| ||
СОДЕРЖАНИЕДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Г а р п а г о н — отец Клеанта и Элизы, влюбленный в Мариану.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕЭлиза, Валер. В а л е р. Элиза, милая, что же это? Вы только что уверяли, что никогда не измените мне, а теперь задумались? Я в восторге, а вы вздыхаете? Уж не жалеете ли вы, что меня осчастливили? Или вы раскаиваетесь в том, что уступили моим пламенным чувствам и дали слово? Э л и з а. Мне не в чем раскаиваться, Валер. Власть любви так отрадна! У меня не хватило бы сил ей противиться. Но если уж говорить правду, я тревожусь за будущее. Я боюсь, что люблю вас больше, чем следует. В а л е р. Чего бояться, Элиза, когда делаешь доброе дело? Э л и з а. Ах, многого можно бояться: рассердится отец, станет упрекать семья, осудит свет... Но больше всего боюсь я, Валер, что изменится ваше сердце, что вы станете платить мне преступной холодностью, как это часто бывает, если мы уж очень пылко и доверчиво любим. В а л е р. О, не обижайте меня, не судите обо мне по другим! Подозревайте меня во всем, Элиза, но только не в том, чтобы я мог изменить своему долгу. Я слишком сильно люблю вас и буду любить, пока жив. Э л и з а. Ах, Валер, не вы один это говорите! Послушать — все мужчины одинаковы, а на деле какая между ними разница! В а л е р. Ну так и судите меня по моим делам, а не по мнимым проступкам,— это все ни на чем не основанные опасения, плод докучливого воображения. Умоляю вас: будьте справедливы, не добивайте меня чувствительными ударами оскорбительных подозрений, дайте мне время привести вам бесчисленное множество доказательств моей любви. Э л и з а. Когда любишь, так охотно веришь! Да, Валер, я думаю, что вы неспособны обмануть меня. Я верю, что вы меня действительно любите и никогда мне не измените, я ни в чем не хочу сомневаться, но что обо мне скажут? Вот чего я страшусь. В а л е р. Да что же могут сказать? Э л и з а. Я бы ничего не боялась, если бы все знали вас так, как знаю я. Вы служите оправданием моим поступкам. Защитой мне служат ваши достоинства, а также признательность к вам, которую внушает мне само небо. Я никогда не забуду этого ужасного случая, благодаря которому мы с вами познакомились, никогда не забуду, с каким удивительным самоотвержением бросились вы за мной в воду и спасли от ярости бурных волн, с какой нежной заботливостью привели меня в чувство, как потом вы были почтительны и терпеливы в своей горячей любви ко мне, которую ни препятствия, ни время не сумели охладить, как ради меня вы забыли своих родных, забыли родные края, остались здесь и, чтоб не расставаться со мной, под чужим именем поступили в услужение к моему отцу. Все это произвело на меня неизгладимое впечатление, иначе я не дала бы вам согласия. Но, быть может, в глазах других людей это не оправдание, я не уверена, что меня поймут. В а л е р. Единственная моя заслуга перед вами — это моя любовь. Ваш отец — вот ваше оправдание, если уж оно вам так необходимо. При его страшной скупости, при его строгости к детям и не то еще извинить можно. Простите меня, дорогая Элиза, но тут ничего другого и не скажешь. Как только мне удастся найти отца и мать, нам легко будет с ним сладить. Я с нетерпением жду известий, и, если мои родители запоздают, я сам за ними отправлюсь. Э л и з а. Ах, Валер, не оставляйте меня, прошу вас! Старайтесь понравиться отцу — только это сейчас и нужно. В а л е р. Я и то стараюсь. Вам известно, к каким я должен был прибегнуть уловкам, чтобы попасть к нему в услужение, как я к нему подлаживаюсь, как я к нему подольщаюсь, чтобы войти в доверие, какую комедию я ломаю перед ним ежедневно, чтобы заслужить его любовь. И я уже вижу большие успехи. Подражай людям в их склонностях, следуй их правилам, потворствуй их слабостям, восторгайся каждым их поступком — и делай из них что хочешь; это самый лучший путь, можно смело играть в открытую, теперь я в этом убежден. Пересаливать не бойся, тут и самый умный человек поймается, как последний дурак, явный вздор, явную нелепость проглотит и не поморщится, если только это кушанье приправлено лестью. Нельзя сказать, чтобы это было честно, но к нужным людям необходимо применяться. Раз другого средства нет, виноват уж не тот, кто льстит, а тот, кто желает, чтобы ему льстили. Э л и з а. Хорошо бы вам и с братом подружиться, а то на служанку полагаться опасно — вдруг она вздумает выдать нас? В а л е р. С обоими я, пожалуй, не слажу. Они так друг на друга непохожи, что к ним сразу не подделаешься. Лучше уж вы воздействуйте на брата — ведь вы же с ним дружны... Да вот и он. Я ухожу. Поговорите-ка с ним теперь же, только не очень откровенничайте. Э л и з а. Не знаю, хватит ли у меня храбрости. Валер уходит
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕЭлиза, Клеант. К л е а н т. Ты одна, Элиза? Как я рад! Слушай: я должен открыть тебе тайну. Э л и з а. Я слушаю тебя внимательно. Что скажешь? К л е а н т. Многое скажу, сестра, но в двух словах: я влюблен. Э л и з а. Влюблен? К л е а н т. Да, влюблен. Но погоди! Я знаю, что завишу от отца и не смею выходить из его воли. Без согласия родителей мы не вправе давать какие бы то ни было обязательства, их желания должны быть нашими желаниями, других мы иметь не можем — так уж судили небеса. Они застрахованы от всяких безумств, а потому у них и ошибок меньше, чем у нас, им виднее, что нам пригодно, что — нет. Благоразумие просвещает, а страсть ослепляет. Увлечения молодости толкают нас к пропасти... Все это я говорю тебе, сестра, для того, чтобы ты мне этого уже не говорила: моя любовь ничего не желает слушать, разуверять меня бесполезно. Э л и з а. Ты посватался, Клеант? К л е а н т. Нет еще, но это решено. Еще раз прошу тебя: не отговаривай меня. Э л и з а. Ты считаешь меня способной на это? К л е а н т. Нет, Элиза, но ты не влюблена: ты не знаешь, какую отрадную власть имеет пылкая любовь над сердцами, я боюсь твоей рассудительности. Э л и з а. Ах, не будем говорить о моей рассудительности, Клеант! Кто хоть раз в жизни не терял рассудка? Открой я тебе свое сердце, ты, быть может, увидел бы, что я гораздо менее рассудительна, чем ты. К л е а н т. О, если бы и твое сердце... Э л и з а. Поговорим сначала о тебе. В кого ты влюблен? К л е а н т. В молодую девушку, она недавно поселилась неподалеку от нас. Ее достаточно увидеть, чтобы полюбить. Никогда еще природа не создавала ничего более прелестного, с первой же встречи я пришел в восхищение. Зовут ее Марианой, живет она с больной матерью и трогательно заботится о ней, как истинно любящая дочь. Что бы она ни делала, все у нее выходит так мило! Это само очарование, сама нежность, подкупающая доброта, изумительная душевная чистота... Ах, если бы ты увидела ее, Элиза! Э л и з а. А я и так ее вижу. Ты ее любишь — этого с меня довольно. К л е а н т. Я узнал стороной, что они очень небогаты и при всей своей бережливости еле-еле сводят концы с концами. Представь себе, Элиза, как был бы я рад облегчить нужду любимой девушки и незаметно помочь скромным, хорошим людям. Представь и пойми, каково это мне, что из-за скупости отца я принужден лишить себя этой радости и ничем не могу доказать свою любовь! Э л и з а. Да, я понимаю, Клеант, как тебе должно быть горько. К л е а н т. То есть так горько, сестра, что и сказать нельзя. В самом деле, что может быть ужаснее этой черствости, этой непонятной скаредности отца? На что нам богатство в будущем, если мы не можем воспользоваться им теперь, пока молоды, если я весь в долгу, оттого что мне жить не на что, если нам с тобой приходится, чтобы мало-мальски прилично одеваться, брать в долг у купцов? Выведай у отца, как он отнесется к моему решению. Коли заупрямится, я уеду с Марианой, Бог даст, как-нибудь да проживем. Перехвачу где-нибудь деньжонок. Знаешь что, Элиза, если и ты в таком же положении, как и я, если отец будет нам мешать, уедем оба, бросим его, освободимся наконец от невыносимого гнета его скупости. Э л и з а. Да, с каждым днем нам все тяжелее становится жить без матушки и... К л е а н т. Я слышу его голос. Уйдем, докончим наш разговор и попробуем совместными усилиями сломить его нрав. Элиза и Клеант уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕГарпагон, Лафлеш. Г а р п а г о н. Вон сию же минуту, без всяких разговоров! Убирайся, мошенник! Прочь с глаз моих, висельник! Л а ф л е ш (про себя). Отродясь не видал я такого злого старикашку. Бес в него вселился, прости, Господи, мое согрешение. Г а р п а г о н. Что ты там бормочешь? Л а ф л е ш. За что вы меня гоните? Г а р п а г о н. И ты еще спрашиваешь, негодяй? Вон, пока я тебя не исколотил! Л а ф л е ш. Что я вам сделал? Г а р п а г о н. Я хочу, чтоб ты убрался,— вот что! Л а ф л е ш. Ваш сын, сударь, приказал мне дожидаться его. Г а р п а г о н. Дожидайся па улице, а не у меня в доме. Нечего тебе здесь торчать, высматривать да вынюхивать. Соглядатай! Предатель! Так и следит, так и шарит своими проклятыми глазами, что я делаю, где что плохо лежит, нельзя ли что-нибудь стянуть,— мне это надоело. Л а ф л е ш. Черта с два у вас что-нибудь стянешь, когда вы все под замком держите да еще день и ночь сторожите! Г а р п а г о н. Держу под замком — значит, нахожу нужным; сторожу — значит, мне так нравится. Сыщик тоже выискался, до всего ему дело! (Про себя.) А что, если он проведал о моих деньгах? (Громко). Уж не вздумал ли ты рассказать где-нибудь, что я деньги прячу? Л а ф л е ш. А вы таки прячете? Г а р п а г о н. Я этого не говорил, бездельник! (Про себя.) Как он меня бесит! (Громко.) Я спрашиваю: не дернула ли тебя нелегкая рассказывать, что у меня есть деньги? Л а ф л е ш. Э, что нам за дело — есть у вас деньги, нет ли! Нам от этого ни тепло ни холодно. Г а р п а г о н (замахнувшись, чтобы дать ему пощечину). Ты еще рассуждаешь? Я тебя отучу рассуждать... Убирайся вон, последний раз говорю тебе! Л а ф л е ш. Хорошо, я уйду. Г а р п а г о н. Постой! Ты ничего не стащил? Л а ф л е ш. Что у вас тащить-то? Г а р п а г о н. Не верю. Покажи руки! Л а ф л е ш. Вот вам руки. Г а р п а г о н. Другие! Л а ф л е ш. Другие?! Г а р п а г о н. Другие. Л а ф л е ш. Вот вам другие! Г а р п а г о н (показывая на его штаны). А туда ничего не спрятал? Л а ф л е ш. Посмотрите! Г а р п а г о н (ощупывая его). Эти широкие штаны как раз для того и придуманы, чтоб прятать краденое. Вешать бы тех надо, кто такие штаны носит! Л а ф л е ш (про себя). Вот он-то как раз и заслуживает того, чего боится, вот бы кого я с радостью обокрал! Г а р п а г о н. А? Л а ф л е ш. Что? Г а р п а г о н. Что это ты говоришь: обокрал? Л а ф л е ш. Я говорю, что вы меня обыскиваете — думаете, что вас обокрал. Г а р п а г о н. Вот-вот! (Шарит у Лафлеша в карманах). Л а ф л е ш (про себя). Будь прокляты все скряги со всем их скряжничеством! Г а р п а г о н. Как? Что ты говоришь? Л а ф л е ш. Что я говорю? Г а р п а г о н. Ну да! Что ты говоришь о скрягах и о скряжничестве? Л а ф л е ш. Я говорю: будь они прокляты. Г а р п а г о н. Кто? Л а ф л е ш. Скряги. Г а р п а г о н. А кто они, эти скряги? Л а ф л е ш. Пакостники и сквернавцы. Г а р п а г о н. Кто ж они такие? Л а ф л е ш. Да вы-то из-за чего беспокоитесь? Г а р п а г о н. Это уж мое дело. Л а ф л е ш. Вы, может, думаете, что я говорю про вас? Г а р п а г о н. Я думаю то, что думаю, но ты мне должен сказать, кому ты это говоришь. Л а ф л е ш. Я говорю... Я говорю моей шапке. Г а р п а г о н. Вот тебе по шапке-то и попадет за это. Л а ф л е ш. Не можете же вы запретить мне бранить скряг! Г а р п а г о н. Не могу, но зато я могу заткнуть тебе глотку, чтоб не слышать твоих дерзостей. Молчать! Л а ф л е ш. Я никого не назвал. Г а р п а г о н. Я тебя отдую, если ты еще хоть слово скажешь. Л а ф л е ш. Знает кошка, чье мясо съела! Г а р п а г о н. Ты замолчишь? Л а ф л е ш. Замолчу — поневоле. Г а р п а г о н. А-а! Л а ф л е ш (показывает Гарпагону карман своего камзола). Смотрите, вот еще карман. Теперь вы довольны? Г а р п а г о н. Ну-ну, отдай сам! Л а ф л е ш. Да что отдать-то? Г а р п а г о н. То, что ты взял. Л а ф л е ш. Яу вас ничего не брал. Г а р п а г о н. Наверно? Л а ф л е ш. Наверно. Г а р п а г о н. Прощай! Пошел ко всем чертям! Л а ф л е ш (про себя). Вот так расчет! Г а р п а г о н. Грех на твоей душе, ежели что... Лафлеш уходит.