А.Н. Муравьёв
Житие преподобного Сергия радонежского чудотворца

На главную

Произведения А.Н. Муравьёва

СОДЕРЖАНИЕ


Едва ли из всех житий святых русских есть одно, более отчетливо написанное, чем Сергиево, которое составил 27 лет после его блаженной кончины благоговейный ученик его, священноинок Епифаний. Многие годы вместе с ним подвизался он в обители и подробно записывал все слышанное им от старца, как сам это искренно рассказывает в своем предисловии.

"Благодарю Бога, — говорит благочестивый инок, — за премногую его благость, бывшую на нас; паче же ныне должны мы благодарить его за то, что даровал нам такого старца, святого и преподобного Сергия, в земле Русской и в стране нашей полнощной, во дни наши и в последние уже времена; гроб его доселе пред нами, и к нему притекая с верою, великое утешение душам нашим приемлем и много от него пользуемся. Столько уже лет минуло, а житие его еще не написано; и о сем скорбел я: каким образом 27 лет после его преставления никто не дерзнул писать о нем, ни ближние, ни дальние? Большие не соизволили, а меньшие не посмели. Однако два года спустя после кончины старца дерзнул я, окаянный, на сие дело: воздохнув к Богу и старца призвав на молитву, начал я понемногу записывать нечто от жития его, втайне сам с собою рассуждая: ни перед кем я не хвалюся, но для себя пишу, памяти ради и пользы. Имея таким образом у себя за много лет приготовленные записки, хотя и не в порядке, в свитках и тетрадях, ожидал я благоприятного времени, дабы нашелся кто-либо меня разумнее и собрал воедино все сии разрозненные главизны из жития святого; а я бы пошел к нему и поклонился, чтобы и меня вразумил; но, много о том разведывая, известился, что еще никто и нигде не думал писать о житии преподобного.

Подивился я, как оставалось в таком забвении тихое, чудное житие сие, и, побеждаемый сильным желанием, решился каким бы то ни было образом написать, хотя от многого малое. Обрел я некоторых премудрых и вопросил их, одобрят ли они мое помышление и подобает ли мне начать писать. Они же отвечали: "Как не подобает жития нечестивых описывать, так же не подобает и жития праведных полагать в забвении и предавать молчанию; ибо если такого мужа житие будет описано, то великая от того будет польза и утешение и писателю и читателям. Если же останется без описания, и самовидцы его преставятся, то во глубине молчания иссякнет сия польза, и как уведают о праведном житии не знавшие, каков он был и откуда, как постригся и пожил и какой имел конец житию? Прочитав же оное, быть может, и другие поревнуют идти вслед его, как и св. Василий Великий пишет: "Буди ревнитель право живущим и деяния их напиши на сердце своем, ибо тайну цареву прилично сохранять, дела же Божий полезно проповедовать"".

С тех пор еще усерднее начал я вопрошать у древних старцев то, что опытно ведали они о житии преподобного; и все, что они, отцы мои, мне рассказали, и то, что своими очами видел и что сам слышал я от святого старца, или от ходивших долгое время вслед его, и от того ученика, который возливал воду на его руки, и от брата его старейшего Стефана, бывшего отцом Феодору, архиепископу Ростовскому, все сие собрал я достоверно, о рождении его и воспитании и возрасте юности до пострижения. Другие же самовидцы поведали мне о начатках его пустынножительства и поставлении на игуменство и о многих трудах старческих. Я же, сему внимая, ужасался и как бы безгласен пребывал, не обретая в себе слов, подобных его деяниям, и помышлял сам в себе: как могу я, убогий, в нынешнее время все житие Сергиево по ряду написать и высказать неисчетные его труды? Где обрету такую премудрость и возвещу неисповедимую о нем повесть, ибо не может малая ладья носить тяжкое бремя. Однако, хотя и побеждаемый своею худостью, помолился я всемилостивому Богу и Пречистой Богоматери, да вразумят меня грубого и отверзут мне уста во исповедание слова, не ради моего недостоинства, но ради молитв святых старцев.

И самого преподобного Сергия призывал я на помощь, да будет мне споспешник и слову способник; а к собранному его стаду богозванных отцов ныне со смирением припадаю, касаясь праха их ног и прося их святых молитв, теперь наипаче, когда начинаю сие духовное сказание жития преподобного. Прошу же, да никто не зазрит моей дерзости, ибо и сам недоволен я такому начинанию, и одна только любовь моя к преподобному привлекает мой помысел, вынуждая говорить и писать; если же последовал бы собственному рассуждению, то по чувству своей немощи положил бы молчание на устах своих; но, как я уже сказал, печаль и жалость объяли мое сердце о многолетнем забвении жития столь многословущего старца, явленного по дальним странам и градам, дабы и мне не подвергнуться осуждению скрывшего в землю талант свой, по словам притчи. Господь же, могущий даровать слепым прозрение и немым проглаголание, может и мое просветить неразумие, и Его призываю на помощь, не отчаиваясь Его благодати".

Отрочество Сергия до пострижения в иночество

Господь, благоволивший такому светильнику воссиять в земле Русской, не попустил, дабы благочестивая отрасль сия возникла от неблагоговейного корня, и преподобному младенцу приготовил достойных его родителей, украсив их всякою добродетелью, дабы взаимно умножилась похвала и родившегося и родивших во славу Божию. Преподобный отец наш Сергий родился в лето от Рождества Христова 1314-е, при великом князе Юрии Даниловиче, при святителе Петре, митрополите Всероссийском, во граде Ростове, от родителей благородных и благочестивых, Кирилла и Марии.

Еще прежде нежели он родился, необыкновенный случай, или, лучше сказать, дивный промысел Божий, дал о нем знамение, что он будет благословенного корня святая отрасль. В один день его мать пришла в церковь к литургии и остановилась, по обычаю, с прочими женами в притворе. Пред чтением Евангелия вдруг младенец вскричал у нее во чреве, так что многие от того ужаснулись. При начатии херувимской песни вторично вскричал он так громко, что голос его слышен был по всей церкви, и мать пришла в страх. Когда священник возгласил "Святая святым", в третий раз вскричал младенец, и мать, едва не падши от страха, начала плакать. Прочие женщины, слышав громкий крик, видя смятение матери, пожелали видеть младенца, и она принуждена была открыться, что младенец кричал не на руках, но во чреве ее.

Не испытывая дивных путей провидения, но благоговея пред ними, народ выходил из церкви, повторяя написанное в Евангелии о Иоанне Предтече: "Что будет младенец сей?" (Лк 1:66). Епифаний, благочестивый писатель жития Сергиева, приводит по сему случаю на память пример Иоанна, как он во чреве матери ощутил приближение Господа Иисуса Христа, только еще зачатого Богоматерью, и от того взыгрался радостно. Исчисляет он и других святых Ветхого и Нового Завета, рождение коих предзнаменовано было чудными событиями, прежде еще нежели произошли они на свет.

Ближайшим последствием необыкновенного приключения Сергиевой матери было то, что она сделалась необыкновенно внимательна к своему состоянию. Во все остальное время беременности она не употребляла ни мяса, ни млека, ни рыбы, ни вина, но питалась хлебом, а пила одну воду и часто втайне, со слезами, молилась хранящему младенцев Господу. Таким образом плод чрева ее, в самом ее чреве уже очищался и освящался постом и молитвою.

Исполнилось время чревоношения, и когда чрез сорок дней принесен был новорожденный младенец в церковь, наречено ему во Св. Крещении имя Варфоломей. Благоразумный иерей Михаил, его крестивший, которому открыли родители младенца бывшее о нем чудо, много поучил их, из Ветхого и Нового Завета о избранниках Божиих, еще во чреве матери предназначаемых на служение Богу, и отпустил их, с утешением. Вскоре мать, а по ней и другие приметили в младенце опять нечто необыкновенное, чем проявляемы были семена будущих его расположений: когда мать насыщалась тучною пищею, младенец не брал сосцов ее; то же случалось в среды и пятки. Приписывали сие болезни, но дитя не страдало, а то же явление возобновлялось.

Когда Варфоломей достиг семилетнего возраста, родители отдали его учиться чтению вместе с старшим братом его Стефаном и с младшим Петром. Братья обучались успешно, а Варфоломей далеко отставал от них. Учитель наказывал его, сверстники укоряли, родители увещевали; он сам со слезами молился Богу, но грамота не давалась. Надобно было, чтобы отрок, о котором были столь добрые предзнаменования, ранним опытом научился никакого успеха, никакого знания, никакой способности не приписывать себе, но единственно Отцу Света, от Которого свыше сходит всякое даяние благое и всякий дар совершенный, и смиряться под крепкою Его рукою.

Однажды отец послал Варфоломея искать коней в поле, и с ним случилось то же, что некогда с Саулом, который, будучи также послан отцом своим для отыскания утраченных ослиц, обрел пророка Самуила, возвестившего ему грядущее царство. Отрок увидел в поле под дубом незнакомого старца, черноризца, имеющего благоговейный и ангельский вид, который стоял на молитве и проливал слезы. Варфоломей поклонился и стал вблизи, ожидая окончания молитвы; окончив ее, старец обратился к нему и спросил: "А что тебе надобно, чадо?" — "Я учусь грамоте, — ответствовал отрок, — но не умею; помолись за меня Богу, отче святый, чтобы я мог научиться грамоте". Старец воздел руки, возвел очи на небо, произнес молитву и дал отроку часть просфоры, сказав: "Сие дается тебе, в знамение благодати Божией и разумения Святого Писания". Сладостною показалась ему сия таинственная пища, и он воскликнул: "Не это ли есть сказанное в псалмах: "Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим" (Пс 118:103)". Старец отвечал ему: "Если веруешь, больше сих узришь; о грамоте же не скорби, ибо от сего дни даст тебя Господь разум грамоты, паче братии и сверстников твоих". Потом, много поучив его о пользе душевной, хотел отойти в путь свой, но отрок, падши на землю, в радости духовной, что обрел такого старца, со слезами умолял его посетить дом родительский, сказав притом: "Родители мои весьма любят таких, каков ты, отче".

