Митрополит Антоний (Храповицкий)
Торжество Православия и скорби Православия

Слово на Литургии в храме Христа Спасителя в Москве, в 1-е воскресение Великого поста
[1918]

Мы совершаем, братие, столь любимый православным народом праздник Православия. Из года в год кафедральные храмы переполняются в сей день благоговейными толпами богомольцев, а усерднейшие из них, особенно в нашей боголюбивой Москве, еще задолго до начала литургии спешат занять в церкви место, с которого можно было бы все слышать и видеть, запоздавшие же к началу службы уже лишаются и самой возможности протесниться в храм.

Но в настоящем году Торжество Православия совершается в нашей первопрестольной столице с двумя совершенно исключительными особенностями.

Первая из них заключается в том, что в нынешнем году Торжество Православия впервые справляется не в том храме, где оно справлялось в течение четырех с половиной веков, не в древнем Успенском соборе, а в новом соборном храме Рождества Христова. Конечно, храм этот по крайней мере вчетверо вместительнее Успенского; многочисленный собор священнослужителей представляет собою здесь несравненно более величественную картину, чем в тесном старом соборе. — Но не в этом заключается причина, по которой Торжество Православия перенесено ныне в новый собор: внешние удобства не понудили бы церковную Москву изменить исконный обычай — праздновать Православие пред чудотворными раками великих святых и пред чудотворным ликом Богоматери.

Нет, не по своей воле должны были собраться сегодня пастыри и паства московские в новый собор, а потому что ее не пускают в священный Кремль и в чудотворную древнюю церковь Успения. Дожили мы до таких времен, когда жителям столицы заложен путь к самым дорогим, самым родным их святыням, когда приходится им отыскивать другие места для своих священных собраний, чем в прежние годы! Того ли мы ожидали для себя и для своей родной Церкви в эти прежние годы, даже в прошлом году? Справляя в тот год Торжество Православия в середине февраля, как уповали мы совершить это торжество через год, в настоящем 1918 году?

Тогда наши верные войска грозною стеною собрались против врага и, усилившись вчетверо по своему числу и по количеству оружия, должны были с наступлением весны быстрым победоносным потоком пройти по вражеской земле до Вены и Берлина и достигнуть тех целей, с которыми начата была русским народом та священная и самоотверженная война, т.е. освободить доблестное племя православных сербов от поработительных посягательств еретиков, протянуть руку братского общения к умолявшим о том Россию нашим единокровным малороссам-галичанам и освободить от инородного ига их родину — нашу родину, наследственный удел равноапостольного Владимира, русскую Галицию и, что всего важнее, дать ее сынам, а нашим родным братьям, возможность возвратиться в лоно Святой Церкви от униатской ереси, куда вовлекли ее насилием поработителей и коварством иезуитов.

Да, год тому назад мы, все русские люди, надеялись на то, что сегодняшнее Торжество Православия мы будем справлять уже вместе с ними, что к этому дню, как было сказано, уже не будет Подъяремной Руси, а единая свободная и Православная Русь.

Но и этим не ограничивались наши надежды и молитвенные желания. Уже исполнен был рисунок креста для водворения его на куполе Константинопольской Софии; уже близко было к исполнению обещание московского царя Алексея Михайловича, данное от имени своего потомства и всего русского народа Восточным Патриархам, обещание освободить православные народы из-под ига неверных мусульман и возвратить христианам все древние храмы, обращенные в магометанские мечети.

Россия должна была занять проливы Черного моря, но не покорять себе священной столицы великой Византии, а восстановить это священное государство наших отцев и учителей по спасительной вере Христовой, т.е. греков, а себе приобрести отечество всех истинных христиан, т.е. Святую Землю, Иерусалим, Гроб Господень, и, соединив ее широкой полосой земли с Южным Кавказом, заселить те святые места добровольными русскими переселенцами, которые ринулись бы туда в таком изобилии, что в несколько лет обратили бы Палестину и Сирию в какую-нибудь Владимирскую или Харьковскую губернию, конечно, сохранив все преимущества того полумиллиона христиан и их пастырей, которые доныне уцелели еще там от турецких насилий.

Не один русский православный люд жил такими надеждами и полагал за них сотни тысяч своих жизней в тяжком воинском подвиге: этими надеждами жили, ими дышали, ими утешались в своих страданиях, скажем без преувеличения, все православные народы всего современного мира, вся Святая Соборная и Апостольская Церковь. Вся она ожидала, что наступившее теперь 1918-е лето Господне будет таким светлым торжеством Православия, каким не было даже то 842-е лето, когда в память духовной победы над еретиками-иконоборцами был установлен настоящий праздник.