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕГарпагон один. Г а р п а г о н. Этот бездельник вывел меня из себя, видеть не могу хромого пса! Да, немалая забота — хранить у себя много денег. Счастлив тот, кто может держать капитал в надежном месте, а в кармане иметь только на необходимые расходы. Куда их спрячешь? Сундукам я решительно не доверяю: это приманка для воров — на сундуки-то они первым делом и кидаются. Входят Клеант и Элиза и тихо говорят между собой.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕГарпагон, Клеант, Элиза. Г а р п а г о н (думая, что он один). Не знаю, хорошо ли я сделал, что зарыл в саду десять тысяч экю, которые мне вчера вернули. Держать десять тысяч экю золотом — это я вам скажу... (Заметив Клеанта и Элизу.) Боже! Я сам себя выдаю! Я увлекся и, кажется, начал думать вслух. (Клеанту и Элизе.) Что такое? К л е а н т. Ничего, батюшка. Г а р п а г о н. Вы давно здесь? Э л и з а. Только что вошли. Г а р п а г о н. Вы слышали? К л е а н т. Что, батюшка? Г а р п а г о н. Да вот... К л е а н т. Что? Г а р п а г о н. Что я сказал... К л е а н т. Нет. Г а р п а г о нн. Врешь! Врешь! Э л и з а. Простите, но... Г а р п а г о н. Вы кое-что слышали, дело ясное. Это я сам с собой рассуждал, как трудно теперь наживать деньги, говорил, что, мол, счастлив тот, у кого есть десять тысяч экю. К л е а н т. Мы боялись подойти, чтобы не помешать вам. Г а р п а г о н. Я очень рад, что разъяснил вам, а то вы, чего доброго, не так поняли бы меня — вообразили бы, что это я про себя говорю, будто у меня десять тысяч экю. К л е а н т. Мы в ваши дела не вмешиваемся. Г а р п а г о н. Ах, если б у меня было десять тысяч экю! К л е а н т. Я не думаю... Г а р п а г о н. Уж как бы они мне пригодились! Э л и з а. Это такое дело... Г а р п а г о н. Они мне очень нужны. К л е а н т. Я полагаю... Г а р п а г о н. Это бы сильно поправило мои дела. Э л и з а. Да вы... Г а р п а г о н. Я бы тогда не плакался на худые времена. К л е а н т. Батюшка! Вам ли плакаться? Всем известно, что вы человек богатый. Г а р п а г о н. Кто? Я богатый? Врут! Вот уж напраслина! Одни мошенники могут распускать такие слухи. Э л и з а. Не сердитесь, батюшка. Г а р п а г о н. Не диво ли, что родные дети предают меня и становятся моими врагами? К л е а н т. Разве сказать, что вы богаты, значит быть вашим врагом? Г а р п а г о н. Да. Такие разговоры и твое мотовство приведут к тому, что меня скоро зарежут — в надежде, что у меня денег куры не клюют. К л е а н т. Какое ж такое мотовство? Г а р п а г о н. Какое? Да что может быть неприличнее того роскошного костюма, в котором ты шатаешься по городу? Вчера я бранил твою сестру, но это еще хуже. Как тебя еще земля носит? Ты только посмотри на себя — на тебе все с иголочки. Двадцать раз говорил я тебе, Клеант: не нравится мне твое поведение. Строишь из себя маркиза. Чтобы так одеваться, ты должен обкрадывать меня, не иначе. К л е а н т. То есть как — обкрадывать? Г а р п а г о н. А я почем знаю! Ну где ты берешь деньги, чтобы жить так, как ты живешь? К л е а н т. Где? Я играю, мне обыкновенно везет, весь выигрыш я на себя и трачу. Г а р п а г о н. Это очень дурно. Если тебе везет в игре, ты должен этим пользоваться и отдавать деньги в рост, чтобы сберечь их на черный день. Не говоря о чем другом, хотелось бы мне знать, на кой черт все эти ленты, которыми ты увешан с ног до головы? Разве недостаточно полдюжины шнурков, чтобы штаны держались? Зачем тратить деньги на парики, когда можно даром носить свои волосы? Я готов об заклад биться, что твои парики и ленты стоят по крайней мере двадцать пистолей, а двадцать пистолей приносят в год восемнадцать ливров шесть су восемь денье — и это только из восьми процентов! К л е а н т. Вы правы. Г а р п а г о н. Оставим это, однако, и поговорим о другом. (Заметив, что Клеант и Элиза обмениваются знаками.) Э! (Про себя.) Мне сдается, что они замышляют обокрасть меня. (Громко.) Что вы там? А? Э л и з а. Мы с ним торгуемся, кому первому говорить: мы оба хотим вам кое-что сказать. Г а р п а г о н. Ия вам тоже хочу кое-что сказать. К л е а н т. Мы насчет брака, батюшка. Г а р п а г о н. И я тоже насчет брака. Э л и з а. Ах, батюшка! Г а р п а г о н. Почему «ах»! Что тебя так испугало: слово или самый брак? К л е а н т. Брак может испугать пас обоих оттого, что мы не знаем, как вы на пего смотрите. Мы боимся, что наши чувства, пожалуй, будут не согласны с вашим выбором. Г а р п а г о н. Имейте терпение. Беспокоиться вам решительно не о чем. Я знаю, что для вас обоих нужно, вам не придется сетовать на то, как я намерен поступить. Итак... (Клеанту.) Скажи: ты видел молодую особу по имени Мариана, что живет недалеко отсюда? К л е а н т. Видел, батюшка. Г а р п а г о н (Элизе). А ты? Э л и з а. Я об ней слыхала. Г а р п а г о н. Как ты находишь, Клеант, эту девушку? К л е а н т. Прелестная девушка! Г а р п а г о н. Какова она? К л е а н т. Сама скромность, а уж какая умница!.. Г а р п а г о н. А наружность? Обращение? К л е а н т. У нее все хорошо! Г а р п а г о н. Не правда ли, о такой девушке стоит подумать? К л е а н т. О да, батюшка! Г а р п а г о н. Не правда ли, лучшей жены и желать не надо? К л е а н т. Конечно, не надо. Г а р п а г о н. Не правда ли, из нее выйдет отличная хозяйка? К л е а н т. Еще бы! Г а р п а г о н. И муж будет вполне ею доволен? К л е а н т. Вполне. Г а р п а г о н. Есть, однако, маленькая помеха: боюсь я, что она вся тут, со всем ее приданым. К л е а н т. Ах, батюшка, что значит приданое, когда женишься на такой девушке! Г а р п а г о н. Напрасно ты так говоришь, напрасно! Лучше мы скажем так: нет приданого? Что делать! При умении можно его возместить. К л е а н т. Само собой разумеется. Г а р п а г о н. Ну, я очень рад, что мы сошлись. Ее скромность и кроткость очаровали меня, и я решился жениться на ней, лишь бы нашлось у нее хоть что-нибудь в приданое. К л е а н т. Ах! Г а р п а г о н. Ты что? К л е а н т. Вы решили?.. Г а р п а г о н. Жениться на Мариане. К л е а н т. Кто? Вы? Вы? Г а р п а г о н. Ну да, я! я! я! Что с тобой? К л е а н т. Мне дурно, я должен уйти. Г а р п а г о н. Это ничего. Ступай на кухню и выпей стакан холодной воды. Клеант уходит.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕГарпагон, Элиза. Г а р п а г о н. Вот она, нынешняя молодежь! Мокрые куры! Итак, Элиза, насчет себя я решил твердо. Твоего брата я женю на вдове, о которой мне говорили утром, а тебя я выдаю за господина Ансельма. Э л и з а. За господина Ансельма? Г а р п а г о н. Да. Это человек степенный, благоразумный, толковый, ему не больше пятидесяти лет, о богатстве же его всем известно. Э л и з а (приседая). Смею вас уверить, батюшка, что я вовсе не хочу идти замуж. Г а р п а г о н (передразнивая). Смею вас уверить, милая дочка, что вы замуж выйдете. Э л и з а (приседая). Не взыщите, батюшка. Г а р п а г о н (передразнивая ее). Не взыщите, дочка. Э л и з а. Я очень уважаю господина Ансельма, но (приседая), как вам будет угодно, я за него не выйду. Г а р п а г о н. Я ваш покорный слуга, но (передразнивая ее), как вам будет угодно, а вы за него выйдете сегодня вечером. Э л и з а. Сегодня вечером? Г а р п а г о н. Сегодня вечером. Э л и з а (приседая). Этого не будет, батюшка. Г а р п а г о н (передразнивая ее). Будет, дочка. Э л и з а. Нет! Г а р п а г о н. Да! Э л и з а. Говорят вам — нет! Г а р п а г о н. Говорят вам — да! Э л и з а. Вы меня не заставите! Г а р п а г о н. Нет, заставлю! Э л и з а. Я скорей руки на себя наложу, чем выйду за него. Г а р п а г о н. Рук ты на себя не наложишь, а за него выйдешь. Нет, какова дерзость! Слыхано ли, чтобы дочь так разговаривала с отцом? Э л и з аа. А видано ли, чтобы отец так выдавал дочь замуж? Г а р п а г о н. Против такой партии ничего не скажешь: всякий одобрит мой выбор, хоть сейчас об заклад. Э л и з а. Хоть сейчас об заклад, что ни один умный человек вашего выбора не одобрит.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕТе же и Валер. Г а р п а г о н (заметив в глубине сцены Валера). Вот Валер. Хочешь, отдадимся на его суд? Э л и з а. Я согласна. Г а р п а г о н. И ты подчинишься его решению? Э л и з а. Да, что он скажет — тому и быть. Г а р п а г о н. Чего лучше! Поди сюда, Валер! Мы тебя выбрали судьей, чтобы ты решил, кто из нас прав — она или я. В а л е р. Конечно, вы, и толковать не об чем. Г а р п а г о н. Да ты знаешь ли, о чем у нас речь? В а л е р. Нет, но вы не можете быть неправы: вы — олицетворенный разум. Г а р п а г о н. Я хочу нынче же вечером выдать ее за человека и богатого и степенного, а она, бездельница, смеется мне в глаза и говорит, что не хочет. Что ты на это скажешь? В а л е р. Что я на это скажу? Г а р п а г о н. Да. В а л е р. Гм! Гм! Г а р п а г о н. Что? В а л е р. Я скажу, что, в сущности, я на вашей стороне, вы не можете ошибаться, но у нее, вероятно, есть какие-нибудь основания, так что... Г а р п а г о н. Господин Ансельм — это ли не партия? Человек благородный, благонравный, положительный, разумный и с большими средствами. От первого брака детей у него нет. Это ли не сокровище? В а л е р. Так-то оно так, но она может сказать вам: к чему такая спешка? Нужно хоть немного времени, чтобы проверить свои чувства... Г а р п а г о н. Случай надо хватать за вихор. Упустишь— другого не дождешься: Ансельм-то ведь берет ее без приданого. В а л е р. Без приданого? Г а р п а г о н. Да. В а л е р. А! Ну, тогда другое дело. Это, видите ли, такой убедительный довод... тут уж нечего... Г а р п а г о н. Что я сберегаю-то при этом! В а л е р. Понятно! Какие уж тут возражения? Правда, ваша дочь может сказать, что брак — великое дело. Выйти замуж — значит, быть ей счастливой или несчастной на всю жизнь, так что, прежде чем заключить союз до могилы, нужно крепко подумать. Г а р п а г о н. Без приданого! В а л е р. Вы правы. Это решает все, кончено дело. Кто-нибудь, пожалуй, станет убеждать вас, что в подобных случаях нельзя не считаться с сердцем девушки и что слишком большая разница в возрасте, наклонностях и чувствах крайне опасна для супружества. Г а р п а г о н. Без приданого! В а л е р. Да, тут уж ничего не скажешь, дело ясное, тут сам черт рта не разинет. Хотя опять-таки есть немало родителей, которым счастье их дочерей дороже денег; они ни за что не пожертвовали бы этим счастьем ради собственной выгоды и прежде всего позаботились бы о том, чтобы супруги жили ладно, дружно, в радости и в спокойствии, были верны друг другу и чтобы... Г а р п а г о н. Без приданого! В а л е р. Да, правда, молчу! Без приданого! Этим все сказано! Г а р п а г о н (про себя, поглядывая в сторону сада). Ой! Кажется, собака лает. Не добираются ли до моих денег? (Валеру.) Не уходи. Я сейчас вернусь. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕЭлиза, Валер. Э л и з а. Что за шутки, Валер? В а л е р. Это для того, чтобы не раздражать его и добиться, чего нам надо. Противоречить ему — значит, все испортить. Есть такие упрямцы, люди, неуступчивые от природы: на них можно действовать только окольными путями, они не терпят ни малейшего сопротивления, всякая правда ожесточает их, прямым доводам рассудка они не внемлют, им необходимо потакать. Делайте вид, что во всем соглашаетесь с ним, и будет по-вашему, а иначе... Э л и з а. Но этот брак, Валер!.. В а л е р. Подумаем, как бы его расстроить. Э л и з а. Думать уже поздно — много ли времени до вечера? В а л е р. Попросите отсрочки, притворитесь больной. Э л и з а. Я притворюсь, а врач меня выдаст! В а л е р. Тоже сказали! Что они понимают, врачи-то? Притворяйтесь смело, какую хотите болезнь выдумывайте — они всему поверят и всему дадут объяснение.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕТе же и Гарпагон. Г а р п а г о н (в глубине сцены, про себя). Все слава Богу. В а л е р (не видя Гарпагона). Наконец, у нас есть спасение в бегстве. И если ваша любовь, дорогая Элиза, способна устоять... (Заметив Гарпагона.) Да, дочь должна повиноваться отцу. Разбирать женихов — не ее дело, а если еще без приданого, так уж тут и рассуждать нечего: бери что дают. Г а р п а г о н. Так! Отлично сказано! В а л е р. Простите, сударь, я погорячился и позволил себе взять неподобающий тон. Г а р п а г о н. Что ты! Да я в восторге, даю тебе над ней полную власть! (Элизе.) Теперь уж ты не отвертишься. Ту власть над тобой, которой меня облекло небо, отныне я передаю ему и требую, чтобы ты из его воли не выходила. В а л е р (Элизе). Попробуйте теперь меня ослушаться! Элиза уходит.