А.Н. Муравьёв
Житие преподобного Нила Сорского

На главную

Произведения А.Н. Муравьёва


Сей великий наставник созерцательной жизни обновил на дальнем севере память прославленных созерцанием духовным на востоке: Исаака Сирина, Варсонофия, Лествичника и соименного ему Синаита. К сожалению, нам не сохранилось жития его, которое, вероятно, в свое время было написано, когда так тщательно записывали деяния и слова святых мужей; оно утрачено уже в позднейшие века, но его скитский устав остался нам зерцалом его жизни и образцом для иночества. Неизвестно, откуда был он родом, но процветал в начале XV столетия, в одно время со многими великими подвижниками нашего отечества, немного спустя после святого Кирилла Белозерского, в обители коего постригся. Есть рукопись в Синодальной московской библиотеке, XVI века (№ 927), одного архимандрита Волоколамского монастыря, и в ней письмо неизвестного писателя, которое проливает некоторый свет на исторические деяния преподобного Нила Сорского. Мы узнаем его мирское прозвание Майков, и должно предполагать по его обширным связям с именитыми лицами того времени и по высокому образованию, что и сам он принадлежал к роду боярскому. В Кириллове, как известно из собственных его писем, он постригся и был учеником знаменитого по своим добродетелям старца Паисия Ярославова, который впоследствии заступил место игумена в Троицкой лавре и воспринимал от купели державного младенца Василия Иоанновича. В числе же собственных учеников преподобного Нила находились и великие мира сего: племянник Темного, князь Вассиан Косой, который неволею был пострижен в Кириллове великим князем Иоанном и этим только спасся от смерти по ходатайству митрополита. (К Вассиану писал свое послание о помыслах преподобный Нил, и он, вероятно, разделял с ним уединение в пустыне скитской.) Туда же на безмолвие удалились к нему два именитых инока из обители Иосифа Волоколамского: Дионисий, князь Звенигородский, и Нил Полев из дома князей Смоленских, оба прославившиеся строгостью жизни.

Великий князь Иоанн особенно отличал преподобного Нила и призывал его на Соборы вместе со старцем Паисием, которого даже хотел возвести на кафедру митрополии, когда сложил он игуменство, но Паисий предпочел удалиться в Спасокаменный монастырь, на Кубенское озеро. Таким образом, вместе обличали они ересь жидовствующих в 1492 году и еще прежде; знаменитый архиепископ Новгородский Геннадий, долго боровшийся у себя с этою ересью, просил архиепископа Ростовского Иосифа посоветоваться с двумя мудрыми старцами его церковной области, Паисием и Нилом, о том, как надлежит рассуждать о народном ожидании преставления света, которое предполагали по истечении седьмой тысячи лет (1492 год), ибо чрез три года уже наступало сие роковое время. Преподобный Нил показал на Соборе 1508 года, рассуждавшем о монастырских имуществах, до какой степени отложил он все мирские пристрастия и как стремилась душа его к одному лишь горнему. Соглашаясь с нестяжательным духом Максима Грека и других святогорцев, прежде всех предложил на Соборе Нил, чтобы не было сел у монастырей и чернецы жили бы в пустыне и кормились рукоделием. Все пустынники белозерские, следуя в этом заповеди отца своего, святого Кирилла, поддерживали мнение великого скитоначальника, а Максим Грек даже пострадал за это впоследствии от митрополита Даниила, хотя виною гонения была вымышленная на него ересь. Иосиф Волоколамский, будучи сам строгим подвижником, держался, однако, противного мнения и приводил свидетельства Феодосия, общего жития начальника, Афанасия Афонского и настоятелей других обителей, которые владели селами, и его мнение превозмогло. После старца Нила ученик его князь Вассиан Косой также защищал убеждения своего блаженного учителя и с ним все святогорцы, чтобы не иметь монастырям сел, но их мнение не было принято.

Из кратких сведений о жизни преподобного Нила известно только, что он много странствовал по Востоку и долго обитал на святой горе Афонской, где, вероятно, возлюбил скитский образ жизни. Возвратившись на родину со своим собеседником Иннокентием, из рода бояр Охлебининых, он сперва думал водвориться опять в Кириллове; но слишком глубоко запала в душу его любовь к уединению, и Нил удалился за 15 верст от монастыря своего, в Палестину, обретенную им в дикой глуши, на берегу безвестной Сорки. Там водрузил первый крест и ископал кладезь, подле которого поставил свою деревянную хижину. Невдалеке от него, так чтобы можно было подавать друг другу голос по обычаю палестинскому, поставил себе келью собеседник его Иннокентий, и другие отшельники мало-помалу начали к нему собираться; таким образом составился первый русский скит, которого образцы видим мы доселе на святой горе Афонской.

