| ||
|
Декабрь Посмотришь на карту России, какой это огромный мир и какие неизмеримые требуются силы, чтобы отстаивать его целость из века в век. На русский народ наложена тяжесть, даже несоразмерная его территории. В соседнем Китае каждая квадратная верста обслуживается и защищается вшестеро большим числом жителей, а в Германии — в шестнадцать раз большим числом. При столь редком, как у нас, населении требуется особенная его стойкость — то несокрушимое нравственное упорство, каким отличались, например, латины при основании Рима. Упругость, упорство, стойкость — качества хорошо откованного металла. То, чем отковывается дух народный, культурная дисциплина есть долговременное господство какого-нибудь высокого идеала, привычка к бесспорному авторитету. В старые времена школою строгих нравов считали церковь, аристократию, государство, идеи которых — совесть, честь и право — были, так сказать, координатами, определявшими поведение гражданина. В наш загадочный век старые культурные устои дрогнули, общественное воспитание расстроилось. И народ, и образованные классы как будто начинают терять критерий добра и зла, ту сдержанность, которая составляет гений развивающихся рас. — "Не бойтесь греха! — поучает герой господина Горького, и это как бы угаданный лозунг века. Тысячи и миллионы людей действительно перестают бояться греха и даже начинают бояться добродетели. — Шире дорогу! Хулиган идет!" Недавно обнародованы два государственных акта, свидетельствующие об упадке у нас бытовой дисциплины, и общественной, и народной. Циркуляр министра народного просвещения говорит о крайней распущенности школьной молодежи, распущенности, которая несомненно есть следствие упадка самой семьи, самого общества, откуда выходят ученики. Одновременно с этим циркуляром опубликовано положение о народной полиции. Правительству, как известно, пришлось завести особую армию из 35 000 стражников для внутреннего надзора за простонародьем. Я не берусь оценивать меры, предпринятые в обоих случаях. Я отмечаю только важный факт — падения бытовой дисциплины и то, что это грустное обстоятельство уже требует государственной борьбы с собою. Не слишком ли преувеличена опасность? Действительно ли в обществе падают нравы и народ делается разнузданным? Этот предмет, конечно, слишком деликатен и отнестись к нему нужно очень осторожно. Некоторая свобода нравов не есть еще распущенность. То, например, что школьники не смотрят теперь забитыми, как в эпоху бурсы и старых корпусов, то, что они непринужденнее обращаются с учителями, позволяют себе пошалить, что свойственно детям, иной раз поупрямиться, что тоже им свойственно, — все это показывает не распущенность, а простое отсутствие гнета, естественное и доброе отношение к детям. Ведь дети не рабы и не слуги учителям, они только ученики. Они обязаны к вежливости и скромности, но к этому обязаны и учителя. Дети не солдаты, граждански они не подчинены учебному начальству. За известную плату мальчик берет уроки, и этим официальные отношения исчерпываются. То же и народ: он распущен, но может быть это не дурная разнузданность, а естественная широта нравов освобожденного, граждански свободного населения. Может быть, это только черта самостоятельности, — естественно растущей. Конечно, если дисциплиной называть рабскую приниженность крепостных времен, то теперь народ разнуздан. Он позволяет себе многие вольности, прежде немыслимые, но вопрос, не законны ли эти вольности для теперешнего, взрослого его состояния? Мы требуем добродетелей от детей, мы за них решаем, что им можно позволить, чего нельзя. Но нельзя же смотреть на народ, как на вечное дитя. У него есть возраст, когда он сам решает, как ему вести себя, быть ли ему добродетельным или грешным. Эта свобода самоопределения не должна считаться за разнузданность. Так хочется отклонить упреки обществу и народу. Хочется предупредить опасность с двух сторон: с одной, — было бы крайне печально, если бы, преследуя упадок дисциплины, государство посягнуло на свободу личности, на свободу гражданскую. Но с другой, — если действительно развивается анархия нравов, то что же это, как не гибель свободы, не коренное ее отрицание? Не отвлекаясь политикой сегодняшнего дня, нужно отстаивать вечные интересы общества, вечную необходимость самообладания. И неужели честно скрывать, что этого самообладания у нас недостает? Опубликовано в сб.: Письма к ближним. СПб., Издание М.О. Меньшикова. 1903.
Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918) — русский мыслитель, публицист и общественный деятель, один из идеологов русского националистического движения. | ||
|