Удивился старец вере отрока и последовал за ним в дом отеческий; с честью встретили его родители Варфоломея и предложили ему трапезу; старец же, прежде нежели вкусить ее, взошел в храмину молитвенную, взяв с собою отрока, начал молитвословие часов и велел ему говорить псалом. Тщетно изумленный отрицался неумением; старец настоял, чтобы он говорил слово Божие без сомнения, и отрок, взяв от него благословение, начал стихословить Псалтырь стройно и внятно и от того часа сделался весьма опытен в грамоте по слову старческому так, что родители и братия удивились его нечаянному успеху. Тогда вкусил старец предложенной ему трапезы; прежде нежели оставил он дом, родители отрока, усматривая в нем духовную силу и прозорливость, рассказали ему, каким образом сын их, будучи еще во чреве матери, троекратно прокричал в церкви, и просили разрешить их недоумение о приключении, которое самою необычайностью своею тяготило их душу, исполняя их невольным страхом. Старец, утешая их, отвечал: "О добрые супруги, удостоившиеся быть родителями такому детищу! Для чего устрашаетесь страхом, там где нет страха, вместо того чтобы исполняться радостью о данном вам благословении? Господь предизбрал отрока вашего еще прежде его рождения, и вот вам знамение: первым исполнением словес моих будет, что после моего удаления узрите отрока, хорошо разумеющего книги, ибо сын ваш будет велик пред Богом и человеками ради добродетельного жития". К сему присовокупил еще в самую минуту своего отшествия, что отроку надлежит построить обитель Пресвятой Троице, дабы многих привести вслед себя к разуму божественных заповедей. Утешенные родители провожали старца до ворот своего дома, но тут он внезапно сделался невидимым пред их очами, так что они возвратились в недоумении: не ангел ли Божий послан был даровать премудрость их отроку? И глубоко положили в сердце своем его таинственные глаголы. Получив столь нечаянно совершенный успех в учении, Варфоломей прилепился к церковному богослужению и чтению священных книг и с юных лет начал являть в жизни плоды учения. Не приставал он к суетным детским играм, смехотворству и сквернословию, но возрастал и преуспевал в страхе Божием. По некотором времени восприял он строгий пост: в среды и пятки не вкушал ничего, а в прочие дни питался хлебом и водою; часто целые ночи проводил без сна в молитве. Заботливая мать старалась умерить строгость его поста, представляя ему, что тело его еще растет, но он ей отвечал: "Не ты ли сказывала мне, что я еще в колыбели, в среду и пяток, постился? Слышав сие, могу ли теперь не понудить себя, воспрянуть к Богу, дабы он избавил меня от грехов моих?" Когда же мать возражала: "Двенадцать лет тебе только от роду, и ты говоришь о грехах своих; мы же видели над тобою ясные знамения благодати Божией!" Отрок отвечал: "Перестань, о мать моя, тебя увлекает естественная любовь твоя к чадам; не слышала ли ты в Писании, что никто не чист пред Богом, если хотя и един день жития его будет". Отрок продолжал укрощать плоть свою воздержанием и трудами для сохранения чистоты душевной и телесной; часто удаляясь в уединенное место на молитву, просил он Господа: "Если истинно то, что возвестили ему родители его, о знамениях над ним бывших, то да даст ему всем сердцем и всею душою служить Ему от младых лет; ибо привержен Богу от утробы матери своей и от сосцов ее, и да не оставит его Господь, когда отец и мать оставят его сирым в сея жизни, но да причтет его к избранному своему стаду и сподобит хранить святыню Его в страхе, да не прельстят его красная мира сего, но да возрастет он возрастом духовным, и Дух Божий, благий, да наставит его на землю праву".

Все это происходило в Ростове; там первые искры божественного желания начали возжигать сей великий светильник, но не там надлежало ему возгореться. Ему предназначено было просиять в мрачной пустыне и оттуда светить престольному граду и всем предметам России. Посмотрим, как перенесен он туда невидимою рукою промысла Божия.

Боярин Кирилл, отец его, был один из славных и именитых по своему богатству в городе Ростове, но в последние годы старости обнищал и оскудел по многим причинам: от частых хождений с князем своим в Орду, от частых ратей татарских и пришествия послов их на Русь, от многих даней и даров, требуемых в Орду, от тяжкого голода, нередко опустошавшего ростовскую землю, но наипаче от великой рати татарской, прослывшей от имени вождя своего Туралыковою. Год спустя после нее настало насилие междоусобное: княжение великое досталось князю Ивану Даниловичу, и вскоре княжение Ростовское причислено было к Москве. Горько стало тогда граду Ростову и наипаче князьям его; у них отнялась всякая власть и имение, вся же честь их и слава потягнули к Москве. Послан был на Ростов в сане воеводы от вельмож московских некто именем Василий, прозвищем Кочева, и с ним другой, именем Мина; они возложили великую тягость на всех живущих в городе; немалое число ростовцев отдавали имение свое по нужде; сами же взамен его получали только оскорбления и уходили с праздными руками и в последней нищете; нельзя высказать все, что они терпели. Столь велико было дерзновение воевод московских, что даже и самого начальника градского, старейшего боярина ростовского по имени Аверкий, поставленного от прежних князей, стремглав повесили и так оставили на поругание; великий страх объял видевших сие нечестивое дело и слышавших о нем не только в самом Ростове, но и в пределах его. Ради такой нужды раб Божий Кирилл выехал из родной веси Ростовской и со всем своим родом и домом переселился в Радонеж. Там водворился близ церкви, нареченной во имя Рождества Христова. Не он один, многие переселились с ним из Ростова в Радонеж и сделались пресельниками на земле чуждой; в числе их Георгий, сын протопопов, с родом своим, Иоанн Тормасов и Дюдень, зять его, с родом их, и Онисим, дядя его, бывший после диаконом, пришедший с тысяцким Протасием. Все они пришли в Радонежскую весь, которую дал князь великий сыну своему меньшому, князю Андрею, и тот поставил там наместником Терентия Ртища; так как дана была от него льгота и ослаба людям, то ради нее собралось к нему много разбежавшихся от ростовских гонений, в надежде найти себе некое утешение.

Там продолжал начатый им подвиг отрок Варфоломей, день и ночь подвизаясь в посте и молитве. Два его брата вступили в супружество, но Варфоломей просил у отца своего позволение вступить в иноческое житие. "Помедли, — говорили ему родители, — мы стары, немощны и скудны; братья твои заботятся о своих женах; хорошо, что ты печешься, как угодить Богу; только послужи нам немного и проводи нас во гроб, тогда исполнишь свое желание". Бла годатный сын повиновался.

Поучительный пример благоразумия родительского и послушания сыновнего! Кирилл и Мария не усиливаются погасить возгорающееся в сыне своем божественное желание и связать его мирскими узами, но только представляют ему свою нужду, втайне более помышляя о юности его, и дают ему случай испытать самого себя и укрепиться в намерении, дабы он, возложив руку на плуг, уже не озирался вспять. Но и Варфоломей не уподоблялся детям века сего, не всегда покоряющим волю свою воле родителей, он знал достоинство того, чего желал; однако согласился до времени томиться неисполненным желанием, дабы сохранить повиновение родителям и через то наследовать их благословение.

По некотором времени Кирилл и Мария сами пожелали вступить в монастырь и, пожив недолго в монашеском чине, отошли к Богу. Варфоломей принял сие, как поданный провидением Божиим знак к исполнению своего намерения. Проводив родителей в вечность молитвами и милостынями, он оставил земное наследие их младшему брату своему Петру; а сам пошел искать единственно небесного наследия. Помнил он в сердце своем слова псаломные: "Далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне, поспешил бы укрыться от вихря, от бури" (Пс 53:8-9), потому и решился, взяв крест свой, идти вослед Господа, дабы сделаться достойным его учеником.

Между тем старший брат его Стефан, пожив немногие годы в супружестве, имел двух сыновей: Климента и Иоанна (из коих последний под именем Феодора был после архимандритом Симонова монастыря, а наконец архиепископом Ростовским); по кончине супруги Стефан восприял монашеское житие в Покровском Хотковом монастыре, где погребены были его родители. Пришедши к брату, Варфоломей просил его идти с собою искать места для пустынножительства и убедил на сей подвиг. После долгого хождения по лесам полюбилось им одно место в густом лесу, имеющее и малую воду в низких местах, удаленное не только от жилищ, но и от путей человеческих, и это не без особенного промысла Божия. Сотворив молитву, они начали рубить лес и сами переносили тяжелые бревна на место, долженствовавшее прославиться чудною лаврою; сперва устроили себе лиственную хижину, а потом убогую келью и соорудили подле малую церковицу. Когда же приготовили ее совершенно к освящению, блаженный юноша сказал Стефану: "Поскольку ты мне брат, старейший по плоти, а по духу мне вместо отца, то не имею никого другого вопросить, кроме тебя, о том, что у меня теперь на мысли: вот уже и церковь совершена и готова к освящению; скажи мне, во имя какого святого следует освятить ее и какой будет ее праздник?" — "Зачем испытываешь меня о том, что лучше меня знаешь? — отвечал ему Стефан. — Или забыл, как неоднократно пред нами возвещали тебе наши родители, говоря: "Блюди себя, чадо, ибо ты уже не наше, но Божие, так как Господь избрал тебя и назнаменовал еще во чреве матери, когда трижды возгласил ты в нем, во время литургии?" Не объяснил ли о тебе пресвитер, тебя крестивший, и чудный старец, нас посетивший, что сей тройственный вопль был предзнаменованием того, что ты будешь некогда ученик Св. Троицы и многих научишь вслед за собою веровать во Св. Троицу? Итак, подобает тебе паче всех желать освятить церковь эту во имя Пресвятой Троицы; не наше есть сие помышление, но Божие изволение и прознаменование, да будет здесь имя Господне благословенно вовеки". Воздохнул из глубины сердца блаженный юноша и сказал брату: "Ты высказал то, что давно помышлял я в душе моей и чего хотел, но не смел выразить; любо мне слово твое, да совершится же церковь сия во имя Св. Троицы; ради послушания вопрошал я тебя, и вот Господь Бог не лишил меня желания моего сердца". Тогда пошли они за благословением к святителю Всероссийскому, Феогносту митрополиту, и с его благословения освящена была церковь во имя Пресвятой Троицы. Таково скромное начало Свято-Троицкой лавры, столько прославившейся именем преподобного Сергия!

Стефан по освящении церкви недолго оставался в пустыне, которая представляла одни труды и недостатки, поскольку ничто для безбедного прожития не было устроено, и не бывало в ней ни посетителей, ни приношений; окрест совершенная пустыня: ни сел, ни дворов, ни пути людского, ни даже мимоходящих; отовсюду окружал убогую церковь непроходимый лес. Так оставил Стефан одиноким пустыннолюбного брата и отошел в Москву; там устроил себе келью в Богоявленском монастыре, где подвизался в посте и молитве, ибо и он любил иноческое житие и воздерживался от всякого излишества, нося убогие ризы. В то время подвизался в том же монастыре еще в иноческом одеянии будущий святитель Всероссийский Алексий, и всех назидал строгим своим житием; с ним духовно сблизился брат преподобного Стефан; рядом всегда стояли они в церкви и вместе пели на клиросе; в той же обители проживал тогда некто именитый старец Геронтий. Великий князь Симеон Иоаннович, увидев строгое житие Стефана, повелел Феогносту митрополиту поставить его в пресвитеры и потом игуменом Богоявленского монастыря и взял его себе в духовники. Примеру князя последовали тысяцкий столицы Василий и брат его Феодор и прочие старейшие бояре.

