А.Н. Муравьёв
Страдание царевича Димитрия

Сей блаженный восьмилетний отрок был сын славные памяти великого государя Иоанна Васильевича всея Руси от брака его с Мариею Федоровною из рода Нагих. Спустя четыре года после смерти своего родителя как не единокровный по матери обладающему царю Феодору Иоанновичу послан был невинный младенец по совету всех начальнейших вельмож российских в назначенное ему от отца пространство, удельный город Углич, вместе с матерью-царицею и дядями своими Нагими; даже самое имя его перестало быть возносимо во время священнодействия, как рожденного от седьмого супружества, и сие, по сказанию современников, советом боярина Годунова, дабы отклонить сердце народа от последней отрасли царской.

Царевич Димитрий, приходя в возраст и слыша о величии державы братней, смущаем был от близких своих, зачем не вместе пребывает с братом. И часто о том печалясь, в детских забавах несвойственно выражался о ближайших царских вельможах, а наипаче о боярине Борисе. Враги же и ласкатели, замышлявшие великие беды государству, десятерицею умножали отроческие речи и деяния. Забыв страх Божий, они смело распускали молву, будто бы Димитрий с юных лет уже являет в себе наследственную суровость государя отца своего, и с такими лживыми речами подходя к боярам, в особенности к Борису, от многие смуты низвели его ко греху, красивейшего же отрока отослали в вечный покой.

Искони ненавидящий добра в роде человеческом дьявол, видя сирых братьев царя Феодора и царевича Димитрия, ни о чем земном не радеющих, ибо ни славы мира сего, ни богатства не желали и, не в силах будучи ни в чем их искусить, вложил в сердца обладающих вельмож не только друг над другом чести желать для похищения отеческого достояния, но единому из них внушил помысел восхитить самодержавство и для сего известить праведного своего государя царевича Димитрия, да будет властелином на Руси, когда истребится корень царский, не ведая того, что Бог власть кому хочет, тому дает. Сперва послал Борис на Углич окормить праведного зельем, и ему давали зелье иногда в пище, иногда в питье; Бог же, хранящий праведника, не хотел его чистую душу принять втайне, но объявить всему миру кровь неповинную. Борис же, услышав, что ничто не вредит ему, оскорбился и, призвав братию свою Годуновых и советников, Андрея Клешнина с товарищами, поведал им, что ничто не вредит Димитрию. Один из них, Григорий Васильевич Годунов, не пристал к их совету и плакался о том горько, а они его чуждались. Советники Борисовы умыслили послать кого-либо, чтобы убить праведного, и избрали Владимира Загряжского и Никиту Чепчугова; они же, как люди богобоязливые, не только что учинить над своим государем, но и помыслить того не хотели.

Опять прискорбен был Борис, что никак хотение его не совершается, но злой советник Андрей Клешнин говорил: "Не скорби, есть у меня братья и други, исполнится твое желание, а Загряжскому и Чепчугову учиним многие беды и напасти". Но и братия, и други Клешнина от такого окаянства уклонились; тогда взошел диавол в одного из них, Михаила Битяговского именем, как сатана в Иуду Искариотского, и, подобно ему, пришел он известить, что готов исполнить беззаконие. Обрадовался Борис и обещал ему великую почесть, отпустил в Углич с сыном его Данилою и племянником Никитой Качаловым и велел им ведать все на Угличе. Они же пришли, как волки, алчущие праведного агнца, и стали всем владеть.

