М.О. Меньшиков
Питейное торжество

18 апреля 1913

Под звон колоколов и пение «Христос воскресе из мертвых» шумно отпраздновало свой 50-летний юбилей наше питейное ведомство (полный титул его — главное управление неокладных сборов и казенной продажи питей). Все прошло, что называется, честь честью: «торжество» из торжеств началось молебствием, которое совершал епископ гдовский Вениамин. О чем, собственно, молились после 50 лет успешной деятельности по торговле водкой, сказать довольно трудно; вероятно, как всегда в подобных случаях, слезы благодарности за прошлое смешивались со слезами надежды, что и в будущем повторится то же самое. Пятьдесят лет — это, как хотите, заметный период в истории, даже всемирной. За пятьдесят лет простой канцелярский служитель дослуживается при особом усердии до полного штатного генерала. Сколько благородий, сколько высокоблагородий, высокородий, превосходительств, высокопревосходительств получили свое зачатие и завершение в ведомстве казенной продажи питей! Сколько крестов, этих рыцарских отличий, сколько звезд, выражающих своего рода апофеоз благородства, заслужено усердием на этом поприще! Сколько прибавилось новых дворянских родов выслугой по акцизному ведомству! Стало быть, торжественное молебствие, совершенное епископом, было вполне уместно. На молебствие во главе многих сановников прибыл председатель Совета Министров, министр финансов статс-секретарь В.Н. Коковцов. Бесчисленные акцизные чиновники могли воочию видеть могущество в России питейного начала. Как известно, В.Н. Коковцов впервые выдвинулся и начал делать гигантские шаги по служебной лестнице именно в эпоху, когда ему пришлось под руководством С.Ю. Витте разработать закон о питейной монополии. И в блистательной карьере мага и чародея нашей финансовой политики — графа Сергея Юрьевича — казенная монополия явилась чуть ли не главным подвигом, которым он гордится. Только что полученный им орден святого Владимира первой степени напомнил об этой государственной заслуге графа. Как князь Владимир водою крещения омыл, так сказать, грехи язычества русского народа, так граф Сергей тою же водою, разбавленною на 40 % алкоголем, докончил это омовение и заставил народ русский сиять всеми добродетелями, происходящими от умеренного потребления казенных питей...

Такие благочестивые мысли, вероятно, бродили в голове молящихся на юбилейном молебне. «По окончании молебствия,— как гласит официальный отчет,— преосвященный Вениамин сказал приличествующее случаю слово». Какое епископское слово приличествовало питейному торжеству, в отчете, к сожалению, не упомянуто, но, вероятно, текстом из священного писания для проповеди служил апостольский стих: «Не упивайтеся вином, в нем же есть блуд», или грозные слова Христа: «Невозможно не прийти соблазнам, но горе тем, через кого соблазн приходит». Мне лично во всем священном писании Ветхого и Нового Заветов что-то не припоминается ни один стих, поощряющий частную или казенную продажу питей.

Неизвестным осталось слово, которым благословил деятельность винной монополии представитель Церкви, но вполне выяснилась точка зрения представителей государства, если судить о ней по передовой статье официозной «России». Казенная газета, чувствуя неважное отношение серьезного общества к питейному ведомству, прежде всего, ополчается на защиту почтенного юбиляра. Согласитесь, что это уже знак не совсем хороший, если вместо комплиментов и дифирамбов на юбилее приходится выступать в адвокатской роли. Нельзя сказать, чтобы эта роль проведена была казенною публицистикой с успехом. В ответ на упреки, что казенное ведомство спаивает народ, «Россия» возражает: «Забывают, что винная монополия была естественным развитием уничтожения откупной системы продажи водки, отдававшей хозяйственную жизнь населения страны в руки 146 откупщиков, которые платили казне 128 миллионов в год и составляли себе огромные состояния на продаже вина, заготовленного казной и продававшегося ими по цене, установленной по договору с казной. Акцизная система, которая уничтожила откупа и откупщиков, сделала оптовую и раздробительную продажу крепких напитков предметом свободного промысла, а промысел этот создал многочисленный класс кабатчиков, для которых спаивание населения было прямою выгодой».