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕВалер, Гарпагон. В а л е р. Я пойду за ней, сударь, и буду продолжать наставл ять ее. Г а р п а г о н. Ты меня очень этим обяжешь... В а л е р. Ее надо держать в ежовых рукавицах. Г а р п а г о н. Это верно. Тем более что... В а л е р. Не беспокойтесь. Я уверен в успехе. Г а р п а г о н. С Богом, с Богом! А мне необходимо отлучиться ненадолго. В а л е р (направляется к выходу и, дойдя до двери, как бы обращается к Элизе). Да, деньги важнее всего на свете. Вы должны Бога благодарить за то, что у вас такой отец. Он знает жизнь. Когда предлагают взять девушку без приданого, вперед заглядывать нечего. Без приданого — это все, это заменяет красоту, молодость, знатное происхождение, честь, благоразумие, скромность. Г а р п а г о н. Славный малый! Что ни слово, то перл. Хорошо, что у меня такой слуга!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕКлеант, Лафлеш. К л е а н т. Негодяй ты этакий! Где ты пропадаешь? Ведь я приказал тебе... Л а ф л е ш. Точно так, сударь, я хотел вас дождаться во что бы то ни стало, но ваш батюшка — неучтивый он человек, доложу я вам,— прямо-таки выгнал меня и едва не прибил.. К л е а н т. Как наше дело? Обстоятельства нас торопят: оказывается, отец — мой соперник. Л а ф л е ш. Ваш батюшка влюбился? К л е а н т. Да. И чего мне стоило скрыть от него мое волнение, когда я узнал об этом! Л а ф л е ш. Ему влюбляться? Что за блажь! Уж не лукавый ли его попутал? Издевается он над добрыми людьми, что ли? Таким ли, как он, влюбляться! К л е а н т. За грехи мои, должно быть, пришло это ему в голову. Л а ф л е ш. Что же вы не открылись ему? К л е а н т. Не хотел возбуждать в нем подозрений, иначе мне трудно будет расстроить этот брак... Ну, какой ответ? Л а ф л е ш. Ей-Богу, сударь, занимать деньги — чистая беда: попадешь в лапы к ростовщикам, как вы, например,— всего натерпишься. К л е а н т. Полный отказ, стало быть? Л а ф л е ш. Нет, почему? Наш Симон — это, я вам доложу, маклер, каких мало,— говорит, что он для вас все вверх дном перевернул. Уверяет, что вы одним своим видом пленили его. К л е а н т. Так я получу пятнадцать тысяч франков? Л а ф л е ш. Да, но только в том случае, если вы согласитесь на некоторые условия. К л е а н т. Посылал он тебя к заимодавцу? Л а ф л е ш. Что вы! Да разве так дела делаются? Тот еще старательнее прячется, чем вы: здесь такая таинственность, что вы и представить себе не можете. Он ни за что не откроет своего имени. А сегодня вас сведут с ним в чужом доме, и вы скажете ему про ваше состояние и семейное положение. Ну, конечно, как только он узнает, кто ваш отец,— дело устроится. К л е а н т. Тем более что мое состояние — материнское, оттягать его нельзя. Л а ф л е ш. А вот его условия — он сам продиктовал их Симону, чтобы тот предъявил вам их, прежде чем вести дальнейшие переговоры: «Если заимодавец сочтет себя в достаточной мере обеспеченным, заемщик же достиг совершеннолетия и принадлежит к семейству, обладающему изрядным, прочным, верным, чистым и свободным от долгов состоянием, надлежащей точности обязательство будет подписано у благонадежного нотариуса, по выбору заимодавца, для которого в особенности важно, чтобы настоящий договор соответствовал всем требованиям закона...» К л е а н т. Против этого ничего нельзя сказать. Л а ф л е ш. «Заимодавец, дабы не испытывать ни малейших угрызений совести, желает ссудить требуемую сумму лишь из пяти процентов...» К л е а н т. Из пяти процентов? Это по-Божески. Грех жаловаться. Л а ф л е ш. Что верно, то верно. «Но так как вышеупомянутый заимодавец не располагает требуемой суммой и для удовлетворения заемщика вынужден занять таковую у другого лица из двадцати процентов, то эти последние — само собой разумеется — должны быть уплачены тем же заемщиком ввиду того, что вышеупомянутый заимодавец совершает заем единственно из одолжения...». К л е а н т. Ах, черт возьми! Да ведь это жид, да ведь это арап! Ведь это уж выходит из двадцати пяти! Л а ф л е ш. Совершенно верно, я так и говорил. Подумайте. К л е а н т. Да что тут думать! Мне деньги нужны, поневоле согласишься. Л а ф л е ш. Я так и сказал. К л е а н т. Еще что-нибудь есть? Л а ф л е ш. Еще одно маленькое условие: «Из требуемой суммы в пятнадцать тысяч франков заимодавец может выдать наличными деньгами лишь двенадцать тысяч; остальные три тысячи заемщик обязуется принять вещами, поименованными в прилагаемой описи, по произведенной вышеупомянутым заимодавцем умеренной и добросовестной оценке...». К л е а н т. Что это значит? Л а ф л е ш. «Во-первых, кровать на четырех ножках — покрывало оливкового цвета, весьма искусно отделано венгерским кружевом,— стеганое одеяло и полдюжины стульев. Все в полной исправности, одеяло и покрывало подбиты легкой тафтой красного и голубого цвета. Далее, полог из добротной омальской саржи цвета засохшей розы, с позументами и шелковой бахромой...». К л е а н т. Куда мне это, на что? Л а ф л е ш. Постойте. «Далее, тканые обои с узорами, изображающими приключения двух любовников — Гомбо и Масеи. Далее большой раздвигающийся стол орехового дерева на двенадцати точеных ножках; к нему шесть табуретов...». К л е а н т. На кой мне это черт! Л а ф л е ш. Имейте терпение. «Далее, три мушкета крупного калибра, выложенные перламутром; к ним три сошки. Далее, кирпичная перегонная печь с двумя колбами и тремя ретортами — вещь необходимая для любителей перегонки...». К л е а н т. Сил моих нет! Л а ф л е ш. Не волнуйтесь. «Далее, болонская лютня с почти полным комплектом струн. Далее, бильярд, шашечница, а также гусек, игра древних греков, ныне снова вошедшая в моду,— во все эти игры приятно поиграть от нечего делать. Далее, чучело ящерицы, длиной в три с половиной фута,— эту диковинку можно привесить к потолку для украшения комнаты. Все вышепоименованные предметы, стоящие никак не менее четырех с половиной тысяч ливров, заимодавец из любезности готов уступить за тысячу экю». К л е а н т. Провались он со своей готовностью, кровопийца гнусный! Слыхано ли что-нибудь подобное? Мало ему чудовищных процентов — он еще хочет навязать мне хламу всякого вместо трех тысяч ливров! Да я и двухсот экю за него не выручу!.. И все-таки приходится согласиться! разбойник приставил мне нож к горлу и дохнуть не дает, Л а ф л е ш. Не прогневайтесь, сударь, но залезать в долги, дорого покупать, дешево продавать, съедать хлеб на корню — это прямой путь к разорению: вспомните Панурга! К л е а н т. А что прикажешь делать? Вот до чего наши отцы доводят нас своей проклятой скупостью! Можно ли после этого удивляться, что мы желаем их смерти? Л а ф л е ш. По правде говоря, скаредность вашего батюшки хоть кого выведет из терпения. Я, благодаря Бога, к мошенническим проделкам не очень склонен, и хоть наш брат не прочь поживиться где можно, но я знаю меру и умею увертываться от всего, что мало-мальски пахнет виселицей, однако, глядя на вашего батюшку, меня, сознаюсь, так и подмывает обокрасть его, и я даже думаю, что это было бы доброе дело. К л е а н т. Покажи-ка мне опись...
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕТе же, Гарпагон и Симон. Клеант и Лафлеш в глубине сцены. С и м о н. Да, сударь, этот молодой человек нуждается в деньгах. Обстоятельства его таковы, что он заранее согласен на все ваши условия.. Г а р п а г о н. А вы уверены, Симон, что это дело безопасное? Известно ли вам имя, имущество и семейное положение того, о ком вы говорите? С и м о н. Нет. Мне известно о нем очень мало — меня случайно указали ему. Но вам-то он, конечно, все расскажет, его человек уверял меня, что вы останетесь им довольны. Знаю только, что он из богатой семьи, что его мать умерла и что он ждет смерти отца не позже как через восемь месяцев, в чем готов даже выдать вам расписку. Г а р п а г о н. Все это похоже на дело. Любовь к ближнему, Симон, обязывает нас по мере возможности оказывать помощь. С и м о н. Разумеется. Л а ф л е ш (узнав Симона, Клеанту, тихо). Что это? Наш Симон говорит с вашим батюшкой. К л е а н т (Лафлешу, тихо). Неужто Симон узнал, кто я такой? Не ты ли меня выдал? С и м о н (Клеанту и Лафлешу). Э, вы поторопились! Кто вам сказал, что это здесь? (Гарпагону.) Они явились сюда не по моей вине, сударь,— я им не говорил, как вас зовут и где вы живете. Но я думаю, что большой беды в этом нет: я уверен в их скромности. Вам остается только объясниться с ними. Г а р п а г о н. Как! С и м о н (указывая на Клеанта). Вот он, молодой человек, который желает занять у вас пятнадцать тысяч ливров. Г а р п а г о н. Бездельник! Так это ты дошел до такого безобразия? К л е а н т. Батюшка! Так это вы занимаетесь такими нехорошими делами? Симон убегает. Лафлеш прячется.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕКлеант, Гарпагон. Г а р п а г о н. Так это ты намерен разорить себя постыдными займами? К л е а н т. Так это вы наживаетесь на предосудительном ростовщичестве? Г а р п а г о н. И после этого ты осмеливаешься показываться мне на глаза? К л е а н т. И после этого вы осмеливаетесь смотреть в глаза добрым людям? Г а р п а г о н. Дойти до такого беспутства, влезть в неоплатные долги, бессовестно размотать состояние, в поте лица скопленное родителями,— да где у тебя стыд? К л е а н т. Опозорить себя подобного рода сделками, пожертвовать добрым именем ради наживы, превзойти в утонченном лихоимстве самых отъявленных кровопийц,— и вы не краснеете? Г а р п а г о н. С глаз долой, негодяй! С глаз долой! К л е а н т. Кто, по-вашему, хуже: тот ли, кто нуждается в деньгах и достает их за деньги, или тот, кто их грабит и не знает, что с ними делать? Г а р п а г о н. Убирайся, говорят тебе! Не выводи меня из терпения! Клеант уходит. Нет худа без добра, теперь уж я буду глядеть за ним в оба!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕГарпагон, Фрозина. Ф р о з и н а. Сударь! Г а р п а г о н. Подожди. Я сейчас вернусь и поговорю с тобой. (Про себя.) Посмотрю, что-то мои денежки! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕФрозина, Лафлеш. Л а ф л е ш (не видя Фрозины). Вот так приключение! Должно быть, у него целый склад всякой рухляди, в описи нет ни одной знакомой вещи. Ф р о з и н аа. А, это ты, Лафлеш! Как ты сюда попал? Л а ф л е ш. Батюшки! Фрозина! Ты здесь зачем? Ф р о з и н а. Все за тем же: устраиваю делишки, оказываю услуги, насколько хватает умения. Без этого теперь и на свете не прожить, сам знаешь: такие люди, как я, только ловкостью да пронырством и сыты. Л а ф л е ш. У тебя какие-нибудь дела с хозяином этого дома? Ф р о з и н а. Да, есть у нас с ним дельце, надеюсь поживиться. Л а ф л е ш. От него-то? Ну уж... Честь тебе и слава будет, если ты хоть что-нибудь из него вытянешь! Должен Тебя предупредить, что здесь деньги в большой цене. Ф р о з и н а. Услуга услуге рознь. Л а ф л е ш. Как бы не так! Ты, видно, еще не знаешь господина Гарпагона. Господин Гарпагон из всех человеческих существ существо самое бесчеловечное, это не простой смертный, а смертный грех. Нет такой услуги, которая бы заставила его из благодарности раскошелиться. Насчет похвалы, знаков уважения, благосклонности на словах, дружбы — это сколько угодно, а вот насчет денег — ни-ни! Его любезности и ласки сухи и бесплодны. Нет для него хуже слова, чем дать; он никогда не скажет — дам, а непременно — ссужу. Ф р о з и н а. Господи Боже мой! Меня-то уж не учить, как людей выдаивать. Я кого хочешь разжалоблю, до любого сердца достучусь, ни одного слабого местечка без внимания не оставлю. Л а ф л е ш. Все это здесь ни к чему. Посмотрю я, как ты его разжалобишь по части денег! Это чистый турок, да и турок-то из самых безжалостных. Околевай на его глазах — он и не пошевельнется. Одним словом, деньги для негодороже славы, дороже чести, дороже добродетели. Один вид просящего вызывает у него судороги. Попросить у него — это значит бить его по больному месту, пронзить ему сердце, вытянуть из него внутренности, и если... Идет! Прощай! (Уходит).
