М.И. Муравьев-Апостол
Отечественная воина

На главную

Произведения М.И. Муравьева-Апостола



1812 год

(Стр. 386) 28 мая полк прибыл в Вильно и расположился на бивуаке, не доходя до города.

Полк расположился не на бивуаке, а в самом городе.

(Стр. 391) 12 прошли Витебск, 17-го Рудню, 20-го дошли до Смоленска.

Под Витебском остановились. По-видимому, Барклай хотел дать сражение, но приезд Николая Сергеевича Меншикова, адъютанта князя Багратиона, заставил Барклая продолжать отступление.

(Стр. 391) Во время отступления случилось недоразумение между ними (т.е. между Барклаем и князем Багратионом).

Барклай отделил князя Багратиона, который должен был отступать от Немана до Днепра перед неприятелем, подавляющим его чрезмерною численностью. Надо представить себе положение князя Багратиона. Слово «недоразумение» более нежели неуместно, оно рисует их отношения в ложном свете. Князь Багратион без всяких недоразумений прямо ругал Барклая за бессмысленные распоряжения. Наполеон не мог простить своему брату Жерому непостижимо славного отступления князя Багратиона.

(Стр. 394) Это событие, действительное или вымышленное, осталось в народных преданиях как свидетельство надежд, возбужденных новым главнокомандующим.

Это событие действительное, а не вымышленное. Я видел собственными глазами, как орел парил над головой главнокомандующего, который снял фуражку, перекрестился и закричал «ура».

(Стр. 394) В день приезда Кутузова к армии командир полка Криднер заболел и должен был в транспорте больных уехать в Москву.

Карл Антонович Криднер не заболел. В Витебске Барклай намеревался остановиться. Позиция была выбрана, полк занял назначенное ему место. Приезд флигель-адъютанта князя Николая Сергеевича Меншикова, адъютанта князя Багратиона, заставил Барклая продолжать отступление внутрь края. Князь Багратион просил Барклая спешить на соединение в Смоленск.

В два часа пополудни мы выступили в поход ускоренным шагом и без дневок пошли в Смоленск. Полковой командир Карл Антонович Криднер, проезжая по дороге, по которой мы отступали, наехал на 9-ю роту, стоявшую в ружье. Поручик 9-й роты Павел Иванович Храповицкий сидел, не тронувшись с места. Криднер с обыкновенной своей грубостью спросил, что он тут делает, когда рота его готова выступать в поход. Храповицкий отвечал, что вьюк только до него дошел и, чувствуя потребность подкрепиться, он завтракает. На это Криднер ему сказал: «Впрочем, все равно, вы ли стоите у своего взвода или другой болван». После этого офицеры Семеновского полка подали прошение о переводе в армию, наши полковники последовали их примеру. На другой день наш корпусной командир цесаревич Константин Павлович приехал к нам, говорил о дисциплине. Все офицеры отвечали, что понимают важность дисциплины, но при такой грубости солдаты должны терять к ним всякое уважение. Великий князь отказал Криднеру от командования полком. Командир 1-го батальона Федор Иванович Постников заменил Криднера. Последний ехал за полком до Бородинской позиции. Увидев, что войско готовится дать сражение, Криднер сказался больным и уехал в Петербург.

(Стр. 395) Даже магометане, язычники и евреи, говорит очевидец, не остались равнодушными.

Евреев тогда не было в рядах русской армии.

(Стр. 397) Поручик Татищев 1-й и прапорщик Оленин были вынесены замертво и в середине каре умерли; другой Оленин контужен ядром в грудь.

Татищев и прапорщик Николай Алексеевич Оленин были наповал убиты одним ядром, Петр Алексеевич Оленин контужен в голову.

(Стр. 397) В полночь получено было приказание князя Кутузова отступить за Можайск.