Юный пустынник не поколебался в своем намерении, хотя и оставил его единоутробный, но разномыслящий брат, вместе с ним совещавшийся пребыть в пустыне и распрягший, однако, братолюбное ярмо сие ига Господня; то, что показалось тяжким Стефану, легким было для Варфоломея, ибо Господь соблюдал его благодатью своею в пустыне, ограждал святыми своими ангелами и, презирая внутренность его сердца, провидел в нем избранный сосуд свой, начальника множайшей братии и отца многих обителей. Преподобный хотя и пламенно желал облечься в ангельский образ, однако не спешил исполнить сердечное желание. Будучи юноша возрастом, но муж умом, не соизволял он обязать себя обетами монашескими, прежде нежели крепко искусит себя во всяком упражнении, труде и подвиге монашеской жизни. Исполнив же сие по силе и разумению, предался наконец давно питаемому желанию и, призвав к себе в пустыню некоего игумена Митрофана, саном пресвитера, со смирением преклонил перед ним главу, прося себе пострижения; это было уже на двадцать четвертом году его возраста. "От юности моей, — говорил он игумену, — желал я постричься, но многое время удерживала меня воля родительская; ныне же, от всего свободный, как олень, жаждущий источников водных, всею душою жажду иноческого пустынного жительства". Не замедлил игумен исполнить благочестивое его желание и в церкви Пресвятой Троицы постриг юношу, месяца октября в 7-й день, на память святых мучеников Сергия и Вакха; посему, сообразно с обыкновением тогдашнего времени, и наречено ему имя Сергий. После пострижения игумен совершил в той же церкви божественную литургию и приобщил юного чернеца.

Иноческие подвиги Сергия

Исполнился благодати Св. Духа новопостриженный причастник Св. Тайн, и внезапно исполнилась церковь неизреченным благоуханием, которое даже распространилось окрест нее, так что многие бывшие тут свидетели чуда сего прославили Бога, прославляющего своих угодников. Итак, Сергий был первый постриженный чернец своей уединенной церкви, первый начинанием и последний мудрованием, первый числом и последний по тем смиренным трудам, которые на себя возлагал, и если сказать истину, он был первый и последний, ибо многие после него постригались в той же церкви, но ни один не достигал меры его духовного возраста; многие так же начинали, но не все так оканчивали, хотя и при нем, и после него много тут находилось добрых иноков, никто, однако, не мог с ним сравниться, для всех и навсегда останется один он образцом совершенства иноческого. Так рассуждает о своем блаженном учителе преподобный Епифаний, а кто ближе его мог оценить подвиги своего учителя? Сергий с пострижением власов действительно отсек все свои хотения; с отложением мирской одежды совершенно совлекся ветхого человека, чтобы облечься в нового, ходящего в правде и преподобии истины, и, обновляемый юностью орлею, быстро возлетел на высоту созерцаний духовных. Семь дней пребыл он неисходно в церкви после своего пострижения, ничего не вкушая, кроме одной просфоры, данной ему в благословение от постригавшего игумена. Бодрствуя и подвизаясь во псалмах и песнях духовных, взывал он непрестанно к Богу: "Господи, возлюбил благолепие дома Твоего и место селения славы Твоей; истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце мое и плоть моя возрадовалася; блаженны живущие в доме Твоем: они непрестанно будут восхвалять Тебя" (Пс 83:3, 5).

Отпуская игумена Митрофана, его постригшего, Сергий с глубоким смирением сказал ему: "Вот ты уже отходишь и оставляешь меня единого в сей безлюдной пустыне, где издавна желал я уединиться от лица человеческого, чая Бога, спасающего меня от малодушия и бури. Благословен Бог, не оставивший всуе моей молитвы и дарующий мне ныне единствовать и безмолвствовать в пустыне. Ты же, о человек Божий, отходя, благослови меня, смиренного, помолись о моем уединении, научи, как подобает мне жить и молиться в пустыне и как противиться искушениям вражеским, ибо я еще новоначальный инок и должен обо всем совещаться с тобою". Игумен же, как бы пришедший в некий ужас от крайнего изумления к подвигу преподобного, отвечал ему: "Меня ли вопрошаешь о том, что не хуже меня ведаешь, о честная глава? Ибо ко всему ты приучил себя еще прежде моего пришествия; я только могу отвечать тебе словесами молитвенными, Господь Бог, и прежде тебя избравший, ныне да ущедрит тебя и вразумит и возведет в меру возраста духовного!" Сергий, припав к ногам уже отходящего, молил еще однажды, да испросит ему у Бога силы духовной против плотской брани бесовской и нахождения диких зверей посреди пустынных его трудов, и наставник укрепил его словами апостольскими: "Благословен Бог, иже не дает нам сверх сил искушенным быти, ибо все возможно об укрепляющем нас Боге; отходя из пустыни, оставляю тебя Богу, который сохранит вхождение твое и исхождение отныне и до века".

Так опять погрузился Сергий в совершенное безмолвие пустыни, и кто возвестит все уединенные подвиги сей твердой души, неусыпно соблюдавшей все правила устава иноческого? Кто изочтет слезы его и воздыхания к Богу, бдения и ночные молитвы, стояние, а не сидение, коленопреклонения и земные поклоны, и жажду при дневных трудах, и над всем тем непрестанную брань с врагами невидимыми и страхи пустынные! Сергий остался на новом иноческом поприще без предшественника и без сверстника, без наставника и без помощника, с единым Богом, вездесущим и никогда не оставляющим тех, которые для Него все оставили. Сколько браней предлежит уединенному подвижнику, прежде нежели достигнет безмятежной страны бесстрастия и вкусит сладость пустыни! Голод, жажда, холод, страх зверей, опасение погибнуть от скудости, тягость плоти, уныние души, смущение и рассеяние мыслей, даже невинное, по-видимому, отдохновение, и естественный сон — вот враги, с которыми он сражаться должен. Наипаче же невидимые враги, когда примечают, что человек, оставив мир и презрев плоть, усиливается проникнуть в область духовную, к общению с небесными силами и самим Богом, тогда, чтобы воспрепятствовать ему, с неимоверною дерзостью на него устремляются, так что не только издалеча пускают в него разожженные стрелы противных помыслов, но, вторгаясь даже в пределы его воображения и чувств, представляют ему странные образы и нелепые мечтания. Не избежал сих нападений и ревностный подвижник Сергий, но и принимал их бестрепетно, и отражал неутомимо. Мужественный не страшился сих суетных прельщений, воспоминая слова псаломные: "Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень" (Пс 90:5, 6). Пользуясь частым чтением душеполезных книг, знал он искусство духовной брани, которому один из опытных духовных воинов научает, говоря: "Иисусовым именем бей ратников". Крепкою, но смиренною, нерассеянною и слезною молитвою преподобный Сергий разрушал пустынные страхи и мечтания, видя же над собою осеняющую его благодать, день и ночь прославлял Бога, не оставляющего жезла грешных на жребии праведных.

Однажды ночью взошел он в уединенную церковь свою, чтобы петь утреню, но внезапно расступилась стена церковная и вступил в нее дьявол со множеством своих клевретов, как тать и разбойник, не входящий дверьми; полк бесовский явился в остроконечных шапках и одеждах литовских, как бы ратники иноземные, коих страх велик был в ту пору на Руси паче татарского, и устремился на блаженного, усиливаясь будто бы разорить церковь до основания. Со скрежетом зубов и с дикою угрозою вопияли враги блаженному: "Беги, изыди отсюда и не дерзай более жить на месте сем, ибо не мы на тебя наступили, но ты нашел на нас; если не избежишь отсюда, мы растерзаем тебя и умрешь в руках наших". Таков обычай дьявольский — гордо похваляться и грозить поколебать землю и иссушить море, хотя не имеет падший дух сам по себе власти даже и над свиньями, по сказанию евангельскому. Преподобный не смутился духом, но вооружился молитвою и произнес: "Да восстанет Бог, и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его. Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня" (Пс 67:2-3), и при сих псаломных словах исчезли враги столь же внезапно, как и явились.

Немного дней спустя, когда опять блаженный читал всенощные молитвы в уединенной своей хижине, внезапно окружил ее шум и мятеж полчища бесовского; опять наступили они целым стадом, бесчинно взывая: "Отыди, отыди от места сего, зачем пришел ты в пустыню сию и что желаешь обрести в этом лесу, где начинаешь водворяться? Не надейся жить здесь долее, ни даже единого часа; сам видишь, что место сие пусто и непроходно для человеков; не боишься ли умереть здесь от глада или от руки душегубцев? Вот и звери плотоядные витают окрест тебя в пустыне, алчущие растерзать тебя, и мы тебе здесь многие скорби и страхи творить будем и не уступим тебе искони пустынного места. Если не хочешь умереть напрасною смертию, не медля беги, не озираясь ни вправо, ни влево, да не погибнешь от руки нашей!" Преподобный, имея твердое упование на Бога, сотворил слезную к Нему молитву, дабы избавиться от врагов, и Господь не предал им раба своего, но явил его победителем. Божественная сила внезапно осенила его, и рассеялось полчище бесовское; сердце же его исполнилось сладостью духовною, ибо он уразумел милость Божию, что ему дана впредь и навсегда победа над врагами. Господь даровал ему силу сию, дабы не только один спасался в пустыне, но и обитель великую в ней соорудил во славу Святой Троицы, и не одну сию Радонежскую лавру, но и многие иные селения иноческие по градам и пустыням создал для спасения многих иноков и мирян в благословенной державе Русской.

После таких привидений демонских, которые нередко являлись ему, подобно как и великому Антонию в образе диких зверей, готовых его растерзать, страх настоящих зверей был уже для преподобного последним из страхов; целые стада голодных волков рыскали около его жилища и выли по ночам; страшно горели в лесу их пламенные очи вокруг уединенной кельи; иногда приближалось к ней и другие, более страшные обитатели сих пустынных лесов, медведи. Но хотя по немощи человеческой невольный страх и смущал иногда сердце Сергия посреди его беспомощного одиночества, однако он немедленно вооружался молитвою, и страх сей переходил обратно на зверей, которые без всякого ему вреда от него удалялись. Увидев однажды перед хижиною своею большого медведя и примечая, что он не столько свиреп, сколько голоден, Сергий сжалился над зверем и, вынесши кусок хлеба, предложил ему сей пустынный обед на пне или на колоде. Зверь полюбил странноприимство пустынника и, часто приходя к келье, ожидал обыкновенные угощения; и преподобный, с своей стороны, привык миловать зверя, так что делил с ним последний кусок, а иногда и весь отдавал ему как неразумеющему поста, сам же оставался без пищи. Так упражнял он себя в отречении от самых необходимых потребностей и в этом мирном обращении с свирепою тварью созерцал следы первоначального повиновения всех тварей невинному человеку.