Для потребы житейской, равно как и для занятия братии, устроил преподобный небольшую мельницу на речке и стал помышлять о сооружении малой церкви по мере сил своих. Так как место вокруг было низко и болотно и каждую хижину по необходимости строили на малом возвышении, то и для основания храма потрудился он вместе с братиею насыпать своими руками высокий холм, который бы мог служить для них усыпальницею, и на нем сооружены были впоследствии обе церкви. Нельзя угадать, почему он избрал храмовым праздником Сретение Господне, а не Успение Богоматери, которому праздновал первый русский скит на Афоне, Ксилургу, где, вероятно, сам обитал и который теперь в руках болгар, близ новейшего русского скита Пророка Илии. Быть может, церковь во имя Сретения находилась в одной из отдельных келий, рассеянных по святой горе, в которых уединялся преподобный. Незадолго до блаженной кончины, предчувствуя уже отшествие свое к Богу, послал он собеседника своего Иннокентия в пределы вологодские, на реку Нурму, и предсказал ему будущую славу его обители, которая должна была процвести там общежитием. "Здесь же, — говорил преподобный, — как было при жизни моей, так пусть будет и по смерти: братия пусть живут поодиночке, каждый в своей келье", что и было по нем. Он скончался, по записи Иннокентия, в лето 7016-е (1508), месяца мая в 7-й день, в третью неделю по Пасхе, святых жен мироносиц. Вот какие сохранились подробности о преставлении преподобного старца, которого житие неизвестно. Умирая, оставил он умилительный завет ученикам касательно своего погребения, и это предсмертное завещание выражает всю глубину смирения высокой души его.

"Завещаю о себе моим присным господам и братиям, которые суть моего нрава, и молю вас: повергните тело мое в пустыне, да съедят его звери и птицы, понеже согрешило оно пред Богом и много недостойно погребения. Если же сего не сотворите, то, ископав ров на том месте, где живем, со всяким бесчестием меня там погребите. Бойтеся слова, сказанного великим Антонием ученикам своим: на суд стану с вами, если кому дадите тело мое; ибо сколько в моей силе было, старался я не быть сподобленным никакой чести и славы века сего в этой жизни; так да будет и по смерти моей. Молю же всех, да помолятся о грешной моей душе, и от всех прошу прощения и сам подаю его всем, да всех нас простит Бог".

Нам сохранились три послания преподобного Нила к различным старцам о помыслах и о пользе душевной; но одно из них особенно любопытно, потому что отчасти объясняет причину его удаления из Кириллова и начало Сорского скита. Может быть, это случилось в то время, когда, по свидетельству святого Иосифа Волоколамского, многие из старейших старцев, будучи недовольны нововведениями своего игумена, нарушавшего завет преподобного Кирилла, удалились из его обители, доколе не был сам он из нее изгнан по воле великого князя; тогда опять возвратились старцы, преподобный же Нил как любитель безмолвия остался в своей пустыне. В этом письме он изображает свою уединенную жизнь, и оно напоминает отчасти духовную переписку Василия Великого с другом своим Григорием Богословом, которого звал к себе в пустыню.

Но самое драгоценное, что нам осталось после Нила и что, конечно, пройдет еще сквозь ряд столетий бессмертным зерцалом жития иноческого, это его созерцательные главизны, или скитский устав, достойный первых времен пустынножительства Египта и Палестины, ибо он проникнут духом Антония и Макария. Многое почерпнул из писаний Ниловых преподобный Корнилий Комельский, вскоре после него подвизавшийся в Кириллове, в свой иноческий устав; а собеседник св. Нила, Иннокентий, собравший воедино для своей общежительной обители одиннадцать духовных глав блаженного учителя, называет его изящным явлением иночества в наши времена и ревнителем древних отцов и говорит, что он собрал из богодухновенных писаний сии главизны, проникнутые духовною мудростью для спасения душ и в образец жития иноческого. Чудесное предание сохраняется в обители о священном лике, написанном на гробовой доске; преподобный изображен в одежде схимнической, в благолепном покое посмертного созерцания, начатого им еще на земле.