Вот последовательные, так сказать, корни и стебли, из которых «естественно развился» благоуханный цветок винной монополии. По мнению казенного органа, и откупная система была вредной, и акцизная система была вредной. Читатель, знакомый с логикой, ждет, что из двух вредных систем едва ли могло «естественно развиться» что-нибудь полезное, но казенная публицистика приходит в своего рода восторг: именно из «естественного развития» двух никуда не годных начал получилось то, чем мы можем, будто бы, гордиться пред целым светом: «монополия продажи питей представляет преимущества перед свободной системой их изготовления и продажи в просвещенных странах Запада». В доказательство рисуется идиллическая картина: «казенная монополия сосредоточила продажу водки в руках казны и производит ее в 26 016 винных лавках, продавцы которых не заинтересованы в расширении своей торговли. Кроме того, с 1895 по 1911 год казенная винная монополия выдала из своих средств 43 миллиона рублей пособия попечительствам о народной трезвости».

Вот два главные аргумента казенной защиты. Мне кажется, цена обоим аргументам не свыше цены «мерзавчика», который является главным проводником питейного прогресса. Правда ли, что продавцы казенных лавок не заинтересованы в расширении своей торговли? Сугубая это неправда. Во-первых, продавцы казенных лавок, как состоящие на службе правительства, пользуются наградами и поощрениями за усиленную торговлю, и наоборот, не получают этих наград и даже перемещаются на низшие места в случае упадка торговли. А ликвидация пьянства в данной местности угрожает им даже потерей места. Разве это похоже на полную незаинтересованность продавцов водки? Но этого мало. По всей России засвидетельствовано огромное развитие тайной продажи водки, причем шинкари въявь забирают водку из казенных лавок.

И вот, чтобы казенный сиделец не чинил препятствий в этом, не доносил, а отпускал водку без задержек, шинкари приплачивают многим сидельцам сверх казенной платы еще по копейке, по две и более за посудину. Об этом известно и обывателям, и даже полицейскому надзору, но накрыть это злоупотребление по существу дела довольно трудно. Конечно, есть и среди водочных сидельцев «десять праведников», ради которых прощается зло мира, но говорить, будто все продавцы казенных лавок не заинтересованы в расширении своей торговли — явный абсурд. Недалеко от абсурда и казенная справка относительно 43 миллионов рублей пособия, выдаваемого попечительствам о народной трезвости. Кажется, за 18 лет достаточно выяснилось не только глубокое лицемерие этих мертворожденных учреждений, не только их полное бессилие в борьбе с пьянством, но скорее способствование их спаиванию народа. Я не говорю уже о том широко распространившемся обычае, в силу которого в чайниках заведений трезвости вместо чая оказывается водка. Не менее благоприятствует пьянству и то, что ради дешевых, не всегда приличных и часто очень глупых зрелищ простонародье систематически отвлекает ся от семейного очага, отучается от семьи и приучается непременно к публичным развлечениям. Такого рода развлечения, похожие на праздник, непременно требуют и пьяного их увенчания. По соседству со зрелищами, если не под общей крышей, толпу народную непременно атакуют батареи казенных бутылок и водкометов, именуемых мерзавчиками.

