне дурного тона, на нравственную распущенность, на наступательную войну против школьного начальства, на ранний разврат молодежи. Принято винить в этом воспитателей и педагогов, и часть вины, конечно, падает и на них. Но есть гимназии хорошо поставленные, где отношение к ученикам гуманное, где нет и тени "гнета". Но и там гимназисты ведут себя порой непостижимо гадко. В разных городах на протяжении двадцати лет я наблюдал целый ряд милых, воспитанных мальчиков, которые в гимназии портились до неузнаваемости. История всюду одна и та же. Чистенький, как девочка, совсем невинный, приветливый, наивный мальчик с первых же дней школы начинает поражать своих родителей. Мало того, что он утомлен, измучен, да и как не быть измученным, когда он из тихой семьи своей попадает в толпу шестидесяти сверстников, помещенных в одну комнату, загроможденную скамьями и столами? Мало того, что мальчик физически осунулся, позеленел, он вдруг становится резок, невежлив с матерью, груб с сестренками. Как потершись в серой толпе, приносишь домой насекомых, милый мальчик приносит ужасные слова, прямо неслыханные в приличной семье. За столом, au plein jour, вдруг раздается: "Я тебя вздую! В морду закачу! Ах, ты, черт, драный! Обормот!" и т.п. Все это по адресу маленького брата, благоговейно расставившего ушки навстречу словам гимназиста. Семья смотрит широкими глазами. - Коля! Что с тобой? Откуда эти слова? Оказывается, что в гимназии с незапамятных времен держится и предается из поколения в поколение особый жаргон, как у жуликов. "Вздуть" - значит приколотить, "кол" - значит единица, "пара" - два и т.д. Семья тотчас замечает, что у Коли завелись какие-то тайны, которые он ни за что не выдаст. Поделиться с отцом или с матерью некоторыми событиями значит "профискалить", ибо родители часто заодно с начальством. У Коли завелись какие-то доверенные люди вне семьи. Какой-то Шурка Маслов, он же Крыса, становится авторитетом куда выше отца родного. Он - "молодчага", ему поверяются восьмилетние думы и тайны (о жеваной резине, шпаргалках и т.п.), а родители вместе с учителями, инспектором и директором выделяются в какое-то враждебное племя вроде ирокезов, с которыми завязывается глухая война. Вместе с этим обнаруживается самое трагическое явление школы - отвращение к учебным предметам. Только самые одаренные, жадные к знанию мальчики интересуются уроками. Огромное большинство делаются инертными, как бы глухонемыми. Только соревнование, баллы, гнев родителей, страх остаться в классе подстегивают школьника. Воспринимаемое насильно, знание - как масло к воде - не прилипает к памяти ученика, не входит в его развитие. Сегодня выучил, завтра забыл. Внимание ученика беспрерывно соскальзывает с предмета. Какая-то неодолимая сила оттягивает его в сторону. Какую штуку "выкинул" такой-то, сколько "схватил" другой, что-то сейчас "ляпнет" третий и т.д. Все интересы семьи и книги в стороне, а важно одно - жизнь этих пятидесяти человек в классе, жизнь шумная, причудливая, прелестная тем, что это все свои, а не взрослые. Наоборот тому, как в самом раннем детстве ребенок усиленно интересуется взрослыми и подражает им, дети школьного возраста отходят от взрослых в свое особое, замкнутое общество. Нужны необычайно счастливые условия, чтобы гимназист подчинился влиянию пожилого человека. Обыкновенно обе стороны не понимают друг друга. Раз сложилось товарищество, толпа, сейчас же начинают действовать физические законы массы, ее тяготение, своя особая, совсем исключительная психология. Толпа - существо многоголовое, импульсивное, заражающее каждого общим внушением. Толпа - сомнамбул. Мыслительные способности каждого понижаются в толпе, обостряется чувство, страсть. В высшей степени естественно, что в школах учатся плохо. Что вы хотите от мальчиков? Посадите семьдесят человек взрослых людей, профессоров и заставьте их изо дня в день в течение пятнадцати лет слушать лекции совершенно новых для них предметов, сразу десяти или двадцати. Я уверен, что и профессора нашли бы этот метод тяжелым и убийственным в смысле потери времени. Мы, взрослые, про себя знаем, что гораздо легче заниматься наедине и в сущности только наедине и можно учиться. В то мгновение, когда вы что-нибудь сознаете, вы весь уходите в себя, как бы скрываетесь от всех. Полнота мысли требует глубокой сосредоточенности. Умственное усвоение есть акт такой же внутренний, как пищеварение. Но как тут сосредоточиться, если с одного боку вас толкают, с другого - щиплют, в третьем месте вы видите под столом какого-нибудь плясуна, в четвертом - ползет шпаргалка и т.п. если же уничтожить это рассеяние, то всего чаще начинается общий сон. Ученики сидят и грезят. Когда большинство учеников не понимает урока от неохоты понять, от неодолимой лени, то даже самые даровитые ученики заражаются этим непониманием, отвращением к предмету. Нечаянный вопрос пугает ученика, он вскакивает, краснея, и не знает, о чем идет речь. Надо заметить, что вообще передать свое понимание - задача трудная, передать же его толпе, да еще детской - это труд египетский или дар, доступный лишь артистам педагогии. В огромном большинстве случаев ученики ничего не выносят из урока, так-таки ничего, как будто учитель жужжал шмелем или бормотал по-китайски. Ученику приходится дома совершенно заново, по книге, учить то, что будто бы он прошел в классе. Нужно ли говорить, что сухая книга не может заменить живого голоса авторитетного учителя? В книге нет тех чар, которыми обладает живая речь: мимики, тона, музыки, убедительности вообще. Книга рассчитана на безличного "ученика", между тем понимание наше индивидуально, и учителю приходится иногда прибегать к множеству способов объяснить одно и то же. Но, к сожалению, хороших педагогов не больше, чем хороших писателей, т.е. очень мало. В общем, даже мертвая книга дает больше, чем полумертвый, плохой учитель. Книга говорит хоть и молча, но связно и всегда одно и то же. Книгу можно отложить, отдохнуть немного и снова прочесть, можно заглянуть назад, вновь пройти все старое. Книга не вспылит, не станет издеваться, допрашивая перед целым классом, не поставит единицы. Хороший учебник - великое дело, и прямо должны назначаться государственные премии на составление все лучших и лучших учебников. С ними начинает быть возможным самообразование, т.е. лучший из методов образования вообще. Строго говоря, и теперешняя школа сводится к самообразованию. Утомленный сидением и ничего неделанием в классе, гимназист хватается дома за учебники и в два-три часа, без помощи учителей проходит то, чего не мог усвоить при их помощи за пять-шесть часов.
Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., Издание М.О. Меньшикова. 1903.
Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918) - русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения.
|