Царица Мария Федоровна, видя их злобный умысел, начала беречь отрока и никуда его от себя не пускала, но они советовались с мамкою его Мариею Волоховою и сыном ее Осипом, как бы им убить праведного. Мая в 15-й день мать царевича была в своих комнатах, окаянная же мамка уговорила его лестью идти гулять с нею на двор и едва не сама повлекла его на заколете, ибо воздоившая его кормилица не хотела пустить его и вслед за ним шла на нижнее крыльцо, а убийцы, как звери, исполненные яростью, устремились на крыльцо. Окаянный сын мамки Вол охов, взяв за руку праведного, сказал ему: "Сие у тебя новое ожерелье, государь"; он же, кроткий агнец, тихим голосом отвечал: "Сие есть старое ожерелье", и Волохов кольнул его ножом по шее, как змея жалом, но не захватил гортани. Кормилица, видя пагубу своего государя, пала на него и начала кричать; бросив нож, побежал убийца, но союзники его, Данил о Битяговский и Никита Качалов, били кормилицу едва не до смерти и, отняв из рук ее праведного отрока, дорезали и утекли. Чудно и ужасно было видеть, как долго трепеталось мертвенное тело, подобно закланному голубю; его мать, видя гибель сына, громко над ним вопияла. Люди же, услышав о том в граде и посаде, скакали всюду и, ударяя во врата, взывали: "Что сидите? Царя у вас нет"; каждый, выбегая за врата дома своего, ничего не видел, ибо то время было полуденное и никого на дворе государевом не было; братья царицы сидели по своим подворьям. Но один пономарь, видя такую пагубу, заперся на колокольне, начал бить в колокол, и никто не мог приступить к нему, хотя сильно ломились в двери. Люди царевича, и дядья его, и горожане Углича сбежались все на двор царский и, видя государя своего, лежащего мертвым, при теле же праведном мать и кормилицу замертво лежавших, тут же умертвили Михаила Битяговского с его единомышленниками. А сын его и племянник бежали из города и, отбежав двенадцать верст, возвратились, ибо кровь праведная вопияла на них к Богу; граждане также их побили, всего 12 человек, и повергли в яму на съедение псам; тело праведное, положив во гроб, снесли в соборную церковь; к царю же Феодору поскакали гонцы, что убиен брат его от рабов, но гонца привели в Москве к Борису, и он повелел переписать грамоты, что царевич, будучи одержим недугом, зарезался от небрежения Нагих.

С горькою вестью поспешил боярин к царю, и благочестивый государь, видя его пред собою стоящего и часто воздыхающего, спросил о вине его скорби; когда же услышал, что блаженного отрока, брата его, не стало в живых и что царевич от небрежности своих близких, в припадке падучей болезни, играючи, накололся на нож, сильно начал сетовать и неутешно плакать, говоря: "О Владыко! Иисусе Христе, буди воля Твоя святая".

В тот же день посланы были по воле государевой в Углич для погребения царевича и для розыска о его смерти и о избиении горожанами приставов царских, при нем бывших, митрополит Крутицкий Геласий и боярин князь Василий Иванович Шуйский с окольничим Андреем Клешниным и дьяком Елизарием Вылузгиным. Вечером 19 мая прибыли они в город и нашли еще посреди Спасского собора блаженного отрока, как неповинного агнца, обагренного кровью, лежащего во гробе с орудием своего заколения: а над ним стояла плачущая его мать и жители города Углича, также плакавшие неутешно. Сам князь Василий Иванович, видя праведное тело и рыдающих окрест него, воспомянул свое согрешение и долго плакался над ним, не в силах будучи изглаголать ни единого слова.

Потом начал расспрашивать о кончине отрока, сперва дядю его Михаила Нагого, каким образом царевича не стало, и что за болезнь была, и для чего он велел убить дьяка Михаила Битяговского, и сына его Данилу, и племянника Никиту Качалова, Данила Третьякова и сына мамки, Осипа Волохова, и посадских людей? И для чего он велел собирать ножи, пищали и сабли и класть на убитых и собираться многим людям из сел?

Михаил Нагой отвечал: "Мая 15-го, в субботу, о 6-м часу дня, зазвонили у Спаса в колокол, а я в те поры был у себя на подворье и чаял, что горит, бежал к царевичу на двор, а царевича зарезали Осип Волохов, да Никита Качалов, да Данило Битяговский, и пришли на двор многие посадские люди; Михаил Битяговский тут же приехал, и его с сыном, племянником и другими побили черные люди; а я их убить не велел, был все у царицы, люди же посадские сбежались на двор, а городового приказчика к целованию крестному не приводил и не приказывал ему класть палицы, ниже пищали и сабли на убитых; то он сам клал, а на меня взводит".