Не более двух лет, однако, преподобный мог жить в любезном своем одиночестве, ибо Господь призрел пустынные его подвиги и хотел облегчить их ради великой его веры и терпения. Как благоуханный цвет хотя и кроется в дикой траве, однако не может укрыться, потому что его благоухание далеко возвещает о нем, так и блаженный Сергий хотя скрывался от всякого человека во глубине лесов между дикими зверями, однако не мог укрыться, потому что благоухание святого жития его услышали некоторые люди, имевшие очищенное чувство духовное, и начали просить позволения жить близ него. Сперва приходили к нему по одному, потом же по два, иногда по три и, припадая к стопам его, молили, чтобы их не отринул. Вначале он возбранял им, представляя всю трудность пустынного жития; но когда они обещались все претерпевать с помощью его молитв, то преподобный, памятуя слова Господни: "И приходящего ко Мне не изгоню вон" (Ин 6:37), решился принять их и сказал: "Братия мои, хотел я один скончать в пустыне уединенное мое житие, но поелику Господь говорит, что там, "где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф 18:20) и поскольку Давид воспевает: "Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!" (Пс 132:1), то и я не хочу воспротивиться воле Господа, хотящего устроить здесь обитель. С радостию вас приемлю и прошу каждого устроить себе кельи; но да будет ведомо вам: если пришли сюда работать Богу и хотите здесь со мною пребывать, то вы должны быть готовы претерпевать всякие беды и печали, нужды и недостаток, и сердца ваши не должны услаждаться яствами, ибо многими скорбями подобает нам войти в Царствие Небесное; узок и прискорбен путь, вводящий в жизнь вечную, и много званных, но мало избранных и спасающихся; ты же не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство" (Лк 12:32).

По слову преподобного пришельцы начали созидать себе хижины около его уединенной кельи, приемля себе за образец постническое житие его, бдение и непрестанное молчание, худость ризную, любовь совершенную, кротость с тихостью, память смертную, страх Божий непрестанный, как завязь и цвет всякому плоду добродетели, наипаче же нелицемерное его смирение и постоянное умерщвление плоти трудами телесными. В юные свои годы преподобный был столь крепок телом, что имел силу противу двух человек, но, когда ощутил в себе брань вражью и стрелы сильного, разожженные углями пустынными, он обуздал тело свое постом и поработил его молитвою. Хотя и не было пресвитера при уединенной церкви, однако во исполнение заповеди псаломской: седмижды в день восхвалять Господа (Пс 108:30), преподобный с братиею ежедневно собирались в церковь на полунощницу, утреню, третий, шестой и девятый час, вечерню и повечерие, совершая между ними еще частые молебны и в церкви, и в кельях по заповеди апостольской: "непрестанно молиться" (1 Фес; 1 Сол 5:17). Для совершения же литургии призываем был извне священник или игумен, ибо Сергий по своему смиренномудрию не хотел принять на себя ни сана пресвитерского, ни степени игуменской, управляя только посредством своего примера, и действительно, по слову Христову, был первый тем, что был всем слугой (Мф 20:26, 27).

Не более двенадцати братии собралось вначале около старца, и число сие оставалось долго неизменным, так что когда убывал один, приходил другой на его место. Старший из них, прежде всех пришедший к преподобному, был некто старец Василий, прозванием Сухой, выходец из пределов северных, от Верхней Двины. Любопытно знать имена сих первых собеседников Сергиевых, сохранившихся нам в современном описании жития его. Называется между ними еще некто Иаков, или Якута, который служил им в виде рассыльного для потребностей монастырских; был еще и Онисим, сын Елисеев, по степени диакон; когда же сооружены были кельи, преподобный оградил их тыном и приставил вратаря у входа в обитель. Три или четыре кельи построил он своими руками, рубил дрова и сам носил полена к кельям, чтобы облегчить братию, молол в жерновах, пек хлебы, варил пищу, шил одежду и обувь, воду в двух водоносах, на своих раменах, носил на гору и поставлял у кельи каждого. Лес не был тогда далеко от обители, как теперь, замечает преподобный Епифаний, но где сооружались кельи, там над ними стояли и древеса, широко осеняя их и шумя над ними ветвями; около же церкви повсюду были колоды и пни, и между ними засевались различные овощи для потребы пищной. Но, угождая другим в течение дня, Сергий мало питался хлебом и всю ночь еще бодрствовал на молитве, имея непрестанно в устах своих псалом сей:

"Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь" (Пс 15:8). Так подвизался сей земной ангел, желавший больше всего быть гражданином небесным. Год спустя после того, как собралась к нему братия, пришел к ним игумен Митрофан, тот самый, от которого приял он пострижение; но ненадолго возрадовался Сергий, ибо ветхий старец сей, разболевшись, в непродолжительном времени скончался, и много о том скорбел преподобный, ибо великая была нужда в игумене. Усердно молил он Господа, дабы дан им был наставник, могущий управить душевный корабль их от волн потопления и злых духов к пристанищу спасения; Господь услышал его молитву и самого просителя благословил дать игуменом братии. По мере того как возрастала необходимость, Господь вложил в сердца братии поставить самого их старца на игуменство. Сперва совещались они между собою; потом же все, утвердившись верою, пришли вкупе к преподобному и сказали ему: "Отче, мы не можем долее жить без игумена, и потому мы все пришли к тебе изъявить наш помысл и желание; весьма желаем, чтобы ты был нам игумен, наставник душам и телам нашим, дабы мы приходили к тебе с покаянием и, открывая пред тобою грехи свои, всякий день принимали от тебя прощение, благословение и молитву, дабы видели тебя ежедневно совершающим Св. литургию и от честных твоих рук приобщались божественных тайн. Ей, святый отче, сего желаем от тебя, только не отрицайся". Преподобный Сергий, вздохнув из глубины сердца, сказал им: "И помышления не имел я о игуменстве, ибо доселе желает душа моя скончаться в чернецах, на месте сем; вы же не принуждайте меня, но оставьте меня Богу; Он как восхощет, так и сотворит со мною". Братия возразили ему: "Зачем ты отрекаешься исполнить общее желание? Вот наше последнее слово: или сам будь нам игумен, или, если хочешь, иди испросить нам игумена у святителя; если же нет, то мы разойдемся от места сего". Преподобный, опять восстенав из глубины сердца, отвечал им: "Разойдемся теперь каждый в свою келью и помолимся прилежно Богу, да откроет нам волю свою, что нам подобает делать". Все разошлись, но через несколько дней опять братия собрались к преподобному и начали умолять его, чтобы принял игуменство, говоря, что ради него, услышав о добродетельной его жизни и возложив на него свое упование, водворились они на месте сем, дабы он, упокоив их старость, предал их и гробу, воссылая о них Пресвятой Троице теплые молитвы пред престолом Божиим. Опять отрекался Сергий, изъясняя с глубоким уничижением, что не подобает ему совершать ангельское служение, а разве только плакать о грехах своих, и удалился от них в свою келью.

Тогда они, видя, что не могут преклонить его к своему желанию кротостью и ласкою, со слезами еще однажды приступили к нему и говорили: "Если ты не хочешь печься о душах наших и быть нам пастырем, то мы все принуждены будем оставить сие место и нарушить обет наш; тогда мы будем блуждать, как овцы без пастыря; а ты дашь ответ нелицеприятному Судии, Богу". Прекрасная распря! Распря, едва ли не превосходнейшая, нежели самое согласие, когда смирение старейшего сражается с покорностью младших! Единственная брань, в которой ни одна сторона не теряет, а обе приобретают в каждом поражении.

Наконец победило братолюбие. "Желаю, — сказал преподобный, — лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божия; не знаю, что угодно Богу; воля Господня да будет". Однако далее, будучи побежден милосердием к братии, смиренный Сергий не хотел выступить из обычного порядка, надеясь еще встретить несоизволение власти духовной. "Отцы и братии, — сказал он, — я уже более вам не прекословлю, полагаясь во всем на волю Бога, испытующего сердца и утробы". В то время по случаю отсутствия св. Алексия, митрополита Всероссийского, в Царьград наместником его в Переяславле был епископ Волынский Афанасий. Взяв с собою двух старцев, к нему предстал Сергий и, падши к ногам его, просил благословения. Епископ спросил его о имени и, услышав имя Сергия, с радостью дал ему во Христе целование, ибо прежде до него достигла уже весть о начатках его доброго подвига, сооружении церкви и обители и богоугодных делах.

После долгой беседы со святителем Сергий смиренно стал просить у него игумена и наставника новой обители; епископ же Афанасий сказал ему: "Возлюбленный, Господь Бог устами пророка Давида сказал: "Изведу избранного из людей Моих и рука Моя поможет ему"; тебя же, сын и брат мой, воззвал Бог от чрева матери твоей; итак, ты да будешь отселе отцом и игуменом братии твоей, собранной в новой обители Святой Троицы". Еще хотел отрицаться преподобный Сергий, ссылаясь на свое недостоинство, но святитель сказал ему: "Возлюбленный, ты все стяжал, а послушания не имеешь", и словом сим обезоружил смиренного. Он отвечал только: "Как Господу Богу угодно, так и будет; благословен Господь вовеки"; и все единодушно сказали: "аминь". Тогда святитель Афанасий велел клирикам идти в церковь и, взяв с собою преподобного Сергия, облекся во священные одежды, велел ему произнести гласно Символ Веры и, осенив крестом, поставил его иподиаконом и диаконом в ту же литургию. На другой же день совершил его иерейским саном и в последующие дни велел ему служить божественную литургию. С глубоким умилением впервые принес преподобный Сергий бескровную жертву собственными руками, исполненный вместе и страха и радости духовной, и епископ Афанасий, отечески с ним беседуя, наставил его правилам апостольским и учению святых отцов для настроения душевного. "Должно тебе, возлюбленный, — говорил он, — немощи немощных носить, а не себе угождать, как свидетельствует апостол: "Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов" (Гал 6:2) — сие исполняя, и сам себя спасешь, и сущих с тобою". Так поучив его довольно, отпустил к братии поистине игуменом и пастырем, стражем и врачом духовным, ибо не желал он и не предвосхитил начальства искательством или мздою, но со смирением потек на предлежащий ему подвиг, дабы и других принести вслед за собою ко Христу Богу.

Игуменство преподобного Сергия

С радостью встретили братия нового игумена, или паче давнего своего наставника, и поклонились ему до земли; он же, взойдя в церковь, пал на землю со слезами, помышляя о важности своего служения, и призывал вышнюю помощь. Взирая на икону Пресвятой Троицы, сотворил он молитвы Невидимому Царю и просил себе предстательства Пресвятой Богородицы и сослужебников у престола благодати небесных сил, Предтечу и мудрых апостолов, с ними же и начальных святителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого и всех святых, дабы их молитвами несомненно стать ему у престола Живоначальные Троицы и дерзнуть прикоснуться руками своими к Агнцу Божию, закланному за грехи мира.

