А.Н. Муравьёв
Житие святителя Алексия, митрополита Киевского и всей Руси чудотворца

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Начальные деяния св. Алексия

Святительство св. Алексия

Подвиги св. Алексия в Орде

Основание обителей, последние годы святителя

Сказание о чудесах святителя Алексия

Величественно лицо святителя Алексия, в сонме прославленных иерархов наших Петра, Ионы и Филиппа, по церковной и государственной важности его деяний; так светло сияет лик его, из глубины XIV века, рука об руку со смиренным лицом преподобного Сергия, осеняя своим духовным союзом царствующий град. Если святитель Петр положил основание его величию перенесением своей кафедры в новую столицу всея Руси и прозрел ее будущую славу, сказав державному Иоанну: "Кости мои останутся в сем граде, святители захотят обитать в нем и руки его взыдут на плещи врагов наших", то святитель Алексий довершил благое начало, упрочив за славным внуком Иоанновым княжение Московское, ибо он был опекуном его детства, умиротворителем князей и священным щитом их от насилия Орды. И доныне действует, из-за гроба, сей бессмертный покровитель царей наших, простирая преподобные руки из чудотворной своей раки, чтобы воспринимать в свои объятия, прямо от святой купели, порфироносных младенцев, как их таинственный восприемник при святом крещении. Блюститель Донского охранит и соименитого Невскому и Благословенному как свято вверенный ему залог, когда другая орда варварская столь жестоко громит с юга и севера отечественные пределы наши.

Посему и чтит с особенною любовью своего святителя первопрестольная столица, и хотя совершает торжество каждому из трех иерархов отдельно и всем вкупе, но более светел праздник Алексия, сколько ни уклонялся человек Божий славы человеческой. Смиренно избрал он себе местом упокоения не кафедральный собор своих предместников и преемников, но тихую обитель как любитель и по смерти того безмолвия, которое возлюбил еще при жизни сей друг Сергиев, и сам основавший до пяти иноческих обителей в пределах своей обширной паствы.

Нам сохранились три жития святителя, в различные времена написанные людьми благоговейными. Первое, весьма краткое, писано около 70 лет после его кончины другим великим подвижником, Питиримом, епископом Пермским, который мученически скончался от стрел языческих, проповедуя слово истины на берегах Камы. Второе несколько позже составлено ученым сербом, Пахомием Логофетом, иноком святой горы Афонской, который посетил отечество наше во дни великого князя Василия Темного, при святительстве Ионы митрополита, и с его благословения составил житие святого его предместника и многих других святых русских; он воспользовался кратким сказанием мученика Питирима. "Да не осудит меня кто-либо, — говорит смиренный Пахомий, — как сущего от иной земли и неведущего жития и чудес святителя Алексия. Поистине, хотя и не своими очами видел я бывшее, но от великих и достоверных мужей слышал, которые своими еще очами видели самого святителя, поелику все сие не за много лет пред ними было. Прочее же я извлек из достовернейшего писания архимандрита Питирима, бывшего потом епископом Перми. Сей епископ, вместе и мученик, малое нечто написал о святителе и канон ему изложил в похвалу, слышав подлинно о его житии и чудесах, бываемых от раки богоносного отца; если же чего не успел, то потому, что и сам был отозван к Господу в свое время. Говорят, что когда впервые воспет был канон сей, сам Алексий явился во сне некоему священно-иноку своей обители и воздал ему благодарение, обещая, что не оскудеет и впредь обитель. Мы же, слышав все сие, рассудили, что подобает собрать воедино, как благоводные цветы, все деяния чудного сего святителя, да не умолчано будет праведное его житие".

При митрополите Макарии, собирателе житий святых, во дни царя Иоанна была распространена повесть иеромонаха Пахомия другими сказаниями о святителе, которые прежде не были известны, и в исходе XVI столетия помещена в Степенной книге и в летописи Никоновой с некоторыми дополнениями из жития преподобного Сергия. В царствование царя Алексия Михайловича ученый иеромонах Епифаний Славенецкий, вызванный из Киева для исправления перевода Священного Писания, составил еще особое житие святителя, помещаемое при его службе. Зерцалом святителю Алексию могут служить и скрижали отечественной истории, ибо в них отразились многие славные его деяния по тому пастырскому участию, какое принимал он в делах государственных, и летопись, равно как и повесть о житии, одинаково возглашают славу сего великого поборника Церкви и царства.

Начальные деяния св. Алексия

От рода боярского происходил будущий святитель всея Руси, из княжества Черниговского, где отец его, Феодор Биконт, был одним из именитых. По неисповедимым судьбам Божиим на град Чернигов и на все окрестные страны, грехов ради человеческих, многие бывали нахождения варварские татар, и потому жители переселялись оттуда по различным местам. Так и благоверный боярин Феодор с супругою своею Мариею вынуждены были оставить свою родину; они водворились в более спокойной Москве, где державствовал сын святого витязя Невского, богобоязненный князь Даниил Александрович. Такою глубокою тишиною благословил Господь его отчину, что во все время долгого правления не было у него ни с кем брани, и если иногда ополчался против него кто-либо из князей, без кровопролития утолялось междоусобие. Посреди мира умножил он, однако, свое достояние отеческое, присоединив к Московскому княжению Переяславль Залесский, но не силою оружия, а по завещанию родича, бездетного князя Иоанна Димитриевича, внука Невского. В образе иноческом свято опочил Даниил в созданной им обители, доселе носящей его имя, и оставил святые мощи свои в утверждение еще удельной тогда Москве, которой суждено было сделаться главою всея Руси. Под сенью сего кроткого князя укрылся Феодор от бурь своей родины, и в новом жительстве благословил его Господь многочисленным семейством, которого многие ветви доселе еще процветают в боярских родах наших*. Старшего его сына, названного во святом крещении Елевферием, восприял от святой купели сын князя Московского Иоанн Даниилович, еще бывший в отроческих летах, и этот восприятый им младенец был впоследствии знаменитым первосвятителем всея Руси, который призрел отроческие годы внука его Донского, как и сам был призрен в младенчестве отцом его Даниилом.

______________________

* Игнатьевы, Жеребцовы, Плещеевы.

______________________

Блаженный отрок Елевферий ранее двенадцатилетнего возраста отдан был родителями в научение книжное, чтобы со временем быть полезным княжеству Московскому; но Господь готовил его светильником для всей Руси; когда еще детский ум занят был детскими развлечениями, уже предзнаменовано было ему вышнее его звание. Однажды отрок расстилал сети для ловли птиц и, долго с напряженным вниманием наблюдая за их полетом, задремал от усталости; внезапно слышит он таинственный голос, его зовущий, но под другим именем: "Алексий, что напрасно трудишься? Тебе предстоит ловить человеков!" Такое некогда было обетование и верховному апостолу Петру с первозванным братом его Андреем, когда оба еще были рыбарями галилейскими; они оставили мрежи рыбарские, а будущий причастник их апостольского звания от сетей птичьих призван к той же духовной ловле человеков. Проснулся отрок и, никого не видя, впал в глубокую думу о том, что могло знаменовать сие новое имя, которым был таинственно наречен. Он возвратился в дом свой и с тех пор, оставив все детские забавы, сделался более внимательным и молчаливым; но никому не открывал до времени бывшего ему гласа, со страхом Божиим упражняясь в благих помышлениях.

Родители, видя внезапную перемену в сыне своем и непрестанное его умиление, спрашивали слуг своих: "Отчего это случилось?" Но слуги не знали, что им отвечать, говорили только, что отрок часто отлучается в места пустынные. И самого отрока вопрошали родители, для чего уклоняется на безмолвие и занимается только изучением книг, избегая всякой беседы? "Таков подвиг иночества, а не мирского жительства, — говорили они, — для чего истощаешь себя голодом и жаждою, драгое для нас чадо? Если впадешь в болезнь, и нам немалую наведешь печаль. Скажи, кто научил тебя возненавидеть светлость родительского дома и нас огорчать непокорением образу нашей жизни?" Но блаженный, утешая их, отвечал: "Не печальтесь обо мне, честнейшие мои родители, но наипаче радуйтесь, преуспевая во благах ваших; со мною же, как Господу угодно, так и будет". И опять чудный отрок продолжал держаться нелицемерного поста, чуждаясь всяких увеселений; еще ревностнее прилежал он молчанию, занимаясь чтением божественных писаний, и утверждался в смиренномудрии, возносящем к Богу.

Когда достиг Елевферий пятнадцати лет, ему пришло на сердце пламенное желание ангельского образа; непрестанно помышлял он, как бы ему оставить отца и мать, ближних и друзей и всякое мирское пристрастие для служения Богу, и словом псаломным единого просил у Господа: "Чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать [святой] храм Его" (Пс 26:4). Услышал Господь его молитву, и когда минуло Елевферию двадцать лет, вступил он в монастырь Св. Богоявления, обновленный его родителями. Хотя посреди города, даже близ торга, а не в пустыне обретался монастырь сей, однако юноша обрел в стенах его безмолвие пустынное и мужей пустынных, спасавшихся внутри многолюдной столицы. Какое же имя дали новому труженику? Имя Алексия, нареченное ему таинственным гласом в пустыне, еще в отрочестве, и вот ловец пернатых по данному ему обетованию начал делаться ловцом человеков, сам как юный орел воспаряя мыслию к небу.

С острижением власов отложил юноша всякое долу влекущее мудрование; он начал проходить суровое, как бы невещественное житие, смиряя себя бдением и постом, всенощным стоянием и непрестанною молитвою, с умиленными слезами изучая Священное Писание и украшая себя всякими добродетелями, так что все изумлялись его подвигу. Уже великий Сергий жил тогда в своей пустыне, и брат его Стефан, долгое время с ним подвизавшийся, вручил ему юного сына своего Феодора, а сам водворился в обители Богоявленской. Через него сблизился Алексий и с преподобным отшельником, который впоследствии был столь назидателен для него духовным своим союзом во дни славного его святительства. Был и внутри обители назидательный старец для юного инока — Геронтий, муж, исполненный добродетели, который пребывал постоянно в смирении и подвиге, и еще несколько преподобных старцев благоугождали там Богу строгим своим житием. Преемник блаженного святителя Петра чудотворца, митрополит Феогност, любил сию обитель и ее подвижников, в особенности же трех избранников, Геронтия, Стефана и Алексия, и, часто призывая их к себе, беседовал с ними духовно и упокоивал в своих кельях. По совещанию с великим князем Симеоном Иоанновичем, сыном Калиты, он поставил Стефана игуменом у Св. Богоявления, и державный избрал его своим духовником; примеру князя последовали многие из его старейших бояр, ради доброго жития великого старца.

