А.Н. Муравьёв
Житие великого князя Андрея Боголюбского

СОДЕРЖАНИЕ

Основание Боголюбова

Последние годы Боголюбского на великом княжении Суздальском

Благоверный князь Андрей был сын великого князя Георгия Владимировича Долгорукова, внук Мономаха, и в шестой степени происходил от равноапостольного князя Владимира, просветившего землю русскую, а по своей глубокой мудрости заслужил от современников имя Русского Соломона. Окрашенный всеми дарами природы, исполненный доблести воинской и гражданской, он был образцом и руководителем века своего и уже от юных лет чуждался мирского суемудрия и душетленных игр, посвящая часы свободные учению книжному и церковному пению; ничто так не услаждало слух его, как гласы божественных пений, ничто не было так отрадно его сердцу, как чтение божественных книг; оттоле почерпнул он себе начало премудрости, страх Божий. Бдение всенощное и тайная молитва были ему свойственны не менее инока, хотя и владел он оружием в битвах, как один из сильных земли Русской; немилостив был он только к своему телу, которое смирял непрестанными подвигами поста, но особенно милосерд к сирым и вдовицам, обидимым и убогим, и наипаче украшался кротостью сердца и милостынею. Имя Боголюбского, которое усвоилось ему сквозь ряд столетий, не от какого-либо урочища или созданного им города, но от боголюбивого стремления души его к горнему, довольно свидетельствует, каков был сей великий подвижник и предстатель земли Русской.

В юном возрасте сочетал его родитель с дочерью боярина Кучки, который подвергся его опале, и этот брак чрез многие годы горько отозвался благоверному князю, хотя и не участвовавшему в жестокости отца. Предание говорит, что Долгорукий, будучи еще князем Суздальским, посетил однажды урочище, которое тогда называлось Кучковым по имени своего владельца, там, где ныне красуется златоверхая Москва; пленился князь красотою места и положил там основание городу, которому судьбами Божиими суждено было разрастись в великолепную столицу всея Руси. Но владелец места не с должным уважением принял князя и тем навлек на себя его гнев; Юрий велел казнить его и взял за себя отчину, но детей его принял ко двору своему, а прекрасную дочь Иулиту отослал в Суздаль, где выдал ее замуж за старшего сына Андрея; и что же впоследствии? Сии братья Кучковичи, осыпанные милостями великокняжескими, были виновниками смерти боголюбивого Андрея.

Рано стал участвовать доблестный князь в битвах своего родителя, которого был лучшею опорою. Горькая была тогда эпоха междоусобий княжеских за наследие Мономаха, престольный Киев, который служил виною раздора между единокровными. Не только старший род Ольговичей, княживший в Чернигове, оспаривал сию великокняжескую столицу у младшего рода Мономаховичей, который в ней водворился по царственной доблести Владимира, хотя и в ущерб роду Олегову, но даже и потомство Мономаха не могло между собою умиротвориться. Изяслав, храбрый внук его, как сын старшего Мстислава, овладел престолом вопреки прав дядей своих, слабого Вечеслава и тревожного Юрия, который искал Киева, несмотря на старейшинство брата Вечеслава, и соединился против своих единокровных с Ольговичами, всегда довольными междоусобиями Мономаховыми. Долго держался Изяслав в Киеве, признавая иногда соправителем и дядю Вечеслава для большей законности, но счастье неоднократно ему изменяло; на краткое время и Георгий восседал на престоле отеческом. В одну из таких счастливых эпох роздал он уделы южные своим сыновьям и поставил старшего, Андрея, в соседний Вышгород, потому что это был всегда удел наследников Киевского престола; но внезапно явился любимый киевлянами Изяслав, и бежал опять Георгий, не умевший снискать любви граждан; не могли спасти его доблести сыновние.