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕФрозина, Гарпагон. Г а р п а г о н (про себя). Все в порядке. (Громко.) Ну что, Фрозина? Ф р о з и н а. Ах, как вы прекрасно выглядите! Сразу видно, что вы вполне здоровы! Г а р п а г о н. Кто? Я? Ф р о з и н а. Я еще никогда не видала вас таким свежим и бодрым. Г а р п а г о н. В самом деле? Ф р о з и н а. Я думаю, во всю свою жизнь вы не были таким молодцом, как теперь; я знаю двадцатипятилетних — старики перед вами! Г а р п а г о н. Однако, Фрозина, мне уже шестьдесят. Ф р о з и н а. Ну и что же? Шестьдесят лет! Подумаешь, как много! Самый что ни на есть цветущий возраст, лучшая пора для мужчины. Г а р п а г о н. Пожалуй. А все-таки лет двадцать с плеч долой было бы не худо. Ф р о з и н а. Полно! Никакой вам в этом надобности нет: вы и так сто лет проживете. Г а р п а г о н. Ты думаешь? Ф р о з и н а. Непременно. По всем приметам. Покажитесь-ка!.. Ну так и есть: между бровей складка — это к долголетию. Г а р п а г о н. Ты в этом что-нибудь смыслишь? Ф р о з и н а. Еще бы не смыслить! Дайте руку... Господи Боже мой, и конца-то не найдешь! Г а р п а г о н. Чему? Ф р о з и н аа. Видите, до какого места эта линия доходит? Г а р п а г о н. А что это означает? Ф р о з и н а. Хотите — верьте, хотите— нет, я сказала — сто, так еще двадцать накиньте! Г а р п а г о н. Врешь! Ф р о з и н а. На вас и смерти нет, прямо вам скажу. Вы еще детей и внуков похороните. Г а р п а г о н. Тем лучше! Как наши дела? Ф р о з и н а. И спрашивать нечего. Когда-нибудь я не исполняла за что бралась? А уж где сватовство, там на меня смело положитесь. Нет такой свадьбы на свете, какой бы я живо не состряпала. Кажется, приди мне только в голову — турецкого султана женила бы на республике венецианской. Наше-то дело, конечно, полегче. И мать и дочь хорошо меня знают, и я наговорила им о вас с три короба. Матери успела шепнуть, что вы не раз видели Мариану на улице и у окна и какие у вас на ее счет намерения. Г а р п а г о н. Что ж она? Ф р о з и н а. Обрадовалась. А когда я ей сказала, что вы хотите сегодня же вечером свадебный контракт подписать,— понятно, чтоб и невеста тут же была,— она сейчас же согласилась и дочку мне поручила. Г а р п а г о н. Видишь ли, Фрозина, мне пришлось позвать сегодня на ужин господина Ансельма, так вот хорошо бы заодно и Мариану угостить... Ф р о з и н а. Это правда. После обеда она сделает визит вашей дочери, потом хотела побывать на ярмарке, а оттуда и на ужин. Г а р п а г о н. Так они вместе и поедут — я могу ссудить им свою карету. Ф р о з и н а. Вот и прекрасно! Г а р п а г о н. А насчет приданого, Фрозина, был у вас разговор с матерью? Ты ей сказала, что для такого случая она должна хоть что-нибудь придумать, хоть как-нибудь изловчиться, извернуться? Нельзя же, в самом деле, чтобы девушка так-таки ровно ни с чем замуж выходила! Ф р о з и н а. Как — ни с чем? Да она вам принесет двенадцать тысяч ливров годового дохода. Г а р п а г о н. Двенадцать тысяч ливров годового дохода? Ф р о з и н а. Ну да. Во-первых, выращена и воспитана она в большой воздержанности: салат, молоко, сыр, яблоки— вот и вся ее пища, а разных там закусок да пирожных, всяких разносолов, как другие привыкли, для нее хоть бы и не было; стоит же все это немало — уж три тысячи франков в год кладите. Кроме того, она любит ходить опрятно, но без всякой роскоши, не надо ей ни платьев нарядных, ни уборов драгоценных, ни мебели великолепной, до чего все женщины такие охотницы, а ведь эта статья принесет вам более четырех тысяч ливров в год. Наконец, никакой игры она не выносит, а возьмите-ка нынешних барынь и барышень! Я знаю одну из здешних: в этом году двадцать тысяч проиграла. Но мы меньше положим, вчетверо меньше. Выходит, стало быть, пять тысяч франков на игру, четыре тысячи франков на наряды и уборы — это девять, да тысячу экю на стол... Двенадцать тысяч франков ровнехонько! Г а р п а г о н. Да, это, конечно, недурно, но существенного-то я здесь ничего не вижу. Ф р о з и н а. Скажите на милость! Какую же вам еще жену надо? Не щеголиха, не мотовка, не картежница — это все несущественно, по-вашему? Г а р п а г о н. Ты говоришь, что она на то-то и то-то не будет тратиться — и вот, мол, ее приданое. Да это насмешка, а не приданое. Не могу я выдать расписку в том, чего не получал; ты мне в руки дай, чтоб я чувствовал! Ф р о з и н а. Господи, да вы почувствуете! Они мне еще говорили, что у них имение где-то есть — вам же достанется. Г а р п а г о н. Это надо проверить. И еще одно меня, Фрозина, беспокоит: Мариана молода, как ты знаешь, а молодежь льнет к молодежи. Боюсь я, не стар ли я для нее и не завела бы она у меня в доме новых порядков, от которых мне, пожалуй, плохо придется. Ф р о з и н а. Ах, как мало вы ее знаете! Она и тут на других не похожа. Вот что я вам скажу: молодых людей она терпеть не может, а стариков обожает. Г а р п а г о н. Кто? Она? Ф р о з и н а. Да-да. Послушали бы вы ее! На молокососов, говорит, и смотреть, говорит, мне противно, а уж как увижу старика с почтенной бородой — так сама не своя. Чем старее, тем для нее лучше, так что вы своих лет перед ней не скрывайте. Ей подавай шестидесятилетнего. Четыре месяца назад совсем было уж замуж вышла, да жених сказал, что ему пятьдесят шесть, и контракт без очков стал подписывать — ну и расстроилось дело. Г а р п а г о н. Только из-за этого? Ф р о з и н а. Только из-за этого. Мне, говорит, пятидесяти шести мало, да и что, говорит, за нос, когда на нем очков нет! Г а р п а г о н. Поди ж ты! Сколько на свете живу — в первый раз такое слышу. Ф р о з и н а. Да это еще что! В комнате у нее висят картины и гравюры. Вы думаете небось: Адонисы да Кефалы, Парисы да Аполлоны? Нет-с, извините, прекрасные изображения Сатурна, царя Приама, престарелого Нестора, добродетельного Анхиза, спящего на плечах у своего сына. Г а р п а г о н. Поразительно! Вот уж никогда бы не подумал. Я очень рад, что у нее такой вкус. В самом деле, будь я женщина, я бы тоже не любил молокососов. Ф р о з и н а. Понятно! А за что их и любить-то, дрянь такую? Кто на них, на сопляков да на мотов, польстится? И чем, собственно, они могут нравиться, желала бы я знать? Г а р п а г о н. Я по крайней мере решительно этого не понимаю и удивляюсь, за что их женщины так любят. Ф р о з и н а. Дуры, одно слово. Разве здравомыслящая девушка польстится на молодость? Все эти красавчики — да разве это мужчины? Что в них привлекательного? Г а р п а г о н. Я каждый день твержу то же самое. Петушиные голоса, кошачьи усики, парики из пакли, штаны чуть держатся, живот наружу... Ф р о з и н а. Да, уж хороши, особенно как с вами сравнишь! Вот это мужчина, есть на что посмотреть! Вот как надо одеваться, чтобы правиться! Г а р п а г о н. Так, по-твоему, я ничего? Ф р о з и н а. Просто прелесть! На картину проситесь! Повернитесь, пожалуйста... Лучше не надо! Пройдитесь... Телосложение изящное, осанка молодецкая, движения свободные, и никаких болезней не заметно. Г а р п а г о н. Да я никаких особенных болезней, слава Богу, и не знаю. По временам только одышка одолевает. Ф р о з и н а. Это пустяки. Одышка вас не портит: когда вы кашляете, так оно даже как-то мило выходит. Г а р п а г о н. Скажи ты мне вот что: Мариана никогда не видала меня? Хоть мельком? Ф р о з и н а. Никогда. Но мы много говорили с ней о вас. Я уж вас как следует расписала и на все лады расхвалила; такого, мол, мужа днем с огнем поискать. Г а р п а г о н. Умница! Спасибо тебе. Ф р о з и н а. У меня к вам, сударь, небольшая просьба. Я веду тяжбу и могу проиграть ее — деньжонок не хватает. Гарпагон хмурится. А я бы ее легко выиграла, если б только вы были так добры... Вы не поверите, как она рада будет вас видеть! Гарпагон снова принимает веселый вид. Ах, как вы ей понравитесь! Ваши старомодные брыжи произведут на нее неотразимое впечатление. А про штаны, привязанные шнурками к камзолу, и говорить нечего: она с ума сойдет от восторга. Жених в штанах со шнурками! Да она будет на седьмом небе! Г а р п а г о н. Отрадно слышать. Ф р о з и н а. Так вот, сударь, эта тяжба очень для меня важна. Гарпагон хмурится. Если проиграю — вконец разорюсь, и не Бог весть сколько мне и нужно-то... Если б вы видели, с каким восторгом она меня слушала, когда я говорила о вас! Гарпагон снова принимает веселый вид. Глазки так и сверкали, а уж я-то старалась!.. И довела ее наконец до того, что сейчас, говорит, хочу за него замуж, сию минуту! Г а р п а г о н. Разодолжила ты меня, Фрозина! Так разодолжила, что не знаю, чем и отблагодарить тебя. Ф р о з и н а. Так вот вы, сударь, мне и помогите. Гарпагон хмурится. Тогда я поправлюсь и век буду за вас Бога молить. Г а р п а г о н. Прощай! Мне нужно дописать письма. Ф р о з и н а. Клянусь вам, сударь, что вы меня выручили бы из большой беды. Г а р п а г о н. Я велю заложить карету, чтобы везти вас на ярмарку. Ф р о з и н а. Если б не крайность, я бы не докучала вам. Г а р п а г о н. А ужин закажу пораньше — на ночь есть вредно. Ф р о з и н а. Не откажите, будьте благодетелем!.. Ах, сударь! Если б вы знали, какая радость... Г а р п а г о н. Мне надо идти. Меня зовут. До скорого свидания! (Уходит.) Ф р о з и н а (одна). А, чтоб тебя, старый пес! Ничем не проймешь его, скареда. Ну да я этого дела не оставлю. Не с этого, так с другого конца, а уж я свое возьму!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕГарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Клод, Жак, Брендавуан, Ламерлуш. Г а р п а г о н. Ну, все сюда! Я вам отдам приказания на сегодня и распределю обязанности. Подойди, Клод! Начнем с тебя. В руках у Клод половая щетка. Ты уже во всеоружии, это хорошо. Твое дело — позаботиться, чтобы везде было чисто, но как можно осторожнее обращайся с мебелью, не три ее очень — испортишь. Кроме того, во время ужина ты должна смотреть за бутылками: пропадет ли какая, разобьется ли — ты жалованьем своим отвечаешь. Ж а к (про себя.). Хитро придумано. Г а р п а г о н (к Клод). Ступай. Клод уходит.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕГарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Жак, Брендавуан, Ламерлуш. Г а р п а г о н. Брендавуан и Ламерлуш! Вы будете полоскать рюмки и подавать вино, но только в случае надобности; не берите примера с тех болванов слуг, которые сами навязываются, когда иной, может быть, и думать забыл о вине. Ждите, пока попросит раз-другой, да чтоб воды побольше на столе было Ж а к (про себя). Ну еще бы! С чистого-то вина сразу охмелеешь. Л а м е р л у ш. Кафтаны снять, сударь? Г а р п а г о н. Да, когда начнут съезжаться гости, но смотрите, не запачкайте платья. Б р е н д а в у а н. Вам известно, сударь, что у меня на камзоле спереди жирное пятно. Л а м е р л у ш. А у меня, сударь, сзади штаны разорваны, так что, извините за выражение, видна... Г а р п а г о н. Довольно! Поворачивайся к гостям больше передом, а задом к стене. (Брендавуану, показывая, как нужно держать шляпу, чтобы прикрыть пятно.) А ты, когда будешь прислуживать, держи шляпу вот так. Брендавуан и Ламерлуш уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕГарпагон, Клеант, Элиза, Валер, Жак. Г а р п а г о н. Ты, Элиза, наблюдай за тем, как будут убирать со стола — чтобы все дело было. Это как раз занятие для девушки. А пока что приготовься достойно принять мою невесту и поезжай с ней на ярмарку. Слышишь, что я говорю? Э л и з а. Слышу, батюшка. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕГарпагон, Клеант, Валер, Жак. Г а р п а г о н. А ты, сынок бесценный,— я простил тебе сегодняшний случай, так ты и подавно не вздумай встретить ее с кислой миной. К л е а н т. С кислой миной? Да из-за чего? Г а р п а г о н. Боже ты мой! Известно, как ведут себя дети, когда их отцы вторично женятся, и как они смотрят на свою мачеху. Если ты хочешь, чтоб я забыл твою выходку, то изволь быть как можно любезнее и предупредительнее. К л е а н т. Откровенно говоря, батюшка, я вовсе не рад тому, что она будет моей Мачехой, что ж мне вас обманывать! А что касается любезности и предупредительности, то это я вам обещаю. Г а р п а г о н. Да уж, постарайся. К л е а н т. Останетесь довольны. Г а р п а г о н. Ну и хорошо. Клеант уходит.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕГарпагон, Валер, Жак. Г а р п а г о н. Ты мне нужен, Валер. Поди-ка сюда, Жак, теперь и до тебя очередь дошла. Ж а к. С кем вы желаете говорить, сударь: с кучером или с поваром? Я ведь у вас и то и другое. Г а р п а г о н. И с тем и с другим. Ж а к. А с кем сначала? Г а р п а г о н. С поваром. Ж а к. Сию минуту. (Снимает кучерской кафтан и остается в одежде повара). Г а р п а г о н. На кой черт это переодевание? Ж а к. Что прикажете? Г а р п а г о н. Сегодня, Жак, у меня будет ужин. Ж а к (про себя). Что за чудеса! Г а р п а г о н. Можешь расстараться? Ж а к. За хорошие деньги. Г а р п а г о н. Провались ты! Опять деньги! Только и слышишь от них: «Деньги! Деньги! Деньги!» Привязались: давай им денег. Все о деньгах! Ни шагу без денег! В а л е р. Глупее этого ответа я ничего не слыхал. Эко диво — приготовить хороший ужин за хорошие деньги! Это легче легкого, так-то всякий дурак справится. Нет, уж коли ты мастер своего дела, так давай говорить о хорошем ужине, но подешевле. Ж а к. О хорошем ужине, но подешевле? В а л е р. Да. Ж а к. Сделайте милость, господин дворецкий, откроите нам секрет. Возьмите уж на себя и мои обязанности, благо вы здесь все в свои руки забрали. Г а р п а г о н. Перестань! Так что же тебе требуется? Ж а к. Да вот, дворецкий приготовит вам хороший ужин подешевле. Г а р п а г о н. Я спрашиваю не его, а тебя. Ж а к. На сколько персон? Г а р п а г о н. Будет человек восемь-десять, но готовить надо не больше как на восемь. Где сыты восемь, там сыты и десять. В а л е р. Понятно. Ж а к. Ну, стало быть, четыре перемены. Пять сортов закусок, суп, заливное... Г а р п а г о н. Да ты что, черт тебя побери, намерен целый город накормить? Ж а к. Жаркое... Г а р п а г о н (зажимает ему рот). Изверг! Хочешь по миру меня пустить? Ж а к. Еще одно легкое блюдо... Г а р п а г о н. Еще что? В а л е р (Жаку). Да что ты, в самом деле, закормить всех хочешь? Гостей-то разве наш господин на убой созвал? Почитай-ка правила здоровья да спроси врачей: что может быть вреднее обжорства? Г а р п а г о н. Так, так! В а л е р. Заруби у себя на носу, любезный, и всей своей родне внуши, что кто подает у себя за столом много мяса, тот прямой душегуб; если хозяин любит своих гостей, он должен соблюдать умеренность. Есть даже такое