Алексий, по замечанию своего жизнеописателя, семнадцатью годами был старше Великого князя и весьма почитаем обоими державными братьями, Симеоном и Иоанном, который впоследствии принял престол Московский. Двадцать лет обитал Алексий в стенах монастырских, стараясь укрываться от молвы человеческой; но невозможно было долее таиться светильнику под спудом; ему надлежало быть поставленным на подсвечнике, чтобы светить всем пределам Российского царствия. С согласия великокняжеского митрополит приблизил к себе Алексия, хотя и вопреки его желанию, и велел ему пребывать на дворе святительском для управления судами церковными. Феогност сделал его своим наместником, знаменуя таким образом будущее высшее его назначение, ибо благодать Божия заблаговременно на него указала как на преемника кафедры святительской; двенадцать лет пребывал блаженный Алексий в этом послушании у владыки, ревностно исправляя трудную обязанность, чрез которую ознакомился с делами и с людьми. Но посреди заботливых своих занятий успел он приобрести познание языка греческого при частых сношениях с митрополитом, природным греком; потом изучил и письменный язык эллинский, ибо никогда не пренебрегал случаем к приобретению полезных познаний. Достопамятным плодом его ученых занятий было сличение им славянского перевода Нового Завета с греческим подлинником и исправление славянского текста. Благочестивый дух Алексия, открыв для себя новый путь к слову истины, не замедлил им воспользоваться, чтобы ближе и точнее изучить слова Христовы и апостольские. Позднейшие исправители славянского перевода Библии в XVII веке свидетельствуют, что они пользовались сим переводом и самою рукописью святителя Алексия и что драгоценное его Евангелие, соблюдаемое в книгохранилище Чудова монастыря, читается над болящими для их исцеления; такова благодать, истекающая от сего духовного сокровища! Оно и доселе, во дни, посвященные памяти святителя, выносимо бывает во время литургии, на малом входе, первенствующим диаконом, и поразительно для взоров малое сие Евангелие, вместо более великолепных по объему и окладу, которыми обыкновенно украшаются церковные торжества. Митрополит Феогност и сам был великий ревнитель Церкви и много пострадал в Орде при начале правления великого князя Симеона Гордого, когда злые люди оговорили его перед ханом, будто "он не хотел платить Орде дани, собирая ее с клира в свою пользу". Хан потребовал дани, вопреки льготам, предоставленным его предместниками, которые освободили духовенство русское от всякой пошлины; но святитель ответствовал баскакам ханским: "Христос Бог наш искупил Церковь свою от язычников, честною своею кровию, и потому свободен причт церковный и не порабощен никому, кроме единого Бога; зачем же меня истязуете?" — "Ты глава Церкви, — говорили ему язычники, — потому и должен платить за всех дань ежегодную, или нам предоставь ее собирать, и мы никого не пощадим". Но святитель Божий мужественно отвечал: "Нас учит Св. Писание, что если кто оскорбит Церковь Божию, того поразит Бог!" Несмотря на все угрозы и истязания язычников, укрепился он не давать дани ни за себя, ни за клир и тем оградил Церковь Российскую на будущие времена, упрочив клятвенный завет, данный прежними ханами святителю Петру митрополиту. Феогност, чувствуя изнеможение сил телесных, решился еще при жизни своей рукоположить Алексия во епископы, и так как не было епархии свободной, уступил ему одну из собственных — первопрестольный Владимир, откуда недавно перенес митрополию чудотворец Петр. Это-еще явственнее ознаменовало, кого назначал он себе в преемники, и посвящение совершилось в день святителя Николая, великого поборника Церкви православной. Чтобы утвердилось и в Константинополе сие избрание, митрополит по совету с великим князем, двумя его братьями, Иоанном и Андреем, и прочими князьями и боярами отправил от себя в царствующий град посланников к патриарху Филофею и к императору Иоанну Кантакузину с молением, чтобы не ставили на Руси иного митрополита, кроме Алексия. Он имел причину так действовать, потому что в это время уже явился в южных пределах наших другой митрополит, Феодорит, неправильно поставленный патриархом Болгарским в Тырнове, хотя первосвятители сии не имели никаких иерархических прав на Россию.

Внутреннее смятение, происходившее в империи Греческой, имело влияние на дела церковные, не только в Царьграде, но и в России, и этим можно объяснить дважды повторившееся назначение двух митрополитов на кафедру Российскую при законном избрании Алексия. Император Иоанн Палеолог, желая освободиться от соправителя, предложенного ему опекуном его и тестем Иоанном Кантакузиным, поднял оружие против обоих, но вынужден был удалиться на остров Тенедос. Кантакузин требовал от патриарха Каллиста, чтобы венчал сына его Матфея соправителем империи, но Каллист отказался и от венчания, и от своей кафедры, и на его место поставлен был патриархом Филофей. Около сего времени прибыли послы великокняжеские с просьбою об утверждении Алексия на митрополию Киевскую. Новый патриарх вызвал к себе избираемого, но сам не более года оставался на престоле. При благоприятной перемене обстоятельств в пользу Палеолога возвратился бывший патриарх Каллист и еще семь лет управлял Церковью.

При таком неустройстве могло случиться, что Болгарский патриарх незаконно поставил Феодорита, по просьбе сопредельных ему князей Галицких; не страшен был этот соперник для Алексия, потому что патриархи вселенские не захотели бы уступить прав своих болгарским; но ему готовился более опасный совместник в лице другого митрополита, Романа, поставленного уже в самом Царьграде еще Каллистом, до его удаления или даже, может быть, и во время оного, вопреки Филофею, потому что после возвращения на престол Каллист благоприятствовал Роману. Не было ли каких-либо неудовольствий у южных князей наших против митрополита Феогноста за предпочтение им княжества Московского, и не просили ль они себе особого митрополита, потому что есть послание Каллиста к Феог-носту с пастырским внушением, что митрополит Киевский поставлен был для всей Руси, а не для одной ее части и должен равно благоволить ко всем ее князьям? Таким образом, на главу св. Алексия пали огорчения, возбужденные против его предместника.

Святительство св. Алексия

Посланные великим князем и митрополитом, возвратившись из Царьграда, не застали уже в живых ни князя, ни владыки. Все было поражено скорбию, ибо губительная язва, опустошавшая Азию и Европу в половине XIV века под именем черной смерти, проникла и в наше отечество и распространилась по всей России. Бесчисленны были ее жертвы; вымирали не только целые селения, но и города. Посреди сих ужасов скончался святитель Феогност, 24 года управлявший Церковью Русскою, и спустя сорок дней последовал за ним великий князь Симеон, заповедав в предсмертном завещании братьям своим "слушать во всем отца их и владыку Алексия, которого и усопший святитель называл старцем своим и наместником". В сию тяжкую годину преемник Симеона, Иоанн, должен был еще судиться в Орде о великом княжении с соперником, князем Константином Василиевичем Суздальским, который имел на своей стороне древнее право старейшинства как происходивший от старшей отрасли святого витязя Невского. Князья пошли в Орду, а епископ Владимирский немедля отплыл в Царьград, чтобы защищать там законные права свои против двух соперников, Феодорита и Романа.

Не искал себе чести высшего звания Алексий и не желал высокого сана, но, повинуясь молению многих, как избранный самим Богом, пустился в дальний путь; сперва плыл он по течению Дона до моря Сурожского, и потом морем Черным до Царьграда, и Господь, видимо, благословил его странствование по суше и по водам. С честью был он принят патриархом Филофеем и Собором и утвержден на митрополию всея Руси. Алексию было тогда уже шестьдесят лет; маститая его старость при величественной наружности внушала к нему общее уважение, и оно еще умножалось славою о его высоких подвигах, о добродетели и глубокой опытности в делах церковных; но Божиим попущением ему надлежало потерпеть и нечто человеческое по случаю смятений, возбужденных Романом. В утвердительной соборной грамоте, данной ему на кафедру всея Руси, заметно уже некоторое колебание. "Хотя и не дозволено, — говорит патриарх, — чтобы кто-либо не из Константинополя поставляем был в митрополиты Киеву, однако, вняв свидетельству великого князя Московского и блаженной памяти митрополита Феогноста, мы делаем сие исключение для епископа Алексия и с согласия всего Собора и державного императора перемещаем сего епископа Владимирского на верховную митрополию Киева и всея Руси".

Все притязания Феодорита были отринуты, как явствует из грамоты патриаршей к экзарху и архидиакону Георгию, посланному в Новгород по спорному делу о митрополии. Самое поставление его от патриарха Болгарского названо "делом несмысленнейшим и беззаконнейшим, какого не случалось с тех пор, как крестилась Русь". В иной соборной грамоте на имя Алексия изображено, как "переселившийся из Киева во Владимир Феогност и до него два митрополита, Петр и Максим, не преставали быть Киевскими, то хотя митрополит всея Руси имеет свое пребывание во Владимире, однако Киев остается первым и престольным его местом, а после Киева и вместе с Киевом служит ему вторым престолом, жительством и упокоением сия святейшая епископия Владимирская". Так окончено было дело с Феодоритом, но не так успешно с Романом.

Благополучно возвратившись из Царьграда, св. Алексий с благословением патриаршим и с любовью был принят своею паствою, которая его одного только знала и желала иметь своим пастырем. С утверждением великокняжеского достоинства за Иоанном Москва удержала права столицы пред Суздалем и Тверью, и святитель Алексий, утвердив в ней свою кафедру, по примеру своих предместников еще более ее возвысил. Он озаботился поставлением епископов в те епархии, которые лишились своих пастырей от морового поветрия, и немедленно рукоположил их в Ростов, Смоленск, Рязань и дальний Сарай, волжскую столицу ханов. Но хотя и не смел явиться в Россию соперник его Роман, однако непрестанно возбуждал смуты, рассылая повсюду свои грамоты с требованием себе обычной дани. Преимущественно обратился он к Новгороду и Твери, которая еще удержала за собой титло великого княжения; но благоговейный ее епископ Феодор, привыкший к послушанию церковному в течение долголетнего своего правления, отвергнул искательство Романа, признавая единственным своим архипастырем достойного святителя Алексия. Духом кротости желал умиротворить Алексий волнение церковное, но не было к тому никаких средств в пределах его области, и он должен был опять предпринять дальнее странствие в Царьград; для наблюдения за своею паствою оставил святитель епископа Волынского Афанасия, который жил на покое в Переяславле Залесском и памятен отечественной Церкви тем, что рукоположил во пресвитеры преподобного Сергия.

Но уже Роман предупредил св. Алексия, ибо нашел себе покровителя в патриархе Каллисте, возвратившемся на свою кафедру; возникло по сему предмету прение, в котором упорно отстаивал он притязания свои, хотя и незаконные. Жизнеописатель святого сравнивает искушение сие, постигшее Алексия, с тем, которое приключилось и великому Василию, архиепископу Кесарийскому, когда происками ариан разделена была его епархия на две части; но подобно тому как св. Василий облекся через то еще большею славою и упразднился его соперник, так и здесь упразднились Феодорит и Роман, дерзнувшие предвосхитить великий сан святительства, и сугубою славою почтен был Алексий от патриарха и Собора, как назнаменованный самим Богом. Патриарх Каллист, желая исправить дело незаконное и вместе с тем не оскорбить поставленного им самим Романа, предоставил Алексию управлять всеми епархиями великороссийскими, присоединив к ним и Киев как матерь и главу церквей русских; Роману же только по жизнь вверена Литовская земля и часть Малой России. Алексию дано было притом и титло всечестного, которым украшались тогда верховные митрополиты.