Не щадил себя в битвах Андрей, вступаясь за родителя, хотя и непрестанно склонял его к миру, ибо видел его непостоянство и сомневался в его праве при жизни старшего дяди Вечеслава. Мужество князя особенно прославилось под стенами Луцка, который осажден был войсками Георгия в 1150 году. Ночью бежали от пустой тревоги союзные ему половцы, и вся дружина начала колебаться, но князь Андрей презрел общий страх и лучше хотел умереть, нежели сойти с места. Он устремился в битву, чтобы отразить сильную вылазку осажденных, гнал неприятеля и был окружен ими на мосту; братья его, Ростислав и Борис, остались далеко, не зная его опасности, ибо пылкий князь забыл велеть распустить свою воинскую хоругвь; два только воина могли за ним следовать, и один из них пожертвовал ему своею жизнью. Камни сыпались с городских стен, уязвленный конь Андреев исходил кровью, острая рогатина прошла сквозь луку седельную; витязь готовился умереть великодушно, изломав копье, исторг он меч и призвал имя святого Феодора Стратилата, небесного витязя, которого память в тот день совершалась, и, сразив венгра, готового пронзить ему грудь, благополучно возвратился к отцу. Добрый конь вынес всадника из опасности и пал мертвым; благодарный князь велел схоронить его на берегу реки Стыря. Отец и дядя Вечеслав, который в то время были заодно с Юрием, и все бояре обнимали и хвалили юного витязя, ибо мужески сотворил он паче всех тут бывших, говорит летописец, а воины все твердо веровали, что сам Стратилат спас юношу, призвавшего имя его в битве.

Год спустя, когда опять под Киевом завязалась горькая брань между Георгием и Изяславом, воинская отвага князя Андрея едва не стоила ему жизни. Георгий ополчился со стороны реки Лыбеди, и доблестный его сын устремился вплавь через реку, чтобы оттеснить неприятеля с противоположного берега, но там он был оставлен своими. Витязь не хотел возвращаться, но один из половцев, хотя и язычник, изумленный его мужеством, схватил за узду его коня и принудил возвратиться. Суздальцы бежали, трупами их наполнилась Лыбедь, и Георгий должен был отступить от Киева. Битвы возобновились около Чернигова, но благочестивый князь Андрей не хотел обнажать меча своего во дни воскресные, и сколько мог щадил народ. Еще одна кровопролитная, хотя и несчастная битва под Пересопницей явила все мужество Андрея; сам Изяслав не жалел себя, бросался в пыл сечи, был ранен, повержен на поле и едва не изрублен своими войсками, но и витязь Андрей забывал опасность, конь его, раненный копьем в ноздри, храпел и бесился, сбил с Андрея шлем и вышиб у него щит; Божию заступлению и молитве отца приписывали спасение юноши, но мужество Андрея не спасло его дружины; первые побежали половцы, за ними черниговцы, все войско было рассеяно; Георгий спасся в Переяславль, и эта битва решила его судьбу. Ему охотно уступали Переславль, чтобы он только шел княжить в Суздаль, но честолюбивый князь не соглашался. Андрей умолял отца прекратить междоусобие и сам решился удалиться в Суздаль от кровавых междоусобий, видя, что отец его медлит, когда уже все от него отреклись.

Основание Боголюбова

Благоверный князь, оставляя навсегда южные пределы, чтобы водвориться в северных, не хотел, однако, расстаться с драгоценною для него святынею в бывшем уделе Вышгорода. Там, в девичьем монастыре, находилась чудотворная икона, писанная, по священному преданию, евангелистом Лукою, которая принесена была из Царьграда одним именитым греческим гостем в дар князю Юрию Долгорукому. Неоднократные знамения прославили ее в обители инокинь и возбудили к ней особенное усердие благочестивого князя Андрея; и сам он был свидетелем чудного ее знамения, ибо, входя однажды в храм, где стояла икона, увидел лик ее, светящийся паче всех, и со слезами умиления пал пред нею на землю.

Оставляя Вышгород в 1155 году, благоговейно приступил он к иконе Владычицы и принял ее в свои руки, как бесценное сокровище, долженствовавшее осенять его на всю его жизнь. Пригласил он с собою и священнослужителей для соблюдения святыни, иерея Николая и диакона Нестора, и тайно ночью вышел из Вышгорода с княгинею своею и всем двором, опасаясь, чтобы не удержали граждане уносимую от них икону. "Мати Христа Бога нашего, — взывал благоговейный князь пред честною иконой, — можешь, если хочешь, быть мне помощницею и в Ростовской земле, куда направляем путь наш; и там утверди. Владычица, новопросвещенных людей твоих!" Матерь Божия вняла молитве благочестивого князя и многие показала на пути знамения от честной своей иконы, исцеляя недужных и спасая от смерти погибавших; но величайшее знамение явила Она на том месте, где подобало водвориться самому благоверному князю.

