М.О. Меньшиков
Недовольные

На главную

Произведения М.О. Меньшикова



Июнь, 1909

Интересно наблюдать, с какою трогательною настойчивостью правительства почти всех стран стараются превращать довольных своих подданных в недовольных, удачников в неудачников, людей кое к чему способных — в неспособных, кажется, решительно ни к чему.

Способ этой волшебной метаморфозы — школа,— само собой плохая школа, ибо хорошие школы, подобно хорошим театрам, крайне редкое исключение. Непременное правило на свете то, что школа всюду плоха, а у нас она омерзительно безобразна. Мне кажется, впрочем, что при настоящих условиях, т.е. при торжестве демократии,— это закон природы. И театр, и школа, и церковь, и академия, и библиотека, как правило, не могут быть не плохими. Слишком благородны эти учреждения по замыслу, слишком уж драгоценного они требуют качества от людей — таланта!

Въезжая в губернский город или хотя бы в столицу небогато одаренного племени, я с иронией гляжу на пышные вывески, говорящие о высшей интеллигенции, какая когда-то была в веках. «Театр, академия, лицей, гимназия»... легко сказать! Торговали бы вы, почтенное потомство скифов, хомутами, да калачами, — думаю я,— где уж тут устраивать Аттику в Пошехонье! А если вы возьметесь за такое устройство, то можно держать сто против одного, что театр ваш, гимназия, музей, академия, лицей будут отдавать немножко хомутами, голенищами, калачами, сбитнем, а вовсе не тем, что создало некогда эллинское божественное воображение...

Школы плохи вовсе не потому, что плох господин Шварц или недостаточно либерален господин Столыпин. Школы плохи потому, что крайне незначителен процент талантливых учителей и талантливых учеников. Этого процента хватило бы в данной местности, скажем, на две школы, а их устраивают двести. Две школы могли бы быть превосходными, но для этого в них нужно было бы не допускать 99 из 100 теперешних учителей и учеников. Согласитесь, что это невозможно. Раз всем или большинству хочется пройти школу, она неизбежно будет плохою. Каждый бездарный учитель, каждый бездарный ученик несет в школу свою холодную, тупую душу, и школа невольно превращается в какой-то погреб, где умственно темно и сыро, и где учителя и ученики одинаково томятся, точно в заточении. Иначе и быть не может. Как хороший театр, требующий двух условий: даровитых актеров и даровитой публики, ибо тупая публика расхолаживает игру и гасит талант — хорошая школа не может быть учреждением общедоступным. Но так как первое условие теперешней культуры — демократическое равенство и общедоступность, то все культурные учреждения не могут быть иными, как лишь третьего сорта.

Помните ли вы жизнь Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура? Ничего нет блаженнее для талантливого ученика, как провести молодость в хорошей школе, в дружеском общении с каким-нибудь великим учителем. Как счастливы были ученики великих мастеров эпохи Возрождения! Какое благодарное чувство вынес Ренан из своей скромной, но случайно хорошей школы! Как тепло отзывались русские люди 50-х и 40-х годов о Грановском и Погодине! В виде редкой случайности, хорошая школа и теперь возможна и оставляет неизгладимое воспоминание. Можно ли отрицать такую школу? Любознательность талантливых натур есть чудо и ведет человечество к чудесам. Если бы не было людей инертных и бездушных, то трудно сказать, чем бы завершилось божественное откровение наук. Мы летали бы давно не только по воздуху, но, может быть, и между населенными планетами. Мы исследовали бы недра земли, теперь более таинственные, чем туманные пятна. Найдя способ добывать питание, как олимпийцы, из чистейших стихий природы, из воздуха, из эфира, мы, человеческий род, перестали бы быть паразитами животного и растительного царства. Не нуждаясь в них, мы занимались бы культурою живой природы бескорыстно — не для нас, а для нее самой. Нравственная цель человеческого рода не может быть иной, как сделать человеческую душу душой природы, ее сознанием, ее промыслом. То, что это возможно, доказывают, например, любители-садоводы. Возделать чудный шар земной для красоты, воспитывать прекрасные породы растений и живых существ, дабы иметь возможность любить их и в созерцании их почерпать свою радость,— вот окончательная цель благородного знания, как я понимаю.