В позднейшем соборном деянии, бывшем уже в 1361 году, по предмету того же спора о епархиях русских ясно сказано, что "император только по снисхождению дозволил Роману управлять, кроме епархий Литовских, еще Полоцком, Туровом и Новгородом (Северским); митрополиту же Алексию определено, согласно господствующему обыкновению, быть начальным архиепископом Киевским и всея Руси. Но так как, несмотря на это определение, Роман, возвратившись в Киев, дерзает называть себя митрополитом Киева и всея Руси, то отправлены в Россию сакелларий Вселенской Церкви и архидиакон Георгий с поручением собрать письменные свидетельства за собственноручными подписями епископов, князей и других достоверных мужей и препроводить оные к императору и патриарху". Роману было также извещение патриаршее, в котором он только назван митрополитом Литовским, а не Русским. Это было последним действием благоприятствовавшего ему патриарха Каллиста, который вскоре скончался, и, вероятно, вслед за ним Роман, потому что в том же 1362 году патриарх Филофей, поступивший опять на Вселенскую кафедру, написал окружную грамоту, в которой постановил, что "земля Литовская на все последующее время ни по каким причинам не должна отделяться от области и духовного управления митрополита Киевского, ибо уже один подобный случай (выбор митрополита Романа) произвел замешательство и много неуместного. И так все действия настоящего и последующих митрополитов, обычные в подчиненных им епископиях, имеют силу и в епископии Литовской". Грамота сия показывает, до какой степени чувствовали Вселенские патриархи необходимость единства митрополии всея Руси, которое было освящено законом церковным и только по обстоятельствам нарушено впоследствии.

Между тем, когда блаженный митрополит Алексий возвращался из Царьграда, восстала сильная буря, повеял противный ветер и рассвирепело море, так что от страшного волнения начал потопляться корабль, и все, в нем бывшие, уже отчаивались в жизни; каждый молился о своем спасении. И великий святитель Христов прилежно молил всемилостивого Бога, Пречистую Его Матерь и всех святых, чтобы избавиться им от предлежавшей беды; он дал обет: "Если спасутся от потопления, соорудить церковь во имя того святого, которому будут праздновать в тот день, когда пристанут к берегу". Услышал Бог молитву своего угодника, и настала тишина великая, так что скоро и безопасно можно было достигнуть пристани; в знамение видимого своего покрова Господь дал выйти на берег святителю в самый праздник нерукотворенного Своего образа, так что не кому либо из святых Божиих, но самому их Владыке сделался обетником блаженный Алексий.

С чрезвычайною радостью принят был в столице возвратившийся пастырь великим князем и всем русским православием и, воссев на высокий престол свой, непрестанно помышлял об изречении евангельском: "Ему же дано много, много взыщется от него" (Лк 12:48) и: "Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много" (Лк 12:47). Прилагая труды к трудам и простираясь на большие подвиги, Алексий служил образцом и светилом для всех по слову Господню: "Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф 5:16). Утвердившись на митрополии, добрый пастырь, заботясь о духовном преуспеянии своей паствы, написал к ней окружное послание, в котором предлагал убедительные наставления к исполнению христианских обязанностей.

"Хочу вам, братия, воспомянуть полезное и душеспасительное для вас. Поскольку вы мои дети, то я должен вас пасти и учить порученную мне паству, как пишет апостол Павел к Тимофею, епископу Критскому: "Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием" (2 Тим 4:2). Посему и вы, дети, будьте скоры на послушание, медленны на глаголание и поздни на гнев, ибо гнев человека не содедывает правды Божией.

Прежде всего, предлагаю вам притчу, неложными устами Христовыми изреченную в Евангелии: "Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный" (Лк 8:5-8). Семя есть слово Божие истинное; а земля — сердца человеческие. Да не будет же, дети, сердце ваше ни землею тернистою, не принося плода духовного от лености и небрежения, ни каменистою, не имея в себе страха Божия, ни землею при пути, предаваясь в попрание врагу Божию диаволу от пристрастия житейского: Господь да избавит нас от сего. Но да будет сердце ваше землею благою для принятия истинного слова Божия, и да приносит плод духовный, одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать (Мф 12:8).

"Выслушайте другую притчу: был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился. Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же. Наконец послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои" (Мф 21:33-41). Человек здесь означает Христа Бога нашего, который, будучи Богом и человеком, для нашего спасения, как пишет св. апостол Павел, "жил с людьми, во всем подобно нам, кроме греха" (Евр 4:15). Виноград насади — это человечество на земле; и оплотом огради, т. е. своим божественным законом; и созда столп, божественную Церковь; и ископа точило, т. е. ради нашего спасения излил свою честную кровь, чтобы верные спасались и достигали царства небесного; и предаде делателем, св. апостолам и св. Отцам, патриархам, митрополитам, епископам и всему священническому чину, чтобы они, упасши и научивши людей закону Божию, могли сказать во второе пришествие Христа Бога нашего: "Господи! Вот я и дети, которых дал мне Господь"(Ис 8:18).

Таким образом, и я, грешный, сподобившись сего святительства, не по моему достоинству, но по щедротам Бо-жиим и по великой милости, которую Господь излиял на нас изобильно, сподобился вместе быть вашим, дети мои, пастырем и учителем, пасти и учить порученное мне стадо словесных овец.

Посему напоминаю вам слово Спасителя, сказанное своим ученикам и апостолам: "Сие заповедаю вам, да любите друг друга" (Ин 15:17), "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Ин 13:35). Так и вы, дети, имейте между собою мир и любовь, ибо апостол Павел говорит: "Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя" (Гал 5:14).

Также имейте, дети, в сердцах своих страх Божий, ибо при нем человек может стяжать всякую добродетель. Сказано: "Начало премудрости страх Господень" (Притч 1:7). И Григорий Богослов пишет: "Где страх Божий, там очищение плоти и соблюдете заповедей; где соблюдете заповедей, там возвышение души в горний Иерусалим. Имейте в уме своем смерть, воскресение, суд и воздаяние каждому по делам"".

Предложив сии коренные и общие правила христианской жизни как учитель евангельский, св. Алексий дает потом и некоторые частные наставления. Князьям и боярам заповедует судить милостиво, не мздоимно и по правде; а простым людям чтить своих князей; и потом опять внушает всем: покаянием, церковного молитвою и приобщением тела и крови Христовых очищать себя от грехов, умилостивлять Бога и усвоять себя Ему через единородного Сына Его Иисуса Христа.

"Приходите к иерею, отцу духовному, — говорит св. Алексий, — с покаянием и слезами. Отвергните от себя всякие дела злые и не возвращайтесь к ним. Истинное покаяние в том и состоит, чтобы возненавидеть свои прежние грехи. Видя такую решимость, иерей может тебя очистить, приблизить к Богу и соделать причастником тела и крови Христовой.

К церковной службе будьте поспешны, стараясь предварять друг друга, как Иоанн предварил Петра, когда спешили они ко гробу Христову. Не говорите: отпоем себе дома; такая молитва не может иметь никакого успеха без церковной молитвы; как храмина без огня, от одного дыма не может согреться, так и та молитва без церковной. Ибо церковь именуется земным небом; в ней закалается агнец — Сын и Слово Божие, для очищения грехов всего мира; в ней проповедуется Евангелие царствия Божия и писания св. апостолов; в ней престол славы Божией, невидимо осеняемый херувимами; в ней руками священническими приемлется тело и кровь божественные и преподается верным на спасение и очищение души и тела. И так, входя в церковь, вострепещи душою и телом, ибо не в простую храмину входишь, и не дерзайте, дети, прогневлять Бога своими разговорами в церкви.

Имейте знамение Христово в душах ваших. Григорий Богослов пишет: "Не легко украсть овцу, на которой положен знак". Знак же для овец стада Божия есть приобщение тела и крови Христовой. Вы, дети, как овцы словесного стада, не пропускайте ни одного поста, не возобновив на себе сего знамения, но будьте причастниками тела и крови Христовой".

Так богомудрый учитель наставлял свою паству, применяясь к существенным потребностям и простому разумению пасомых. Он говорил не о многом, но в этом немногом заключалось все нужнейшее и доступное для всех.

Первые действия святителя Алексия были действиями мира и любви. Обозревая свою паству, соединил он несколько епископов в Костроме и на местном Соборе, окончательно решил давний спор между епископами Рязанским и Сарайским о пределах их епархий. Спор сей несколько раз возобновлялся прежде и был решаем предшествовавшими митрополитами в пользу Рязанского. Убедив епископа Сарайского Софонию отказаться от спорного участка, он утвердил грамотою права епископа Рязанского Василия, прославленного святостью своей жизни и свято почиющего в кафедральном своем соборе. Затруднительнее было другое дело умиротворения, уже не духовных лиц, но князей Тверских, которые ссорились между собою за свои отчины и не могли быть примирены добродетельным своим епископом Феодором. Князь Тверской Василий Михайлович не хотел уступить племянникам своим, Всеволоду и Михаилу, следовавшие им участки, и до такой степени огорчал доброго старца Феодора немиролюбием, что он даже хотел оставить свою епархию. Но святитель Алексий убедил его еще потерпеть и остаться ради блага Церкви и народа. Он вызывал к себе во Владимир враждующих князей и на время их успокоил, но впоследствии опять разгорелась распря. Принял в ней участие и противодействовавший святителю литовский митрополит Роман, который, будучи вызван из Литвы князем Всеволодом, приезжал в Тверь; но хотя на время и примирил там дядю с племянниками и был осыпан их дарами, но однако на прочных началах основано было несогласие. Много огорчений и в последующие годы причинило святителю Алексию взаимное междоусобие князей Тверских и даже навлекло на столицу нашествие литовское; вероятно, это было причиною строгого обращения митрополита с одним из сих неспокойных князей, которые не только были враждебны друг к другу, но и опасны всей земле Русской; ревностный ко благу отечества святитель не устрашился их нареканий.

Подвиги св. Алексия в Орде

Слава о великих добродетелях и премудрости блаженного Алексия распространялась повсюду, не только в странах христианских, но даже между неверными; там, где еще не был знаем Христос, был уже похваляем верный его служитель, и как некое освящение носилось имя его между язычниками. Молва о нем достигла и до ордынского хана Джанибека, сына Узбекова, которого супруга, по имени Тайдула, в продолжение трех лет страдала различными недугами и наконец поражена была слепотою; никакое врачевание не могло принести пользы болящей. Слышала она о великом святителе, а быть может, и видела во время вторичного шествия его в Царьград, ибо сохранилась грамота или ярлык Тайдулы на имя святого Алексия для свободного пропуска его в Царьград через ханские владения. Явилось нечаянное посольство в Москву от Джанибека с письмом к великому князю, которое всех поразило изумлением и было великим испытанием для веры самого святителя. "Слышали мы, — писал хан, — что есть у вас служитель Божий, который, если что попросить от Бога, то Бог его в том послушает. Отпустите его к нам, и если его молитвами исцелеет моя царица, будете иметь со мною мир; если же не отпустите его, пойду воевать вашу землю". Смутился Алексий, когда великий князь сообщил ему писание ханское, умоляя исполнить его прошение. Нельзя было отказаться от необыкновенного требования, потому что хан мог навести много бед государству но надлежало и удостовериться, что Господу угодно будет оправдать надежды неверных; однако не колебался святитель. "Прошение и самое дело выше моеймеры, — сказал он князю, — но я верую Богу, даровавшему зрение слепорожденному, что он не презрит молитвы того, кто с верою будет его просить". Немедленно начал он приготовляться в путь и пришел в соборный храм со всем клиром для пения напутственного молебна перед иконою Богоматери и над гробом чудотворца Петра; там предпочивший святитель явил от себя успокоительное предвестие собрату своему по духу и служению: внезапно пред глазами всех сама собою зажглась свеча при гробе чудотворца, как бы в знамение того, что очи Тайдулы откроются опять для света. Утешенный Алексий разделил на несколько частей чудодейственную свечу, роздал ее в благословение предстоявшим и, сделав из остатка воска малую для себя свечу, взял ее вместе с освященною водою для совершения нового молебствия в Орде.