Уже он миновал Владимир-на-Клязьме, считавшийся тогда пригородом Суздаля, ибо не был еще вознесен на степень столицы русской. Клир и граждане юного города со крестами встретили и провожали князя своего, который нес с собою чудотворную икону, направляясь в Суздаль вниз по берегу Клязьмы, где тогда пролегал более удобный путь. Но за десять поприщ от Владимира, на том месте, где теперь обитель Боголюбская, стали внезапно кони под священным кивотом чудотворной иконы; новые, сильнейшие кони впряжены были в ту же колесницу, но никакая сила не могла ее сдвинуть. Уразумел благоверный князь тайное извещение Божие и велел совершить на том месте молебное пение перед чудотворною иконою, а сам, простершись на землю, дал обет соорудить тут церковь и благолепно ее украсить. Тут же раскинут был княжеский намет, и когда после теплой молитвы успокоился князь на одре своем, явилась ему в ночном видении сама Пречистая Дева, стоящая под шатром с хартиею в руке своей. Она сказала: "Не хочу, чтобы ты нес образ Мой в Ростов, поставь его во Владимире, а на сем месте воздвигни церковь каменную во имя рождества Моего и составь обитель иноков".

Воспрянув от сна, князь Андрей дал обет исполнить поведенное ему Небесною Царицей, и вскоре заложил церковь каменную на месте чудного явления, которую благолепно украсил дорогими иконами и стенною живописью. Там поставил он временно чудотворную икону, принесенную им из Вышгорода, и велел написать еще священный лик Матери Божией в том виде, как Она ему явилась на этом боголюбезном месте, с хартиею в руках. Боголюбовым прозвалось место, где и сям основался, поставив княжеские свои палаты близ обители, и он удержал знаменательное название Боголюбского, которое исключительно ему усвоилось. 18 июня, в самый день явления, на память святого мученика Леонтия, стали ежегодно праздновать иконе Боголюбской Матери Божией.

Летописец Киевский рассказывает о сооружении благолепной Боголюбской церкви, что князь удивил ею всех, сделав подобною святилищу Соломонову, ибо украсил ее внутри златом, драгоценными камнями и священною утварью, осыпанною жемчугом, самые двери и столпы ее обложил золотом. Подле нее поставил другую церковь во имя святого мученика Леонтия, а над святыми вратами, во имя ангела своего, первозванного апостола, и первым игуменом обители избрал священноинока Сергия. Явление Матери Божией в Боголюбове благоверному князю весьма знаменательно было для всей Руси, ибо оно не только решило участь самого князя, но имело влияние и на судьбу Северной Руси. Уже Боголюбский не хотел идти далее, в Суздаль и Ростов, древнейшие города родительской области; он избрал себе столицею Владимир-на-Клязьме, а местопребыванием — Боголюбов, который напоминал ему местностью удельный его Вышгород на берегах Днепра, в таком же расстоянии от древней столицы Киева, как и от новоизбранного им Владимира. Там мог он согласовать любовь свою к уединению и к молитве с заботами княжескими, невдалеке от новой его столицы. Не пленял его и дальний Киев, на краткое время доставшийся наконец по праву старейшинства честолюбивому его родителю и с его смертью перешедший опять в руки Ольговичей. Изяслав Давидович Черниговский временно овладел им, и не прекословил Боголюбский, ибо видел упадок бывшей столицы и власти великокняжеской на юге. Он пожелал лучше по примеру доблестных князей Галичских, основавших могущественное княжение на юго-западе Руси, столь же твердою стопою стать в северных ее пределах, господствуя отчасти и над Великим Новгородом, и не обманулся мудрый князь в своих надеждах, как бы предчувствуя бурю монгольскую, долженствовавшую сокрушить Киев. Княжение Владимирское, созданное им в родовой области, послужило в страшную эпоху ига зародышем новых сил для обновленной на севере державы и сделалось сердцем всея Руси.