Другой брат, Григорий Нагой, так рассказал происшествие о смерти царевича. Мая 15-го, с субботу, поехал он с братом своим Михаилом на подворье обедать, но едва только пришли, как зазвонили в колокол, и они, чаяв, что загорелось, прибежали опять на двор, ауже царевич Димитрий лежит, накололся сам в падучей болезни, которая и прежде у него бывала. Царевич был жив еще и при них преставился. А пристав царский Михайло Битяговский прискакал к царице на двор, и прибежали многие посадские и посошные люди и начали говорить, неведомо кто, будто умертвили царевича Димитрия сын Битяговского Данило и племянник Никита Качалов и сын мамки Осип Волохов. Михаил Битяговский начал разговаривать, и посадские люди кинулись на него; он бежал в брусяную избу, люди же, выломав двери, извлекли его и тут же убили с Данилою Третьяковым, а сына его и племянника в разрядной избе. Сына мамки Волохова привели к царице вверх, к церкви Спаса, и пред нею убили, а четырех человек Битяговского, двух Волохова и трех посадских, где кого поймали, там и убила чернь, сам не знает, за что. Людей посадских собирал он с братом для князя Шуйского, боясь от государя опалы, чтобы кто не украл царевичева тела, а в колокол начал звонить пономарь. Мая же 18-го, т. е. в день приезда Шуйского, брат его Михайло велел городовому приказчику сбирать ножи и их окровавить курячьею кровью, также и палицу добыть железную и положить на побитых людей: сына мамки, на сына и племянника Битяговского и на Третьякова, для того что будто те люди резали царевича Димитрия.

К сим речам приложил руку Григорий Нагой, и она была засвидетельствована духовником его и еще Воскресенским архимандритом Феодоритом; руки же Михаила Нагого у его показания не было. Здесь является признак, что исследование производимо было не с беспристрастием, которое старалось бы всем частям дела дать законную точность. Видно, что показание об убиении царевича было не по мысли исследователей, и они оставили оное без подписи, чтобы уменьшить его достоинство в деле. Если так поступлено с лицом столь видным, то неудивительно, что показания некоторых других лиц об убиении царевича совсем не допущены в состав дела. А городовой приказчик продолжал утверждать, что царица и брат ее Нагой приказали убить Битяговского, когда он стал унимать шум народный, также и прочих людей, которые были к нему прихожи.

В свою очередь предстали князю Шуйскому почетнейшие из духовенства угличского, архимандрит Воскресенский Феодорит, игумен Алексеевский Савватий, игумен Покровский Давид, духовник Григория Нагого цареконстантиновский священник, и сказали, что 15 мая служил архимандрит обедню с Алексеевским игуменом у него в монастыре, как вдруг зазвонили в шестом часу дня, и они послали проведать, не горит ли где. Но слуги, возвратившись, возвестили им слышанное от посадских людей, будто царевича Димитрия убили, неведомо кто, оба они поехали в город и нашли уже царевичево тело в соборе, а Битяговского и прочих побитыми. При них еще привели к церкви, пред царицу, сына мамки Волохова, чуть живого, и тут же убили; привели и жену Битяговского с двумя дочерьми и хотели также убить; но он, архимандрит с игуменом, ухватив их, отняли от народа; а мамку Волохову взяли тогда посадские люди под стражу в палаты.

Так окончился розыск о смерти царевича Димитрия. Митрополит Геласий, Сарский и Подонский, с великою честью предал земле его непорочное тело внутри угличского собора Преображения Господня и возвратился с князем Василием Иоанновичем в Москву; а 2 июня благоверный государь уже слушал сам, в своих Кремлевских палатах, обыск угличский, утвержденный рукоприкладством почти всех допрашиваемых, кроме одного Михаила Нагого и царицы, матери Димитрия, которую не спрашивали, вероятно, из уважения к ее сану или под предлогом сего уважения. Выслушав дело, царь Феодор Иоаннович приказал своим боярам идти на собор к Иову, патриарху всея Руси, митрополитам, архиепископам и епископам и велел прочесть пред ними весь обыск дьяку Василию Щелкалову.

Патриарх, выслушав со всем Собором угличское дело, говорил: "В том во всем воля государя, царя и великого князя Феодора Иоанновича всея Руси, а прежде сего такого лихого дела и таких убийств и кровопролития от Михаила Нагого и от мужиков никогда не бывало. Но дело сие земское и градское, в том ведает Бог да государь, все в его царской руке, и казнь, и опала, и милость, о том государю как Бог известит, а нам лишь молить Господа Бога и Его Пречистую Матерь и великих российских чудотворцев, Петра, Алексия и Иону, и всех святых о государе царе и великом князе и его благоверной супруге Ирине, о их многолетном здравии и тишине от междоусобные брани".