С верою устремился он в путь, но и вера Тайдулы укреплена была новым знамением, дабы не поколебалось ее упование на молитву святителя: еще во время его шествия в Орду увидела она во сне самого блаженного Алексия, уже как бы пришедшего к ней в одежде святительской, и священников, вместе с ним идущих, облаченных также в свои ризы, и по виденным ею одеждам повелела устроить новые для митрополита и для всего клира. Ожидаемый принят был в Орде с необыкновенными почестями: хан, вместе с сыном своим Бердибеком, с прочими детьми и мурзами, выехал к нему навстречу. Святитель, приведенный к одру болящей, возжег пред нею свечу, бывшую при гробе Петра чудотворца, совершил молебное пение и, окропив царицу освященною водою, даровал Тайдуле прозрение силою Божиею при молитвенном участии и собрата своего святителя Петра. "О чем ни попросите от Отца во имя мое, даст вам", — сказал Господь ученикам своим (Ин 16:23) и здесь явил славу имени своего пред неверными, увенчав веру своего избранника. Хан, пораженный чудным событием, воздал хвалу Богу и его угоднику, осыпал его дарами и всех бывших с ним и с честью отпустил в Москву. Памятью исцеления Тайдулы сохранился во свидетельство потомству перстень, дарованный ею святителю, который можно видеть доселе в патриаршей ризнице.

Алексий спешил оставить Орду, потому что там начинались волнения, от которых погиб Джанибек, но не ожидал блаженный, что в скором времени должен будет опять туда идти ходатаем за всю землю Русскую. Жестокий Бердибек по совету злого вельможи Тавлубия восстал на отца и даже дерзнул поднять на него руки, удавив его и двенадцать своих братии, чтобы овладеть престолом. Бесчеловечный мурза, подвигший сына на родителя, подвиг его и на все христианство и внушил идти воевать землю Русскую, ибо тогда в полном разгаре было магометанство в Золотой орде, которая только недавно обратилась от язычества к учению ислама и чрез то утратила прежнюю свою терпимость. Новый хан потребовал новой дани и всех князей русских к себе в Орду; ужаснулись православные, зная жестокость сего варвара. Великий князь Иоанн с сыном своим Димитрием и князья суздальские, ближайшие по Волге к улусам ханским, возложили всю свою надежду на Господа и на его угодника Алексия, как на некоего великого воеводу, единого могущего победить врагов. Едва только возвратившийся, он опять был умоляем идти в Орду, попечаловать за всю землю Русскую и утолить гнев сурового владыки. Не поколебался Алексий, хотя шел на явную смерть, ибо памятовал заповедь божественного Учителя, что "пастырь добрый полагает душу свою за овцы" (Ин 10:11). По Волге спустился он опять в Золотую орду и, принятый не с тою честью, как прежде, много потерпел огорчений от татар; но Божиею помощью и покровом пречистой Его Матери смирил ханский гнев; сами ордынцы похвалили мужественный смысл его, с каким защитил свою Церковь. Есть известие, что св. Алексий держал там прение о вере с некиим мурзою Мунзи и не убоялся обличать магометанство посреди поклонников ислама. Совершенное им чудо сильно свидетельствовало в пользу человека Божия, и, без сомнения, покровительство исцеленной матери ханской оградило его от татар. Он вынес с собою из Орды новый ярлык в подтверждение свободы русскому духовенству от всякой дани и налогов.

"Бессмертного Бога силою и величеством, от дед и прадед Бердибекова слово татарским улусным и ратным князям, волостным по дорогам, и писцам, и таможникам, и побережникам, и мимохожим послам, и сокольникам, и пардусникам, и заставщикам, и лодейщикам, и всем пошлинникам, кто на какое дело ни поедет, и всем многим людям. Чингис царь и первые цари отцы наши жаловали церковных людей, кои за них молилися, весь поповский чин; так молвя, написали мы: какова дань ни будет или пошлина, того нашим молебникам ни видеть, ни слышать не надо, чтобы в покое Бога молили и молитву воздавали, сего ради и ярлыки давали, дабы уведали все и по них иные цари. И мы ныне, прежних ярлыков не изменяя, тем же Алексея митрополита пожаловали, когда сядет на своем столе и молитву воздаст к Богу за нас и за наше племя; какая дань ни будет или пошлина, ему о том ни видеть, ни слышать; да не смеют у молебников наших ни подвод, ни корма, ни питья, ни даров, ни почести требовать, или что церковные земли и воды, домы, огороды, винограды, мельницы, того у них никто ничего да не взимает, ни насилует над ними; а кто буде что взял, то да отдаст беспосульно. А в церковных домах никто да не ставится, ни рушит их; а кто в них станет или начнет их рушить, тот во грехе да будет и умрет злою смертию. И ты, Алексей митрополит, и весь ваш поповский чин, возмолвите, что вам пожалованы церковные домы, и земли и воды, огороды и винограды; а если что над церковными людьми учините сверх пошлины, то на вас будет; или если кто разбоем или татьбою и ложью лихое дело учинит, а вы не будете за тем смотреть, то сам ты ведаешь, что будет тебе за сие от Бога; а о нас Богу молися, как и прежде, о том не молвим ничего. Так рекши, ярлык с алою тайгою дали мы на утверждение вам, Тегигуя лета, десятого месяца, в семьсот восьмое. Орда кочевала на Каонге" (1357 года).

Предстатель земли Русской цел и невредим возвратился из Орды, неся с собою мир церквам Божиим и всему православию российскому, и радостно было сретение его в спасенном им отечестве по слову Св. Писания: "Коль красны нозе, благовествующих мир, благовествующих благая!" В Нижнем, где вышел он на берег после трудного своего плавания вверх по Волге, ожидала его первая встреча князей суздальских, на том месте, где так горько провожали его в сомнительный путь; быть может, сия радостная минута внушила ему благоговейную мысль соорудить тут обитель во имя Благовещения Богоматери, ибо сам он под Ее покровом принес благую весть всей земле Русской. И в престольном Владимире, и в новой столице, Москве, равномерно ожидали его торжественные встречи; духовенство и народ выходили к нему с крестами и иконами, благодаря Бога и Его избранника; всякий хотел видеть того, кому был обязан своим спасением. Сколь крепка была его вера, когда он пошел на зов болящей царицы, столь же мужественна была и любовь, когда явился один ходатаем перед свирепым властелином, и оба раза торжествовал беспримерную победу и перед неверными, и перед соотечественниками. Два сии странствия в Орду высоко поставили Алексия во мнении современников и прославили его в родах грядущих как чудотворца и любителя своей родины. Великий князь Иоанн с юным сыном Димитрием, со всем освященным собором и синклитом далеко встретили его за вратами столицы при пении священных гимнов, и юный Димитрий в порыве благодарного сердца, от лица всех к нему воскликнул: "О владыко, что воздадим тебе против трудов твоих, ибо ты даровал нам мирное житие!" Народ припадал к ногам его, желая принять благословение или хотя прикоснуться краю его ризы; общее было ликование и умиление. Так некогда великий Афанасий возвращался к своей пастве александрийской после долгого изгнания, и неверный эпарх изумился его торжеству, воскликнув: "И сам великий кесарь Константин не был бы удостоен такого сретения, каким почтили бывшего изгнанника!" Тем паче блаженный Алексий заслужил сию почесть, ибо не как изгнанник возвращался на свою кафедру, но как бескровный победитель жестоких татар, принесший с собою мир и благоденствие своей земле. Немного отдохнув от трудного пути, ревнитель Церкви предпринял новое странствие в пределы Южной России, в древний Киев, который находился под властью князей литовских, ибо там угрожала опасность православию от происков римских: император и папа с содействием Немецкого ордена покушались водворить латинство в Литве, пользуясь равнодушием литовского князя Ольгерда, полуязычника, хотя и женатого на православной княжне Тверской. Быть может, по сей причине взял с собою святитель Алексий почтенного старца, епископа Тверского Феодора, как известного княгине Ольгердовой Марии. В Литве уже распространялась мало-помалу вера православная, но были там и мученики из числа приближенных Ольгерда, который сам недавно только оставил язычество. Иоанн, Антоний и Евстафии пострадали за слово истины от сурового своего владыки еще до его обращения, и св. Алексий почтил сих первенцев православия в Литве, установив совершать ежегодно их память в Церкви Русской 14 апреля. Нетленные телеса их, многие столетия почивавшие в простом дубовом срубе под сводами обители Виленской, положены были недавно в благолепную раку усердием нового ревнителя православия, митрополита Иосифа Литовского.

Это было последнее из далеких странствий святителя Алексия, которых он совершил пять в первые шесть лет своего управления: два в Царьград, два в Орду и одно в Киев. Ему предстояла важная забота, не позволявшая отлучаться далеко от столицы. В то время когда святитель личным своим наблюдением старался утвердить связи церковные и гражданские, между северною и южною частью разделенной России, скончался великий князь Иоанн, и на рамена его пала опека над малолетним князем Димитрием. Это было тем затруднительнее, что со смертью Иоанна престол великокняжеский перешел на время из рода князей московских к неприязненному роду Суздальских по праву их старейшинства, и, казалось, уже Москва утратила прежнее свое значение. Князь Димитрий Константинович Суздальский исходатайствовал себе в Орде титло великокняжеское, при котором и первопрестольный град Владимир отходил в его область как залог державных. Сам митрополит, возвратившись из Киева в июне 1360 года, должен был благословить в кафедральном своем соборе князя Суздальского на великое княжение, хотя душевно более был расположен к отрасли князей московских, в коих видел будущую надежду России. Однако сам он не променял Москвы на Владимир и сделал все, что только мог, для возникающей столицы всея Руси. Сколько ни убеждал его великий князь утвердить опять во Владимире свою кафедру, блаженный Алексий остался непоколебим, ибо отеческое его сердце преклонялось к сирому отроку Димитрию, и, таким образом, престол митрополичий, которым не распоряжался ни один из ханов, остался залогом будущего возвышения Москвы и средоточия власти церковной и гражданской. Сия заслуга святителя Алексия всей земле Русской, столь важная своими последствиями в будущих веках, превзошла все то, что он сделал для нее в свое время, спасая ее от Орды, и свидетельствует, каков был государственный ум сего великого мужа Церкви. Однако и во Владимире оставил он по себе благую память; можно предполагать, что около сего времени устроил там, по любви к уединению, иноческую обитель равноапостольных царей Константина и Елены, где бы мог отдыхать от забот правительственных.