Простившись навсегда с дальним Киевом, стал он украшать новую свою столицу и прежде всего соорудил благолепный златоверхий храм во имя Успения Богоматери, который в то время соревновал Св. Софии Киевской и Новгородской, и доселе служит украшением земли Русской как один из самых величественных ее храмов. Ничего не пощадил Боголюбский, чтобы устроить святилище достойным того заветного сокровища, которое вверял оному, чудотворной иконы Матери Божией, и она послужила на будущие времена залогом спасения нашего отечества, охранив от нашествия Тамерланова и утвердив своим присутствием первопрестольную столицу. Благочестивый князь выписал зодчих из Царьграда для прочного основания соборного храма, украсил его стенным писанием и столь же драгоценною утварью, как и Боголюбскую обитель. По сказанию летописи Киевской, трое было дверей церковных в храме, сиявших золотом, и пять позлащенных глав на соборе Владимирском; золотые и серебряные паникадила висели пред иконостасом, украшенным жемчугами и драгоценными камнями; из серебра слит был амвон перед царскими вратами и позолочены все внутренние арки, вся утварь была из чистого золота, и три великолепные дарохранительницы, или Иерусалимы, как их тогда называли, украшали алтарь. Богатство украшений наружных не уступало внутренним; много имений и десятину княжеских стад и со всякого торга усвоил Боголюбский созданному им храму. В этом святилище, уподобляемом летописцами Соломонову, поставил благочестивый князь Андрей чудотворную икону Божией Матери, получившую от того наименование Владимирской.

Знамения не преставали истекать от сей иконы; Боголюбский испытал целебную ее силу над своею супругою, которая избавилась от тяжкого недуга, испытал и в другом случае, когда помощь Матери Божией обратила печальное событие во славу Ее. Князь Андрей многое сооружал по образцу киевскому в новой своей столице, где хотел видеть подобие древнего не только через повторение зданий, но и самым названием урочищ и вод. Так поставил он при двух главных въездах каменные врата, названные серебряными и златыми, по своему украшению, с церковью Положения ризы Богоматери над последними; но от поспешности в строении случилось несчастие: когда собрался народ любоваться красотою златых врат, внезапно обрушился непрочный свод их и засыпал камнями двенадцать человек. Скорбью исполнилось сердце доброго князя; упрекая себя в напрасной погибели стольких людей, припал он со слезами к чудотворной иконе Матери Божией, умоляя о спасении их; во время пламенной его молитвы разобраны были камни и чудно обрелись невредимыми все те, которых почитали погибшими. Много храмов и обителей соорудил Боголюбский во Владимире и окрестных городах, довершил начатый отцом его соборный храм Спасов в Переяславле-Залесском, не забыл прославить и память великомученика Феодора Стратилата, который спас его однажды в час битвы, и поставил церковь во имя его. В виду обители Боголюбской доныне красуется древняя церковь Покрова Богоматери, которую воздвиг он на стечении рек Нерли и Клязьмы из остатков камней, привезенных для сооружения собора. Горе семейное, кончина старшего сына Изяслава, было причиною построения сего храма; при нем собрал и обитель иноков для поминовения усопшего, который был вместе с ним славным участником победы над болгарами в 1164 году. Победа сия ознаменовалась новым торжеством земли Русской.

Давно уже могущественный народ болгарский, обитавший на низовьях Волги, тревожил русские пределы, и многие из князей ходили против него на брань. Выступил и Боголюбский, подняв с собою знамение животворящего креста и чудотворную икону Богоматери, которую носили пред его полками пресвитеры в ризах, ибо никогда не ходил в поход благочестивый князь без сей святыни и не приобщившись прежде со всеми своими воинами божественных тайн. Видимо помог Господь верному рабу своему: не только в битве одолел он врагов, но и взял пять из их городов на берегах Волги и Камы. На стяге княжеском изображена была икона Спасова, и от сей хоругви проливался как бы луч света на все воинство православное, когда одолевало оно врагов. Со славою возвратился победитель во Владимир, обремененный добычею болгарскою. Случилось, что в тот же самый день, 1 августа, император греческий Мануил, с которым находился в дружеских и родственных связях Боголюбский, выступил на брань против сарацин также под сенью животворящего креста и Спасовой хоругви и одолел врагов. Державные списались между собою, и с благословения патриарха цареградского Луки учреждено было 1 августа общее празднество Церкви Греческой и Российской, исхождению честных древ животворящего креста и Всемилостивому Спасу. Праздник сей совершается и доныне, сохраняя таким образом по всей России память Боголюбского, с которым соединилось и торжество двух чудотворных икон, Владимирской и Боголюбской, принесенных им в духовную сокровищницу своей земли.