древнее изречение: мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть. Г а р п а г о н. Отлично сказано! Подойди, я тебя поцелую. Отроду ничего умнее не слыхал: мы для того живем, чтобы есть, а не для того едим... Нет, что-то не то. Как бишь ты сказал? В а л е р. Мы для того едим, чтобы жить, а не для того живем, чтобы есть. Г а р п а г о н (Жаку). Вот. Слыхал? (Валеру.) Какой великий человек изрек это? В а л е р. Забыл. Г а р п а г о н. Напомни мне записать эти слова. Я прикажу золотыми буквами вырезать их над камином в зале. В а л е р. Непременно. А насчет ужина позвольте распорядиться мне — я все устрою в лучшем виде. Г а р п а г о н. Устраивай. Ж а к. Вот и прекрасно. Меньше забот. Г а р п а г о н (Валеру). Нужно что-нибудь такое, чего много не съешь: рагу из барашка, например, пожирнее, паштет с каштанами... В а л е р. Положитесь на меня. Г а р п а г о н. Затем, Жак, нужно почистить карету. Ж а к. Простите. Это уже относится к кучеру. (Надевает кучерской кафтан.) Так вы изволили сказать... Г а р п а г о н. Нужно почистить карету и заложить лошадей — поедешь на ярмарку. Ж а к. Лошадей, сударь? Да они с места не сдвинутся. Не стану лгать: они валяются не на подстилке — подстилки у бедных животных никакой нет. А постятся они у вас так, что и на лошадей не похожи — одна тень от них осталась. Г а р п а г о н. Ах, бедненькие! Да им же ничего не приходится делать. Ж а к. Можно и ничего не делать, сударь, а есть-то все-таки надо? Да они, бедняги, на какую угодно работу пойдут, лишь бы сытыми быть. Сердце надрывается глядеть, как они тощают. Я ведь люблю лошадок, мне за них больно. Каким жестоким человеком надо быть, сударь, чтобы не жалеть ближних! Г а р п а г о н. Довезти до ярмарки — не Бог весть какой труд. Ж а к. Нет, сударь, у меня и духу на это не хватит. Понадобится стегнуть — рука не поднимется. Как вы хотите, чтобы они сволокли карету, когда они сами ног не волочат? В а л е р. Я попрошу, сударь, соседа Пикара сесть за кучера, а Жак пусть остается и готовит ужин. Ж а к. Ладно. Подохнут, так по крайней мере не из-за меня. В а л е р. Уж больно ты умничаешь, Жак. Ж а к. Уж больно ты подлизываешься, дворецкий! Г а р п а г о н. Молчать! Ж а к. Я не выношу льстецов, сударь. Я же его насквозь вижу: вечно усчитывает хлеб, вино, дрова, соль, свечи и все это для того только, чтобы к вам подмазаться и подольститься. Меня это бесит. А послушать, что о вас говорят каждый день,— право, досада возьмет. Как-никак я же вас люблю, после лошадей больше всех на свете. Г а р п а г о н. А нельзя ли узнать, Жак, что обо мне говорят? Ж а к. Можно, сударь, если б я только был уверен, что вы не рассердитесь. Г а р п а г о н. Нисколько не рассержусь. Ж а к. Ох, рассердитесь! Непременно рассердитесь! Г а р п а г о н. Да нет же! Напротив, это доставит мне удовольствие, мне очень любопытно это знать. Ж а к. Раз уж вы сами желаете, сударь, так я вам должен сказать по чистой совести, что над вами везде смеются, всячески на ваш счет прохаживаются, перемывают вам все косточки — рассказов про вашу скаредность не оберешься. Одни говорят, что вы заказали особые календари, где постных дней вдвое больше, чем надо,— это для того, чтобы ваша прислуга почаще постилась; другие — что у вас прислуга никогда не получает ни подарков к праздникам, ни жалованья при расчете, потому что вы всегда сыщите, к чему придраться. Один рассказывает, что как-то вы притянули к суду соседскую кошку за то, что она съела у вас остатки баранины; другой — что раз ночью вас накрыли, как вы у своих же лошадей овес воровали, и что кучер, который до меня был, отдул вас палкой в темноте, только вы промолчали об этом. Словом сказать, вас на все корки отделывают, куда ни сунься. Вы — посмешище всего города, на каждом перекрестке клянут вас, и нет вам иных имен, как скряга, скаред, сквалыга и скупердяй. Г а р п а г о н (бьет его). А ты дурак, негодяй, мошенник и нахал! Ж а к. Ну вот, разве я был неправ? А вы мне не верили. Я же вас предупреждал, что вы рассердитесь, если я вам правду скажу. Г а р п а г о н. А ты сначала выучись разговаривать со мной! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕВалер, Жак. В а л е р (смеясь). Насколько я могу судить, Жак, тебе плохо платят за твое прямодушие. Ж а к. Не твое дело, выскочка! Напустил на себя важность! Смейся, когда тебя самого поколотят, а надо мной смеяться нечего. В а л е р. Не сердитесь, многоуважаемый! Ж а к (про себя). Ага! Поджал хвост! Нагоню-ка я на него страху! Если он будет так глуп, что испугается меня, то и бока намну. (Громко.) Советую вам помнить, господин зубоскал, что я зубоскалить с вами не намерен, а выведете меня из терпения, так я заставлю вас иначе зубы скалить. (Грозит Валеру и загоняет его в глубину сцены.) В а л е р. Ну-ну, потише! Ж а к. Да что там потише! Я не хочу потише! В а л е р. Ну пожалуйста! Ж а к. Невежа, вот ты кто! В а л е р. Господин Жак!.. Ж а к. Я тебе дам «господин Жак»! Вот как возьму палку, так всю важность из тебя повыколочу. В а л е р. Что? Палку? (Наступает на Жака). Ж а к. Да я ничего... В а л е р. Советую помнить вам, господин Жак, что я еще лучше могу вас оттузить! Ж а к. Не смею спорить. В а л е р. Жалкий поваришка! Ж а к. Конечно, конечно! В а л е р. Ты еще меня узнаешь. Ж а к. Прошу прощения! В а л е р. Ну? Что ж ты меня не бьешь? Ж а к. Да это я пошутил! В а л е р. Мне твои шутки не нравятся, (Бьет его палкой.) Плохой ты шутник, так и знай. (Уходит.) Ж а к (один). Вот я и поплатился за свое прямодушие! Невыгодное это занятие — говорить правду, зарекаюсь. Хозяин прибьет — куда ни шло, но дворецкий... Погоди, я тебе отплачу!
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕЖак, Мариана, Фрозина. Ф р о з и н аа. Ты не знаешь, Жак, хозяин дома? Ж а к. Дома, дома. Кому-кому, а мне-то это хорошо известно. Ф р о з и н а. Так скажи ему, пожалуйста, что мы здесь. Жак уходит.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕМариана, Фрозина. М а р и а н а. Ах, Фрозина, какое странное чувство я испытываю! Я так боюсь того, что меня ожидает! Ф р о з и н а. Да отчего же? Что ж тут такого? М а р и а н а. И ты еще спрашиваешь! Представь себя на моем месте: ведь я все равно что на казнь иду. Ф р о з и н а. Я вижу ясно, что от такой казни, как Гарпагон, умереть вам не очень-то приятно. И еще я знаю, что молодчик, о котором вы мне говорили, не выходит у вас из головы, меня не обманешь. М а р и а н а. Я и не собираюсь обманывать тебя, Фрозина. Он так прекрасно держал себя, когда бывал у нас, что, сознаюсь, я не могла остаться к нему равнодушной. Ф р о з и н а. Да вы знаете, кто он такой? М а р и а н а. Нет. Знаю только, что полюбить его не трудно. Если б мне позволили выбирать, конечно, я бы не задумалась, но меня принуждают выйти за другого, и это для меня пытка. Ф р о з и н а. Да уж, эти молодчики умеют вкрасться в душу, разливаются соловьем, но ведь почти каждый из них гол как сокол, а вам прямой расчет выйти хоть за старого, да за богатого. Конечно, о любви тут не может быть и речи, жить с таким мужем — радость не велика. Да ведь это ненадолго. Поверьте, жить ему не много осталось, и тогда выбирайте любого: он вас за все вознаградит. М а р и а н а. Бог с тобой, Фрозина! Думать о счастье— и желать или ожидать чужой смерти! И когда еще он умрет! Ф р о з и н а. Вона! Да вы с тем за него и выходите, чтобы как можно скорей овдоветь, об этом следует и в контракте упомянуть. Свинья он будет, если через три месяца не помрет. А вот и он. М а р и а н а. Ах, Фрозина, какой урод!
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕТе же и Гарпагон. Г а р п а г о н (Мариане). Не прогневайтесь, красавица, что принимаю вас в очках. Я знаю, что ваши прелести бросаются в глаза, их нельзя не увидать, никаких увеличительных стекол для них не надо, но ведь на звезды мы смотрим в увеличительные стекла, а я утверждаю и удостоверяю, что вы — звезда, да еще какая! Самая что ни па есть прекрасная... Фрозина! Она молчит и как будто не рада, что видит меня. Ф р о з и н а. Она еще не оправилась от смущения. Девушки стыдятся сразу показывать, что у них на сердце. Г а р п а г о н. Это верно. (Мариане.) Вот, милое дитя, позвольте вам представить мою дочь.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕТе же и Элиза. М а р и а н а. Простите, сударыня, что я так поздно выбралась к вам. Э л и з а. А вы меня простите, что я вас не опередила — это была моя обязанность. Г а р п а г о н. Видите, какая она у меня большая? Дурная трава в рост идет. М а р и а н а (Фрозине, тихо). Какой противный! Г а р п а г о н (Фрозине). Что наша красавица говорит? Ф р о з и н а. Она в восторге от вас. Г а р п а г о н. Слишком много чести, очаровательница. М а р и а н а (про себя). Отвратительное существо! Г а р п а г о н. Я вам несказанно благодарен за ваше лестное мнение обо мне. М а р и а н а (про себя). Нет сил терпеть!
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕТе же, Клеант, Валер и Брендавуан. Г а р п а г о н. А это мой сын, пришел засвидетельствовать вам свое почтение. М а р и а н а (Фрозине, тихо). Ах, Фрозина, какая встреча! Ведь это я о нем тебе говорила! Ф р о з и н а (Мариане, тихо). Вот так случай! Г а р п а г о н. Вы, я вижу, удивлены, что у меня такие взрослые дети, но я скоро от них обоих отделаюсь. К л е а н т (Мариане). По правде говоря, сударыня, я не ожидал ничего подобного. Батюшка привел меня в немалое изумление, когда объявил о своем намерении. М а р и а н а. Я могу сказать вам то же самое. Эта неожиданная встреча удивила меня не меньше, чем вас,— я совсем не была подготовлена. К л е а н т. Само собой разумеется, сударыня, лучшего выбора батюшка сделать не мог: видеть вас — это большое счастье для меня, но я не стану уверять, будто я мечтаю о том, чтобы вы были моей мачехой. Я не умею говорить любезности и сознаюсь откровенно, что не хотел бы вас так называть. Кое-кому, пожалуй, мои слова покажутся грубыми, но вы — я убежден — поймете их как должно. Вам нетрудно представить себе, что я теперь испытываю; зная меня, вы поймете, что радоваться мне тут нечему, и я считаю своей обязанностью, с позволения батюшки, объявить вам, что, если бы моя воля, не бывать бы этому браку никогда! Г а р п а г о н. Отличился! Наговорил любезностей! М а р и а н а. Я вам отвечу тем же: как вы не хотите называть меня мачехой, так и я, конечно, не хочу называть вас пасынком. Пожалуйста, не считайте меня виновницей вашего огорчения. Я никогда не решилась бы по своей воле причинить вам какую-нибудь неприятность. Даю вам слово, что — не будь надо мною власти — я бы никогда не огорчила вас этим браком. Г а р п а г о н. Разумно! На дурацкую речь и ответ должен быть такой же. Не взыщите с него, грубияна, красавица: по молодости и по глупости он сам не знает, что говорит. М а р и а н а. Я нисколько не обижена, уверяю вас. Напротив, я очень благодарна ему за откровенность, я довольна его признанием. Если бы он говорил иначе, я бы его не уважала. Г а р п а г о н. Вы чересчур снисходительны к нему. Со временем, однако, он поумнеет и чувства у него изменятся. К л е а н т. Нет, батюшка, я никогда не изменюсь,— прошу вас, сударыня, мне верить. Г а р п а г о н. Какое сумасбродство! Продолжает стоять на своем! К л е а н т. А вам угодно, чтобы я кривил душой? Г а р п а г о н. Он все свое! Нельзя ли о чем-нибудь другом? К л е а н т. Хорошо. О другом так о другом. Позвольте мне, сударыня, заменить батюшку и высказать вам, что в жизни я не встречал никого прелестнее вас, что нет для меня высшего счастья, как нравиться вам, и что назваться вашим мужем — такая честь, такое блаженство, которые я не променял бы на жребий величайшего из земных царей. Да, сударыня, обладать вами — заветная мечта моя, предел моей гордости. Всем бы я пожертвовал ради такой победы, ни перед чем бы не остановился... Г а р п а г о н. Полегче, брат, не увлекайся! К л е а н т. Это я говорю от вашего имени. Г а р п а г о н. У меня у самого, слава Богу, язык есть, поверенных мне не надо... Дайте-ка нам кресла! Ф р о з и н а. А не лучше ли нам на ярмарку отправиться? Пораньше бы вернулись — и побеседовать время осталось бы. Г а р п а г о н (Брендавуану). Карету заложить! Брендавуан уходит.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕМариана, Фрозина, Гарпагон, Элиза, Клеант, Валер. Г а р п а г о н (Мариане). Простите, красавица, что я позабыл угостить вас чем-нибудь перед прогулкой. К л е а н т. Я уж об этом позаботился, батюшка: сейчас должны принести мандаринов, апельсинов и варенье — я распорядился от вашего имени. Г а р п а г о н (тихо). Валер! В а л е р (тихо). Он с ума сошел! К л е а н т. Вы полагаете, батюшка, что этого будет мало? В таком случае прошу извинения у нашей гостьи. М а р и а н аа. Мне никакого угощения не надо. К л е а н т. Случалось ли вам, сударыня, видеть такой дивный брильянт, как вот у батюшки на перстне? М а р и а н а. Какой он яркий! К л е а н т (снимает перстень с пальца Гарпагона и протягивает его Мариане). Посмотрите получше. М а р и а н а. Чудный брильянт! Как он сверкает! (Хочет возвратить перстень.) К л е а н т (загораживает ей дорогу). Нет-нет, сударыня, он еще ярче заиграет на вашей прелестной ручке. Батюшка вам его дарит. Г а р п а г о н. Я? Дарю? К л е а н т. Ведь правда, батюшка, вы желаете, чтобы Мариана приняла от вас этот перстень как залог вашей любви? Г а р п а г о н (Клеанту, тихо). Это еще что такое? К л е а н т (Мариане). Да что я спрашиваю! Видите, он делает мне знаки, чтобы я уговорил вас? М а р и а н а. Я ни за что... К л е а н т. Полноте! Назад он не возьмет! Г а р п а г о н (Клеанту, тихо). А, чтоб тебя! К л е а н т. Видите? Видите? Это его ваш отказ огорчил. Г а р п а г о н (про себя). Что мне с ним делать? М а р и а н а. Это было бы... К л е а н т (не дает вернуть перстень). Нет-нет, вы его обидите. М а р и а н а. Пожалуйста! К л е а н т. Ни в коем случае! Г а р п а г о н (Клеанту, тихо). Злодей! К л е а н т (Мариане). Он в отчаянии. Г а р п а г о н (Клеанту, тихо, с угрозой). Кровопийца! К л е а н т. Батюшка! Я не виноват. Я уговариваю Мариану принять ваш подарок, а она не хочет. Г а р п а г о н (Клеанту, тихо, в ярости). Висельник! К л е а н т. Из-за вас, сударыня, батюшка бранит меня. Г а р п а г о н (Клеанту, тихо, грозя ему). Грабитель! К л е а н т (Мариане). Он захворает. Не отказывайтесь, сударыня! Ф р о з и н а (Мариане). Да что вы ломаетесь! Возьмите, коли уж так просят. М а р и а н а (Гарпагону). Чтобы вас не сердить, я оставлю перстень у себя — до той поры, когда можно будет возвратить его.