В тот же день бояре сказывали патриаршие речи государю, и он повелел им угличское дело вершить по договору и послать по тех людей, которые в деле объявились. По государеву указу и боярскому приговору посланы приказные люди в Углич за кормилицою царевича Ириною и за ее мужем. Вслед за тем привезли в Москву Нагих, и царь положил на них свою опалу. Сам Годунов с боярами ходил на пытку, еще допрашивать о смерти Димитрия; но Михайло Нагой и на пытке не вымолвил, чтобы царевич сам закололся, а только повторял, что убиен от рабов своих. Тогда разослали всех братьев Нагих по разным городам в темницы; царицу же Марию постригли неволею в иноческий образ, нарекли ей имя Марфа и заточили в место бедное и пустое, в пределах Белозерских, в Чудине монастыре Св. Николая, что на озере Пустоозерске, близ Череповца; там к ней приставлена стража и дали только двух служителей.

Пострадал и великий Углич за беззаконное дело, которое в нем совершилось, и на него простерлась опала царская и боярская. Тела двенадцати убитых ради царевича вынуты из позорной ямы и преданы земле с честью; около двухсот людей посадских ответили головою за их буйную ревность к закланному царевичу. Многих заточили в темницы, многих отвезли в Сибирь; там поставили в ледовитой пустыни и населили ими новый город Пелым, а именитый Углич, славившийся своими двенадцатью обителями, тремя соборами, полутораста церквами и тридцатью тысячами жителей, с тех пор опустел. Даже набатный колокол Спасского собора, бывший виною мятежа, сослан вместе с подвигшимися на звон его и висит в Тобольске, при храме Всемилостивого Спаса.

Казалось, все заглушено или все умерло; но глас Божий — глас народа: возникла молва народная об усопшем царевиче, и глухой ропот, тщетно подавляемый, все возрастал. Несмотря на приговор боярский и указ царев, никто не верил угличскому розыску князя Шуйского, хотя и укрепленному рукоприкладством стольких свидетелей мирских и духовных. Нельзя думать, чтобы верил ему и сам князь Шуйский, когда при других обстоятельствах, уже пятнадцать лет спустя, увенчанный сам наследственным венцом Димитрия, писал в окружных грамотах своих народу, что "за грехи всего христианства православного великого государя царевича Димитрия Иоанновича не стало, после убийства Бориса Годунова, убит же он, как непорочный агнец, в Угличе". Многие скорбели о неповинной крови и без страха говорили между собою, что розыск о смерти блаженного произведен неправо и что мимо единодушного вопля народа угличского расспрашивали свидетелей втайне и с угрозой; а безымянные летописцы в тишине келейной записывали сказания народные на хартии и сохранили обличение сему тайному делу.

Сие же все от человеков, иногда увлекаемых молвою житейскою, предания коих, как облака, носимые ветром. Но Господь, зрящий не на лица, а на помыслы, прежде даже, нежели они созреют в деяния, произнес устами пророка Исайи: "Мне отмщение, Аз воздам!" — и устами иного пророка, что "грех отцов взыщет на сынах до третьего и четвертого рода, милость же Его на тысячи родов". Он посетил дивными судьбами своими всех прикосновенных к смерти Димитриевой. Одним именем мнимо воскресшего отрока поражен сам Борис на престоле и все его семейство: сын его, для коего жаждал венца, краснейший юноша, отсылается в вечный покой; удавлена супруга благочестивая, дочь того нечестивого опричника Малюты Скуратова, который дерзнул при Иоанне Грозном поднять руку на святейшего Филиппа и удушить в келье священномученика.

И князь Василий Шуйский, ближайший судья о смерти царевича, низложивший первого Лжедимитрия, сам низложен с престола во время смут второго, и опять тень царевича оказывается сильнее обладающего царя: сам он невольно пострижен как бы за невольное пострижение матери царевича и, как братья ее Нагие, терпит он с братьями своими долголетние узы и кончается в плену со всем своим родом, некогда столь могущим. Таковы были дела Божий в людях своих.

Еще во дни Бориса Годунова в Угличе начали истекать чудеса от гроба мученика царевича Димитрия, и слух о чудесах доходил до царя; но он запрещениями старался погасить молву сию, ибо стыд покрывал лицо его и совесть обличала сердце; он старался скрыть под спудом светильник, но не мог утаить величия Божия, хотя и уединенно лежало тело страстотерпца, как бы в опальной могиле. Во дни самозванца иереи не смели служить над нею панихиды, ибо она безмолвно изобличала мнимого Димитрия; но падение самозванца возвратило честь гробу царевича. Граждане угличские толпами к нему устремились, ибо лучше других знали истину и, проливая над ним слезы покаяния, пели уже молебны вместо панихид. Сам новый государь, Василий Иванович Шуйский, некогда лжесвидительствовавший о юном страдальце, дерзнул обнаружить истину торжественным явлением его мощей, чтобы сложить тяжкую вину свою пред лицом народа.