Последние годы Боголюбского на великом княжении Суздальском

Властвуя во Владимире после смерти родительской со всеми преимуществами великого князя, Боголюбский действительно был таковым и для всей Южной Руси, ибо без его сильной руки не могли держаться на престоле Киевском именовавшие себя великими князьями, и перед ним невольно смирялись Ольговичи Черниговские и князья Смоленские, одного с ним дома Мономахова; обращался к нему и Великий Новгород для получения своих князей; братья его обладали в пределах южных, под его покровительством, но душою всех князей племени Мономахова был один из младших, Мстислав, сын бывшего великого князя Киевского Изяслава, неослабного соперника отца Андреева, и это заставляло иногда Боголюбского дружиться с Ольговичами.

Недолго старший из них, Изяслав Давидович, княжил в Киеве; место его заступил опять великий князь Ростислав Смоленский, уже однажды властвовавший там еще до Юрия Долгорукого; но тревожно было его княжение, и он должен был временно оставить свою столицу, на которую наступили Ольгович. Боголюбский уважал, однако, его старость и дал ему мирно окончить дни свои в Киеве. Племянник Мстислав, который был ему первым помощником, на краткое время заступил место Ростислава после его кончины; но его неприязнь с великим князем Суздальским навлекла бедствия на древнюю столицу, и это одно из самых печальных событий светлой жизни Боголюбского. Не участвовал он сам в походе против князя Киевского, но дружины суздальские соединились с единокровными Мстиславу князьями смоленскими, с Ольговичами черниговскими и рязанскими и владетелем полоцким. Одиннадцать князей русских собрались под стенами матери городов русских и взяли приступом древнюю столицу, которая еще никогда не испытывала дотоле поражения и на сей раз подверглась опустошению от руки своих единокровных. После сего бедствия Киев совершенно утратил первенство свое над Русскою землею, и новая северная столица, Владимир, стала во главу всея Руси.

Великий князь Суздальский остался единственными властителем, брат его Глеб водворился в Киеве под его сенью, и Мстислав Изяславич не мог уже овладеть древнею столицею, Ростиславичи продолжали покорствовать Боголюбскому. Гроза, разразившаяся над Киевом, висела и над Великим Новгородом, ибо беспокойные граждане изгнали от себя Святослава, сына Ростислава Киевского, и требовали себе иного князя от Боголюбского; когда же не захотел он удовлетворить их непостоянству с нарушением прав Ростиславичей, новгородцы призвали к себе юного Романа, сына Мстислава, тогда еще сидевшего на великом княжении. После падения Киева ополчение князей русских соединилось под стенами Новгорода, чтобы одним ударом сломить его твердыню; но на сей раз помощь свыше осенила сей древний город и обратила в ничто все силы ополчившихся князей. Не силою оружия одолел Новгород, но молитвою своего владыки, святого архиепископа Илии, и знамением от чудотворной иконы Матери Божией, которая прославилась во всей земле русской и доселе чествуется Церковью. Не бедственное ли опустошение Киева было виною спасения Новгорода, чтобы князья, поднявшие руку на сию древнюю матерь городов русских, почувствовали грех свой перед Господом! Смирился и великий князь, хотя и не бывший участником похода, пред карающею десницею Вышнего и умиротворился с Новгородом чрез посредство его святителя.