Когда кончилось Бородинское сражение, пришло приказание, чтобы солдаты ранцев не снимали, потому что на другой день возобновится бой. Получив донесение об убитых начальниках частей, главнокомандующий отменил намерение вновь сразиться с неприятелем. 27 августа мы пустились в поход рано поутру. Того же числа неприятель с особенным усилием атаковал наш арриергард, вероятно с тем, чтобы узнать, какое впечатление произвел на нас Бородинский бой. Командир 48-го егерского полка полковник Яков Алексеевич Потемкин особенно отличился в этом деле, за что получил Георгия 3-й степени.

(Стр. 398) Здесь наши простояли и весь следующий день.

2 сентября мы остановились в селе Панки. Главнокомандующий приказал взять котлы и варить пищу солдатам. В 4 часа того же дня мы выступили по рязанской дороге. Не доходя переправы через Москву-реку, повернули направо и пошли по проселочным дорогам, перешли с рязанской дороги на старую калужскую, прошли 60 верст без привала. Одним словом, мы совершили знаменитое фланговое движение, которое не дозволило неприятелю отступать по южным не тронутым войной областям, вынудив его продолжать отступление по разоренной дороге, которою он шел в Москву.

(Стр. 400) Снабдили боевыми припасами, сукнами, сапогами, валенками, полушубками и дали возможность исправить амуницию.

Валенок и полушубков в 1812 г. мы не видели.

(Стр. 400) Простые шалаши, сначала наскоро поставленные, становились обширнее и удобнее, в некоторых были даже камины, для солдат были устроены бани в деревнях и пр.

Бани солдаты устраивали не в деревнях, а в самом лагере в землянках. У офицеров были не шалаши, а тоже землянки, в которых были камины.

(Стр. 401) Через два дня наши партизаны донесли, что неприятель очистил Москву и занял Боровск.

Не наши партизаны донесли, а именно партизан полковник Сеславин уведомил главнокомандующего о выступлении Наполеона из Москвы.

(Стр. 401) Семеновцы двигались в составе главных сил под личным предводительством фельдмаршала к Малоярославцу.

Богданович положительно ошибается — главнокомандующий отправился к Малоярославцу раньше движения наших войск, именно тотчас по донесении Сеславина и выступлении неприятеля из Москвы. В 7 часов утра выступили из Тарутинского лагеря и после полдня подошли к Малоярославцу. Несколько ядер пролетели над нашими головами, никому не причинив вреда. Полк остановился в виду Малоярославца, вне неприятельских выстрелов. К вечеру наступил сильный мороз.

(Стр. 402) На долю штабс-капитана Кошкарова выпала честь приютить у себя Светлейшего.

Наш полковник Александр Александрович Писарев предложил главнокомандующему провести ночь в палатке поручика 9-й роты Александра Васильевича Чичерина. Светлейший принял предложение и провел спокойно ночь в палатке Чичерина. Николай Иванович Кошкаров был баталионным адъютантом 2-го баталиона.

(Стр. 402) Канонада оказалась без всякого значения.

Канонада не могла быть без всякого значения, так как внутри города упорное сражение продолжалось целую ночь. К утру Дмитрий Сергеевич Дохтуров заставил неприятеля отступить. Начались бедствия неприятеля от морозов, их замерзшие трупы стали нам попадаться по дороге, которой мы шли.

(Стр. 402 и 403) Против холода можно было еще бороться благодаря розданным на большую часть людей тулупам и валенкам.

Еще раз повторяю, что тулупов и валенок мы не видели во все продолжение зимнего похода.

(Стр. 404) Прибывший туда незадолго для занятия квартир Семеновского полка подпоручик Буйницкий внезапно вбежал в ту же избу (где был Кутузов).

Подпоручик Буйницкий числился во 2-м баталионе. Князь Иван Дмитриевич Щербатов (внук историка) был послан от 3-го баталиона в главную квартиру за приказанием. Жиркевич заблуждается: в избу внезапно вбежал прапорщик князь Иван Дмитриевич Щербатов и застал там главнокомандующего, а вовсе не подпоручик Буйницкий, и разговор главнокомандующего происходил с первым, а не с последним.