И что же? Вместо освобождения порабощенных православных народов Церковь Российская впала сама в такое порабощенное состояние, какого не испытывали наши единоверные племена ни под властью магометан, ни под властью западных еретиков, ни наши предки под игом татар.

Наши церкви подвергаются расстрелам и ограблению, их имущества повсеместно расхищаются; наши школы лишены права учить детей и юношей тому, что Господь назвал единым на потребу, т.е. словесам святого Евангелия и вообще закону Божию; наши пастыри и архипастыри изгоняются из церковных домов; наши воинские полки лишаются своих церквей и священников, а училища и академии, воспитывавшие пастырей церковных, совершенно упраздняются. Ни евреи, ни магометане, ни язычники, ни католики, ни сектанты, ни протестанты не лишены тех прав и преимуществ, каких лишен православный люд на Руси.

Итак, взамен осуществления надежд на чрезвычайное, исключительно радостное Торжество Православия в настоящем году, не лучше ли бы было вовсе его отменить или даже заменить плачем о Православии, плачем Иеремии над разрушенными святынями древнего Сиона? При виде пробитого бомбой купола Успенского Собора, разбитой стены Киево-Печерской Великой Церкви, при виде разоренных монастырей и опустошенных причтовых домов, при виде нищенствующих иереев-изгнанников, их плачущих голодных детей, училищ с вынесенными из них образами и прочих ужасов современного развращения, не уместнее было бы и нам взамен торжества ужасаться и тосковать и восклицать с пророком: око мое, око мое изливает воды, ибо далек от меня утешитель, который оживил бы душу мою (Плач. 1, 16). Воззри Господи и посмотри, как я унижен. Да не будет этого с вами, все проходящие путем, взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Господь в день пламенного гнева Своего? (Плач. 1, 12). О, кто даст главе моей воду и глазам моим источник слез. Я плакал бы день и ночь о пораженных дщери народа моего (Иер. 9, 1).

Но ужели нет у нас утешения в горестях нашей народно-церковной жизни? Ужели вовсе не о чем торжествовать нашей Церкви в нарочитый день сегодняшнего Торжества Православия? Мы сказали, что двумя особыми свойствами нынешний праздник отличается от прошлогоднего и раннейших. Одно, столь грустное, мы разъяснили, но другое, уже радостное, дает нам возможность торжествовать и в настоящую печальную годину. Радость эта заключается в том, что впервые после двухвекового перерыва наша Церковь совершает "летнее торжество свое" в своей канонической полноте, со своею законною главою, получив своего богоданного жениха после двухвекового вдовства, и к нему, наряду с печальными воплями Иеремии, могут быть ныне применены и радостные предречения Исайи: не смущайся, ибо не будешь в поругании; ты забудешь посрамление юности твоей и не будешь более вспоминать о безславии вдовства твоего (Ис. 54, 4).

До сего года наша Церковь была богаче, многолюднее и по плоти сильнее всех прочих Православных Церквей, но была лишена даже того, что все они имели, т.е. своего высшего пастыря, своего общего отца, "который имел бы попечение о всей стране", как того требуют Вселенские соборы; и на этом-то вдовстве церковном, на этой духовной бесхозяйственности ее, на этом беспастырстве и нашло место для своего ядовитого произрастания то маловерие и безверие, то следование за еретическими и противобожными учениями Запада, которое теперь открыто восстало на нее и стремится ее вовсе истребить с лица родной земли, — то бесцерковное настроение умов правящей части общества, которое в продолжение двух веков старалось оторвать нашу Церковь от живого общения со всею правоверующею вселенною и отторгнуть сердца людей от исповедуемой нами в символе Церкви Вселенской.

Беспрепятственно и пышно совершали мы в истекшие годы торжества Православия в кафедральных соборах, градских и столичных, но тоскливо сжимались сердца православных, когда, провозглашая в сей день многолетия Восточным Патриархам, мы не могли причислить к этой молитвенной здравице Патриарха Всероссийского, а только вспоминали о своей потерянной нами славе церковной, возглашая вечную память давно почившим российским Патриархам. Ныне же наше торжество возглавляет давно жданный жених поместной Российской Церкви, и вот она в разоренном нашем государстве, окруженная злобствующими врагами нашей спасительной веры, торжествует и благодарит Бога о том, что Он послал ей в утешение среди настоящих скорбей то, чего она была лишена в годы своего внешнего благополучия и безопасности.

Жизнь, жизнь одушевленная, дружная и всеобщая в Христовом стаде может теперь разливаться широкой волной, и церковное учение, и обращение отпадших, и просвещение неверных, и что особенно важно и необходимо — постоянное братское единение со всеми православными Церквами Востока, ибо не одной какой-либо стране даны обетование о неодолимости Церкви вратами ада, а всей Вселенской Церкви, и она одна есть непогрешимая хранительница и истолковательница Божественных словес.