В последние годы жизни Боголюбского расстроились добрые его отношения с Ростиславичами Смоленскими. По смерти брата своего Глеба уступил он Киев старшему в роде их, князю Роману, но по возникшей клевете о насильственной будто бы смерти брата и о том, что убийцы его живут у Ростиславичей, велел он выехать из Киева слабому Роману. Без прекословия повиновался кроткий князь, но младший брат его, Мстислав, прозванный Храбрым по своей воинской доблести, вступился за честь своего рода, ибо могущество Боголюбского становилось тягостным для князей южных, которые не могли равнодушно видеть, что Киев уступил первенство свое Владимиру. Рюрик, брат Романа, княживший в Новгороде, водворен был Мстиславом в Киеве. Возгоралось опять междоусобие на юге; дружины суздальские с их союзниками смоленскими осадили Мстислава в Вышгороде; но храбрый князь воспользовался нерешимостью союзников и одержал над ними славную победу, которая увековечила ему имя Храброго. Видя, однако, преимущество нравственное Боголюбского над всеми современными ему князьями, решился он умиротвориться с сильным и мудрым властителем и просил его согласия на вторичное водворение старшего брата Романа в Киеве. С своей стороны и великий князь был склонен к миру; но еще не совершенно устроилось умиротворение, когда ужасная весть поразила всю землю Русскую, о неслыханном дотоле смертоубийстве державного князя.

Несмотря на христианские добродетели князя, на чрезвычайную доброту его и благочестие, были у него тайные завистники и враги из числа своих присных; но не обращал на них внимания благочестивый князь, продолжая в уединении Боголюбова подвижнический образ своей жизни. Часто проводил он ночи на молитве, взирая на лик Господа и его святых с сокрушенным сердцем и слезами покаяния; самая ложница его примыкала к церкви, и часто в тишине ночи сам он зажигал свечи перед иконами, плачась о грехах своих и ни во что вменяя мимотекущее свое царство пред небесными благами. Каждый день он рассылал по городу различные брашна и пития нищим и больным и никогда не отвергал ни единого нищего, рассуждая сам в себе: "Быть может, это сам Христос пришел испытать меня в лице единого из меньших своих братьев!" Слышал он о тайных кознях, враждебно против него устрояемых, но думал сам в себе: "Если и Господа моего распяли спасаемые им люди, то и полагающий душу за друзей своих есть верный ученик Его". Сирых кормитель, он положил душу свою за самого Господа как правый исполнитель всех его заповедей. В пятницу, накануне Петрова дня 1174 года, составился лукавый убийственный совет против святого князя. Был у него любимый слуга его, Иоаким, который, услышав, что князь велел казнить брата его за преступное дело, устремился по лести дьявольской к злоумышленным братьям своим и говорил им: "Ныне того казнил, а завтра и нас, промыслим о князе". Ночью сговорились они совершить убийство и, когда смерклось, взяв оружие, как лютые звери, устремились на злодейство; но когда подошли к ложнице княжеской, ужас объял их; убежав из сеней, спустились они в подвалы, чтобы подкрепить себя вином. Сатана напоял их невидимо, разжигая сердце к исполнению злого умысла; упившись вином, они пошли опять на сени. Во главе убийц были: Кучков зять и другой Кучкович, Иоаким, близкие князю по узам родства, и Анбал ключник, родом от дикого племени яссов; всех же злодеев было двадцать, составивших нечестивый совет на своего князя. Была уже глубокая ночь на субботу, день памяти св. верховных апостолов, но и самая святыня дня не удержала злодеев. Шумные от вина, устремились к ложнице блаженного князя, и один из них, стоя у дверей, начал громко звать его. Проснулся державный и спросил: "Кто тут?" — "Прокопий!" — отвечали ему; но князь узнал, что это не был голос Прокопия, и возразил: "Неправда"; тогда злодеи силою выломали двери. Блаженный князь, вскочив с постели, хотел взять меч свой, который некогда был мечом св. Бориса, но не нашел меча; его похитил накануне ключник Анбал, и князя ожидала участь страстотерпца, владевшего некогда сим мечом. Двое из злодеев вскочили в ложницу и устремились на князя, но сильный и в старческом возрасте поверг одного из них на землю, другие же злодеи, думая, что повержен князь, уязвили своего сообщника; потом, узнав блаженного князя, сильно с ним боролись, поражая его мечами, саблями и копьями, и долго не могли одолеть.