Но не более двух лет продолжалось смутное положение России между двумя соперниками великого княжения, ибо юный отрок Димитрий не по годам возрастал духом; руководимый советами бояр и укрепляясь тою духовною силою, какую давали ему присутствие и опека над ним митрополита, скоро достиг он наследия отеческого. Обстоятельства ему благоприятствовали, ибо смятения непрестанно возникавшие в Орде, поколебали влияние ханов на Россию. Жестокий Бердибек вскоре погиб жертвою своих страстей, и с ним пресекся род Мангу-Тймура в Золотой Орде. На престоле кипчакском, один за другим, восседали и падали иные потомки племени Чингис-хана; на краткое время воцарился Кульпа, благоприятный христианству, ибо он имел даже двух сыновей христианской веры, Иоанна и Михаила, обращенных, вероятно, епископом Сарайским и чудом Алексия над царицею Тайдулою; но через полгода погиб Кульпа вместе со своими детьми, быть может, ради их исповедания веры; он был убит одним из потомков Чингисовых Наврусом. Сей Наврус признал Димитрия Суздальского великим князем; но немного времени спустя один из вождей ордынских Хидыр, кочевавший за Уралом, пришел на берега Волги, обольстил вельмож кипчакских, умертвил хана Навруса и царицу Тайдулу и сделался властелином. Князья русские должны были опять идти в Орду, хотя уже царство Кипчакское явно клонилось к падению, но не удержался и сей новый хан, вскоре умерщвленный сыном. Сильный темник Мамай, перейдя с луговой стороны Волги на правый, гористый ее берег, провозгласил иного хана Абдула, а между тем мурзы, остававшиеся в Сарае, возвели на престол Мурата, брата бывшего хана Хидыра. Юный князь Димитрий Московский успел выехать из Орды прежде смятений Мамаевых и, видя ее бессилие, начал искать себе великого княжения. Он отправил послов к хану Мурату и потом признал его великим князем всея Руси. Князь Суздальский не хотел выехать из Владимира, но, как только вооружились дружины московские под предводительством своих князей, бежал соперник, и мирно воссел юный Димитрий на престол Боголюбского в древнем Владимире; там, пред чудотворною иконою Богоматери, писанной евангелистом Лукою, с утешением благословил его на великое княжение любящий его владыка Алексий.

Великий князь вскоре совершенно осиротел, лишившись матери своей, великой княгини Александры, и меньшого брата Иоанна. Ближайшим родственником остался ему только один двоюродный брат, Владимир Андреевич, удельный князь Серпухова, и с ним заключил он договор при посредничестве святителя Алексия, который был душою гражданской и семейной жизни князей русских, ибо ничего не предпринимали без его благословения. "Мы целовали крест у отца своего Алексия — митрополита всея Руси", — сказано в договоре. При перемене хана в Орде началось опять прение о великом княжении. Хан Азис признал князя Суздальского, но уже бывший великий князь, сделавшись более благоразумным, сам отказался от власти, которую не мог за собою удержать, и уступил престол Владимирский. Он просил себе только в удел Нижний Новгород, которым неправильно овладел меньшой брат его Борис, успевший выпросить себе ханский ярлык. Напрасно звал его к себе на суд князь Димитрий, и увещевал святитель Алексий отступиться от неправого обладания; надменный Борис отвечал, что "князей судит только один Бог". Князь и владыка, избегая кровопролития, вызвали из обители Радонежской подвижника, преподобного Сергия, и послали его из глубины дремучих лесов в палаты княжеские умиротворить враждующих братьев и убедить Бориса к добровольной уступке княжения Нижегородского. На случай его упорства Сергий облечен был от митрополита властью объявить ему неблагословение и даже запретить богослужение в церквах Нижнего Новгорода. Смиренный игумен исполнил возложенное поручение, но, по несчастию, открылась необходимость прибегнуть к строгим духовным мерам: Сергий затворил церкви; не подействовала и сия духовная епитимия, ибо епископ Суздальский Алексий, который заведовал и Нижним Новгородом, как видно, преклонился на сторону Бориса. Митрополит лишил его области Нижегородской, а великий князь двинул войска свои против Бориса, но дело не дошло до кровопролития; смирился князь, и братья Суздальские миролюбив разделили между собою отеческое наследие. Через два года великий князь еще теснее скрепил союз свой с Димитрием Нижегородским, взяв за себя дочь его. добродетельную Евдокию. Она оставила по себе благую память в столице основанием обители Вознесенской, где сама нетленно почиет посреди всего последующего ее племени, цариц и великих княгинь российских.

И сам святитель посетил Нижний Новгород и соорудил там благолепную церковь Благовещения Богоматери, при которой устроил общежительную обитель. Много пожертвовал для нее князь Борис, и владыка крестил у него новорожденного сына Иоанна. Потом посетил он и Тверь, где окрестил дочь литовского князя Ольгерда, которая пришла из Литвы с бабкою своею, великою княгинею Анастасиею, вдовою князя Александра, убиенного в Орде. Так, родственным своим участием утешал святитель первостепенных князей российских.

Около сего времени тяжкое испытание посетило опять Россию: моровое поветрие прошло из конца ее в конец, похищая обильные жертвы; вымерло почти все племя князей Тверских — вдовствующая княгиня Анастасия с тремя своими сынами и их женами, и бедствие сие послужило к новым раздорам в семействе Тверском. Князь Василий Михайлович ссорился с племянником своим Михаилом за области умерших; дядя хотел быть главою княжения, племянник как сын старшего брата домогался владеть частными уделами, ибо ему отказал свое наследие один из умерших князей, Симеон, обошедший дядю своего Василия и родного брата Иеремию. Они просили себе суда у митрополита; св. Алексий поручил решение спора тверскому епископу Василию, который приговорил в пользу Михаила. Опять жаловались князья, в Москве, уже на своего епископа, и Алексий, не признав суда справедливым, подверг его епитимий. Михаил бежал в Литву к сильному князю Ольгерду, женатому на его сестре, и возвратился с войском литовским, которое изгнало дружины московские из пределов тверских; на краткое время заключен был мир между князьями, но Михаил сделался опасен Москве и принял титло великого князя.

Снова возникли неудовольствия между родными: князь Иеремия удалился от притеснений в Москву; по совету бояр Михаил приглашен был в Москву великим князем и святителем. Казалось, должно было последовать укрепление взаимной приязни, но совершилось противное: между князьями, Тверским и Московским, возник спор; Михаил отдался на суд митрополита, но его не мог охранить святительский суд. Князь и бояре схватили его и посадили в заключение, от которого освободился только прибытием посла ханского в Москву. Нет сомнения, что св. Алексий, невольно вовлеченный в сие неприятное дело, удержал от дальнейшего насилия. Михаил спешил удалиться, громогласно обвиняя великого князя и владыку, хотя клятвою обязался не жаловаться. Можно ли думать, чтобы душа праведного старца Алексия была причастна каким-либо неприязненным замыслам? Напротив того, Михаил доказал, до какой степени надобно было его самого остерегаться, ибо по личной ненависти к Димитрию первый раз вызвал Литву на борьбу с Россиею. Зять его Ольгерд с полчищами литовскими, опустошая пределы московские, нечаянно приблизился к столице, где не было войск для защиты. Великий князь с митрополитом заключились в стенах Кремля, которые, по случаю недавнего пожара в столице, были вновь сооружены каменными; но если сохранился Кремль, то все внешние храмы и монастыри разорены были Ольгердом. Он отступил, опасаясь зимы, и через два года повторил опять опустошительное нашествие.

Не довольствуясь грозою литовскою, Михаил обратился и к сильному Мамаю, который признал его великим князем. Димитрий вынужден был идти в Орду, чтобы отклонить меч татарский от пределов России; ужаснулся народ от предстоявшей опасности любимому князю. Святитель Алексий сам провожал его до берегов Оки и благословил в опасный путь, который сам некогда предпринимал для спасения отечества; но Димитрий был принят с честью в Орде и вторично утвержден на великом княжении. Ему даже выдали там сына Михайлова, Иоанна, который оставался заложником за десять тысяч рублей долга его отца. Димитрий выкупил пленника из рук неверных и привез в Москву, где содержался он на дворе митрополичьем залогом мира, доколе не уплатили долга его родственники. Еще одно опустошительное нашествие бльгерда было следствием неприязни Михаила, доколе наконец не смирился пред оружием великого князя и не заключил с ним мирного договора после семилетней вражды. Имя святителя Алексия стоит опять во главе сего мирного условия, ибо в нем сказано: "По благословению отца нашего, митрополита всея Руси, князь Тверской дает клятву за себя и за своих наследников: признавать великого князя Московского старейшим своим братом, никогда не искать Владимирской отчины и не принимать оной от ханов, равно как и Великого Новгорода; а великий князь, с своей стороны, обещал не вступаться в его наследие и не отнимать у него Тверской области".

Видно, что долговременная неприязнь сия тревожила не только святителя Московского, но и вселенского патриарха Филофея, ибо есть его грамота к великому князю Димитрию, в которой уверяет о своем расположении к нему и к его семейству и о гневе на других князей, ему непокорных, и еще просит, чтобы о всех своих требованиях писал к нему откровенно. Есть и другая его грамота князю Тверскому, в которой пишет, что "неприлично князю судиться с митрополитом, ибо это не полезно ни для его души, ни для чести". Еще одна грамота патриаршая извещает, что "не снимет проклятия, наложенного митрополитом всея Руси на князей за их измену великому, пока они не поступят согласно взаимным условиям и митрополит не напишет, что они все раскаялись, ибо дали страшную клятву выступить вместе против врагов нашей веры".

Основание обителей, последние годы святителя

В то время как великий князь ограждал Москву каменными стенами и, одолевая непокорных себе князей, приготовлялся к самой славной минуте своей жизни, к борьбе с Мамаем за свободу Руси, святитель Алексий, следуя благочестивым внушениям своего сердца, воздвигал храмы и монастыри для молитвенных подвигов за ту же Русь. Москва уже имела монастыри: Спасский в Кремле (что ныне Спас-на-Бору), основанный великим князем Иоанном Даниловичем Калитою, где погребены были некоторые из князей, Богоявленский и Петровский, здание Петра митрополита, в котором архимандрит Иоанн, первый из настоятелей московских, ввел устав общежития. Обитель Симонова уже сооружалась на красных берегах Москвы-реки по благословению преподобного Сергия, усердием благочестивого его племянника Феодора и была почтена от патриарха Константинопольского как первая ставропигиальная архимандрия всея Руси. Сам Алексий основал во имя своего ангела женскую обитель недалеко от Кремля, где первою игуменьею была благоговейная старица Иулиания — как полагают, родная сестра святителя. Он основал еще две обетные обители во исполнение молитвенных своих обещаний: первая из них была во имя Нерукотворенного образа Спасова, на память спасения от бури, и для составления сей обители обратился он к великому отцу иночествующих, которым благословил Господь его святительство.

Однажды посетил блаженный Алексий пустынную лавру, уже процветавшую в дремучих лесах радонежских, и после обычного благословения сказал преподобному: "Возлюбленный, хочу просить одного благодеяния от твоей духовной ко мне любви". Смиренный пустынножитель отвечал архипастырю: "Ничто в обители моей не возбранено твоему святительству". — "Хочу, — сказал Алексий, — чтобы ты дал мне одного из учеников твоих, ибо я намереваюсь с помощию Божиею создать монастырь во исполнение моего обета. Случилось, когда плыл я из Царьграда, восстала великая буря на море, так что корабль сокрушался от бурных волн и все мы уже отчаялись в жизни. Тогда дал я обет Всемилостивому Богу соорудить храм во имя того святого, чья память будет чествоваться в тот день, когда достигнем благополучно пристани; и укротилось море, и мы взошли в пристань августа в 16-й день. Посему и положил я устроить обитель во имя Нерукотворенной иконы Спасовой, и ныне уже приспело время исполнить данное обещание". — "Доброе дело, — сказал ему преподобный Сергий, — и даст тебе Господь исполнить оное; все, что ты потребуешь от сына твоего, пред тобою". Тогда святитель попросил у него в настоятели ученика Андроника, и с любовью отдал его Сергий, хотя ученик сей был ему весьма присный. Митрополит, взяв с собою Андроника, избрал пустынное место на живописном берегу Яузы, тогда еще поросшей дремучим лесом, неподалеку от ее устья. Он создал тут благолепную церковь во имя Спаса и поставил в ней чудотворную его икону, принесенную из Царьграда. Преподобный Сергий приходил сам благословить избранное место для обители, вверенной его ученику, и по его имени назвалась она Андрониевскою.