По молитве обратился он к братии, словом Божиим побуждая их не ослабевать в подвигах, ради царствия небесного. "Подвизайтесь, — говорил он, — взойти в него узкими вратами, помните слова апостола: "Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание" (Гал 5:22, 23)", — и благословив братию, поручал себя их молитвам, исповедуя свою немощь, ибо чувствовал все бремя ответственности, на нем лежащей, если по неразумию своему соблазнят кого-либо из меньших. "Да сподобит и меня Господь когда-либо, — говорил он, — предстать Ему и дерзновенно изглаголать: "Вот я и дети, которых дал мне Господь" (1 Ис 8:18), и услышу ли я тогда сей божественный глас великого пастыря: "Добрый и верный раб! войди в радость господина твоего" (Мф 25:21)?" Так, со смирением выражаясь о себе, помышлял он в уме своем о житии великих светильников, ангельски на земле поживших: Антония и Евфимия, Саввы освященного и Пахомия и Феодосия Киновиарха, которым желал подражать. Следуя по их стопам, укреплял он себя их молитвами и братию одушевлял их примером вооружаться духовно против врага душ человеческих.

Впрочем, получив начальство, не переменил он своего поведения; не многими словами учил братию, но наипаче был для них образцом в делах своих. Каждый день совершал литургию; в церкви, на всяком молитвословии являлся прежде всех, и отнюдь не восклонялся на стену, что знаменовало мысль в богомыслии водруженную, и дух, не побеждаемый леностью тела. По прежнему продолжал служить братии в домашних делах: делал свечи, варил кутию, особенно же просфоры приготовлял сам, не допуская никого из братии в этом участвовать, и приносил потом сии чистые труды благоговейных рук своих для бескровной жертвы Богу. Одежду носил из такой ткани, которую как негодную отвергали прочие, и притом по большей части ветхую, покрытую заплатами и напоенную потом, так что люди, которые, как говорит присловие, встречают по одежде, увидев его, не хотели верить, чтобы то был знаменитый игумен Сергий.

В начале игуменства Сергиева, около трех лет, число братии, кроме него, не было ни больше, ни меньше двенадцати, так что, если один умирал или выходил из обители, тотчас являлся другой и прежнее число восстановлялось. Первый, пришедший сверх сего числа, был архимандрит Симон, который, слышав о житии преподобного, оставил свое настоятельство в Смоленске, чтобы жить в послушании у него, и своим имением способствовал ему создать церковь, пространнейшую прежней. С сего времени число братии возрастало; с любовью и радостью принял его Сергий; Симон же, прожив многие годы у него в послушании, исполненный всеми добродетелями, в старости маститой преставился к Богу, и преподобный с великою честью проводил его до гроба. И другой архимандрит вскоре пришел к нему из Москвы, брат преподобного Стефана, приведший вместе с собою меньшого сына Иоанна, еще не старше двенадцати лет. Держа отрока за руку, сам родитель ввел его в церковь и предал в руки брату, повелевая немедленно постричь, и не усомнился Сергий исполнить волю старейшего брата, когда он предавал Богу сына своего. Феодором наречен был юный инок и от малых лет научился у преподобного дяди своего всем добродетелям иноческим, доколе сам не достиг в меру его духовного возраста и не сделался сперва настоятелем обители Симоновской, а потом архиепископом града Ростова.

Мало-помалу разрасталась обитель, и преподобный Сергий, по мере умножения братии, постепенно умножал труды свои, чтобы достойным быть пастырем собранного стада, "не господствуя над братией, по слову апостола, но подавая пример стаду" (1 Пет 5:3). Сего великого Сергия укрепил Бог, как бы одного из древних отцов. Он водворился в жилище диких зверей и утвердил обитель свою там, где скитались некогда не одни звери, но и полчища бесовские, и Бог оградил его обитель полками ангельскими. Многие притекали искать себе спасения под мирным его кровом, и никого не отвергал он, ни богатого, ни убогого, по слову евангельскому: "Приходящего ко Мне не изгоню вон" (Ин 6:37), — но не скоро постригал. Прежде приказывал он приходящему облечься в длинную свиту из черного сукна и довольно времени обращаться с братиею, доколе не навыкнет всему уставу монастырскому; потом уже облачал в иноческую одежду и более опытного постригал, надевая мантию и клобук, а когда видел брата, достигшего уже совершенства иноческого, сподоблял его и святой схимы. Таков был порядок в сей пустыне Радонежской, когда просиял в ней преподобный, и молва о нем пронеслась по всей окрестности.

Тогда это еще действительно была пустыня, не так как в наше время, говорит преподобный Епифаний, ибо в первые пятнадцать лет от начала обители все было пусто вокруг; но уже во дни великого княжения Иоанна, брата Симеонова, православные христиане полюбили место сие и начали селиться окрест; никто не возбранял им рубить дремучие леса, до которых дотоле не прикасалась рука человеческая. Дебри пустынные преобразовали они в чистое поле; в пролесках поставили уединенные дворы, а в иных местах и селения, пустыня сделалась проходимою, и обитель начали посещать; но не так было вначале, когда Сергий с немногою братиею уединился в сию пустыню.

Одно из правил порядка, учрежденного преподобным в своей обители, было то, чтобы после повечерия, кроме крайней нужды, братия не ходили из кельи в келью и не беседовали друг с другом, но каждый в своей келье упражнялся бы в молитве и рукоделии. Для наблюдения за сим по совершении своей келейной молитвы, в глубокий вечер, особенно в долгие ночи, обходил он тайно все кельи братии. И если находил кого на молитве, или с книгою, или за рукоделием, о таковом радовался, благодарил Бога и молился о его утверждении. А если слышал празднословящих, ударял в дверь или в окно, чтобы прекратить непозволенную беседу, и удалялся. Наутро же, призвав к себе таковых, входил с ними в назидательный разговор и, не обличая вначале, приводил их к смиренному признанию в прегрешении; а непризнательных обличал и исправлял епитимиею.

Другое достойное примечания правило преподобного было то, чтобы в случае недостатка потребного для пропитания братия не ходили из монастыря по деревням и селам просить, но с терпением в монастыре просили бы и ожидали милости от Бога. Трудное правило и для такой обители, которая не вдали от селений, тем более для той, которая в таком положении, что к ней едва по узкой и прерывающейся тропинке можно было пробраться! Но Сергий веровал, и было по его вере упование, и упование не посрамляло его.

Случалось, что недоставало вина для совершения литургии, фимиама для каждения и воска для свечей. Тогда зажигали березовую или сосновую лучину и при сем освещении совершали утреннюю или всенощную службу, с большим трудом, читая во мраке каноны и Псалтырь. Поскольку монастырь образовался из пустынножительства, и совершенного общежития еще не было учреждено, то недостаток пропитания постигал игумена прежде всех. Случилось однажды, что у него не было ни хлеба, ни соли, а во всем монастыре оказывалась скудость в пище. Три дня провел Сергий без пищи, а на рассвете четвертого пришел к одному из братии, именем Даниилу, и сказал ему: "Слышал я, что ты хочешь пристроить сени к твоей келье; построю я тебе их, чтобы руки мои не были без дела". — "Весьма сего желаю, — отвечал ему Даниил, — и давно у меня все приговлено для работы, но ожидаю древодела из села; тебе же боюсь поручить, чтобы ты не взял от меня великой мзды". — "Работа сия не дорого тебе станет, — возразил Сергий, — хочу гнилого хлеба, а у тебя он есть, больше же сего ничего от тебя не требую. Зачем тебе ожидать древодела мимо меня? Разве не знаешь, что и я также умею работать". Тогда Даниил вынес ему несколько кусков хлеба, которые отлагал за гнилостью, говоря: "Если действительно ты таких хочешь, то вот, возьми все, что имею". — "Довольно мне сего и с избытком, — отвечал Сергий, — побереги это для меня до девятого часа; я не беру платы прежде работы". Сказав сие, крепко препоясал себе чресла и начал усердно работать, от утра и до вечера, несмотря на голод, с помощью Божиею долбил столбы, тесал доски и к захождению солнца совсем построил сени. Поздно уже было, когда старец Даниил вынес ему гнилые хлебы как условленную цену за труд целого дня; тогда, положив их пред собою, Сергий, по молитве, благословил их и начал есть с одною водою, даже без соли; это был вместе обед его и ужин. Некоторые из братии, видя, что от гнилости хлеба исходила из уст его пыль, изумились долготерпению своего старца, что и такую дурную пищу не хотел принять без труда.

Но другие, также не евши по два дня, потеряли терпение и возроптали. "Слушаясь тебя, — говорил один из таковых Сергию, — мы умираем с голоду, ибо ты запрещаешь нам исходить в мир, чтобы просить хлеба; завтра же пойдем отсюда, каждый в свою сторону, и более сюда не возвратимся, ибо не можем уже терпеть здешней скудости". Преподобный Сергий, желая подкрепить их малодушие своим долготерпением, собрал всю братию и с обычною кротостью увещевал их не изнемогать в искушении. Он приводил им на память слова Спасителя: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их, кольми паче вас, маловеры?" (Мф 6:26, 30,36). Обнадеживал их, что претерпение искушений вознаградится сугубою пользою и будет изменение в их трудном положении по слову псаломному: "Вечером водворяется плач, а наутро радость" (Пс 29:6), наконец сказал: "Верую, что Бог не оставит места сего и живущих в нем".

Действительно, пока он еще беседовал с братиею, услышали, что кто-то стучит во врата; вратарь, приникнув к скважине, увидел, что принесено множество брашен, и, будучи сам весьма голоден, от радости не отворил врат, но устремился к преподобному с вестью, говоря: "Отче, благослови принесших хлебы, ибо твоими молитвами много их пред вратами". Святой Сергий велел принять их внутрь обители, и все прославили Бога, увидев, как много еды привезено было на колесницах. Преподобный приказал собраться всей братии и пригласить на общую трапезу принесших хлеб, дабы угостить благодетелей своих, но прежде велел ударить в било и, взойдя в церковь, соборно отслужил благодарственный молебен. После молитвы сели все за трапезу, и Сергий, благословив хлебы, разделял их братии; хлебы были все теплы и мягки, как бы только что испечены, и имели удивительную сладость во вкусе, будто испечены были с маслом и благовонным зельем. Так некогда и манна, посылаемая в пустыне народу Израилеву, имела для него особенную сладость во вкусе; и преподобному Сергию вместо гнилых хлебов послал Бог за его терпение чудную сию пишу. Во время трапезы спросил Сергий: "Где же тот брат, который роптал на заплесневшие хлебы? Пусть взойдет теперь и уразумеет, какова пища послана нам от Бога, и вспомнит слова пророка Давида: "Я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами" (Пс 101:10}". Потом преподобный спросил: "Где же принесшие хлебы?" Но никто не мог дать ему ответа; братия только смотрели друг на друга. "Разве не говорил я вам, — сказал Сергий, — чтобы вы пригласили их к трапезе?" — "По слову твоему мы их звали и допытывали, от кого хлебы, — сказали иноки, — они же только отвечали нам, что христолюбец некий послал их из дальних мест Сергию и, несмотря на приглашение наше, не хотели прийти на трапезу, отговариваясь, что имеют еще и другое поручение, и так скрылись от очей наших". Изумился преподобный и вместе с братиею прославил Бога. "Видите ли, — сказал он, — что Господь не оставляет места сего и рабов своих, работающих день и ночь с верою и терпением; вы же памятуйте слово апостольское: "Имея пропитание и одежду, будем довольны тем" (1 Тим 6:8), и станем всегда уповать на Господа, который ниспошлет полезное душам и телесам нашим". С тех пор братия научилась терпению при случавшихся недостатках, а между тем и на другой, и на третий день, к общему изумлению, опять неведомые христолюбцы прислали обильную пищу для всей братии.