"Горе вам, нечестивые, — взывал к ним страдалец, — что уподобились Горисеру, поднявшему руку на св. Глеба! Какое зло я вам учинил? Вы пролили мою кровь на земле, чтобы Бог отмстил вам за меня и за мой хлеб". Нечестивые продолжали поражать его и, думая, что он совершенно убит, взяли уязвленного своего сообщника и с трепетом понесли вон. Князь, собрав последние силы, в болезни сердца, с рыданием и стоном сошел под сени. Услышав голос его, возвратились убийцы, и один из них сказал: "Мне казалось, что видел я князя, идущего с сеней вниз". — "Ищите его!" — воскликнули неистовые и стали повсюду искать, но не нашли там, где совершили злодеяние. "Мы все погибнем, — восклицали они, — скорее ищите его!" и, зажегши свечи, нашли по следу крови. Блаженный князь, видя их идущих, воздел к небу руки и так помолился: "Господи! Если мне суждено здесь погибнуть, то хотя и много согрешил, но знаю милость Твою; Ты видишь плачущего и течешь к нему навстречу". Воздохнул он во глубине сердца и прослезился; еще возблагодарил Господа, что смирил душу его, умоляя, чтобы принял его в лик своих мучеников. Князь сидел за восходным столбом; злодеи же, после долгих поисков увидев сего непорочного агнца, устремились к нему, и Петр отсеку него правую руку; тогда блаженный страдалец, подняв взоры к небу, воскликнул: "Господи! В руки Твои предаю дух мой!" — и с сими словами скончался.

Окаянные убийцы умертвили еще любимца княжеского, Прокопия, потом, поднявшись на сени, взяли золото и дорогие камни и всякие узорочья, и, положив все имущество княжеское на любимых коней его, еще до света все услали, а сами взяли оружие князя и начали совокуплять дружины, говоря: "Что, если придет на нас дружина Владимирская?" Совокупив полк, послали его ко Владимиру с таким словом: "Ты что помышляешь на нас? Дело сие не одной нашей души, но и вашей, и вы в той же думе". Но владимирцы отвечали: "Кто с вами в думе, тот и в ответе, мы же чужды сему"; разошлись дружины, и начался страшный грабеж в Боголюбове.

Тогда один киевлянин, по имени Козьма, устремился на место убиения князя и спрашивал, где убитый господин его. Ему отвечали: "Извержен в огороде, но не смей его касаться; хотим бросить его псам; кто возьмет его, будет нам враг, и мы убьем его". Горько стал плакать верный Козьма над телом господина своего: "Как не угадал ты, о князь, скверных и нечестивых врагов твоих, и как не возмог ты одолеть их, столько раз побеждавший полки поганых болгар!" Пришел на плач сей ключник Анбал, родом яссин, державший у себя ключи от всего дома княжеского, который вполне был предоставлен на волю его; взглянул на него Козьма и воскликнул: "Изверг Анбал! Сбрось хотя ковер или что-либо, дабы постлать или чем прикрыть господина нашего"; но неистовый отвечал: "Иди прочь, мы хотим бросить его псам". — "О неверный! — вопиял на него Козьма. — Помнишь ли, жид овин, в каком рубище ты пришел сюда? И ныне ты в бархате, а князь твой лежит нагой, но умоляю тебя, сбрось мне что-либо", и Анбал скинул ковер и покрывало. Тогда верный раб обернул тело князя своего и понес в церковь. "Отоприте мне божницу", — говорил он, стуча в дверь; но нетрезвые стражи отвечали: "О чем заботишься? Брось его тут, в притворе!" — "О владыка мой! — воскликнул Козьма. — Вот уже и слуги твои не хотят тебя узнать, а когда, бывало, приходил гость из Царьграда, или из иных стран Русской земли, или даже и латинян, кто бы ни был из христиан или неверных, о каждом из них ты заботился, говоря: "Введите его в церковь на хоры, чтобы видел истинное христианство и крестился", и это часто случалось; болгары, жиды и язычники, видевшие славу Божию и церковное украшение — и те горько о тебе плачут, а сии не хотят даже впускать тебя в церковь!" В притворе, под ковром, положено было тело святого князя и тут оставалось два дня и две ночи.