(Стр. 405) Нагните орлы пониже. Пускай кланяются молодым.

Кутузов приказал несшим знамена подъехать ближе и сказал про орлов, «что они носы подняли». Тогда кавалеристы их опустили, вследствие чего знамена развернулись. На одном из них красовалась надпись: Аустерлиц». Главнокомандующий указал на нее пальцем с словами: «Вот несчастный Аустерлиц, в котором, как перед Богом, я не виноват».

Затем полковник Александр Александрович Писарев пригласил к себе главнокомандующего пить чай, причем офицеров не было. В свите главнокомандующего находился Василий Андреевич Жуковский, который у Писарева за чаем прочел только что вышедшую басню Ивана Андреевича Крылова «Волк на псарне». При словах «Ты сер, а я, приятель, сед» главнокомандующий снял с головы фуражку.

(Стр. 405 и 406) В Питере скажут: хвастают.— Я получив выговор за то, что капитонам гвардейских полков за Бородинское сражение дал бриллиантовые кресты в награду.
—Не правда ли, как эта сцена походит на сцену из трагедии «Дмитрий Донской»?
—Полноте, друзья, полноте, что вы, не мне эта честь.
—Ура, ура, ура! доброму русскому солдату!..
Сцен, подобной этой, за время похода было немало.

О жалобе на Питер, о выговоре, будто бы полученном главнокомандующим за назначенные им [по] Бородинско[му] делу награды, кресты с бриллиантами, не было речи, как никаких сравнений и сцен трагедии «Дмитрий Донской». Жиркевич положительно увлекается своим авторским воображением. Никогда Кутузов не вставал на скамейку, не кричал «ура!». Во-первых, он был для этого слишком неповоротлив, стар и тучен; во-вторых, в его характере никогда не проявлялась театральность. Он всегда держал себя с достоинством, а мы никогда не забывали военное приличие Вообще никаких балаганных сцен не было.

(Стр. 406) В Копысе опять простояли три дня. Сюда прибыл из Петербурга в. к. Константин Павлович и был тотчас же назначен командиром гвардейского корпуса.

На биваках под Красным мы узнали из приказных ротных книг, что генерал-майор Яков Алексеевич Потемкин назначается полковым командиром л.-гв. Семеновского полка. В Копысе Яков Алексеевич Потемкин праздновал с нами наш полковой праздник. Цесаревич в.к. Константин Павлович был назначен нашим корпусным командиром с самого начала кампании.

(Стр. 407) Часто случалось видеть даже гвардейских солдат, замерзающих на дороге, хотя в Копысе получили полушубки.

Опять повторяю, что у нас полушубков не было, и ни одного гвардейского солдата я не видел замерзшим или замерзающим. На ночь рота расстилала часть шинелей на снег и ложилась на них, тесно прилегая друг к другу, другая часть шинелей служила ей общим покровом. Мы, подпрапорщики, ложились между солдатами, проводили ночь спокойно, не чувствуя холода, и поутру вставали с общего ложа бодрыми и веселыми. Офицеры шили себе палатки, которые возились на вьюках.

(Стр. 407) Тогдашняя форма заключалась в так называемых кожаных крагах.

Походом крагов не носили.

(Стр. 409) На третий день по приезде государя его величество назначил командиром полка шефа 48-го Егерского полка генерал-майора Потемкина.

Потемкин был назначен командиром полка в приказах под Красным.

1813 ГОД

(Стр. 413) Во все время перемирия, продолжавшегося до начала августа, полк оставался в Рейхенбахе, где была и главная квартира главнокомандующего Барклая-де-Толли.

Полк оставался не в Рейхенбахе, где была квартира Барклая-де-Толли, а в селе Ланг-Билау, которое простиралось на три версты.

(Стр. 414) Повеление Барклая де Толли идти на Максен, если дорога в Богемию занята французами, застала Остермана у Пирны в том самом положении, в каком он находился, когда шло Дрезденское сражение, т. е. на позиции фронтом к Пирне, упираясь левым флангом в Эльбу, а правым в Цегист.