Был, однако, еще один случай, возбудивший сперва ропот и потом обратившийся во славу Сергия, ибо вера его являлась с тою силою, какую присвояет ей Спаситель, когда говорит: "Всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите" (Мф 21:22). Когда пришел он безмолвствовать на место сие, не заботился о воде, далеко отстоявшей. Неоднократно братия жаловались ему, что далеко ходить за водою, и даже некоторые говорили: "Для чего на таком месте создал обитель?" На сие преподобный отвечал: "Я хотел безмолвствовать один; Богу угодно было воздвигнуть здесь обитель; но дерзайте в молитве: если Он в безводной пустыне дал воду непокорному народу еврейскому, то призрит ли вас, работающих Ему здесь день и ночь?" После сего, взяв одного брата, пошел в дебрь под монастырем и нашел немного дождевой воды, произнес над нею молитву: "Боже, Отче Господа нашего Иисуса Христа, сотворивши небо и землю, и все видимое и невидимое, молим Тебя и мы, грешные и недостойные рабы Твои: услыши нас в час сей и яви славу Твою, подобно как в пустыни чудодействовала Моисеем кроткая Твоя десница, от камня Твоим повелением, воду источив: так и здесь яви силу Твою, даруй нам воду на месте сем, и да разумеют все, что Ты послушаешь боящихся Тебя и имени Твоему славу воздающих, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков, аминь".

Едва произнес он сию молитву и назнаменовал крестом место, на котором прежде, по свидетельству старожилов, никогда не было текущей воды, внезапно обильный источник пробился из-под земли, который и доселе всеми видим (у Пятницкого монастыря), и многие от него почерпают на потребу монастырскую, благодаря Бога и его угодника Сергия. Бывали исцеления от воды сей приходящим к источнику с верою, как свидетельствует преподобный Епифаний, так что и от дальних мест посылали за целебною водою для больных своих; не один и не два подобных случая бывали, но многократные, и самый источник оттоле прозвался Сер-гиевым; но смиренный чудотворец, узнав сие, строго запретил братии, говоря: "А не я, но Господь дал сию воду нам, недостойным". После такого простодушного описания современника Сергиева о дивных его подвигах умилительно внимать слову и позднейшего преемника его обители, который жаждет возвратиться духом к первобытным ее временам:

"Прости мне, великая лавра Сергиева, если мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустыню Сергия. Чту и в красующихся ныне храмах твоих дела святых, обиталища святыни, свидетелей праотеческого и современного благочестия; люблю чин твоих богослужений, и ныне с непосредственным благословением преподобного Сергия совершаемых; с уважением взираю на твои столпостены, не поколебавшиеся и тогда, когда поколебалась было Россия; знаю, что и лавра Сергиева и пустыня Сергиева есть одна и та же и тем же богата сокровищем, то есть Божиею благодатию, которая обитала в преподобном Сергии, в его пустыне, и еще обитает в нем и в его мощах, в его лавре; но при всем том желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свечи, и пламень их досягает до неба, и ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной кельи, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором отпечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных. Дайте мне облобызать порог ее сеней, который истерт ногами святых и через который однажды переступили стопы Царицы Небесной. Укажите мне еще другие сени другой кельи, которые в один день своими руками построил преподобный Сергий и в награду за труд дня и глад нескольких дней получил ломтик согнивающего хлеба. Посмотрел бы я, как позже других насажденный в сей пустыне преподобный Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемником преподобного Сергия. Послушал бы молчание Исаакиево, которое, без сомнения, поучительнее моего слова. Взглянул бы на благоразумного архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником у преподобного Сергия, нежели начальником в другом месте. Ведь это все здесь, только закрыто временем или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге. Откройте мне ковчег, покажите сокровище; оно непохитимо и неистощимо; из него без ущерба его можно заимствовать благопотребное, например безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования".

Слава и смирение Сергиевы; начало общежития

Отселе начались благодатные знамения чудодейственной силы Сергиевой. В окрестностях его обители жил благоговейный человек, питавший большую веру к преподобному; одного только сына имел он, и отрок сей лежал на одре болезни. С верою понес его в обитель скорбевший отец, говоря сам себе: "Если только донесу его до человека Божия, то, конечно, исцелеет". Успел он принести отрока в келью святого и слезно просил над ним помолиться; но, когда еще Сергий готовился совершать молитву, отрок от жестокого припадка испустил дух. Утратив последнюю свою надежду, огорченный отец с плачем начал укорять Сергия, что вместо желанного утешения только умножил его скорбь, ибо лучше бы для него было, если бы отрок скончался дома. Оставив мертвеца своего в келье святого, пошел он готовить гроб; Сергий же, сжалившись над родителем, начал молиться об умершем, и внезапно ожил отрок. Возвратился отец, неся все нужное для погребения; но Сергий, встретив его на пороге кельи, сказал: "Не рассмотрев, ты возмутился духом; отрок же твой не умер". Не хотел верить словам его изумленный отец, но, увидев сына живым, пал к ногам человека Божия; Сергий же говорил: "Прельщаешься и не знаешь сам, за что благодаришь; когда ты нес сюда больного отрока, он изнемог от сильной стужи, а тебе казалось, что умер, ныне же согрелся у меня в теплой келье и тебе опять кажется, что он ожил". Напрасно утешенный отец крепился в том, что отрок его ожил молитвами преподобного; святой запретил ему о том говорить под опасением, что вовсе лишится сына; итак, в недоумении возвратился отец с воскресшим; не смея о том разглашать и не в силах будучи утаить радости отеческой, он только воздавал славу Богу, творящему чудеса. По времени сделалось сие известным через ученика Сергиева.

Вот и другой образец чудодейственной его силы. Вдали от лавры преподобного жил знатный человек, на берегах Волги, который впал в исступление ума и неукротимое беснование, так что иногда необходимо было смирять его узами железными, и теми даже невозможно было удержать его; он бегал от людей в места пустынные, как писано в Евангелии о беснуемых (Мф 8:16), и там пребывал со зверями, доколе опять не обретали его присные. Услышав о чудесах преподобного Сергия, они совещались между собою, как бы привести его к человеку Божию; многих трудов стоило им исполнить сие сердобольное дело, потому что беснуемый сильно противился, диким голосом взывая: "Куда меня влечете, не только видеть не хочу, но и слышать о Сергии!" Когда же довлекли его почти до обители, внезапным порывом разбил он свои узы и, на всех устремляясь, вопиял: "Не хочу, не хочу, возвращусь туда, откуда вышел"; голос его был так ужасен, что, казалось, сам человек расторгнется на части, и дикие его вопли слышны были внутри ограды. Возвестили о том преподобному; он велел ударить в било и собраться братии на молебствие о болящем, и тот стал мало-помалу укрощаться, так что могли его ввести в монастырь; Сергий вышел из церкви, держа в руке крест, и когда осенил им беснуемого, с воплем отскочил мучимый дьяволом; недалеко была вода, накопившаяся от наводнения; в нее устремился он, взывая, что горит страшным пламенем, и с той минуты исцелился благодатью Христовою и молитвами святого. Опять возвратился ему разум, и он начал говорить осмысленно: "Когда привели меня к преподобному и он хотел меня осенить крестом, увидел я исходящий из креста пламень великий, которым весь был я объят, и потому бросился в воду, чтобы мне не сгорать". Несколько дней тихо провел он в обители, воздавая хвалу Богу и исцелившему его угоднику Божию, и мирно возвратился в дом свой.

С тех пор еще более начало стекаться народа в обитель преподобного; от многих стран и городов приходили к нему искатели безмолвия, под его кров, и постники лик оставляли свои обители, чтобы укрыться в обители Сергиевой, почитая более для себя полезным сожительствовать с таким учителем; вельможи и простые люди, все к нему притекали, как к общему для них строителю высшей благодати, и Сергий, видя над своею обителью благословляющую руку Божию, тем с большим усердием молился о преуспеянии братии. Однажды в глубокий вечер, на обычном правиле, когда, бодрствуя, возносил молитву о своих духовных чадах, услышал он голос, который звал его: "Сергий!" Изумился старец странному зову в тишине ночи и, сотворив молитву, открыл окно кельи; внезапно представилось ему чудное видение: воссиял с неба великий свет, так что и ночная тьма рассеялась обилием сего света, и тот же голос вторично возгласил ему: "Сергий, ты молишься о чадах своих, и Господь принял твою молитву; посмотри, какое множество иноков, наставляемых под твоею паствою, собрано тобою во имя Живоначальной Троицы!" Сергий посмотрел и увидел множество прекрасных птиц, слетевшихся не только в монастырь, но и окрест него, и опять послышался дивный голос: "Подобно тому как ты видел птиц сиих, так умножится стадо учеников твоих и по тебе не оскудеют, если захотят последовать стопам твоим". Утешился блаженный неизреченным видением и желал с кем-либо разделить свою духовную радость, чтобы и другие были свидетелями чудного явления, которое касалось не его одного, но всего братства; он пригласил архимандрита Симона, всех ближе к нему жившего, и Симон, изумленный столь нечаянным зовом старца в ночное время, поспешил на его голос, но не сподобился полного видения, а только застал еще часть некую чудного света; святой Сергий поведал ему все виденное и слышанное им, и оба они по слову псаломному возрадовались с трепетом (Пс 2:11).

Жившие много лет с преподобным свидетельствовали, что никогда новая риза не восходила на тело его и не облекался он в испещренные или мягкие одежды, помня слово евангельское: "Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских" (Мф 11:8), — вместо дорогих сукон одевался Сергий в сермяжную ткань из простой шерсти овец и темного цвета; самая риза его была ветхая и многошвенная от частых заплат. Однажды не было хорошего сукна в обители, и братия погнушалась случившейся половинкою; один передавал ее другому, и так обошла она до семи человек; преподобный же принял ее со смирением, скроил ее себе на рясу и, облекшись в нее, не хотел уже более снимать, доколе в продолжении одного года вся она не распалась от гнилости. Часто бывало, что встречавшие его в убогой одежде не признавали в нем того знаменитого игумена Сергия, о котором много слышали, но принимали его за какого-либо странника или за одного из последних в его обители.