На третий день пришел игумен Арсений от святых бессребреников и сказал: "Долго ли нам смотреть на старейших игуменов и долго ли здесь лежать князю? Отворите божницу, я отпою его, и мы вложим его в какой-либо гроб, доколе не престанет злоба сия, и тогда придут из Владимира и возьмут его для погребения". Собрались клирошане боголюбские, подняли тело и внесли в церковь и, отпев погребальное с игуменом Арсением, положили его на время в каменный гроб; граждане боголюбские разграбили дом княжеский, золото, серебро, ткани, все сокровища, которым не было числа, и дома посадников и тиунов; отроки и мечники княжеские были убиты, грабители приходили из окрестных сел. Взволновалась чернь и во Владимире, но пресвитер Николай, принесший некогда вместе с князем икону Владычицы из Вышгорода, облекся в священные ризы и стал ходить с чудотворною иконою по стогнам; тогда прекратилось смятение.

Наконец, на шестой уже день граждане владимирские сказали игумену Феодулу и демественнику Луке, уставщику церковного пения в соборном храме: "Снарядите носилки, поедем и возьмем князя нашего Андрея", — и соборному иерею Николаю сказали: "Собери всех священников, и, облекшись в ризы, выйдите пред серебряные врата с иконою Богородицы; тут дождетесь князя!" Исполнил слово сие ревностный Феодул, поехал с клирошанами и гражданами в Боголюбов за телом князя своего, которое повез во Владимир с честью и плачем великим. Клир и народ стояли за серебряными вратами, и вот стал показываться стяг княжеский от Боголюбова; никто не мог удержаться от слез, все рыдали, все вопияли и далеко был слышан вопль; плача, взывал народ к усопшему: "Так ли поехал ты в Киев, о владыко наш, в ту церковь, чрез те златые врата, которые послал ты соорудить на великом дворе Ярославовом, на память отчины своей!" Так, с погребальными песнями, подожили его в златоверхом храме Богородицы, который сам он создал.

Таково трогательное сказание современной летописи о страдальческой кончине блаженного князя, и летописец заключает печальную повесть сими словами псаломными: "Князь сей Андрей при жизни не дал телу своему покоя, ниже очам дремания, доколе не обрел дом истинный, прибежище всем христианам и Царицы небесных сил, многими различными путями приводящей ко спасению человеков. Кого любит Господь, того и наказует, говорит апостол, и красному солнцу определен восток его, и полдень, и закат; так и угодника своего, князя Андрея, не привел к себе обычным путем, хотя бы мог и иначе спасти его душу, но, мученическою кровью омыв его прегрешения, вместе с единокровными и единодушными ему страстотерпцами Романом и Давидом ввел его в райское блаженство. Итак, радуйся, Андрей, князь великий, имеющий дерзновение к всемогущему Богу; молись о помиловании князя нашего и господина Всеволода, своего присного брата, да подаст ему Господь победы на сопротивных, и многие лета, и мирную державу, и Царство Небесное".

Доселе показывают в Боголюбове, в верхней палате при соборе, ту роковую ложницу, где застигнут был убийцами блаженный князь, и ту каменную витую лестницу кругом столба, которая была обагрена мученическою его кровью, и тот застенок позади столба, где окончательно поражен был святой князь немилосердыми убийцами, и тот священный шатер посреди двора монастырского, над каменною чашей, из которой ежедневно раздавал он своеручно милостыню убогим. Все наполнено воспоминаниями о нем в созданной им обители, и умилительно начертан лик его на иконе Боголюбской, молящимся без венца, на коленях перед ликом явившейся ему Матери Божией, с хартиею в руках. Святой князь сей есть одно из самых светлых лиц отечественной истории, и не напрасно сравнивали его современники с кротким Давидом и мудрым Соломоном. Благоговело перед ним потомство, и Церковь причла его к лику небесных своих заступников вместе с другими священными витязями родного ему Владимира, великими князьями Георгием и Александром. Но только в позднейшее время, уже во дни Петра Великого, когда перенесены были мощи витязя Невского в новую столицу Руси, обретены были, к общему утешению граждан, в соборном храме Владимира нетленные мощи соорудителя его, князя Андрея, и юного сына его, князя Глеба; с тех пор еще более стали чествовать память благоверных князей, осеняющих покровом своим древний град Владимир.

Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).