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕТе же и Брендавуан. Б р е н д а в у а н (Гарпагону). Какой-то человек, сударь, спрашивает вас. Г а р п а г о н. Скажи, что я занят; пусть в другой раз зайдет. Б р е н д а в у а н. Он говорит, что принес вам деньги. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕМариана, Фрозина, Гарпагон, Элиза, Клеант, Валер. Г а р п а г о н (Мариане). Прошу меня извинить. Я сейчас вернусь.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕТе же и Ламерлуш. Л а м е р л у ш (вбегает и сбивает с ног Гарпагона). Сударь!.. Г а р п а г о н. Смерть моя! К л е а н т. Что, батюшка, вы не ушиблись? Г а р п а г о н. Этот злодей, наверно, подкуплен моими должниками, чтобы шею мне сломить. В а л е р (Гарпагону). Успокойтесь! Л а м е р л у ш. Простите, сударь, я думал вам угодить... Г а р п а г о н. Что тебе нужно, разбойник? Л а м е р л у ш. Обе лошади расковались. Г а р п а г о н. Так пусть отведут их в кузницу. К л е а н т. А пока, батюшка, я возьму на себя роль хозяина, провожу Мариану в сад и туда же велю подать лакомства. Все, кроме Гарпагона и Валера, уходят.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕГарпагон, Валер. Г а р п а г о н. Валер! Посмотри за тем, как он будет угощать, спаси, что только можно, и отошли обратно купцу. В а л е р. Будет исполнено. (Уходит.) Г а р п а г о н (один). Чадушко! Разорить меня задумал?
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕКлеант, Элиза, Мариана, Фрозина. К л е а н т. Войдемте сюда, здесь гораздо лучше: никто нас не станет подслушивать, мы можем говорить свободно. Э л и з а. Да, Мариана, брат мне во всем признался. Я знаю, какие неприятности и огорчения чинят такого рода помехи, и, поверьте, принимаю искреннее участие в вашем деле. М а р и а н а. Ваше участие — великое для меня утешение. Я так несчастна, Элиза, не отнимайте же у меня вашей дружбы! Ф р о з и н а. Бедные вы мои детки! Что же вы мне раньше не сказали? Я бы все повернула иначе — не на горе вам, а на радость. К л е а н т. Что поделаешь! Такова уж, видно, судьба моя. На что же вы решаетесь, прелестная Мариана? М а р и а н а. Ах, мне ли на что-нибудь решаться? В моем зависимом положении я могу только желать. К л е а н т. Желать — и ничего больше? И ничем не помочь мне? Ничем не выразить сочувствия, не проявить доброты, ничем не доказать свою любовь? М а р и а н а. Что мне вам на это сказать? Поставьте себя на мое место и рассудите, что я могу сделать. Придумывайте, приказывайте — я на все согласна. Надеюсь, вы будете благоразумны и ничего нескромного, неблагопристойного не потребуете от меня? К л е а н т. Покорно благодарю! Придумывай, приказывай да еще заботься о том, чтобы не нарушить ни скромности, ни благопристойности! М а р и а н а. Как же мне быть? Положим, я бы пренебрегла многим из того, к чему обязывает наша девичья честь, но ведь у меня есть и обязанности дочери. Матушка так любит меня, что я ни за какие блага не решусь ее опечалить. Приложите все усилия, чтобы заслужить ее расположение. Я позволяю вам сказать ей все, вообще действуйте, как найдете нужным, а когда она спросит меня, тут уж я, конечно, таиться от нее не стану. К л е а н т. Фрозина, голубушка Фрозина! Ты нам поможешь? Ф р о з и н а. Про это и спрашивать нечего: я всей душой готова помочь. По природе-то я жалостлива, сердце у меня не каменное, я всегда рада услужить, когда вижу такую любовь — честную, благородную. Что бы такое предпринять? К л е а н т. Подумай хорошенько! М а р и а н а. Научи нас! Э л и з а. Распутай все, что сама напутала, Ф р о з и н а. Трудновато. (Мариане.) Матушку-то вашу, я думаю, можно будет уговорить: отец ли, сын ли — ей все равно. (Клеанту.) Да беда в том, что отец-то этот — ваш отец, К л е а н т. Ты права. Ф р о з и н а. Я хочу сказать, что, если ему откажут, он с досады и против вашего брака упрется. Не лучше ли будет устроить так, чтобы он сам отказался? (Мариане.) А для этого надо, чтобы вы ему перестали нравиться. К л е а н т. Верно! Ф р о з и н а. Сама знаю, что верно. Мысль хорошая, а вот как ее, черт возьми, осуществить?.. Постойте! Найти бы женщину в летах да половчее, вроде меня, мы бы ей имя почуднее придумали, свитой бы ее снабдили, и пусть бы она знатную даму разыграла, маркизу там какую-нибудь либо виконтессу, из Нижней Бретани, что ли. Я бы уж сумела уверить вашего родителя, что она пребогатая — сто тысяч капиталу имеет, не считая домов; без памяти влюблена в него, желает выйти за него замуж и все свое состояние готова ему по брачному контракту отписать. Будьте уверены, он этого мимо ушей не пропустит. (Мариане.) Любить-то он вас любит, что и говорить, но денежки любит чуточку побольше. А когда он поймается на эту удочку да согласится на ваш брак, так нам и горя мало: пусть разделывается со своей маркизой как знает. К л е а н т. Отлично придумано. Ф р о з и н а. Я сама все оборудую. Я вспомнила одну свою приятельницу — она как раз для этой роли хороша. К л е а н т. Отблагодарю же я тебя, Фрозина, если только наше дело выгорит! А тем временем, Мариана, нужно все-таки воздействовать на вашу матушку. Только бы нам этот брак расстроить! Напрягите все силы, играйте на ее любви к вам, воспользуйтесь неотразимым очарованием ваших взоров и ваших речей, расточайте нежные слова, умоляйте ее, ласкаясь — и я убежден, что она не устоит. М а р и а н а. Я сделаю все, что могу, ничего не забуду.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕТе же и Гарпагон. Г а р п а г о н (никем не замеченный, про себя). Э, мой сын целует руку у будущей мачехи, а будущая мачеха не очень-то противится! Нет ли тут какого подвоха! Э л и з а. А вот и батюшка! Г а р п а г о н. Карета готова. Если угодно, можете ехать. К л е а н т. Раз вы не едете, батюшка, то я их провожу. Г а р п а г о н. Нет, останься. Они без тебя обойдутся, а мне ты нужен. Элиза, Мариана, Фрозина уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕКлеант, Гарпагон. Г а р п а г о н. Ну так вот, если забыть о том, что она твоя будущая мачеха, как ты ее находишь? К л е а н т. Как я ее нахожу? Г а р п а г о н. Да, каково ее обращение, сложение, наружность, ум? К л е а н т. Так себе. Г а р п а г о н. Только-то? К л е а н т. Откровенно говоря, я воображал ее не такой. Обращение у нее жеманное, сложение неуклюжее, наружность весьма посредственная, ум самый заурядный. Не думайте, батюшка, что я хочу расхолодить вас: она ли, другая будет мне мачехой — мне это решительно все равно. Г а р п а г о н. Давеча ты говорил ей, однако... К л е а н т. Говорил пустые любезности от вашего имени и вам в угоду. Г а р п а г о н. Так что у тебя нет никакого влечения к ней? К л е а н т. У меня? Ни малейшего. Г а р п а г о н. Досадно! А мне пришла было в голову хорошая мысль. Смотря на нее, я поразмыслил о своем возрасте и подумал: что скажут люди, если я женюсь на молоденькой? И я решил бросить эту затею, а так как я уже сделал ей предложение и связан с ней словам, то, если б она не была тебе противна, уступил бы ее тебе. К л е а н т. Мне? Г а р п а г о н. Тебе. К л е а н т. В жены? Г а р п а г о н. В жены. К л е а н т. Послушайте... Это верно, что она мне не очень по вкусу, но, чтобы доставить вам удовольствие, батюшка, я на ней женюсь, если вам угодно. Г а р п а г о н. Я гораздо благоразумнее, чем ты полагаешь, приневоливать тебя я вовсе не намерен. К л е а н т. Я сам себя готов приневолить — из любви к вам. Г а р п а г о н. Нет-нет. Где нет влечения, там нет и счастья. К л е а н т. Влечение может явиться потом, батюшка. Недаром говорят: стерпится — слюбится. Г а р п а г о н. Нет, мужчина не должен действовать очертя голову: последствия могут быть очень прискорбные, брать на себя ответственность за них я не хочу. Если бы ты чувствовал к ней хоть какую-нибудь склонность — в добрый час: я женил бы тебя на ней вместо себя; но раз этого нет — я остаюсь при своем первоначальном намерении и женюсь на ней сам. К л е а н т. Ну, если так, батюшка, то я не стану перед вами таиться: узнайте всю правду. Я люблю ее с того дня, как увидел на прогулке. Тогда же я хотел просить вашего благословения и только потому воздержался, что узнал о вашем намерении и побоялся прогневать вас. Г а р п а г о н. Ты был у нее? К л е а н т. Да, батюшка. Г а р п а г о н. И не один раз? К л е а н т. Не один. Г а р п а г о н. И хорошо тебя принимали? К л е а н тт. Очень хорошо, но они не знали, кто я такой, оттого-то Мариана и растерялась, когда увидела меня здесь. Г а р п а г о н. Ты с ней объяснился и просил ее руки? К л е а н т. Конечно. Я даже и матери намекнул. Г а р п а г о н. Как же она к этому отнеслась? К л е а н т. Весьма любезно. Г а р п а г о н. А дочка отвечает тебе взаимностью? К л е а н т. Судя по некоторым признакам, можно думать, батюшка, что я ей не противен. Г а р п а г о н (про себя). Прекрасно! Я только этого и добивался, (Громко.) Ну-с, так вот что я тебе скажу, сынок: ты должен об этой любви забыть, оставить в покое мою невесту и в ближайшее время жениться на той, кого я для тебя предназначил. К л е а н т. Ловкую вы со мной сыграли штуку, батюшка! Так знайте же и вы, коли на то пошло, что от Марианы я никогда не откажусь и вам ее ни за что не уступлю; вы заручились согласием ее матери, а я, быть может, другие пути найду. Г а р п а г о н. Как, бездельник! Ты смеешь со мной соперничать? К л е а н т. Это вы со мной соперничаете! Я раньше вас с ней познакомился. Г а р п а г о н. Я твой отец, ты обязан почитать меня. К л е а н т. В таком деле что отец, что сын — все равно: любовь ничего этого знать не хочет. Г а р п а г о н. А вот я возьму палку, так ты узнаешь! К л е а н т. Напрасны все ваши угрозы. Г а р п а г о н. Ты откажешься от Марианы? К л е а н т. Ни за что на свете! Г а р п а г о н. Палку мне! Палку!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕТе же и Жак. Ж а к. Э!э!э! Что такое, господа? Что это вы вздумали? К л е а н т. А мне наплевать! Ж а к (Клеанту). Полегче, сударь! Г а р п а г о н. Я выучу тебя, нахал, как разговаривать со мной! Ж а к (Гарпагону). Сударь! Ради Бога! К л е а н т. Я от своего не отступлюсь! Ж а к (Клеанту). На родного-то отца? Г а р п а г о н. Пусти меня! Ж а к (Гарпагону). На родного-то сына? Ведь это вам не я! Г а р п а г о н. Жак! Рассуди, кто из нас прав. Ж а к. Извольте. (Клеанту.) Отойдите в сторонку. Г а р п а г о н. Я люблю девушку и хочу на ней жениться, а этот висельник имел наглость тоже ее полюбить и тоже хочет на ней жениться, несмотря на то, что я ему запрещаю. Какова наглость? Ж а к. Нет, он неправ. Г а р п а г о н. Какой ужас! Сын затеял соперничество с отцом! Он из уважения ко мне должен отказаться от всяких посягательств. Ж а к. Вы правы. Постойте здесь, я с ним поговорю. (Подходит к Клеанту.) К л е а н т. Если уж он выбрал тебя судьей, пусть будет так, мне все равно — ты ли, другой ли. Суди нас, Жак, я готов. Ж а к. Вы мне оказываете большую честь. К л е а н т. Я влюблен в одну девушку; она мне отвечает взаимностью и охотно принимает мое предложение, а батюшке пришло в голову разлучить нас и жениться на ней самому. Ж а к. Понятно, он неправ. К л е а н т. Не стыдно ли в его годы думать о женитьбе? Пристало ли ему влюбляться? Пусть предоставит это тем, кто помоложе. Ж а к. Вы правы. Он пошутил. Дайте мне сказать ему пару слов. (Гарпагону.) Ну, ваш сын совсем не такой уж сумасброд, он одумался. Вот что он мне сказал: я, говорит, сознаю, что обязан уважать батюшку, я, говорит, просто погорячился и готов исполнить его волю, лишь бы он, говорит, стал со мной поласковей и выбрал мне невесту по моему вкусу. Г а р п а г о н. А! Так ты скажи ему, Жак, что при таких условиях он может на меня надеяться. Кроме Марианы, я разрешаю ему жениться на ком он хочет. Ж а к. Погодите. (Клеанту.) Ну, ваш батюшка совсем уж не так безрассуден. Он меня уверил, что его рассердила ваша горячность, но что у него и в мыслях не было идти вам наперекор: я, говорит, согласен на все, чего бы он ни пожелал, лишь бы он, говорит, не бесновался, а выказал уступчивость, сыновнюю покорность и уважение. К л е а н т. А, так и ты уверь его, Жак, что если он отдаст мне Мариану, то увидит во мне самого покорного сына, и уж тогда я из его воли ни в чем не выйду, Ж а к (Гарпагону). Конец делу. Он на все согласен. Г а р п а г о н. Так-то лучше. Ж а к (Клеанту). Наша взяла. Он удовлетворен. К л е а н т. Слава Богу! Ж а к. Можете продолжать беседу, господа. Теперь у вас пошло дело на лад, да и поссорились вы только оттого, что один другого не понял. К л е а н т. Жак, голубчик! Я тебе всю жизнь буду благодарен. Ж а к. Не за что, сударь. Г а р п а г о н. Ты меня порадовал, Жак, и заслужил награду. (Шарит в кармане. Жак протягивает руку, но Гарпагон вынимает носовой платок.) Ступай! Я этого не забуду, можешь быть уверен. Ж а к. Низко вам кланяюсь. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕКлеант, Гарпагон. К л е а н т. Простите, батюшка, что я так погорячился... Г а р п а г о н. Ничего! К л е а н т. Уверяю вас, что я глубоко раскаиваюсь. Г а р п а г о н. А я глубоко радуюсь твоему благоразумию. К л е а н т. Как вы добры, что так скоро забыли мою вину! Г а р п а г о н. Когда дети становятся послушны, их вины легко забываются. К л е а н т. У вас не осталось ни малейшей досады на мое сумасбродство? Г а р п а г о н. Ты меня обезоружил своей покорностью и почтительностью. К л е а н т. Обещаю вам, батюшка, что до гроба не забуду вашей доброты. Г а р п а г о н. Ая тебе обещаю, что от меня ни в чем тебе отказа не будет. К л е а н т. Ах, батюшка, мне ничего больше от вас не надо: вы мне дали все, потому что дали Мариану. Г а р п а г о н. Что? К л е а н т. Я говорю, батюшка, что я вполне удовлетворен: вы были так добры, что дали мне Мариану, чего же мне еще? Г а р п а г о н. Кто сказал, что я отдал тебе Мариану? К л е а н т. Вы, батюшка. Г а р п а г о н. Я? К л е а н т. Ну да! Г а р п а г о н. Как! Да ведь ты же обещал от нее отступиться? К л е а н т. Я? От нее отступиться? Г а р п а г о н. Конечно! К л е а н т. Ни за что! Г а р п а г о н. Так ты не передумал? К л е а н т. Напротив, я думаю о ней больше, чем когда-либо. Г а р п а г о н. Негодяй! Ты опять за свое? К л е а н тт. Я слова на ветер не бросаю. Г а р п а г о н. Пеняй же на себя, негодный мальчишка! К л е а н т. Как вам будет угодно. Г а р п а г о н. Я запрещаю тебе показываться мне на глаза! К л е а н т. Дело ваше. Г а р п а г о н. Я от тебя отрекаюсь. К л е а н т. Отрекайтесь. Г а р п а г о н. Ты мне больше не сын! К л е а н т. Пусть будет так. Г а р п а г о н. Я лишаю тебя наследства. К л е а н т. Всего, чего хотите. Г а р п а г о н. И проклинаю тебя! К л е а н т. Сколько милостей сразу! Гарпагон уходит.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕКлеант, Лафлеш. Л а ф л е ш (выходит из сада, держа шкатулку в руках). Ах, сударь, как хорошо, что я вас встретил! Идите скорей за мной. К л е а н т. Что такое? Л а ф л е ш. Идите за мной, говорят вам! Нам повезло. К л е а н т. В чем повезло? Л а ф л е ш. Вот оно, наше счастье! К л е а н т. Что это такое? Л а ф л е ш. То, к чему я давно подбирался. К л е а н т. Да что же это? Л а ф л е ш. Казна вашего батюшки — я ее подтибрил. К л е а н т. Как это ты сделал? Л а ф л е ш. Все узнаете. Бежать надо — он уж там кричит. Клеант и Лафлеш убегают.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕГарпагон один. Г а р п а г о н (кричит еще в саду, затем вбегает), Воры! Воры! Разбойники! Убийцы! Смилуйтесь, силы небесные! Я погиб, убит, зарезали меня, деньги мои украли! Кто бы это мог быть? Что с ним сталось? Где он? Куда спрятался? Как мне найти его? Куда бежать? Или не надо бежать? Не там ли он? Не здесь ли он? Кто это? Стой! Отдай мои деньги, мошенник!.. (Сам себя ловит за руку.) Ах, это я!.. Я потерял голову — не пойму, где я, кто я и что я делаю. Ох, бедные мои денежки, бедные мои денежки, друзья мои милые, отняли вас у меня! Отняли мою опору, мою утеху, мою радость! Все для меня кончено, нечего мне больше делать на этом свете! Не могу я без вас жить. В глазах потемнело, дух захватило, умираю, умер, похоронен. Кто воскресит меня? Кто отдаст мне мои милые денежки или скажет, кто их у меня взял? А? Что?.. Никого нет. Кто бы ни был этот вор, но ведь нужно же было ему выследить, выждать, и время-то как раз выбрал такое, когда я с мошенником сыном препирался... Пойду. Позову полицию — пусть весь дом допрашивают... слуг, служанок, сына, дочь, меня самого. Что это? Сколько народу! И всех-то я подозреваю, в каждом вижу вора!.. А? О чем это они говорят? Не о том ли, кто меня ограбил?.. Что это за шум там, наверху? Не вор ли там?.. Сжальтесь надо мной: если знаете что о моем воре, не таите, скажите! Может, он среди вас прячется?.. Смотрят, смеются... Так-так! Все они там были, все воровали! Скорее за комиссарами, за сержантами, за приставами, за судьями, пытать, вешать, колесовать! Всех до одного перевешаю, а не найду денег — сам повешусь.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕГарпагон, комиссар, писарь. К о м и с с а р. Предоставьте действовать мне — я свое ремесло, благодарение Богу, разумею. Не с нынешнего дня открываю кражи. Хотел бы я иметь столько мешочков по тысяче франков, сколько я отправил народу на виселицу. Г а р п а г о н. Все власти должны вмешаться в это дело. Если я не отыщу моих денег, я пойду дальше. К о м и с с а р. Необходимо произвести самое тщательное дознание и расследование. Вы говорите, что в шкатулке было... Г а р п а г о н. Ровно десять тысяч. К о м и с с а р. Десять тысяч экю? Г а р п а г о н. Десять тысяч экю. К о м и с с а р. Кража значительная. Г а р п а г о н. Нет той казни, которая была бы достаточна за такое преступление и, если оно останется безнаказанным, значит, нет у нас ничего священного. К о м и с с а р. В какой монете была эта сумма? Г а р п а г о н. В новеньких полновесных луидорах и пистолях. К о м и с с а р. Кого подозреваете в краже? Г а р п а г о н. Всех! Весь город и все предместья — под стражу, не иначе! К о м и с с а р. Поверьте мне: никого понапрасну тревожить не следует, нужно постараться исподтишка добыть улики и тогда со всей строгостью приступить к обнаружению похищенного.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕТе же и Жак. Ж а к (обращаясь за сцену). Я сейчас вернусь, а без меня его зарезать, опалить ножки, окунуть в кипяток и подвесить к потолку. Г а р п а г о н (Жаку). Кого? Моего вора? Ж а к. Я говорю о поросенке, которого прислал мне ваш дворецкий: будет приготовлен по новому способу. Г а р п а г о н. Не об этом речь. Вот этому господину (показывает на комиссара) желательно знать кое-что другое. К о м и с с а р (Жаку). Не бойтесь: я вас не обижу, все обойдется тихо. Ж а к. Вы гость, сударь? К о м и с с а р. Вы не должны, любезный друг, ничего скрывать от вашего господина. Ж а к. Будьте спокойны, сударь, я все свое искусство покажу и так угощу вас, что останетесь довольны. Г а р п а г о н. Не в этом дело. Ж а к. Если ужин выйдет не такой, как я хотел, так уж это вина вашего дворецкого: он меня своей бережливостью по рукам и ногам связал. Г а р п а г о н. Негодяй! Тут дело поважней твоего ужина. Ты мне говори про деньги, которые у меня украли. Ж а к. У вас деньги украли? Г а р п а г о н. Да, разбойник! И тебя повесят, если ты их не отдашь. К о м и с с а р (Гарпагону). Послушайте: зачем вы так на него нападаете? Я по его лицу вижу, что он честный малый, его не надо сажать в тюрьму, он и так все расскажет. (Жаку.) Да, мой друг, если вы сознаетесь, вам худа не сделают, а ваш господин щедро вознаградит вас. У него сегодня украли деньги. Не может быть, чтобы вы об этом не знали. Ж а к (про себя). Вот когда я отплачу дворецкому! Стоило ему сюда поступить — и он стал любимчиком, хозяин только с ним и советуется. Да и палку его я еще хорошо помню. Г а р п а г о н. О чем задумался? К о м и с с а р (Гарпагону). Не троньте его. Он собирается с духом и сейчас все расскажет. Повторяю: он честный малый. Ж а к (Гарпагону). Коли хотите знать правду, сударь, так это ваш дворецкий. Г а р п а г о н. Валер? Ж а к. Он самый. Г а р п а г о н. Валер, которому я так верил? Ж а к. Он, он. По-моему, это он вас обокрал. Г а р п а г о н. Почему ты так думаешь? Ж а к. Почему? Г а р п а г о н. Да, почему? Ж а к. Потому что... Думаю — и все тут. К о м и с с а р. Нам нужны улики. Г а р п а г о н. Ты видел, как он бродил вокруг того места, где были спрятаны деньги? Ж а к. Видел, как же. А где у вас деньги были? Г а р п а г о н. В саду. Ж а к. Ну, так и есть! Я видел, какой посаду кружил. А в чем были деньги? Г а р п а г о н. В шкатулке. Ж а к. Вот-вот! Я у него и шкатулку видел. Г а р п а г о н. Какая же она? Я сейчас узнаю, моя ли. Ж а к. Какая? Г а р п а г о н. Да. Ж а кк. Такая... вроде шкатулки. К о м и с с а р. Само собой разумеется, но вы опишите нам ее. Ж а к. Большая шкатулка. Г а р п а г о н. А моя небольшая. Ж а к. Правда, сама по себе она небольшая. Я сказал— большая, потому что в ней денег много. К о м и с с а р. А какого она цвета? Ж а к. Какого цвета? К о м и с с а р. Да. Ж а к. Цвета она... этого, знаете ли... Ну вот, вертится на языке... Г а р п а г о н. Ну? Ж а к. Не красного ли? Г а р п а г о н. Нет, серого. Ж а к. Да-да, красновато-серого. Я это и хотел сказать. Г а р п а г о н. Нет никакого сомнения: это она. Запишите, сударь, запишите его показание! Господи! На кого теперь положиться можно? После этого я ни за кого не поручусь — не поручусь даже, что я сам себя не обворую. Ж а к (Гарпагону). Вот он идет, сударь. Только вы не говорите ему, сударь, что это я его выдал.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕТе же и Валер. Г а р п а г о н. Поди-ка сюда! Признавайся в самом грязном поступке, в самом ужасном злодеянии, какого еще не видывал свет! В а л е р. Что вам угодно, сударь? Г а р п а г о н. Как, мерзавец! И ты не краснеешь, совершив такое преступление? В а л е р. О каком преступлении вы говорите? Г а р п а г о н. О каком преступлении я говорю? Бесстыжий! Как будто не знает, о чем речь! Напрасно будешь отпираться: дело раскрыто, мне известно все. Отплатил за мою доброту, нечего сказать! Нарочно втерся ко мне, чтобы сыграть со мной такую штуку! В а л е р. Раз уж вам все известно, сударь, я ни увертываться, ни отпираться не буду. Ж а к (про себя). Ого! Стало быть, нечаянно угадал! В а л е р. Я и без того намерен был сознаться вам, ждал только удобного случая. Но уж если вы сами узнали, так прошу вас не сердиться и выслушать мои оправдания. Г а р п а г о н. Какие еще там оправдания, гнусный воришка? В а л е р. Нет, сударь, я не заслужил такого названия. Я, конечно, провинился перед вами, но мою вину, воля ваша, можно простить. Г а р п а г о н. То есть как — простить? Такое-то злодейство, такое-то смертоубийство простить? В а л е р. Ради Бога, успокойтесь! Когда вы меня выслушаете, вы увидите, что зло не так велико, как вам кажется. Г а р п а г о н. Зло не так велико, как мне кажется! Кровь моя, нутро мое — вот ведь это что, висельник! В а л е р. Ваша кровь, сударь, нисколько здесь не пострадала, да и не могла пострадать. Дело легко поправить. Г а р п а г о н. Я этого и добиваюсь. Отдай то, что украл. В а л е р. Ваша честь, сударь, получит полное удовлетворение. Г а р п а г о н. Не о чести речь. Ты мне лучше скажи, кто тебя подтолкнул на это? В а л е р. Ах, сударь, и вы еще спрашиваете? Г а р п а г о н. Да-да, спрашиваю! В а л е р. Меня подтолкнуло то чувство, которое все оправдывает: любовь. Г а р п а г о н. Любовь? В а л е р. Да, любовь. Г а р п а г о н. Нечего сказать, хороша любовь, хороша любовь! Любовь к моим луидорам. В а л е р. Нет, сударь, не богатство ваше привлекло меня, и не оно меня обольстило: я заранее отказываюсь от всех ваших денег, оставьте мне только то, что уже есть у меня. Г а р п а г о н. Черта с два! Так я тебе и оставил, дожидайся! Оставь ему то, что он у меня украл,— наглость-то какая! В а л е р. Вы называете это кражей? Г а р п а г о н. Еще бы не кража! Этакое-то сокровище! В а л е р. Да, правда, сокровище и притом самое драгоценное из ваших сокровищ, но отдать его мне — еще не значит потерять. На коленях умоляю вас: не отымайте у меня это прелестное сокровище! Отдайте его мне, сделайте доброе дело! Г а р п а г о н. Да ты что? Ошалел? В а л е р. Мы дали друг другу слово, поклялись никогда не расставаться. Г а р п а г о н. Хорошо слово, хороша клятва! В а л е р. Да, мы связаны навеки. Г а р п а г о н. Я сумею вас развязать, не беспокойтесь! В а л е р. Одна только смерть может разлучить нас. Г а р п а г о н. Околдовали его мои денежки! В а л е р. Я уже сказал вам, сударь, что поступил так не по расчету. У меня и в мыслях не было того, что вы подозреваете: я действовал по благородному побуждению. Г а р п а г о н. Слышите? Он еще скажет, что норовит завладеть моим добром из христианского милосердия. Но знай, висельник, знай, разбойник: я приму меры, закон не попустит несправедливости. В а л е р. Вы властны поступать, как вам угодно, я все готов снести, но прошу вас верить одному: если тут и есть чья-нибудь вина, то разве только моя, дочь же ваша ни в чем не виновата. Г а р п а г о н. Я думаю! Странно было бы, если бы она тебе пособляла! Но к делу, однако: признавайся, куда ты ее спрятал? В а л е р. Никуда я ее не прятал, она у вас в доме. Г а р п а г о н (про себя). Милая моя шкатулочка! (Громко.) Так она дома? В а л е р. Да, сударь. Г а р п а г о н. А скажи, ты ее не тронул? В а л е р. Я? Тронул? Вы нас обоих обижаете. Я пылал к ней чистой, почтительной любовью. Г а р п а г о н (про себя). Пылал к моей шкатулке! В а л е р. Я предпочел бы умереть, чем оскорбить ее даже намеком, она для этого слишком благоразумна и добродетельна. Г а р п а г о н (про себя). Моя шкатулка слишком добродетельна! В а л е р. Единственное наслаждение, которое я себе позволял,— это любоваться ею. Ни одна преступная мысль не осквернила той любви, какую мне внушили ее прекрасные глаза. Г а р п а г о н (про себя). Прекрасные глаза моей шкатулки! Он говорит о ней, как о возлюбленной. В а л е р. Клод знает всю правду, сударь, она может вам засвидетельствовать... Г а р п а г о н. Как! И моя служанка тут замешана? В а л е р. Да, сударь, она была свидетельницей нашей клятвы, и только после того, как ей стало ясно, что у меня честные намерения,— только после этого она согласилась убедить вашу дочь дать мне слово. Г а р п а г о н. А? (Про себя.) От страха он, кажется, заговариваться начал. (Валеру.) С чего ты мою дочь сюда приплетаешь? В а л е р. Я говорю, что мне стоило огромных усилий победить ее стыдливость силой моей любви. Г а р п а г о н. Чью стыдливость? В а л е р. Вашей дочери. Только вчера решилась она подписать брачное обязательство. Г а р п а г о н. Моя дочь подписала брачное обязательство? В а л е р. Да, и я тоже. Г а р п а г о н. Господи! Новая напасть! Ж а к (комиссару). Пишите, сударь, пишите! Г а р п а г о н. Мало мне горя! Этого еще недоставало! (Комиссару.) Исполните ваш долг, сударь, передайте его дело в суд — он вор и соблазнитель. В а л е р. Я ни то, ни другое. Когда вы узнаете, кто я...