Случилось одному земледельцу из дальних мест, много слышавшему о добродетели Сергия, пожелать видеть преподобного. При входе в ограду увидел он самого человека Божия, копающего землю для огородного зелья, и, не зная его, спрашивал братию, где бы мог видеть их славного игумена. Иноки сказали ему, чтобы подождал немного, пока возвратится блаженный с того места, где копал уединенно землю. Движимый нетерпением, простодушный поселянин заглянул в огород сквозь скважину забора и не хотел поверить, чтобы трудившийся в поте лица и в разодранном рубище был сам настоятель. Опять обратился он к братии, требуя, чтобы показали ему игумена, и при дверях огорода стал ожидать его выхода; вышел Сергий, и братия указали его пришельцу, но земледелец отвратился от него со смехом. "Издалека пришел я видеть пророка, — сказал он, — вы же показали мне какого-то нищего, и напрасен труд мой, ибо в обители честной, где думал обрести себе пользу, нашел я только посмеяние; не до того я еще безумен, чтобы принять мне сего убогого за того именитого Сергия, о величии и славе коего так много слышал". Так рассуждал простец, не ведавший Св. Писания и смотревший только глазами внешними, а не внутренними.

Оскорбилась братия неверием поселянина, который не хотел воздать подобающей чести их игумену, и просила у преподобного позволения изгнать из обители невежественного гостя, но Сергий остановил их, говоря, что не к ним он пришел, а к нему и что по слову апостольскому духовным подобает духом кротости исправлять погрешности братии своих (Гал 6:1). Не дождавшись себе поклона от поселянина, сам он с великим смирением поклонился ему до земли и с любовью благословил, благодаря, что имеет о убожестве его надлежащее мнение. Не довольствуясь тем, он взял его за руку, посадил подле себя за трапезу и сам предлагал ему яства и питие. Пришелец, видя такое снисхождение, поверил ему печаль свою, что доселе не исполнилось его желания видеть Сергия, и кротко отвечал ему Сергий: "Не печалься, так велика к нам милость Божия, что отселе никто не исходит печальным, и Бог тебе пошлет в сей же час того, кого ищешь". Еще беседовал с ним блаженный, когда приехал в обитель некий князь с великою честью и славою, окруженный множеством бояр и отроков; они же, расчищая дорогу для своего владыки, схватили поселянина и далеко отринули его от князя своего и от Сергия. Ужаснулся простец, увидев, как еще издали благоговейно поклонился до земли пришедший князь преподобному, который, облобызав его, благословил; только двое они воссели, окрест же них все бояре и братия стояли. Опять спросил поселянин одного из иноков: "Кто же тот, кто сидит одесную князя?" И с укором отвечал ему инок: "Или ты один пришлец в нашей обители и доселе не слыхал о преподобном Сергии?" Тогда только постиг свое неразумие поселянин и, дождавшись выхода княжеского из обители, бросился к ногам преподобного; он молил его простить ему невежество и неверие, и Сергий, утешив его назидательным словом, отпустил с благословением; но сердце простодушного человека было так поражено смирением великого, что он вскоре опять возвратился в обитель, дабы уже никогда ее не оставлять; в ней постригся в иноческий образ и через несколько лет в добром исповедании преставился к Богу.

Спустя немного времени как бы в награду за такое смирение пришли в обитель к преподобному Сергию посланные от патриарха Константинопольского и, поклонившись ему, сказали: "Вселенский патриарх Константинаграда, Кир-Филофей, благословляет тебя и посылает тебе в дар крест и схиму, вместе с своим писанием". Блаженный же Сергий смиренно отвечал им: "Остерегитесь, не к иному ли вы посланы? Ибо кто я, грешный и недостойный, чтобы сподобиться мне таких даров от святейшего патриарха?"

Но посланные утверждали, что ни к кому иному не пришли как только к преподобному Сергию. Тогда старец, поклонившись им до земли, угостил их на трапезе и, пригласив отдохнуть в обители, сам поспешил к святителю Алексию, митрополиту, и донес ему о случившемся. Святитель повелел читать послание, к читано следующее:

"Божиею милостию архиепископ Коистантинаграда вселенский патриарх Кир-Филофей — о Святом Духе сыну и сослужебнику нашего смирения Сергию: благодать и мир и наше благословение да будет с вами. Слышали мы по Боге житие твое добродетельное и весьма похвалили и прослабили Бога. Но единой главизны еще недостаточествует тебе, ибо не общее житие стяжал. Понеже ведаешь преподобный. и сам Богоотец пророк Давид, все обнявший разумом, ничто столько не похвалил, говоря: "Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!" (Пс 132:1). Потому же и я совет благой даю вам, да составите общее житие, и милость Божия и наше благословение да будет с вами".

"Ты что повелишь, святой владыко?" — вопросил Сергий, по прочтении послания, и митрополит отвечал старцу: "Бог прославляет славящих его; посему и ты, преподобный, сподобился такого блага, что имя твое и жительство достигли столь далеких стран, и даже великий вселенский патриарх посылает тебе советы на общую пользу; и мы много его за то благодарим и не можем тебе советовать чего-либо иного". С того времени учреждено в обители преподобного Сергия совершенное общежитие, распределены общественные должности и строго запрещено иметь свою собственность или называть что-либо своим, ибо положено всему быть общему. Премудрый пастырь одного поставил келарем, дабы заботился о внешней потребе, другого же приставил служить немощным; в церкви назначил эклесиарха и повелел твердо все соблюдать по заповеди святых отцов.

Когда таким образом довершилось благоустройство обители, то и число учеников возросло паче прежнего и всякое обилие в ней водворилось. Чтобы избыток не привел с собою нерадения или иного порока, но послужил бы к умножению благословения, мудрый распорядитель ввел в обители странноприимство, питание нищих и подаяние просящим. Учреждение сие почитал он столь важным для обители, что не обинулся подкрепить оное особенным предречением. "Если, — говорил он братиям, — сию мою заповедь сохраните без роптания, то и по отхождении моем от жития сего обитель весьма распространится и на многие лета неразрушима постоит благодатию Христовою". Рука Сергиева простерта была к требующим, по красноречивому выражению Епифания, как река многоводная, тихая струями, и если кому приключалось в зимнее время от сильного мороза, или глубоких снегов, или бурной метели быть задержанным на пути, то во все время пребывания своего в обители получал он все необходимое; странные же, нищие и болящие многие дни в ней отдыхали в полном довольствии и упокоении, и так как уединенная пустынь Сергие-ва внезапно как бы выдвинулась из дремучих лесов, на распутье стезей человеческих, то много князей и воевод и их воинства непрестанно проходили мимо гостеприимных врат ее, и все были принимаемы с честью и отпускаемы с обильною пищею.

Казалось, что уже обитель Сергиева отовсюду крепко была утверждена и от всякой превратности безопасна; но кто знает, что родит наступающий день? Внезапно возревела буря, которая сорвала было благодатный покров с сей обители и едва не разрушила самых ее оснований. В один субботний день святой Сергий был в алтаре, совершая сам вечернюю службу, а брат его Стефан стоял на левом клиросе. "Кто тебе дал эту книгу?" — спросил Стефан канонарха, и тот отвечал, что ее дал игумен. Неизвестно отчего помысел гнева и властолюбия поколебал Стефана. "Кто здесь игумен? — сказал он. — Не я ли первый основал сие место?" И другие произнес он немирные слова, которые Сергий, будучи в алтаре, слышал. Игуменство не привлекало, а тяготило его; он воспользовался случаем оставить сие бремя, не желая управлять не желающими его правления, обременяясь славою и желая глубокого уединения, по первоначальному влечению своего сердца.

Окончив вечерню, Сергий, не заходя в келью, тайно удалился из монастыря и, одинокий, пошел путем, ведущим на Кинелу; настигла ночь, и он спал на пустом месте, наутро же продолжал путь свой и достиг Махрищского монастыря. Там испросил у настоятеля, преподобного Стефана, какого-либо брата, который бы ему мог указать пустынные места, и, обойдя с ним многие дебри, обрел наконец прекрасное место на реке, называемой Киржач. Так как никто не знал о выходе Сергия из своей обители, то все ужаснулись, не обретая его, и братия разослана была по всем пустыням, селам и городам, чтобы его искать. Один из иноков пришел на Махру к преподобному Стефану и услышал от него, что Сергий прошел в дальнюю пустыню, дабы там основаться. Обрадованный инок в первом порыве хотел устремиться вслед за своим игуменом, но потом, однако, решился возвратиться в обитель, чтобы и прочую братию утешить столь радостною вестью. Едва только услышали осиротевшие иноки, где обретается их наставник, начали по два и по три к нему переселяться, и с любовно принимал их преподобный, поставляя кельи для их упокоения. Потом послал он двух учеников своих к митрополиту Алексию просить у него благословения на основание церкви и, получив оное, начал сооружать церковь, но прежде так помолился Господу:

"Господи Боже, древле уверивший Израиля многими чудесами и законодавца своего, Моисея, многими различными известив знамениями, и Гедеону руном образ победы показавший, сам ныне, Владыко, вседетель, услыши меня, грешного раба своего, молящегося Тебе; прими молитву мою и благослови место сие, где благоизволил создаться храму во славу Твою и в похвалу и честь Пречистой Матери Твоей, честного и славного ее Благовещения, да и в том славится пресвятое имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь".

Благодатью Христовою при множестве споспешествующих иноков и бельцов успешно совершилось здание церковное и возградилась обитель, исполнившаяся многочисленною братиею. Не потерпели, однако, оставшиеся иноки Троицкой обители тяжкого для них разлучения с наставником своим и, возгоревшись любовью, пришли в престольный град к митрополиту. "Владыко святый, — сказали они святителю Алексию, — да ведает святое твое владычество о разлуке нашей с отцом нашим духовным; ныне живем мы, как овцы, не имеющие пастыря; священноиноки и простые старцы, не терпя такого разлучения, один за другим переходят к нему из обители нашей, и мы сами не можем долее терпеть такого лишения. Итак, если соизволяешь на смиренное моление наше, повели ему опять возвратиться в прежнюю обитель, да не вконец она разгорится". Сжалился святитель над безутешно плачущими и немедленно послал к преподобному Сергию двух архимандритов, Герасима и Павла, с пастырским от себя словом, исполненным божественного писания, как отец, поучающий сына своего. Архимандриты, достигнув новой обители Сергия, после обычного приветствия сказали ему: "Отец твой, Алексий митрополит, благословляет тебя и весьма возрадовался о жительстве твоем в дальней пустыне, ибо и там прославляется от многих иноков имя Божие; но достаточно и того, что ты соорудил уже церковь и собрал вокруг нее достаточное братство. Ныне избери из числа учеников своих человека, опытного в добродетели, и поставь его вместо себя строителем новой обители; сам же возвратись опять в монастырь Пресвятой Троицы, дабы братия долее не скорбела о разлучении с тобою. Наносящих тебе оскорбление изведу вон из монастыря, да не будет тебе там ни единого противника; только не ослушайся нас, и милость Божия и наше благословение всегда пребудут с тобою".