Некто богатый человек Московского государства захвачен был татарами и многие годы оставался у них в плену; сильно скорбел он о своем семействе и призывал к себе на помощь угодников Божиих. Однажды ночью явился ему в тонком сне святолепный старец и велел написать образ преподобного Нила, обещая возвращение на родину. Воспрянул человек от сна и только что хотел, поклонившись, спросить, как может это исполнить, но уже явившийся как молния скрылся от его взоров, ослепленных ярким светом. Пленник начал размышлять сам с собою: кто это преподобный Нил, о котором впервые слышал, и где обретается? Он стал призывать его на помощь, хотя и не ведал, из каких пределов и как написать его лик. А между тем горько плакал и помышлял о избавлении от плена. И вот опять, в другую ночь, является ему тот же старец и говорит: "В пределах Белозерских Нил, за двенадцать поприщ от Кириллова монастыря". Вскочив с постели, пленник яснее хотел разглядеть лицо явившегося и подробнее его расспросить, но опять столь же быстро исчез старец, оставив за собою струю света и благоухания. Тогда уверовал человек, что действительно послал Господь к нему своего угодника, и молил святого Нила, дабы явил ему яснее лик свой; и в третью ночь является ему преподобный, оставляет у его возглавия начертание своего лика и говорит ему утешительное слово: "Человек Божий, возьми лист сей и иди в русскую землю". Едва опомнился утешенный узник и действительно обрел у своего изголовья начертание лика преподобного; в сердце его возникла надежда на скорое избавление. Уже он начинал помышлять о бегстве и со слезами молил Господа и его угодника указать ему путь, чтобы избавиться от руки неверных; опять был к нему голос: "Иди ночью в степь и увидишь пред собою яркую звезду; последуй за нею и избегнешь агарян". Пленник, укрепляемый верою, дерзновенно ночью пустился в неизмеримую, неведомую степь, взяв с собою немного хлеба, и дивная звезда его руководила по обещанию Нила, доколе не воссияла денница. Тогда услышал за собою топот коней и крики варваров, ищущих своей добычи; в ужасе пал он на землю, моля Господа о своем сохранении, и внял его молитве Господь, осенив невидимою силою от их взоров, так что они с воплем пронеслись мимо. Со слезами благодарности поднялся от земли спасенный и, озираясь вокруг себя, продолжал путь, не видя более врагов. День и ночь странствовал он по бесприютной степи, и вот подходит к реке глубокой и быстрой, хотя и неширокой, а перевозчика нет, и течение ее через всю степь. Варвары знали, что нельзя миновать реки, и гнались до ее берега с твердою уверенностью, что поймают своего беглеца. Увидев его издали, устремились на него с дикими воплями и обнаженными мечами; он же, не видя себе ниоткуда спасения, оградился знамением крестным и бросился в реку: быстро понесла его вода вниз по течению, и напрасно стреляли в него с берега агаряне, ибо его охраняла благость Божия. Быстрее их коней мчала его река; они возвратились, почитая его уже утопшим, но река плеском волны выбросила человека на противоположный отлогий берег, и оттоле беспрепятственно шел он чрез степь, питаясь былием травным и непрестанно призывая в молитвах Господа и его угодника Нила.

Река сия, вероятно, была Донец, которая в то время служила границею от Крымской орды; освобожденный пленник благополучно достиг городов русских, где был с любовью встречаем властями и на подводах доставлен в Москву. Но прежде нежели взошел в дом отеческий, отыскал иконописца и велел изобразить ему лик преподобного, с листа ему данного, в меру гробовой доски; тогда только переступил родной порог; потом созвал священников и убогих и, угостив их трапезою, снабдил обильною милостынею, рассказывая всем, как избавил его Господь от плена. Когда же написан был образ преподобного, сделал большое торжество в честь святого Нила и с верным служителем послал честную икону в скит его, в пределы белозерские, снабдив его многими дарами и церковною утварью. Икона сия и доселе лежит на раке, и молитвами преподобного Нила истекают от нее исцеления.


Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).



На главную

Произведения А.Н. Муравьёва

Монастыри и храмы Северо-запада