Царь повелел святителям, Филарету, митрополиту Ростовскому, и Феодосию Астраханскому, с боярами, князем Воротынским и Шереметевым, и дядями царевича, Андреем и Григорием Нагими, ехать в Углич за телом блаженного отрока. Когда же услышали о их пришествии горожане угличские, едва повинуясь повелению цареву, толпами стеклись они, чтобы воздать последнее целование святому мученику, горько плача о разлуке с ним, ибо не хотели лишиться такого сокровища. Тогда впервые прославил Господь своего угодника: святители и бояре, сняв гробницу с церковного помоста над могилою, долго не могли обрести самого гроба; уже начинали подозревать, не утаил ли кто из клириков, чтобы не уступить сего сокровища столице. И, почитая сами себя недостойными обрести его, начали петь молебны; тогда внезапно как бы благовонное кадило повеяло с правой стороны от могилы; начали там копать и обрели гроб, вмещавший тело царевича.

В одно время поднялись и похвальные песни, и жалобные речи. "Зачем оставляешь нас, сирых, — взывали граждане Углича, — рано тебя лишенных еще при жизни твоей и ныне оставляемых тобою в твоем успении, но помяни, о государь наш, твое наследие и не оставляй нас твоими молитвами". Но и велика была радость при воззрении на блаженного отрока, пятнадцать лет утаенного в земле, ибо целы и невредимы обретены были его мощи. Не только была в целости плоть святого страдальца, но и одежды его, на теле освятившиеся, не потерпели тления; когда был он убиен от безбожных изменников, тогда случилось ему держать убрус, шитый золотом и серебром, и он остался в руке у него невредимым, как бы у живого, а в правой руке еще сохранилось несколько орехов.

Одержимые болезнями исцелялись прикосновением к телу его и даже к одру, на котором несли его, и вслед ему, и навстречу отовсюду текли недужные во время торжественного шествия из Углича в царствующий град. Когда достигли его, царь Василий и патриарх Гермоген вышли в сретение святым мощам за врата города со крестами и чудотворными иконами, воздавая честь почтенному нетлением от Бога, и от великого стечения народного не было исхода по стогнам города. Державный велел открыть раку, чтобы всем явить святые мощи, верующим и неверующим, дабы тем исполнить желание благочестивых и заградить уста лживых, говоривших, будто живым избежал он от убийственных рук. Потом, восприяв на рамена свои священную раку, явил тем искреннюю к нему любовь и раболепное служение по смерти, ибо прежде своего владычества был слугою отцу его, царю и великому государю Иоанну Васильевичу всея Руси.

С песнями духовными, со свечами и кадилами проводили тело царевича до соборной церкви Архангела Михаила, и те же знамения, какие были в Угличе, повторились и здесь над недужными. В приделе Иоанна Предтечи, где были погребены царственный отец его и оба брата, поставили на время царевича, пока приготовляли могилу у правого столба, на том месте, откуда был вынесен гроб царя Бориса, дабы праведным судом Божиим невинная жертва покоились на том месте, которое предвосхитил у ней убийца. Тут, среди храма, покаялась и царица инокиня Марфа, мать блаженного царевича, возвращенная из заточения Лжедимитрием и малодушно его признавшая. Обливаясь горькими слезами, умоляла она нетленного сына, и царя, и святителей, и весь клир, и народ простить ей невольный грех ее, и святители разрешили ее торжественно, из уважения к ее супругу и сыну.

Еще более исполнился умилением народ, когда церковь огласилась радостными кликами многих людей, внезапно исцеленных при раке царевича; тогда царь и патриарх не решились сокрывать опять в землю воссиявший из нее источник благодати; они повелели закласть могилу, чтобы над нею поставить священную раку. Приготовлена была новая деревянная рака, богато обитая внутри золотыми парчами, и в нее были положены святые мощи благоверного царевича Димитрия; составили стихиры и канон и учредили совершать 15 мая память новоявленного угодника Божия.

Во время последнего нашествия неприятелей, в 1812 году, сокровище мощей было спасено от руки хищников усердием одного из клириков сего собора, который тайно перенес священную раку в обитель Вознесенскую Кремля и там сокрыл поверх иконостаса.

Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).