Митрополит Антоний (Храповицкий)
Слово на день восшествия на престол Государя Императора

Произнесено 21 октября 1896 г. в Казанском кафедральном соборе на литургии

Молю прежде всех творити молитвы, прошения, моления, благодарения за вся человеки, за царя и за вся, яже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте.
1 Тим. 2, 1-3

Эти слова Св. Писания, которые собрали нас сегодня на общую молитву за возлюбленнейшего Государя нашего, научают нас, братие, той истине, что общественное благоустройство и общенародный, для всех вожделенный мир находится в теснейшей зависимости не от одной только гражданской доблести облеченных властью лиц, но и от свойств их нравственной, внутренней жизни, от их молений, прошений, благодарений.

Строй государства языческого резко разделял внутреннюю жизнь каждого гражданина от его общественных обязанностей и вполне довольствовался, если в этих последних граждане руководятся началом внешней видимой законности, нисколько не стараясь о том, чтобы различать добро и зло по существу, чтобы воздавать людям кроме справедливости еще и любовь и сострадание. Единственным сильным побуждением или, точнее, понуждением к исполнению своих обязанностей всеми служило тогда начало ответственности или, напротив, поощрения; а естественным последствием такого порядка явилось то, что даже внешняя-то справедливость сохранялась лишь постольку, поскольку была связана с такою ответственностью. Все дела государственные, особенно же дела судебные, рассматривались правителями не с той стороны, чтобы усмотреть в них сущую правду или общую пользу, а с той, каким образом такое или иное решение отзовется на участи, на благополучии самого правителя или судии: похвалит ли его за такое решение его начальник, понравится ли оно толпе народной, которая тоже имела влияние на участь государственных лиц. Интересовались и тем, чтобы иногда показать в делах свой произвол и безнаказанность, дабы устрашить всех силою своей власти; иногда мудрили, чтобы представить себя хитрыми и потому опасными для своих врагов людьми. Одним словом, сообразно с устройством всего государственного порядка все правительственные лица сосредоточивали заботы только над собою, только о том и старались, чтобы избежать ответственности пред начальством и пред толпою, чтобы получить от того и от другой как можно больше поощрений, так что все их слова и дела, предпринимаемые ими, имели только эту себялюбивую цель, а их должность и вообще все народные нужды, к ним обращенные, являлись только средством для такой цели. Подобное положение вещей в противовес с порядком жизни христианской с поразительною живостью изложено в книге Деяний апостольских, при описании допросов св. апостола Павла римскими правителями Феликсом, Фестом и царем Агриппой. Все они говорят пышные слова о справедливости, все хвалятся друг другу своими заботами о благе народном, о защите угнетенных, а на самом деле стараются нажить неправедную мзду, угодить толпе народной, выслужиться пред правительством своею ложью и потому оставляют в позорных узах Того, Которого недостоин был ни их горделивый, безбожный Рим, ни даже весь мир. Клевеща на святого и восхваляя друг друга, они влачили из города в город этого светильника вселенной, как бы творя суд во имя законности и справедливости, а на самом деле повергая самих себя вечному осуждению как врагов истины, врагов Божиих.

Мы сказали, что этот строй жизни был противоположен строю христианскому. В каком отношении? О, эта противоположность поражает нас на первых же строках повествования дееписателя. Насколько лживы, льстивы и напыщены слова и дела римлян, настолько прямы и дерзновенны ответы и поступки блаженного апостола. Он далек от самой мысли добиться свободы чрез подарок или льстивое слово, он бодро идет в заключение неправедное и спокойно пускается в далекое плавание на новый суд к нечестивому царю.

Но это все еще не столько поражает нас, братие, сколько то слово его, которое начертывает он после всех этих истязаний к своему любезному ученику и духовному сыну Тимофею: "Молю прежде всех творите молитвы, прошения, моления, благодарения за вся человеки, за царя и за вся, иже во власти суть". Дивное завещаешь ты, божественный Павел! там нечестие, а здесь молитва, там хищение, а здесь благодарение, там лесть, а здесь благочестие и чистота, там завистливая и злостная борьба за власть, за преобладание, а здесь тихое и безмолвное житие.