Казенный орган в доказательство добродетелей системы уверяет, будто «душевое потребление вина в России неуклонно уменьшается, кроме того, что оно абсолютно менее, чем на Западе». Мне уже приходилось разъяснять, насколько сомнительна в данном вопросе казенная статистика. Не говоря о том, что вообще статистика у нас в зародыше, хотя полиция смело проставляет в соответствующей графе число пролетевших галок, нужно же понять, что вообще душевое исчисление пьянства бессмысленно по самой своей сути. Ваш сосед может безвредно выдержать тысячу слабых ударов, а вас может убить один удар — посильнее. Иностранцы пьют не всегда тот алкоголь, что мы, и не в такой резкой концентрации, и не в тех чудовищных дозах, как у нас на праздниках, и не в той гигиенической и культурной обстановке. Мало сказать: неумно, просто глупо сравнивать цифры, выведенные в разных странах при разных условиях. Может быть, скудный ум канцеляристов, строчащих угодливые для начальства статейки, мирится с нелепостью душевой «нормы», но она не имеет ни малейшего веса в научном обсуждении этого вопроса. Чтобы убедиться, в какой стране пьянство всего гибельнее, нужно пожить в разных странах, понаблюдать картины опьянения здесь и там, картины сопровождающего пьянство озверения, буйства, разгрома и развала трудовой семьи. Вы увидите, что нигде на свете — ни в христианском, ни в языческом мире — гнусный порок пьянства не производит столько бедствий, сколько у нас. Если нужны непременно цифры, то ведь есть и цифры, ошеломляющие своей величиной. Эти цифры (ежегодного пропивания народного достатка, пьяной смертности, сумасшествий, самоубийств, преступлений, связанных с пьянством и пр.) приводились уже множество раз, и повторять их скучно. Что вы поделаете с людьми, которым совесть разрешает ничего не слышать, кроме желания попасть в жилку тому или иному начальству?

Послушать их, казенных мыслителей — все идет к лучшему в благополучнейшей по пьянству стране, какова Россия. «Наш "пьяный бюджет",— размышляет казенная газета,— совсем не является столь пьяным, как об этом принято говорить, так как питейный доход от спиртных напитков в 1865 году составлял 32,25 % обыкновенных государственных доходов, в 1870 году — 33,55 %, в 1880 году — 29 %, в 1900 — 36 % и в 1910— 28 %». Казенная газета не замечает предательства этих цифр. Ведь, если сложить две последние цифры — 36 и 28, и взять среднюю между ними, то выйдет 32, т.е. ровно столько же, сколько в 1865 году. Но ведь в 1865 году действовала одна из двух вредных систем, которые справедливо осуждает сама газета. В чем же, спрашивается, прогресс, если пьянство и теперь, как 50 лет назад, при отвратительной тогдашней системе, дает ту же приблизительно треть государственного бюджета?

Печально вообще, когда печать, по глупости или невежеству пишущих, вводит в заблуждение читающую публику, но особенно грустно, когда этим некрасивым делом занимается официозная печать, издающаяся на народные деньги. Оперируя цифрами, в которых они не отдают себе строгого отчета, казенные публицисты изо всех сил тужатся доказать, что Россия, самая трезвая страна, что казенная монополия — вещь благодетельная, что мы далеко идем в этом отношении впереди просвещенного Запада и, стало быть, можно еще пропустить в народ десяточек-другой миллионов ведер спирту. Мне кажется, ради спасения России, гниющей в пьянстве («загноился народ от пьянства»,— писал Достоевский более 30 лет назад), все сознательное общество, все политические партии, весь религиозный народ должны ополчиться против чиновничьей философии и должны дать отпор надвигающейся смерти.

С ужасающим лицемерием, в котором вся суть так называемой нашей канцелярщины, казенная газета делает заключение: «Нет никакого сомнения, что борьба с пьянством является у нас насущною необходимостью и что все меры в этом направлении, а в особенности борьба с тайной продажей водки в деревнях, должны проводиться последовательно и строго». Вы ждете, что газета укажет хоть одну действительную меру борьбы, но вместо того опять встречаете дифирамб казенной монополии... Выходит так: боритесь с пьянством чем угодно, только не трогайте самого корня пьянства — казенной водки. Боритесь с последствиями соблазна, но не троньте самый соблазн, ибо он дает казне доход. Для ясности позвольте привести такой пример. В некоторое африканское государство соседи французы привезли кинематограф с самыми развратно-порнографическими картинами. Темнокожие власти разрешили представления, но сделали их своей монополией. Дикий народ повалил в театры, и нравы, без того нечистые, окончательно сделались скотскими. Даже языческое духовенство восстало против этого соблазна. Собрали мудрецов и старейшин, начали на манер комиссии господина Нижего-родцева толковать, что тут делать. Кто-то предложил убрать соблазнительные картины, но темнокожее финансовое ведомство закричало: «Ни за что!» Боритесь с последствиями соблазна, издавайте религиозно-нравственные сентенции против разврата, но монополия на порнографию должна оставаться неприкосновенной. Она — лучшая из возможных систем использования порнографии. На нескромный вопрос: да прилично ли вообще для государства или для общества использовать такую вещь, как порнография, мудрецы опустили глаза вниз и отыгрались невинным молчанием...