Св. Алексий основал и другой монастырь в самом Кремле, на месте, пожалованном царицею Тайдулою за чудное ее исцеление, и он празднует память чуда архангела Михаила в Колоссаях, ибо должно предполагать, что в этот день совершилось исцеление, которое Алексий смиренно отнес к чуду архистратига. Оно так действительно могло быть и по соображении времени, ибо Церковь празднует память сего чудесного знамения в Колоссах 6 сентября, а святитель, как известно по летописи, отплыл в августе месяце в Орду. Первоначальная церковь была деревянная, с приделом во имя Благовещения Богоматери и благолепно украшена иконами и драгоценною утварью, с трапезою для братства; братия же была призвана из той же пустынной лавры Сергиевой, откуда почерпал духовные свои сокровища Алексий, и в Чудове, с самого начала, учреждено было общежитие. Преподобный Иосиф Волоколамский, говоря о русских подвижниках своего времени, пишет, что "в Чудовом монастыре блаженный митрополит Алексий посадил старцев честных, которых испросил у св. Сергия или из иных монастырей, бывших под его рукою, иночески духовно живших, так что многие приходили к ним, старые и юные, ради их духовных поучений и отвергали мирской мятеж".

Святитель Алексий должен был всеми силами ограждать паству свою на западе от притязаний римских, ибо около сего времени несколько латинских епархий учредилось в городах Южной России и архиепископия в самом Галиче; при таких заботах он покровительствовал, однако, сколько мог, и православным своим братиям на Востоке. Приходившие к нам епископы и иноки восточные находили радушный прием и щедрую милостыню. Таким образом, пришли из Иерусалима митрополит Герман и монастыря Архангелова архимандрит Нифонт, который впоследствии был патриархом Иерусалимским, а с Синайской горы митрополит Марко. Они просили искупления от тяжких долгов, которые их постигли под игом сарацинским, и рассказали повесть, достойную умиления, каким образом король Кипрский Петр вместе с родосскими рыцарями пошел ратью на Александрию Египетскую и пленил многих живших там сарацин. Разгневался султан Египетский и, собрав большое воинство, послал воевать Иерусалим и Антиохию, бывшие вне его области, и воздвиг гонение на всех христиан; разграбил церкви или завалил их камнями и православных терзал различными муками; разорил также и честные монастыри синайские, скиты и пустыни великих постников сжег и избил иноков, а блаженного Михаила, патриарха Антиохииского, распял и других многих епископов умертвил или ввергнул в темницы. Император Греческий Иоанн Палеолог, услышав о таком бедствии православных, отправил послов своих с великими дарами к султану, чтобы утолил гнев свой и дал ослабу христианам. Внял его мольбе султан, отпустил на свободу узников, отверз их храмы и дозволил невозбранно совершать богослужение в Египте и Палестине, но взял с них много серебра, и потому они вынуждены были посылать просить милостыни у всех христолюбцев. Благосклонно приняли великий князь и святитель Алексий обоих митрополитов восточных и архимандрита и, упокоив их у себя, отпустили с обильною милостынею.

Были неоднократные посольства к святителю Алексию и от вселенского патриарха Филофея, с которым находился в сношениях письменных. В одно из сих посольств принесено было преподобному игумену Радонежскому послание от патриарха, который, прославляя богоугодное его житие, прислал ему в благословение крест, парамант и схиму и советовал учредить в своем пустынном монастыре общежитие. Но после столь дружественного общения с Царьградом весьма огорчительно было для старца Алексия и для всей России слышать, что тот же патриарх посвятил еще заживо ему преемника, Киприана, родом из сербов, который в сане архимандрита был послан от него в Москву к митрополиту. Неизвестно, по чьему желанию сие совершилось. Вероятно, опять по просьбе галицких князей, и как это согласить с тем, что по смерти митрополита Романа писал в окружной своей грамоте патриарх Филофей о неразделимости митрополии Русской? Таким образом, одно и то же искушение повторилось для блаженного Алексия и в начале и в конце его святительства. Когда Киприан прибыл в Киев и послал в Новгород патриаршую грамоту, извещавшую о его назначении на митрополию всея Руси, архиепископ Новгородский Алексий отказался признать его своим владыкою при жизни настоящего первосвятителя. Великий князь также с неудовольствием принял весть о назначении Киприана и не допустил его в Москву. "Мы имеем своего митрополита Алексия, — послал он ему сказать, — ты же как дерзнул без нашего совета стать на место живого митрополита?" Киприан принужден был удалиться в Киев и там оставался до кончины Алексия.

Столь неожиданное и произвольное действие патриарха Константинопольского, без сомнения, еще более побудило святителя Алексия подумать о назначении себе преемника при своей жизни, подобно тому как он сам был назначен заранее митрополитом Феогностом, тем паче что уже чувствовал изнеможение сил своих и близкую кончину. Но никого иного не желал он видеть на своей кафедре, как только преподобного Сергия, которого знал по долголетним сношениям как мужа сильного в духовной опытности и могущего править слово истины. Однажды блаженный Алексий призвал к себе человека Божия и во время духовной с ним беседы велел принести крест, украшенный златом и каменьями, чтобы возложить на преподобного; но смиренный игумен, поклонившись ему до земли, сказал: "Прости меня, великий архиерей Христов, от юности моей не был я златоносцем и в старости наипаче хочу пребывать в нищете". — "Знаю, чадо, что ты все сие исполнил, — отвечал ему владыка, — сотвори же и ныне послушание и приими от меня данное благословение". Тогда возложил своими руками на преподобного, как бы некое обручение, золотой крест с парамантом и говорил ему: "Ведомо да будет тебе, преподобный, для чего я призвал тебя и что хочу с тобою сотворить. Вот я содержал Богом мне врученную русскую митрополию, сколько самому Господу было угодно; ныне же вижу себя приближающегося к исходу, хотя и не знаю дня моей кончины. Желаю еще при моей жизни обрести мужа, могущего после меня пасти стадо Христово, и, недоумевая о всех, тебя единого избрал как достойного исправить слово истины. Знаю верно, что все тебя желают и требуют; посему и хочу заблаговременно посвятить тебя в сан епископский, чтобы после моего преставления восприял ты мой престол". Многое иное говорил еще святитель, желая преклонить его к своему желанию; но преподобный Сергий, со страхом внимая речам святительским, отвечал: "Прости меня, владыко святый, ибо выше меры моей то, что ты мне предложил. Кто я, грешный и худший из всех человеков? Молю тебя, владыка мой, не говори более о том ни мне, ни кому-либо иному, ибо никто не может обрести во мне желаемого". Блаженный Алексий перестал склонять любителя безмолвия, убоявшись, чтобы преподобный не удалился куда-либо во внутреннюю пустыню и не лишился бы мир такого светильника; утешив его духовными речами, он отпустил его с миром в обитель.

Между тем великий князь готовил в преемники престарелому святителю любимца своего, Михаила, архимандрита Спасского, который при осанистой наружности отличался познаниями в делах гражданских и был приятен в беседе. Димитрий взял его из Коломны, где он служил пресвитером, назначил своим печатником и, убедив к пострижению, избрал в архимандриты Спасского монастыря на дворе княжеском, за два года до кончины святителя. Но сколько ни умолял он владыку благословить его по себе преемником, не преклонялся св. Алексий на просьбу державного, ибо знал небогоутодный нрав его избранника. В духе пророческом отвечал он князю: "Если даст сие Бог и Пречистая Богородица и Святейший патриарх со Вселенским Собором, пусть будет; я же не могу благословить его". И действительно, когда после кончины блаженного сей Михаил дерзновенно восхитил престол его и, еще будучи архимандритом, возложил на себя мантию архиерейскую, угрожая тем, которые не хотели его признать, преподобный Сергий подтвердил пророчество усопшего владыки, что превознесенный гордостию Михаил не только не восприимет епископского сана, но и не увидит царствующего града. Так и случилось: многие беды встретили его на суше и на водах, ибо Божий суд его удержал; на море постигла его тяжкая болезнь, и корабль не достиг до пристани цареградской, доколе, по слову пророческому, не скончался недостойный Михаил.

Глубокой и богоугодной старости достиг святитель и честных седин, о которых говорит Великий Василий: "Честна седина, постом украшенная". Ему уже было 85 лет, и из числа оных 24 года пас он, на основании апостольском, Церковь Христову русской митрополии, многие знамения совершив во славу Божию. Чувствуя свое отхождение из сего мира, призвал он к себе духовного сына своего, князя Димитрия, и назидал его в последний раз духовными речами. "Сын мой, — говорил он, — вот я отхожу из жития сего и оставляю тебе милость Божию, мир и благословение, также и сыну твоему благоверному, князю Василию, и всему племени твоему до века". Он завещал им любимую свою Чудову обитель и заповедал, чтобы не погребали его в церкви, но вне оной за алтарем, где указал и место ради глубокого своего смирения. Потом совершил в последний раз божественную литургию, воссылая пламенные молитвы к Богу о вверенной ему пастве и о всем православии, и, преподав благословение христолюбивому князю и всем людям, с последним целованием начал сам читать молитвы на исход души своей. Еще молитва была на устах его и воздевал он к небу преподобные руки, когда уже душа исходила из тела, возлетая на небо к желаемому Христу; так перешел в вечность, куда преселяются все святые, в пяток, во время утреннего пения, февраля 12-го, 1378 года.

Услышав о его преставлении, стеклись отовсюду князья и епископы и увидели лик усопшего, светло просиявший, не как бывает обычно мертвым. Все рыдали о лишении доброго своего пастыря; но великий князь, хотя и вспомнил смиренный завет его, о непогребении внутри храма, однако, по совету епископов, решился отступить от сего завещания и вверить хранение священных его останков той обители, которую поручил святитель попечению самого князя. С надгробным пением понесли на одре тело его в созданный им храм архистратига и там с честью положили в приделе Благовещения Богоматери. Народ же, провожая доброго своего пастыря, горько взывал: "Увы нам, лишившимся такого наставника душам нашим и крепкого о нас поборника! О святитель Божий, ты, питавший нас всегда негиблещей пищей, не забудь и ныне рабов твоих и помяни нас во святых твоих молитвах, ибо ты имеешь великое дерзновение к Богу".