Я не говорю здесь о метафизическом, до-гробном и загробном существовании, но я думаю, и реальное наше бытие заслуживает серьезного внимания. Я глубоко верю в могущество хорошо поставленной науки. Подобно чеховским плаксивым мечтателям, я предвижу безбрежные горизонты в будущем. Но я боюсь двух вещей. Во-первых, потери человечеством величайшего из изобретений природы — творческого разума и чисто механической гибели культуры — от возобладания недовольных людей.

Откуда вышло великое поколение тех талантов, что создали нынешнюю цивилизацию? При каких условиях сложился мозг первостепенных математиков, астрономов, физиков, химиков, философов и поэтов? Он сложился при условиях иных, чем теперешние, в культуре феодально-религиозной, близкой к природе и естественному быту. Эпоха демократии, машин и фабрик, эпоха сумасшедшего передвижения и перемешивания, словом, анархическая теперешняя эпоха, может быть, уже не будет годиться для сложения таланта. Так же чудесно, как появилась, может неожиданно иссякнуть удивительная изобретательность европейцев, их невероятная пытливость и способность к открытиям. Если это несчастие случится, подобно тому, как случилось в Китае после эры великих открытий, Европа остановится на теперешнем уровне знаний и дальше не пойдет. Род человеческий окажется в огромном, но недостроенном здании, как бы среди развалин будущего, не успевшего сложиться.

Еще большая опасность угрожает со стороны нравственного перерождения человечества, над чем хлопочут все правительства. Между невежеством и знанием есть третье состояние — сомнение, рождающее недовольство. Сто тысяч плохих школ работают в каждой стране, чтобы людей верующих превратить в сомневающихся, людей твердых — в колеблющихся, удовлетворенных — в раздраженных. Иначе как культурной катастрофой, этот процесс едва ли может кончиться. Принято думать, что школы делают необразованных людей образованными. Так ли? Мне кажется, наоборот. Наши плохие школы — превращают образованных людей, т.е. людей, имеющих определенный образ, в людей без всякого умственного образа.

Вовсе не одно знание образует человека. Совершенно в той же степени образует душу и незнание. Например, в физический образ человека входит присутствие глаз, носа, губ и др., но в нем также необходимо и отсутствие кое-каких органов не человеческих, например, рогов и клюва. В душевном образе человека необходимы выработанные природой свойства и познания, но прибавление некоторых новых свойств и познаний изменяет душу, делает ее иною. Чаще всего — уродливою.

Образование души подчиняется совершенно тем же законам, что образование тела. Какое-то питание извне в обоих случаях, бесспорно, необходимо. Но что бы вы сказали об организме, который старался бы захватить в себя все, что попало, и хлеб, и яд, притом в возможно большем количестве? Между тем демократическая образованность построена именно на этом начале: по возможности все знать — и необходимое, и излишнее, и полезное, и явно вредное. Зачем непременно все знать — современный интеллигент не дает себе отчета, но всякое незнание ему кажется как бы пробелом образованности. Вы думаете, это жажда знания? Вовсе нет. Тут в лучшем случае действует любопытство, пустое и поверхностное, совершенно обезьянье: понюхал предмет — и бросил. В худшем случае погоня за знаниями есть просто жадность, черта по преимуществу демократическая. Наголодавшись, бедняки хватают часто вовсе ненужное. «Веревочка? И веревочка пригодится». В иных деревнях воровство обращается в психоз: у помещика тащат, например, такие вещи, как ноты или французский роман. Хваленое стремление к знанию у нас показатель не уважения к знанию, а скорее — грубого непонимания его природы. Жадничают, хватают, обрывают знания, как горох при дороге, не подозревая, что процесс честного приобретения знаний совсем иной. Иной раз, глядя на ограниченного субъекта, который до 30-ти лет все возится с учебниками, думаешь: какая должна быть в тебе бездонная пустота, что ты не можешь наполнить ее никаким переливанием в себя чужой мысли.

Спрашивается, что же получается в результате поверхностного любопытства, обостренного воровскою жадностью? Получается современный внекультурный человек, человек, стоящий вне всяких культов. Существо потерянное и недовольное — невольный неудачник и сирота под небом!


Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., 1906-1916.

Михаил Осипович Меньшиков (1859—1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения.


На главную

Произведения М.О. Меньшикова

Монастыри и храмы Северо-запада