При открытии военных действий в 1813 г. я был причислен ко 2-му батальону. У Пирны стоял Вандам, а мы были посланы против крепости Кенигштейн. Здесь после дрезденской неудачи мы получили приказание идти ускоренным шагом на соединение с главной квартирой. Переходя через дорогу, ведшую из Пирны в Теплиц, наше начальство узнало, что Вандам отрядил часть своего корпуса, которая вступила в Богемские горы. Тогда мы не думали о соединении с главной квартирой и спешили догнать неприятеля. 3-й баталион вступил в горячее дело, цель которого — заставить неприятеля очистить занятую им вершину первой горы в проходе Богемских гор, чрез которую, как выше сказано, проложена дорога от Пирны к Теплицу. Наш 3-й баталион блистательно выполнил свою задачу — занял вершину горы.

Версты две от местности, где 3-й баталион встретился с неприятелем, находилась деревня, лежащая параллельно дороге, ведущей из Пирны к Теплицу, занятая неприятелем, обстреливавшим дорогу. Трем ротам 2-го баталиона приказано было занять эту деревню. Под командой капитана Геннадия Ивановича Казнакова, которого в начале перестрелки ранило пулей в голову (князь Броглио 2-й заменил Казнакова), деревня была нами занята. В это время прискакал казак и сказал, что большая дорога занята неприятелем. Нам пришлось отступать горами. Наступила ночь. После трудного перехода, где часто приходилось по пояс переходить горные ручьи, мы подошли к деревне, пред вступлением в которую нам представилось ярко освещенное здание. Подходя к нему со всей осторожностью, мы увидели, что это трактир, в котором собравшиеся жители пили пиво и, вероятно, толковали о слышанной ими канонаде. Наше внезапное появление их изумило. Князь Броглио потребовал проводника, обещая ему 12 червонцев, если он благополучно нас доведет до наших войск. Проводник обещал и исполнил обещанное. Яков Алексеевич Потемкин обрадовался, когда мы явились к нему поздно ночью — баталионное знамя было с нами. Наши потери 16-го августа при занятии горы 3-м баталионом: командир 3-й роты Гаврила Семенович Окунев ранен в обе ноги пулею; поручик 9-й роты Александр Васильевич Чичерин смертельно ранен пулею в правый бок, скончался в Праге, где и похоронен на русском кладбище; князь Иван Дмитриевич Щербатов, легко раненный в ногу, оставался при своей команде.

Рано утром 17-го мы подошли к местности, где произошло 17 августа 1813 г. славное Кульмское сражение, которое дало военным действиям новый поворот, счастливый для нашего оружия.

С начала Кульмского дела графу Остерману оторвало ядром кисть правой руки. Его заменил Алексей Петрович Ермолов. Мысль дать Кульмское сражение принадлежит графу Остерману. Алексею Петровичу Ермолову принадлежит слава Кульмского дела.

Андрей Иванович Яфимович, командуя сводной бригадой в 1812 г., под Кульмом командовал 2-м батальоном. При встрече неприятеля он был несколькими шагами впереди своего батальона, раненая рука не позволяла ему ехать верхом. Его ранило пулей в живот, после чего он через шесть дней умер и был похоронен со всеми военными почестями. Александр Павлович и прусский король присутствовали на похоронах, солдаты плакали. Александр Павлович сказал: «Вы хороните родного отца».

Андрей Иванович Яфимович 14-ти лет вступил в военную службу при Павле Петровиче. Ему поручено было привести в Петербург команду армейских солдат, переведенных в гвардию. Он прекрасно исполнил возложенное на него поручение, после чего был переведен Павлом Петровичем подпрапорщиком в Семеновский полк. Храбростью, любезностью характера Андрей Иванович был образцом русского офицера.

Прапорщик Арауджио Де Сильва, сын португальского генерала, убитого французами в Португалии в 1808 г., скончался от раны в Праге, похоронен на русском кладбище (назван ошибочно Араджио Шубин).