Поистине, не знаем, чему более удивляться, высоте ли жизни христиан того времени или тому, как эта святая жизнь могла умещаться в развращенном, безбожном царстве римском, да притом не только умещаться, но даже не враждовать против последнего, даже пользоваться некоторыми его условиями, чтобы укрепляться в благочестии и чистоте. Это тем непонятнее для нас, братие, что мы постоянно оправдываем свое нерадивое, нехристианское отношение к ближним ссылками на житейскую неправду; мы указываем со злорадством несколько известных нам случаев, когда боровшиеся за правду и добро деятели терпели от своих начальников; мы с злобною горечью припоминаем и такие явления, когда люди недостойные и нечестные были награждаемы властью и получали высшие полномочия. "Такие явление должны нас научите-говорим мы обыкновенно, — должны научить относиться к нашему служебному долгу чисто внешним образом, соблюдая в нем лишь внешнюю законность, дабы никто не мог к нам придраться и обвинить нас. Не можем мы не руководиться и мыслию об условной ответственности пред начальником взамен даже действительной пользы дела, потому что все, слишком прямо служившие истине, наживали только огорчение и служебные неприятности". Вот ввиду такого-то самооправдания мы и вспомнили порядки Древнего Рима и подвиги св. апостола. Пусть и в наше время остается много неправды в устроении земного, гражданского общежития, но ведь как бы далеко ни заходили мы в печальной русской привычке клеймить укоризнами отечественные порядки, все же ни один сколько-нибудь правдивый и разумный человек не станет опровергать той истины, что строй царства римского был без сравнения греховнее, порочнее, лживее всякого христианского государства. И вот смотрите: с тем строем входит в соприкосновение общество святых и святейший апостол; обличают они лживых судей, но повинуются суду; скорбят о недостойных правителях, но молятся за всех, кто во власти, дабы жить безмятежно, благочестиво, чисто.

Из этого сопоставления нельзя не убедиться, братие, в том, что оправдывающие свое нерадение к общественному благу ссылкою на неправые порядки прежде всего виноваты сами в холодности к участи ближних своих и своего отечества; в этом убедимся мы еще непоколебимее, если присмотримся поближе к ним и вообще к современным обличителям общественного строя. Действительно, пусть бы они так извиняли свое равнодушное отношение к делам служебным, но ведь они те же извинения приводят и в тех случаях, когда их призывают к какому-либо доброму начинанию, не касающемуся ни их службы, ни их служебных отношений. Приводить такие извинения любят и те современные люди, которые совершенно независимы от какого-либо казенного учреждения, люди совершенно свободные и по званию своему, и по имущественному состоянию. "Да разве можно что-нибудь доброе устроить при наших старинных порядках", — кричат они, нетерпеливо отмахиваясь от благих предприятий и стараясь воспользоваться случаем, чтобы перейти к трескучим толкам о нашем якобы неблагоустройстве.

Не к ним, конечно, простирается и сие слово научения, ибо их никогда и в храме Божием не бывает, да и чувства их настолько чужды всякого благожелательства, настолько приучены к тому только, чтобы возбуждаться раздражением и осуждением, что если бы они и прикоснулись к доброму делу, то разве напортили бы только, внеся в него самолюбие, ссору, недоброжелательство. Не к ним, братие, а к нам, верным слугам престола, сие предостережение. Будем помнить, что пример древних христиан воспрещает нам всякое извинение своей холодности к общественному благу ссылками на несовершенство правление или правителей, от коих зависим мы. Будем помнить и то, что лишь тогда можем мы подняться на совершенное исполнение своего долга взамен только видимой правоты, если не будем разделять жизни служебной от жизни внутренней, от христианской совести, исполняя дело свое с молитвами, молениями и благодарениями, не страшась преследования за правду, не ища похвалы от людей, но хвалясь крестом Христовым, т.е. радуясь о всяком страдании, переносимым за Его правду. Будем помнить, что грешный человек, поставленный во главе учреждения или дела общественного, лишь в том случае может вносить в жизнь умиротворяющий, тихий свет сострадания и надежды, если к внешней законности своих поступков прибавит сердечное, самоотверженное участие к тем, кто от него зависит, если будет работать не над бумагами только, но и над своим нечистым сердцем, очищая его воздержанием, молитвой и мыслью о будущем суде, всеми теми средствами, о которых Павел говорил судье Феликсу, но тот "пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя" (Деян. 24, 25).

Но если и на все сие не хватает еще у нас достаточного усердия и мужества, то начнем хотя бы с меньшего и вспомним, о, вспомним о том, что помимо служебной области есть область других общественных отношений, то тихое и безмолвное житие, которое было привнесено в мир христианством как царство не от мира сего, та область благочестия и чистоты, где за добрые дела никто не укорит и не остановит. Вот что говорит блаженный апостол об этих отношениях: "Умоляем также вас, братия, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло, но всегда ищите добра и друг другу и всем. Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе. Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте. Все испытывайте, хорошего держитесь. Удерживайтесь от всякого рода зла" (1 Сол. 5, 14-22).

Видите, сколько даров можем мы приносить Богу и ближним. Вступим в эту область новых отношений, Нового Завета. Тогда новую жизнь будем мы вносить и в строй отношений служебных, тогда к сегодняшнему благодарению и молению за Царя нашего приложим и истинную жертву любви к нему. Аминь.

Впервые опубликовано: Деятель. 1896. № 11.

Митрополит Антоний (в миру — Храповицкий Алексей Павлович) (1863-1936) митрополит Киевский и Галицкий, первый по времени председатель Архиерейского синода Русской Православной Церкви за границей, богослов, философ.