Когда же благоволил Господь прославить своего угодника, чтобы не оставались под спудом многоцелебные его мощи и верные могли бы с ревностью притекать к ним, подражая благоговейному житию святителя, было о них явление Божие православному князю и народу. Во дни христолюбивого великого князя Василия Темного, внука Донского, уже 60 лет после преставления святителя, когда престол его митрополии украшал благочестивый архипастырь Фотий, случилось не без таинственного промысла, что во время божественной литургии от ветхости обвалился свод церкви Архистратига Михаила, созданной еще самим Алексием; однако все находившиеся в алтаре пресвитеры благодатью всемогущего Бога и молитвами Его угодника сохранились невредимы. Князь Василий повелел соорудить новую каменную церковь архистратига, на место деревянной, и когда начали копать рвы для ее основания, обретены были мощи святителя Алексия нетленными и самая его одежда в совершенной целости, и прославлена его память. Много лет спустя, уже при великом князе Иоанне Васильевиче и митрополите Геронтии, архимандрит Чудова монастыря Геннадий, впоследствии возведенный на архиепископию Великого Новгорода, начал сооружать в Чудовой обители другую благолепную церковь, уже во имя самого угодника Божия, с обширною трапезою и многими палатами, горними и дольними для помещения братии; это совершилось уже при святительстве смиренного митрополита Симона, вызванного из безмолвия лавры Сергиевой на кафедру Всероссийскую. Тогда с подобающею честью перенесены были нетленные мощи святителя из придельной церкви Благовещения в новосозданный храм его. Двое вельмож великокняжеских, родом из Греции, Траханиотовы, пришедшие с царевною Софиею, Сергий и Димитрий, много усердствовали к его сооружению, ибо им поручил сие строение архиепископ Геннадий, когда удалялся в Новгород; возвратившись же на покой в прежнюю свою обитель, просил он, как единственной милости, быть погребенным на том месте, где сперва почивало нетленное тело святителя.

Сын Иоанна, великий князь Василий, устроил серебряную раку для мощей святителя Алексия и самую его икону на верхней деке богато украсил златом и драгоценными каменьями. В царствование благочестивого Феодора Алексиевича, при патриархе Иоакиме, обветшал храм, сооруженный архиепископом Геннадием; настоятель Чудова монастыря архимандрит Адриан, бывший впоследствии патриархом, соорудил две новые церкви, Благовещения и Святителя Алексия, соединив их под одним кровом, с обширною трапезою и притворами, как они доселе видимы; между обеими церквами поставлены были на возвышении мощи святителя так, чтобы с двух сторон могли поклоняться им, мужи и жены особо, ради церковного благочиния. Сие второе перенесение мощей чудотворца Алексия с чрезвычайным благолепием совершилось уже при державе царей Иоанна и Петра, мая 20-го дня 1686 года, и с тех пор светло празднуется день сей, как и день преставления святителя, не только в первопрестольной столице, но и всею Российскою Церковью, которая молитвенно взывает к великому архипастырю: "Яко солнце незаходимое от гроба возсия нам, от многих лет сокровенные честные твои мощи нетленны, святителю Алексие; тобою благодать приемлем, всю бо страну сию и вся ны, чудесы и добротою обогащавши, действом благодати, да поем ти: радуйся, отче, светило России".

Сказание о чудесах святителя Алексия

К повести о житии святителя не следует ли присовокупить и сказание о дивных знамениях, бывших над его священною ракою со времени открытия святых его мощей при великом князе Василии Темном? Их было записано девятнадцать в Чудовской его обители; но сколько и не записанных! Последнее относится ко времени княжения Василия Иоанновича, отца царя Иоанна. Должно предполагать, что утрачено подробное их описание, ибо с тех пор упоминается только вообще, в последующих сказаниях, что не престают знамения от многоцелебной раки святителя. Предложим здесь некоторые из 150-ти, наиболее умилительные, для назидания верующих.

Первое чудо, о котором говорится, совершилось, сколько можно предполагать, еще прежде обретения святых мощей и, вероятно, побудило к их открытию. Некто по имени Тимофей, исступленный умом до такой степени, что спрашивал у прохожих, куда ему идти и откуда идет, ибо ничего не помнил, начал просить, чтобы вели его в монастырь архистратига Михаила; лишь только увидел он гроб святителя Алексия, внезапно пришел в себя, как бы возбудившись от некоего сна молитвою чудотворца, и сделался совершенно разумным, прославляя за сие Господа и его великого угодника; те, которые прежде видели его совершенно бесчувственным, пораженные необычайным исцелением, воздали также хвалу Богу, дивному во святых своих.

Нельзя прейти молчанием и второе чудо, одно из величайших, ибо это было не только исцеление, но даже воскресение, по обетованию Господа своим ученикам: "Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте" (Мф 10:8). Трехлетний младенец Димитрий скончался от изнурительной болезни; плачущие родители принесли его в погребальных ризах в церковь и после божественной литургии поставили у раки святителя, пока братия пошла в трапезу. Но сколь велико было радостное изумление родителей, когда, возвратившись в церковь, чтобы нести своего младенца на кладбище, нашли его играющим у священной раки! Они приняли опять, как бы от руки святителя, детище свое, которое оплакали уже усопшим.

Третьим чудом было исцеление расслабленного Андрея, который укрепился всеми своими членами при гробе чудотворца. Четвертое весьма замечательно: клирик Михаил города Владимира уязвлен был ядовитою стрелою. Отчаявшись в жизни, он просил, чтобы отнесли его в обитель архистратига, ибо уже не владел ни одним из членов; его положили на ступенях раки Богоносного отца и отпели молебен; началась божественная литургия. Внезапно клирику видится, что св. Алексий стоит между двух священников во время великого входа и держит в руке потир; громко воскликнул к нему болящий: "Святителю Алексие! Помилуй мя!" Чем более ему воспрещали, там более взывал он, доколе не обратился к нему святитель и не произнес слова Христовы, сказанные расслабленному: "Восстани, возьми одр твой и иди в дом твой" (Лк 5:24); при сих словах возлег опять в свою раку. В ту же минуту исцелился клирик и встал пред лицом всех, как бы вовсе не страдавший никаким недугом; он даже взял книгу и во время молебного пения начал действовать как канонарх, переходя с клироса на клирос для повторения песнопений.

Последующие чудеса, двух прозревших над ракою святителя, именитого мужа и богатой жены и еще человека, исцеленного от трясовицы, и расслабленного служителя одного боярина, не столь поразительны, хотя не менее других свидетельствуют о благодати, обильно изливавшейся чрез угодника Божия. Достойно внимания девятое чудо — исцеление семилетнего отрока Василия, укушенного бешеным псом и уже находившегося при последнем издыхании. Отец его, священник церкви Николы Большего Креста, что в Китай-городе, слышав о чудесах святителя, принес отрока своего к раке св. мощей. После молебна и окропления святою водою, когда во время херувимской песни пресвитеры несли Св. Дары, отрок внезапно раскрыл глаза и сам собою стал на ноги, никем не поддерживаемый; осенив себя крестным знамением, один взошел он на ступени раки приложиться к св. мощам и после литургии принял антидор от руки пресвитера; с духовною радостью возвратились в дом свой его родители, ради их теплой веры к угоднику Божию. "Мы же, — говорит искренний описатель сих чудес, — слышав о стольких знамениях нового чудотворца, попытались предать писанию цельбоносные силы, бываемые у его гроба в пречестном храме Благовещения обители архистратига, да спасаемся всегда в мире молитвами угодника Божия". Кто сей писатель, неизвестно. Но вот одно чудо, десятое по списку, записано уже с именем, и весьма славным, самого митрополита всея Руси Феодосия, одного из величайших подвижников нашей Церкви и преемника святителя Ионы. Феодосии видел чудо собственными очами и потому записал, назнаменовав год и день: воскресение, января 20-го, 1462 года. "Светлое нам днесь зрелище было, — говорит он, — и чудное торжество к просвещению всего собрания, и радостен праздник, исполненный чудом, ради душевного спасения, превосходящим всякий ум и слово. Дела Божия и славные чудеса, творимые святыми, везде и повсюду должны быть проповедуемы, и ныне сподобились мы своими очами видеть достоверно преславное чудо святителя, как и прежде сего видели многие его чудеса (по сему можно предполагать, что они были записаны тем же святителем). Мы видели ходящим хромого, который многие лета не владел ногою, но был скорчен, как иссохшее древо; ныне же от самого его слышали, что и следа нет у него болезни и нога его утвердилась крепко, как и другая, и пред всеми он быстро на нее ступает. Как некогда в Иерусалиме, при красных дверях церковных, молитвою святых апостол исцелен был хромец, так и ныне подобное сему случилось во граде нашем Москве, в обители архистратига Михаила, у гроба святителя Алексия. Благочестивый великий князь Василий Васильевич с сыном своим великим князем Иоанном и боголюбивою княгинею Мариею и со всем своим синклитом, услышав о новом чуде святителя, поспешил прийти в храм, духовно радуясь, и с благодарными слезами воззвал к Богу: "Что воздадим тебе, о Владыко, за сие благодеяние, которое ты нам даровал, показав такого светильника Алексия, хранителя и помощника на враги видимые и невидимые, неусыпного предстателя Церкви Божией, избавляющего ее от всякого треволнения и нападения еретического! И граду нашему Москве, и всем православным христианам обретается в нем скорый помощник и утешитель в печалях, прежде прошения подающий милость. Как воин Христов, победил он мечом врагов Божией Церкви, и православную веру утвердил, и стадо свое упас на пажитях жизненных и, напоив его сладостным своим учением, привел в божественную тишину!""

Слова великого князя Василия не относятся ли к Флорентийской буре лжепастыря Исидора, которая только что миновалась? И не особенный ли был промысел Божий в сию тяжкую годину испытания для Церкви проявить в ней опять, уже в посмертной славе, святителя Алексия, который некогда, при жизни своей, неоднократно спасал ее от бурь и гонений ордынских?

"Я же, смиренный Феодосии митрополит, в том Чудове монастыре великого архистратига Михаила, где лежат мощи св. чудотворца Алексия, архимандрит был и предстоятель общего жития; паства святого стада сего вручена была мне отцом моим, Ионою митрополитом, и государем, великим князем Василием Васильевичем; десять лет я там пребыл, заботясь о пастве моей, и в то время видел многие чудеса, творимые св. Алексием; ныне же сподобил меня Господь Бог и сие преславное чудо видеть своими очами — хромого, исцелевшегося у гроба святого, и я, смиренный, не захотел положить в забвение сих благодеяний отца нашего Алексия". (Как любопытны такие подробности давно минувших лет!) Феодосии молитвенно обращается уже к самому святителю Алексию: "Воистину для всех ты был все, по апостолу, дабы всех приобрести с любовью, к тебе приходящих, о блаженный святитель! Поелику ты беседуешь с невещественным светом и на небесах с ангелами ликовствуешь, призри и на нас милостиво, по своему чадолюбию. Прославляя Бога вместе с ангелами, ты и сам приемлешь от человеков благодарственные хвалы, сторицею воздавая за любовь к тебе. Кто может по достоянию восхвалить твою добродетель и многие чудеса, которыми тебя прославил Бог? Ибо и ближним и дальним ведома чудес твоих пучина, и отовсюду разноплеменные человеки, верою к тебе влекомые, текут, как олени на источники водные, во время распадения насладиться твоими дарованиями, ибо ты просвещаешь и душевные и телесные чувства, и благодать, в тебе живущая, с любовью проникает в души".