Младший брат Карл Броглио и штабс-капитан маркиз де Мартре убиты. В полку служили три брата князя Броглио, старший был убит под Аустерлицем.

Узнав о смерти брата, князь Броглио заперся в своей палатке. 18 августа рано утром товарищи пришли его навестить и увидели князя спящего возле убитого брата. Ночью князь Броглио, терзаемый мыслью, что тело брата его брошено на съедение зверей, отправился отыскивать убитого брата. Для него было непонятно, каким образом он мог его отыскать: ночи в последних числах августа темны, наши батальоны в продолжение Кульмского сражения ходили несколько раз в штыки.

Под Аустерлицем Гаврила Семенович Окунев пустился также отыскивать тело убитого брата, но не смог отыскать.

Сыновья эмигрантов все воспитывались в 1-м кадетском корпусе, в совершенстве владели русским языком, отличались храбростью и были любимы как товарищами, так и солдатами.

1814 год

1 января 1814 г. в Базеле, в присутствии Александра Павловича, императора австрийского и прусского короля, мы перешли Рейн.

19 марта 1814 г. я вступил в Париж во главе стрелкового взвода 2-й гренадерской роты, которой командовал князь Броглио. Отец князей Броглио был обезглавлен в начале французской революции. В 1814.г., когда мы вступили во Францию, я служил прапорщиком в роте князя Броглио. При занятии квартиры хозяин дома, для нас отведенного, встретил нас стоя на коленях. Это был камердинер обезглавленного отца князя Броглио.

В Париже караульная служба была облегчена, офицеры не были обязаны постоянно находиться при карауле. Караульные офицеры навещали свой караул несколько раз в продолжение дня и когда им вздумается. Однажды я пришел известить караул и при вопросе «кто проезжал?» последовал пресерьезный ответ: «Проезжал Вязьмитинов». Я не догадался, что этот Вязьмитинов был...

Мы выступили из Парижа 10 мая. Наш первый переход был С.-Жермен Анлэ (St.Germain Enlay), куда в первый же день прибыл курьер из Лондона (где в это время находился Александр Павлович). Мы узнали через него о нашем возвращении в Россию морем и получили приказание отправить наших больных в Париж.

Яков Алексеевич Потемкин поручил мне сопровождать и сдать больных парижскому военному госпиталю Филипп дю Руль, фобург С.-Оноре (Philippe du Roule, faubourg St.Honore).

Явившись на другой день к нашему коменданту, полковнику Декруасар, бывшему адъютанту убитого под Дрезденом генерала Моро, я получил от него дозволение пробыть неделю в Париже. Затем я догнал полк в Кане (Caen).

После недельного пребывания в Шербурге пришла наша балтийская эскадра. Большая часть наших офицеров была в гостинице, где мы обыкновенно собирались. Неожиданное свидание с нашими моряками, с которыми не видались три года, было самое дружеское. На четвертый день после прихода эскадры мы отправились в Англию для снабжения наших больных лекарствами. Наш госпиталь помещался на английском фрегате, 4-й баталион Семеновского полка помещен на линейном корабле «Три Святителя».

Выдержав шторм и бурю в Немецком море, мы достигли Кронштадта в последних числах июля 1814 г. Наше плавание продолжалось шесть недель.

________________

...Каждый раз, когда я ухожу от настоящего и возвращаюсь к прошедшему, я нахожу в нем значительно больше теплоты. Разница в обоих моментах выражается одним словом: любили. Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь ради любви к отечеству было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма. Бог свидетель этому...

Опубликовано: Декабрист М.И. Муравьев-Апостол. Воспоминания и письма. Пг. 1922.

Матвей Иванович Муравьев-Апостол (1793—1886) — декабрист, участник восстания Черниговского полка, мемуарист, сын писателя и дипломата Ивана Матвеевича Муравьёва-Апостола.


На главную

Произведения М.И. Муравьева-Апостола

Монастыри и храмы Северо-запада