Кстати, о кинематографе: он в чистых руках может быть средством и нравственной пропаганды. Недавно мне пришлось видеть разрешенные Святейшим Синодом кинематографические фильмы относительно влияния спирта на животный организм. На экране чрезвычайно живо какой-то ученый физиолог показывал, что делается под действием спирта с мускульной и нервной тканью, во что перерождаются слизистые оболочки желудка, как умирает постепенно отравленное спиртом сердце живой собаки и пр., и пр. С поразительной яркостью показывался полный разгром, который вносится в тело даже умеренным (вначале) потреблением алкоголя. Показывались галлюцинации белогорячечных пьянице появлением чертей и разных чудовищ. Картины этого рода, как мне кажется, имели бы весьма просветительное и благотворное действие на народ, но увы! Через несколько дней мне пришлось прочесть в газетах, что кинематографические представления на эту тему запрещены. Не помогло, значит, и разрешение Святейшего Синода...

Пока еще не запрещены две замечательные лекции ординарного профессора Д.М. Лаврова: «Влияние алкогольных напитков на человека». Они вышли отдельной брошюрой в издании московского «Посредника» и заслуживают широкого распространения. Ввиду полной беззаботности питейных публицистов относительно самой природы товара, продаваемого в 26 тысячах казенных лавок, позволю себе привести основные положения юрьевского профессора: « 1) Алкоголь есть протоплазматический яд, яд по отношению к каждой живой животной клетке, универсальный яд. Он ядовит, надо заметить, и для растительной клетки. 2) Алкоголь есть преимущественно нервный яд, яд преимущественно для нервной ткани, которая по отношению к нему более чувствительна, чем какая-либо другая ткань животного организма. 3) Алкоголь есть яд для всех животных без исключения. 4) Чем животное более высоко организовано, чем более совершенна его нервная система, тем оно более сильно реагирует на алкоголь. 5) Наиболее полное действие алкоголь развивает при повторном, хроническом употреблении его, при хроническом алкогольном отравлении». А алкогольное отравление (по Тигерштедту) начинается после трех столовых ложек русской казенной водки, т.е. со второй рюмки (для взрослого здорового мужчины). После некоторого возбуждения, вызываемого упадком энергии задерживающих центров, наступает период оглушения, т. е. расслабления и расстройства всех телесных приборов, нервных и мышечных. На ослабленный организм нападает всякая нечисть, как на лакомую добычу. Например, среди трезвенников смертность от холеры 19%, среди пьющих — 91 %. Более трех четвертей случаев заражения сифилисом происходит под влиянием алкоголя. 71,4 % туберкулезных падают на хронических алкоголиков. По мнению Мержеевского, 42 % душевных болезней обязаны своим происхождением алкоголю. При общей смертности от крупозного воспаления легких от 12 до 38% (в разные возрасты) смертность алкоголиков достигает от 67 до 100. Свыше 40% всех преступников в Петербурге оказываются пьяницы и пр., и пр.

Я понимаю, что эти цифры нисколько не убедительны для господ чиновников, пишущих рапортички о питейном благополучии. Как бы ни страдал народ от пьяного необоримого соблазна, в какие ужасные расстройства ни впадала бы его душа и тело, казенный оптимизм не собьешь с его позиции. Оклад, чинопроизводства, чиновная карьера протекают и в ведомстве неокладных сборов вполне нормально. А в этом все...

Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., 1906-1916.

Михаил Осипович Меньшиков (1859—1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения.