| ||
|
Сознание вполне трезвое — тяжкий страдалец мира. Вообразите, что болотные травы и деревья вдруг проснулись бы к сознанию — как они ужаснулись бы своей обстановке! Нынешняя чудовищная война разбудила тысячи сознаний, которые страдают израненные, полузадушенные хуже, чем ядовитыми газами — горькими сомнениями и раскаяниями. Один очень грешный папа из семьи Борджиа называл совесть «когтистым зверем», посланным человечеству на мучение и погибель. Сродни едкой совести и разум, и опытное знание. «Во многом знании — много печали»,— говорит Екклесиаст. Аристотель добавляет: «Есть род скорби, присущий гению». Если все это верно, то понятно стремление природы освобождаться от избытка сознания, как от несчастья. Как всплеск волны наказывается падением, так каждый порыв сознания — реакцией против него, декадансом. Умные поколения сменяются потому посредственными, а если сознательность все-таки продолжает быть выше жалкой обстановки, то сама природа наталкивает на наркозы, на искусственные безумия, на алкоголь и опиум. Но разве может быть, спросите вы, в интересах природы, чтобы люди гибли? А водка и опиум ведь губят целые породы людей, заставляют их вырождаться и вымирать. «Что же,— отвечу я,— может быть, оно так и должно быть. Природа действительно заинтересована в гибели некоторых пород. Смерть ведь сама по себе так же естественна, как жизнь, и именно она обуславливает вечное восстановление жизни. Попорченные экземпляры живых существ природа, как скульптор, пробует некоторое время ремонтировать, а при дальнейшей порче — ломает, бросает в лом. Опьянение — один из важных способов самоистребления, позволяющий целой расе отходить в вечность почти с изяществом Петрония в век Нерона. Вспомните «Пир во время чумы». В сущности, всякий кутеж есть пир во время чумы, ибо разве смерть, неизбежная для всех, не та же чума? И древняя вакханалия, и нынешние кутежи разве не похожи на торжественные проводы жизни в объятия смерти? О чем поет студенческая Gaudeamus igitur? О превращении цветущей юности в старость и затем в humus, в навоз. Не отсюда ли потребность всплеска жизни, упоения, музыки, любви и какого-то триумфа над горьким memento mori?»... Такова одна из возможных гипотез пьянства. Но сколько ни философствуйте, все же приходится сказать: слава Богу, что с пьянством у нас стало потише. Помимо слепых целей природы не надо забывать, что ведь и сознание человеческое тоже факт природный. Пусть сознание — не норма, пусть это крайняя роскошь жизни, свойственная только человеку, но не богам-стихиям. Отчего же не отстаивать нам, людям, эту роскошь? Огонек на вершине маяка среди бурной океанской ночи — он трогателен своею беспомощностью и чудесным свойством быть видным издалека. Опьянение, как туман, заставляющий померкнуть огонек маяка, есть союзник тьмы. Пусть тьма — норма, но и свет явление вечное, неотделимое от природы. В тьме, в особенности в сумерках, столько поэзии, но ведь и в солнечном сиянии ее немало. Нет никакого сомнения в том, что природа преследует не одну цель, а бесконечное их множество, как молекулы газа бьются по бесконечному множеству направлений. И вот одно из законнейших для нас направлений природы — трезвое сознание. Будемте наперекор другим наклонностям природы отстаивать наше трезвое сознание, укреплять его и культивировать. Целыми тысячелетиями разнообразными способами человечество старается душить в себе сознание и, между прочим, заливает огонек разумности — водкой. Но что, если это хуже, чем преступление — ошибка? Я принадлежу к сравнительно трезвому поколению. Алкоголь мне лично нужен не более, как квас. Могу пить с удовольствием некоторые дорогие вина, могу и не пить их, забывая, что они существуют. Чехов говорил, что рюмка водки его откупоривает. Некоторые талантливые пи-сатели, художники, артисты нуждались в спирте, чтобы поджечь себя, совершенно как динамит в гремучей ртути. Я лично, наоборот — для работы нуждаюсь в состоянии наибольшей ясности сознания. Кроме алкоголя, есть много опьяняющих вещей, например, легкое отравление углекислотой жилых помещений, внутреннее отравление газами, отравление усталостью и т.д. Все это лишает полной трезвости сознания, угнетает, как спирт. Я лично нахожусь в полноте доступного мне счастья, когда свободен от всех этих опьянений. Летом, после достаточного сна, после купания, на берегу моря, среди солнечной природы, сияющей красою вечной, или на горной высоте, в живительном, как небо, воздухе — вот мой optimum, вот состояние наивысшей трезвости. Кто это переживал, особенно в молодые годы, согласится со мною, что и трезвости доступен свой экстаз, и что вовсе незачем погашать сознание для того, чтобы переживать восторги. Отчего мы, народ русский, не впереди человечества? По многим причинам, но меня мучит мысль, навеянная Геродотом. Скифы, наши проблематические предки, по крайней мере, два раза были накануне завоевания мира — и оба раза потеряли этот триумф из-за своего скотского пьянства. Ужасное предсказание и для их потомства! Наша удельная Русь, Русь Владимира Красное Солнце, была накануне овладения Византией и, может быть, всем славянством, но богатыри наши пьянствовали, пили «единым духом чару в пол-третья ведра». И пропили мировую славу, и попали под пяту татарскую. Новгород, по замечанию Костомарова, пропил свою свободу. Если почитать Олеария, Флетчера, Герберштейна с описанием скифского пьянства нашей знати, духовенства и всех сословий, придешь к заключению, что и Москва чуть было не пропила своей государственности. Немножко бы трезвости Ивану Грозному и его боярству, глядишь, не было бы и разврата, и разгула, и жестокости хулиганской, и династия Рюриковичей не погасла бы, убитая в лице царевича палкой его отца. Взрывы ярости Ивана Грозного подозрительно похожи на то «алкогольное одичание», которое, как особый психоз, описывает профессор И.П. Сикорский. Будь Москва потрезвее — не было бы и великой смуты. Будь Петербург Петра Великого потрезвее — не было бы династического кризиса после его смерти, не было бы грустной истории царевича Алексея. Взрывы ярости Петра Вели-кого тоже ведь напоминают алкогольный психоз. Будь потрезвее Россия, не было бы мирного завоевания России немцами. Может быть, все хваленое превосходство немецкой расы объясняется разницей спиртуоз-ности водки и пива. Чуть-чуть побольше трезвости — и глядишь, народ делается сознательнее, умнее, предприимчивее, застрахованнее от ошибок и преступлений... Если нельзя не счесть теперешний кровавый раж немцев иначе, как гнусным преступлением против человечества, то нужно вспомнить, какое море пива влила в себя разбогатевшая Германия за эти 40 лет. Нужно вспомнить, для беспристрастия, какое море водки влила в себя за те же 40 лет оскудевшая Россия. Может быть, совсем иначе сложилась бы мировая история, если бы не методическое погашение духа алкоголем у наиболее интеллектуальных народов. Что делать со спиртом, раз настроено бесчисленное множество винокуренных заводов? Все, что угодно, только не отравлять им народ. Для спирта есть много технических употреблений. Одно из них — в качестве топлива (в смеси с бензолом) для автомобилей. Россия по своей обширности крайне нуждается в развитии дешевого грузового и пассажирского автодвижения. Сто тысяч автомобилей, если свести каждый к тысяче рублей, могли бы возместить недостаток железнодорожной сети. Уэльс предсказывает, что автомобили вытеснят железные дороги. Какой бы был толчок прогрессу, особенно наших захолустий, к которым не пробились еще артерии и нервы цивилизации. Поклонники Бахуса скажут: но чем же все-таки заменить вино, услаждение богов и людей? О «богах» беспокоиться не станем. Олимпийцы и нынче находят свою амброзию в любом ресторане и любой заграничной марки. Простым же смертным, особенно интеллигенции, профессор Сикорский рекомендует чай. К сожалению, чай, подобно Конфуцию, знаменит только своим именем. Мало кто пьет настоящий чай, надлежащим образом содержимый, хорошо заваренный и настоенный. Обращение с «китайской травкой» у нас варварское, между тем, этот напиток, по уверению названного ученого, имеет обратное действие со спиртом. Тот угнетает сознание, а этот — возбуждает его. Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., 1906-1916.
Михаил Осипович Меньшиков (1859—1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения. | ||
|