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕТе же, Элиза, Мариана и Фрозина. Г а р п а г о н. А, мерзкая девчонка, недостойная дочь! Нечего сказать, впрок пошли тебе мои наставления! Ты позволяешь себя увлечь проходимцу, вору, ты даешь ему слово без моего согласия! Но вы оба промахнулись! (Элизе.) Будешь сидеть в четырех стенах. (Валеру.) А по тебе за твою наглость виселица плачет. В а л е р. Ваша запальчивость — плохой судья, и судить меня не вам, а кто будет судить, те прежде выслушают. Г а р п а г о н. Я оговорился: тебя не повесят, нет, тебя колесовать будут живого. Э л и з а (на коленях). Батюшка, не будьте так суровы, умоляю вас! Не злоупотребляйте родительской властью! Не поддавайтесь первому порыву гнева — сначала обдумайте все хладнокровно! Постарайтесь поближе узнать человека, которого вы осыпаете оскорблениями. Он совсем не тот, за кого вы его принимаете. Вы станете ко мне снисходительнее, когда узнаете, что без него меня давно бы уж не было на свете. Да, батюшка, это он спас меня, когда я тонула, ему вы обязаны тем, что не потеряли дочь — ту самую дочь... Г а р п а г о н. Все это меня не касается. Лучше бы он тебя тогда не спас, нежели учинить такое злодеяние. Э л и з а. Батюшка! Заклинаю вас родительской любовью... Г а р п а г о н. Нет-нет, и слышать ничего не хочу. Да совершится правосудие! Ж а к (про себя). Это тебе за побои! Ф р о з и н а (про себя). Все перепуталось!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕТе же и Ансельм. А н с е л ь м. Что это, господин Гарпагон? Вы так взволнованы... Г а р п а г о н. Ах, господин Ансельм, перед вами несчастнейший человек в мире! Как раз, когда нужно подписывать с вами контракт, у меня столько неприятностей, столько тревог! Меня всего обворовали — отняли имущество, отняли честь. Вот этот злодей, этот изверг посягнул на священнейшие права, прокрался ко мне под видом слуги, стащил у меня деньги и соблазнил мою дочь. В а л е р. Да никто о ваших деньгах и не помышляет! Перестаньте вы чушь городить. Г а р п а г о н. Да, они обручились. Это уж прямо вас касается, господин Ансельм; ваша святая обязанность — подать на него в суд, преследовать его судебным порядком и выместить на нем всю нанесенную вам обиду. А н с е л ь м. Насильно я ни за что не женюсь. Сердца, отданного другому, мне не надо, но из участия к вам я готов взяться за ваше дело, как за свое собственное. Г а р п а г о н. Вот комиссар, он — честный комиссар, он ничего не упустит, все исполнит, что по долгу службы следует. (Комиссару, указывая на Валера.) Сударь! Прошу составить обвинительный акт таким образом, чтобы все его злодеяния были выставлены в самом черном свете. В а л е р. Какое преступление в том, что я полюбил вашу дочь? Почему я должен нести кару за то, что мы обручились? Когда вы узнаете кто я такой... Г а р п а г о н. Слыхал я эти сказки. Много развелось теперь воров благородного звания и всяких обманщиков, что в мутной воде рыбу ловят и прикрываются первым попавшимся именем, лишь бы оно было известно. В а л е р. Смею вас уверить, я слишком честен для того, чтобы присваивать себе чужие имена. Весь Неаполь может засвидетельствовать мое происхождение. А н с е л ь м. Осторожнее! Сначала подумайте, а потом уже говорите. Вы можете попасть впросак: перед вами человек, которому знаком весь Неаполь. Я вас выведу на чистую воду. В а л е р (с гордым видом надевая шляпу). Я ничего не боюсь. Если вам знаком Неаполь, то должен быть знаком и дон Томазо д’Альбурчи. А н с е л ь м. Конечно, знаком. Мне ли его не знать? Г а р п а г о н. Дон Томазо, дон Мартино — мне-то какое до них дело? (Увидав, что горят две свечи, одну из них задувает.) А н с е л ь м. Пожалуйста, не перебивайте. Послушаем, что он скажет. В а л е р. Я хочу сказать, что он — мой отец. А н с е л ь м. Дон Томазо? В а л е р. Да. А н с е л ь м. Полноте! Придумайте что-нибудь поудачнее, а этим нас не обманете и себя не спасете. В а л е р. Прошу вас быть осторожнее в выражениях. Я вас не обманываю и могу это доказать. А н с е л ь м. Как! Вы осмеливаетесь утверждать, что вы — сын дона Томазо д’Альбурчи? В а л е р. Да, осмеливаюсь и готов подтвердить это где угодно. А н с е л ь м. Неслыханная дерзость! Так знайте же — и да будет вам стыдно,— что шестнадцать лет назад, если не больше, этот человек погиб в море с женой и детьми, когда бежал из Неаполя от беспорядков и преследований вместе с другими благородными семействами. В а л е р. Да. Но знайте же и вы — и да будет вам стыдно,— что его семилетнего сына и одного из слуг подобрал испанский корабль, и этот спасенный сын — я! Капитан корабля пожалел меня, приютил и воспитал, как родного сына. Потом я вступил в военную службу. Вскоре я узнал, что мой отец, которого я считал умершим, жив. Я отправился на поиски, и здесь небо уготовало мне встречу с прелестной Элизой. Ее красота пленила меня. Моя страстная любовь, а также суровость ее отца вынудили меня проникнуть под чужим именем в этот дом, а на поиски родителей я отправил другого человека. А н с е л ь м. Но чем вы докажете, что это не сказка, а быль? В а л е р. Доказательства и свидетели налицо: капитан корабля, рубиновая печать моего отца, агатовый браслет, который мать надела мне на руку, и старик Пьетро — тот самый слуга, который спасся вместе со мной во время кораблекрушения. М а р и а н а. Ах, теперь и я могу подтвердить, что вы не обманщик! Из ваших слов явствует, что вы — мой брат. В а л е р. Я — ваш брат? М а р и а н а. Да. Сердце мое забилось при первых же твоих словах. А как матушка-то будет рада! Она часто рассказывала мне о наших злоключениях. Бог не попустил и нашей гибели при кораблекрушении, но мы променяли смерть на неволю: нас спасли корсары. Через десять лет, и то случайно, мы вырвались на свободу и вернулись в Неаполь. Оказалось, что все наше имущество продано, а об отце ни слуху ни духу. Тогда мы перебрались в Геную —там матушке удалось собрать жалкие крохи, оставшиеся от расхищенного наследства, но ее родня дурно обошлась с нею; она приехала сюда и здесь еле-еле сводит концы с концами. А н с е л ь м. О небо! Нет предела твоему могуществу. Обнимите меня, дети, и порадуйтесь вместе с вашим отцом. В а л е р. Так вы — наш отец? М а р и а н а. А матушка вас оплакивала! А н с е л ь м. Да, дочь моя, да, сын мой, я дон Томазо д’Альбурчи. Небо спасло меня от гибели в морской пучине и от разорения: все деньги были при мне. Шестнадцать с лишком лет считал я вас всех погибшими и наконец, после долгих скитаний, вздумал искать счастья в новом браке, в новой семье, вздумал жениться на кроткой и благородной девушке. Возвращаться в Неаполь я не рискнул и решил покинуть его навсегда. Мне удалось заглазно продать имущество, и я поселился здесь под именем Ансельма, чтобы прежнее мое имя не напоминало мне о былых невзгодах. Г а р п а г о н. Так это ваш сын? А н с е л ь м. Да. Г а р п а г о н. В таком случае потрудитесь уплатить мне десять тысяч экю, которые он у меня украл. А н с е л ь м. Он? У вас украл? Г а р п а г о н. Да, он. В а л е р. Кто это вам сказал? Г а р п а г о н. Жак. В а л е р (Жаку). Ты это говорил? Ж а к. Вы же видите, что я молчу. Г а р п а г о н. Комиссар записал его показания. В а л е р. И вы думаете, что я способен на такую подлость? Г а р п а г о н. Там уж способен ли, нет ли, а денежки мои подай!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕТе же, Клеант и Лафлеш. К л е а н т. Успокойтесь, батюшка, и никого не обвиняйте. Я кое-что узнал о пропаже и пришел вам сказать, что если вы позволите мне жениться на Мариане, то деньги будут вам возвращены. Г а р п а г о н. Где они? К л е а н т. Не тревожьтесь: они в надежном месте, я за них отвечаю, и вообще все зависит от меня. Я только жду вашего решения. Предоставляю вам на выбор — или отдать мне Мариану, или проститься со шкатулкой. Г а р п а г о н. Ты ничего из нее не вынул? К л е а н т. Ничего. Матушка Марианы уже объявила, что ей все равно, вы или я,— как сама Мариана хочет. Итак, дело за вами. М а р и а н а (Клеанту). Вы еще не знаете, что теперь этого согласия уже недостаточно: небо возвратило мне не только брата (указывает на Валера), но и отца. (Указывает на Ансельма). Что-то он скажет? А н с е л ь м. Неужто я вернулся к вам, дети мои, для того, чтобы противиться вашим желаниям? Сознайтесь, господин Гарпагон, что для молодой девушки сын всегда будет больше по сердцу, чем отец. Не заставляйте же меня тратить лишние слова, возьмите пример с меня и соглашайтесь на обе свадьбы. Г а р п а г о н. Пока я не увижу моей шкатулки, я ничего не скажу. К л е а н т. Она цела и невредима. Г а р п а г о н. На приданое денег у меня нет. А н с е л ь м. У меня найдутся. Об этом не беспокойтесь. Г а р п а г о н. Вы принимаете на себя все расходы по обеим свадьбам? А н с е л ь м. Да, принимаю. Вы удовлетворены? Г а р п а г о н. Да, но вы должны сшить мне к этим свадьбам новое платье. А н с е л ь м. Идет. А теперь можно и повеселиться. К о м и с с а р. Стойте, господа, стойте, не торопитесь. А кто мне заплатит за составление акта? Г а р п а г о н. На что нам ваш акт? К о м и с с а р. Выходит, я даром трудился? Г а р п а г о н (указывая на Жака). Вот вам вместо платы: можете его повесить. Ж а к. Как же после этого жить на свете? Скажешь правду — бьют палкой, солжешь — хотят повесить. А н с е л ь м. Уж вы его простите, господин Гарпагон! Г а р п а г о н. А комиссару заплатите? А н с е л ь м. Так и быть. Ну, детки, поспешим обрадовать вашу матушку. Г а р п а г о н. А я поспешу к моей милой шкатулочке! Впервые опубликовано: «L’Avare», ed J. Ribou, 1669.
Жан-Батист Поклен (фр. Jean-Baptiste Poquelin), театральный псевдоним — Мольер (фр. Moliere; 1622 — 1673) — французский комедиограф XVII века, создатель классической комедии, по профессии актёр и директор театра, более известного как труппа Мольера (Troupe de Moliere, 1643—1680).
Лихачёв Владимир Сергеевич (1849—1910) — русский поэт, драматург и переводчик. | ||
|