Здесь начинается рассказ о чудном исцелении: "Был некто монах по имени Наум, родом из села Филипповского; еще в юности впал он в тяжкий недуг; нога его была скорчена, как сухое дерево, так что он не мог на нее ступать и должен был привязать к ноге деревянную опору, но часто претыкался и падал. Слышал Наум от многих о чудесах, бывающих у гроба святого отца нашего Алексия митрополита, и помыслил прийти в обитель архистратига, припасть к целебноносному его гробу и просить прощения своим согрешениям и разрешения иссохшей ноге. Многие дни пребыл он у гроба чудотворца, приемля пищу от христолюбивых людей и моля непрестанно о помиловании, но не было изменения в его недуге. Не отчаялся, однако, Наум и не удалился от обители, но, напротив того, исполняясь надеждою, желал послужить в ней братии, сколько позволяла ему немощь. Он пришел к настоятелю, архимандриту Димитрию, и со слезами просил быть принятым в обитель на служение братии, обещаясь пребывать в послушании и поучаться иноческому любомудрию. Настоятель, видя скорченную его ногу и самого немощным, не принял его, полагая, что не в силах будет исправить службы монастырской. Опять не отчаялся инок Наум, но, прилагая мольбы к мольбам, не отступал от кельи архимандрита, доколе он, увидев веру просящего, сжалился над ним и принял в обитель, причислив его к лику братии. Послушанием было ему дано трудиться в хлебне, и хромой, превосходя усердием здоровых, с ревностью исполнял там трудную службу в течение четырех лет. Днем он пек хлебы для братии, а ночью упражнялся в молитве, так что все удивлялись подвигу его и смирению, с каким исполнял послушание, позабыв тяжесть своего недуга.

Не оставляла его никогда надежда исцеления, и непрестанно молился он у чудотворцева гроба, чтобы исправилась скорченная его нога. Из хлебни послан был Наум с благословения архимандрита в поварню, и туда с радостью пошел как бы на некое упокоение и еще три года с верою служил там братии. Зрелище внешнего огня постоянно напоминало ему о неугасимом огне геенском, от которого молил Господа его спасти, и помышлял сам в себе никогда не оставлять сего послушания, но до конца жизни не выходить из поварни. После знойного дня у пылающей печи освежался он ночью молитвенно у гроба чудотворца, и таким образом совершилось седьмое лето монашеских его подвигов в обители.

Случилось ему однажды ночью заснуть в своей келье; внезапно злой недуг начал его мучить и дергать скорченную его ногу, так что не мог уже более переносить острой боли; он устремился по обычаю ко гробу святителя, со слезами исповедуя пред ним лютую свою болезнь, и, как бы исступленный от мучительной боли, пал на землю и в самой молитве будто укорял святого: "Отче святый Алексий, ты всегда видишь беду мою и скорбь и неужели не можешь помочь мне, как и прочим? Или не можешь потому, что возбраняют тебе грехи мои? Знаю, что ты можешь и послушает тебя Бог как искреннего своего угодника. Ныне, владыко, или возьми душу из убогого моего тела, или измени мою болезнь, ибо ты знаешь, святый отче, что я обещался в обители твоей окончить жизнь и ожидаю помощи и исцеления от твоей святыни". Внезапно (как сам нам исповедал инок Наум) страх и трепет напал на него, и в тот же час исцелился он от своего недуга: распростерлась скорченная его нога совершенно здоровою, как и другая, милостью Пречистой Богородицы и молитвою св. чудотворца Алексия. Осязав исцелевшую свою ногу, возрадовался Наум, чая с облегчением телесного недуга и душевного исцеления. Твердо стал он на обе ноги и, воздев к небу руки, воспел благодарственную песнь. В ту ночь велика была радость в обители чудотворца; возносились хвалебные гимны о исцелении инока Наума, и не втайне сие совершилось, но пред всеми людьми, ибо чудо было спасительно и для верующих и для неверующих. Кто не удивится, кто не прославит, видя в последние уже времена наши чудеса, какие бывали при Христе Господе нашем в Иерусалиме! До смерти своей оставался инок Наум в обители, славя Господа и его угодника".

Здесь оканчивается благочестивая повесть святителя Феодосия, который, как известно из истории церковной, по смирению оставив свою кафедру, удалился на покой в обитель и, приняв одного расслабленного в свою келью, служил ему Христа ради до своей кончины. Прерванная повесть о чудесах святителя Алексия возобновляется почти через 70 лет, уже во дни благочестивого государя Василия Иоанновича, 140 лет после преставления чудотворца, при митрополите всея России Варлааме и архимандрите Чудова монастыря Ионе; им, как должно предполагать, описаны последующие девять чудес, ибо они все современны.

Торговый человек по имени Василий, не владевший руками и ногами и без пользы истративший много имения на врачей, внезапно получил исцеление при раке св. Алексия и, приведенный в обитель с помощью других, без всякой помощи возвратился домой.

Жена некая, Елена Ширяева, имевшая скорченную руку и также не владевшая ногами, привезена была из села в обитель архистратига в день памяти святителя Алексия и от толпы народной не могла проникнуть до его раки. В другой церкви, Введения Богоматери, призвала она молитвенно имя чудотворца и во время молебна получила исцеление. В тот же самый час при гробе святителя слепой от рождения странник по имени Иоанн, с верою к нему припавший, прозрел пред всеми людьми.

Настоятель приводит еще несколько случаев исцелений: некоего Афанасия, страдавшего глухотою; девицы Анны, семь лет лишенной употребления ног; слепого старца Симеона, слепой жены Соломонии и еще слепорожденной девицы Анны, которые все исцелились при раке святого Алексия. Архимандрит возвестил о сих чудесах митрополиту и великому князю Василию, и они пришли со всем освященным собором в обитель архангела для торжественного молебна великому чудотворцу. Благоверный князь, воздохнув из глубины сердца, воскликнул: "Хвалю тебя, Господи Боже мой, Иисусе Христе, и Пречистую Твою Матерь, и угодника Твоего святителя Алексия, ибо благодатию Духа Твоего Святого Ты обновил его святые мощи чудотворением и сподобил меня, раба Твоего, во дни моего княжения видеть сии чудеса и дал нам, во граде нашем Москве, второй сей благодатный источник".

Последнее чудо святителя записано августа 29-го, 1525 года. Странник по имени Василий, немощный руками и ногами и расслабленный всем телом, имея великую веру к святителю, принесен был своими сердобольцами в монастырь Архангела Михаила и от своей нищеты дал сребреник на молебен священнику. Во время молебна припал он к мощам святителя и, объятый великим страхом, внезапно получил исцеление; здравым восстал он от раки, сам удивляясь бывшему над ним чуду. Архимандрит Иона поспешил возвестить о том Даниилу, митрополиту всея Руси, и великому князю Василию, и опять пришли они со крестами и иконами в обитель совершить молебное пение великому чудотворцу.

Дивные сии знамения, вероятно, внушили благоверному князю устроить новую раку святителю Алексию, о которой говорится в житии его; но там не упомянуто о другой, более драгоценной раке, в которой доныне покоятся мощи, устроенной усердием царя Феодора Иоанновича. Обстоятельство сие с подробностью описано, как можно полагать, святейшим Иовом, патриархом Всероссийским, ибо им самим совершено было переложение святых мощей из ветхой раки в новую уже в царствование Бориса Феодоровича Годунова. Он довершил благолепную раку с ликом святителя, начатую его предместником, и велел отнести ее в одну из палат монастырских; в день воскресный великой четыредесятницы царь приказал совершить светлое празднество святителю. Из соборной церкви Успения Богоматери с торжеством шествовали в обитель Чудову сам государь с царицею и сыном и Святейший патриарх Иов со всеми святителями; иноки Чудовой обители встретили их во вратах. Потом весь освященный Собор пошел в палату за новоустроенною ракою, и царь, и патриарх; и она принесена была с честью на главах архиерейских в церковь чудотворца.

Во время молебного пения державный, со страхом и радостью повергшись пред цельбоносными мощами, от избытка пламенного сердца провещал святителю, как бы живому: "О великий наш пастырь, предивный чудотворец Алексий, сотвори ныне с нами милость и не возбрани нам, от всея души желающим преложить честные твои мощи в уготованный тебе ковчег!" Так же молились со слезами царица Мария и сын их благородный, царевич Феодор, хотя еще во цвете юности, но всех превосходивший ревностью к блаженному Алексию. И он вознес молитвенный глас свой к великому заступнику Русского царства, дабы милостиво исполнил совет их и смиренное желание о честных его мощах. После молебна приступил святейший патриарх к священной раке с прочими святителями и так помолился: "О христолюбивый отче Алексий, все мы твои овцы, и все твоим богатством обогащаемся; днесь со слезами молимся: излей на нас благодать твою, да беспрепятственно получим желаемое и преложим честные твоя мощи!" Святители, подняв ветхую раку с чудотворными мрщами, поставили ее на средине храма, а на ее месте утвердили новую, серебряную, и опять благочестивый царь с патриархом помолились Господу Вседержителю, чтобы призрел от святого своего жилища на их смирение и просветил бы омраченные сердца их светом своей благодати, сподобив их беспорочно прикоснуться чудным мощам своего святителя. С таким трепетом приступали они к совершению сего священного действия, опасаясь, что святитель ради их недостоинства не соблаговолит преложению честных своих мощей, и сколь велико было общее их утешение, когда, прикоснувшись нетленного тела, увидели, что блаженный, не преслушав их моления, легко исходит на руках их из своей раки, как бы из царского чертога. С любовью лобызали они святые его мощи и положили их во вновь уготованную раку; наипаче же возрадовался венчанный самодержец, видя исполнение пламенного своего желания; с умиленными слезами припал он к мощам святителя и молитвенно воззвал к нему: "Прости меня, отче святый, угодник Божий, дерзнувшего прикоснуться честным твоим мощам; хвалю и славлю Господа, не отринувшего моего прошения и сподобившего меня видеть своими очами такой благодатный источник!"

Три архиерея содействовали святейшему патриарху со многими архимандритами и игуменами при преложении честных мощей: первый из них был Геласий, митрополит Сарский и Подонский, второй Иона, архиепископ Вологодский и Великопермский, третий грек Арсений, архиепископ Элласонский. После божественной литургии государь и все святители присутствовали на братской трапезе в обители Чудовой, и много милостыни роздал самодержец. Торжество сие совершилось во вторую неделю Великого Поста, 17 февраля 1600 года, во второй год царствования Бориса Федоровича. В неделю крестопоклонную по благословению Святейшего патриарха ветхая рака с псалмопением отнесена была в придел Благовещения церкви Архистратига и поставлена у правой стены, на том месте, откуда вначале перенесены св. мощи чудотворца.

Не умилительно ли священное сие зрелище преложения честных мощей святителя, которое внезапно просияет нам из глубины давно минувшего, с такими подробностями, каких только можно ожидать в настоящем, и даже с изображением тайных чувств: веры и сомнения, радости и страха, которые волновали сердце царя и патриарха при совершении священного действия! Святейший Иов, многострадальный патриарх, старческою своею рукою сам приподнял для нас таинственную завесу с протекших веков, изложив на хартии для потомства радостное событие, которого был действователь и свидетель.

В то же число октября, столь богатое воспоминанием отечественных святых, совершается еще память и трех преподобных Печерских: пресвитера и целебника Дамиана и прозорливых Иеремии и Матвея; они воссияли из глубины пещер Киева, где, казалось, совершенно были забыты миром, но светильник их не остался под спудом; краткая повесть о их подвигах сохранилась нам в назидательном Патерике, или отечнике Печерском, в котором собраны деяния святых отцов наших по примеру древних патериков греческих, скитского, Лавсаика и Луга духовного. Лавра Печерская действительно была духовным лугом, где благоухали пустынные цветы сии, украсившие райским своим венком светлое чело первенствующей Церкви нашей и матери градов Киева, потому и поет им благодарная Церковь: "Израиль сотворил некогда святилище свое пещерою разбойников; постники же и самые вертепы разбойников обратили в храмы Божий и, прияв от Господа крылия голубицы, высоко возлетели духом в упокоение Божие".

Впервые опубликовано: Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).