Вот какой новый источник вечных и святых сокровищ дарован нам от Бога в настоящую, хотя и печальную годину и вот о чем можем и должны мы торжествовать в сей нарочитый день и благодарить Бога, пославшего столь обильное утешение в сердца наши!

В этом-то и заключается вторая, уже не грустная, а радостная особенность настоящего праздника сравнительно с пережитыми годами. Но что доброго осталось нам и от этих прежних годов русской церковной жизни?

О, конечно, очень много! А если бы этого доброго содержания нашей церковной жизни осталось мало или вовсе не осталось бы, то, разумеется, нечего было бы особенно радоваться восстановлению канонического строя Церкви, т.е. Патриаршества.

То высокое и прекрасное, что хранится в нашей Церкви Православной, в нашей русской пастве и пастырстве, заключается в их отношении к жизни и к вере. Запад взирает на временную жизнь как на наслаждение, а на религию как на одно из средств (даже сомнительных) к поддержанию этого благополучия. Напротив, русские люди, даже и не очень твердые в вере, понимают жизнь как подвиг, цель жизни видят в духовном совершенствовании, в борьбе со страстями, в усвоении добродетелей — словом, в том, чего европейцы даже и не поймут, если будете с ними говорить о подобных предметах. Правда и то, что в последний год множество русских людей изменили своим убеждениям, открыто отказываются от св. веры, предаются самым скверным порокам, грабят, убивают, богохульствуют, предают родину врагам и продают душу свою диаволу; но не должно думать, что такие люди составляют большинство русского народа; они только овладели положением в настоящие печальные дни, а огромное большинство оплакивают это положение и негодуют на их преступные деяния. Да и те, которые отверглись от веры и родины, они в глубине сердца терзаются укорами совести и, при терпеливом вразумлении со стороны людей благоразумных, быстро сознаются в своем заблуждении и в том, что своими жестокими преступлениями они тщетно надеялись убить голос совести и поработить ее новым безбожным учениям, но в то же время продолжали чувствовать, что поддались гибельному обману и ослеплению под влиянием либо людей нерусских, либо уголовных каторжников, которые ими верховодили.

А то огромное большинство русского народа, которое, сидя в деревне и городах, продолжает смиренно в поте лица трудиться над своим делом и больше прежнего переполняет святые храмы, говеет и жертвует на церкви и на бедных, — оно по-прежнему носит в своих сердцах высокие заветы Христовы; по-прежнему оно вовсе не похоже на современных европейцев: оно отличается от последних неслыханною среди них откровенностью, искренностью, доверчивостью, отсутствием гордыни и незлобием; оно благодушно принимает обличение, быстро умиляется сердцем и отзывчиво на мольбу. Кто не прослезится много раз, читая о геройстве наших воинов до прошлогоднего марта, особенно о геройстве их братолюбия, когда солдат, ранивший противника в атаке, сейчас сам же перевязывает его раны и, взвалив к себе на плечи, несет его на санитарный пункт? Таких подвигов вы не встретите среди еретиков и никогда не верьте укоренившемуся в нашем обществе, воспитанному немецкими гувернантками, ложному убеждению, будто лютеране и католики ничем не хуже православных.

Указанное геройство духа, понятие о жизни как о подвиге хранится только в Церкви, а так как оно в большинстве ее сынов хранится и до настоящих дней, то Торжество Православия совершается сегодня вполне законно, как торжество благочестия, торжество Христовой правды на земле; и оно будет совершаться с тем же восторженным прославлением Пастыреначальника душ наших, как в прошедшие годы, когда Церковь именовалась господствующей. Да! оно будет продолжаться и в том случае, если государство наше подпадет полному подчинению врагов, если даже на православных откроется прямое гонение. Церковь будет торжествовать о своем вечном спасении, о том, что ее чада идут ко Христу, как Он и завещал нам: блажени будете, егда возненавидят вас человецы и разлучат вы и поносят и пронесут имя ваше, яко зло Сына Человеческого ради; возрадуйтеся в той день и взыграйте, се бо мзда ваша многа на небеси. Аминь.

Впервые опубликовано: Прибавления к Церковным ведомостям. еженедельное издание. 1918. № 13-14. 15 (28) апреля. Пг.: Тип. М.П. Фроловой (влад. А.Э. Коллинс), 1918. С. 443-447.

Митрополит Антоний (в миру — Храповицкий Алексей Павлович) (1863-1936) митрополит Киевский и Галицкий, первый по времени председатель Архиерейского синода Русской Православной Церкви заграницей, богослов, философ.