Смиренно отвечал преподобный: "Так от меня скажите владыке моему митрополиту: все из твоих уст приемлю с радостию, как бы из уст Христовых, и ни в чем тебя не преслушаю". С таким отзывом возвратились архимандриты к святителю, и он, обрадованный совершенным послушанием Сергия, немедленно прислал к нему священников и утварь, дабы освятить на Киржаче церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Сергий послал одного избранного им ученика, Романа, к митрополиту, и тот, рукоположив его в пресвитеры, поставил строителем на Киржаче; сам же преподобный возвратился в прежнюю обитель Пресвятой Троицы. Возвращение сие было торжеством взаимной любви учеников и наставника; они вышли навстречу ему с радостными славословиями, и умилительно было видеть, как, припадая к ногам старца, целовали руки его, и ноги, и самую одежду, благодаря Бога за возвращение желанного их учителя. И он также радовался духовно, взирая на чад своих, собранных им в пустыне, и видя несомненный опыт их свободного и совершенного послушания.

Весьма желательно было преподобному, чтобы не Роман, а другой любимый ученик его, Исаакий, был игуменом в новой обители Благовещения, но никак не соглашался на то сей смиренный любитель безмолвия; он даже молил преподобного благословить его на конечное молчание, и блаженный старец сказал ему: "Чадо, если желаешь безмолвствовать, то завтра, когда совершим божественную литургию, стань у северных дверей и там благословлю тебя". На другой день по слову старца встретил его Исаакий у северных дверей, и Сергий, осенив его крестным знамением, сказал: "Господь да исполнит твое желание". В самую минуту благословения Исаакию показалось, что некий пламень исходит из руки преподобного и всего его объемлет. С того дня молитвами Сергия пребыл он в совершенном бесстрастии и безмолвии; если даже иногда хотел молчальник тихо произнести некое слово, ему возбраняла молитва святого, и молча пребыл Исаакий до конца дней своих по слову Божественного Писания: "Я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих" (Пс 37:14), — в великом посте и воздержании, удручая тело свое и наипаче смиряя себя бдением и молчанием до последнего издыхания.

Следует здесь воспомянуть и о епископе Стефане, муже благоговейном, который с детства воссиял сердечною чистотою и многую любовь стяжал духовно к блаженному отцу Сергию. Однажды случилось ему идти в царствующий град из своей епископии Пермской, где многие тысячи язычников обратил к свету Христову как новый апостол и благовестник слова Божия; путь его лежал мимо обители, в десяти от нее верстах; но так как он поспешал в столицу, то и помышлял сам в себе: "На обратном пути моем посещу преподобного". Прочитав молитву "Достойно есть яко воистину", мысленно поклонился он издали на ту сторону, где стояла обитель Сергиева, и произнес: "Мир тебе, духовный брат мой". Случилось тогда преподобному Сергию сидеть затрапезою с братиею, и духом уразумел он в тот же час духовное целование епископа Стефана. Немедленно встал он с трапезы и, немного постояв, сотворил молитву и поклонение, сказав: "Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою". Изумилась братия необычайному восстанию Сергия от трапезы прежде уставленного времени; некоторые же поняли, что он имел видение, и по окончании трапезы спрашивали его о случившемся. Искренно отвечал им Сергий: "В этот самый час епископ Стефан, идущий ко граду Москве, стал против монастыря нашего и поклонился Святой Троице, и нас, смиренных, благословил". Сергий назнаменовал и самое место, где сие совершилось; некоторые из учеников, желая удостовериться в событии, поспешили на то место, и еще настигли людей, шедших с епископом; они спросили их, так ли это действительно было. Исследовав же истину, подивились прозорливости своего старца и прославили Бога. Прозорливость сия являлась и в других случаях. Однажды князь Владимир Андреевич, который с детства благоговел к преподобному, потому что обитель его была в отчине, доставшейся князю в удел от родителя, послал блаженному Сергию служителя с различными яствами для утешения братии. Посланный искусился на пути и употребил нечто от брашен в свою пользу; старец, познав духом его согрешение, обличил за то, что прежде благословения прикоснулся к сим яствам, и тогда только принял приношение княжеское, когда виновный покаялся перед ним в вине своей.

Другой человек, нрава лихоимного, живший близ обители, оскорбил соседа своего, сироту, и отнял у него упитанного им борова, не заплатив денег. Обиженный прибегнул к посредничеству святого; Сергий как скорый заступник убогих призвал к себе обидевшего и спросил, верует ли, что Бог есть судия праведным и грешным, отец сирым и вдовицам, готовый на отмщение, и что страшно впасть в его руки? Как же бестрепетно грабим и насильствуем и творим зло? Не довольствуясь дарованною нам благостью, желаем чуждого, пренебрегая Его долготерпением? Не пред очами ли нашими обнищевают поступающие неправедно, дома их пустеют и память их погибает с шумом? А в будущем же веке ожидает таковых вечное мучение. После многих увещаний он велел ему заплатить цену сироте, и виновный в первую минуту страха обещал удовлетворить обиженного, но, возвратившись домой, по малодушию изменил своей мысли. Когда же взошел в клеть, где хранился зарезанный им боров, с чрезвычайным изумлением увидел, что все мясо уже изъедено червями, несмотря на зимнее время; в ту же минуту заплатил он цену его сироте и велел выбросить испорченное мясо на съедение псам и птицам, но и те не хотели прикоснуться к лихоимной его добыче.

Между тем частые исцеления свидетельствовали о чудодейственной силе старца. Трудная болезнь приключилась одному из соседних жителей лавры Сергиевой, так что в течение трех недель не вкушал он ни пищи, ни сна. Братьям его по плоти пришла благая мысль обратиться к преподобному Сергию, и они говорили между собою: "Столько чудес творит Господь рукою блаженного старца; быть может, и над нами умилосердится!" Они принесли своего больного и положили к ногам Сергия, прося о нем помолиться; святой же с молитвою покропил святою водою болящего, и в ту же минуту почувствовал он облегчение; вскоре глубокий сон объял его, и вслед за тем последовало исцеление.

Господь начинал и более явными знамениями прославлять своего угодника. Однажды совершал он в обители божественную литургию с братом своим Стефаном и племянником Феодором, уже посвященным в сан пресвитерский; Исаакий же молчальник стоял в церкви. Внезапно видит он внутри алтаря четвертого, чудного образом мужа, сослужащего сим трем и сияющего необычайным светом, в блистающих ризах. На первом входе с Евангелием ангеловидный муж сей шел вслед за святым Сергием, и лицо его сияло как солнце, так что Исаакий не мог даже взирать на него; чудо разрешило ему уста, он обратился к стоявшему подле него благоговейному иноку Макарию, который был сподоблен того же видения, и спросил его, не знает ли, кто сей чудный муж. "Не знаю, — отвечал Макарий, — но и меня объемлет ужас; я сперва думал, что он пришел к нам в обитель с князем Владимиром, и спрашивал у бояр его, не пришел ли с ними какой-либо пресвитер. Но они отвечали, что нет. Без сомнения, это ангел Божий, сослужащий Сергию". По окончании литургии оба ученика, удостоенные видения, приступили к преподобному и спрашивали его о таинственном муже; Сергий сперва смирения ради отрекался, чтобы кто-либо, кроме брата и племянника, сослуживал ему, но потом на усиленные их вопросы отвечал: "Чада мои любезные, если Господь уже открыл вам тайну сию, то и я не могу утаить от вас, что виденный вами был ангел Господень, и не только теперь, но и всегда бывает такое посещение Божие мне, недостойному, во время совершения божественной литургии; вы же сохраните сие в тайне до исхода моего из сей жизни".

Обители, основанные учениками Сергия

Преподобный Феодор, племянник блаженного старца, под его руководством возрос в мужа совершенного, и сердце его до такой степени было открыто своему великому наставнику и дяде, что не было ни одного тайного помысла в сердце его днем или ночью, которого бы не поспешил обнаружить учитель. Когда сподобился он сана пресвитерского, ему пришло желание составить общежительный монастырь, и он неоднократно исповедал сие желание блаженному старцу. Испытав несколько времени, будет ли прочно такое желание, благоразумный пастырь благословил наконец Феодора на его подвиг и отпустил братии, которые пожелали за ним следовать. Юный строитель обрел себе место весьма живописное на берегу Москвы-реки, на урочище, называемом Симонове и там пожелал основаться. Сергий сам пришел посмотреть место, полюбил оное и благословил тут быть обители, Феодор испросил разрешения у святителя, чтобы соорудить церковь во имя Рождества Богоматери, и составил общежительный монастырь, по преданиям святых отцов, собрав множество братии из различных мест, ибо далеко простиралась слава о добродетели и премудрости Феодора; Сергий непрестанно молил Бога, чтобы ученик его сохранился без преткновения на скользком пути. Феодор же, устояв в добродетели, почтен был от вселенского патриарха саном старейшего архимандрита над всеми настоятелями русских монастырей и составил новую обитель на Симонове во имя Успения Богоматери, а наконец возведен был на кафедру святительскую родного своего города Ростова. Прежде, однако, нежели устроилась сия обитель, другой ученик преподобного, Андроник, из той же ростовской отчины блаженного Сергия, сделался строителем нового монастыря на берегах Яузы, который и доселе носит его имя. Сергий много любил его за высокую добродетель и молил о нем Бога, чтобы довершил доброе течение; Андроник издавна питал в душе желание составить свою общежительную обитель, но, привыкши от юных лет к совершенному послушанию воле старца, предоставлял на волю Божию исполнение сердечного своего желания, которого не таил от блаженного учителя. Пришел однажды святитель Алексий, митрополит, посетить преподобного в его обители, ибо он питал к нему большую любовь и, находясь с ним в духовном союзе, обо всем совещался, что касалось до дел церковных. В искренней беседе сказал ему святитель: "Возлюбленный, хочу просить у тебя одного благодеяния, в котором, надеюсь, не откажет мне твоя любовь". — "Мы все в твоих руках, владыко, — отвечал преподобный, — и ничто тебе не возбранено". — "Хочу, — продолжал митрополит, — если Бог мне поможет, устроить монастырь. Случилось некогда, в то время как мы плыли из Константинограда к русской стороне на свою митрополию, восстала сильная буря на море, так что корабль готов был сокрушиться от волнения пучины, и яростно всем нам угрожала смерть. Все бывшие на корабле в крайней нужде сей обратились к Богу; с ними и я начал молить Господа, да избавит нас от предлежащей скорби, и дал тогда же обет Богу: если приведет нас в безбурное пристанище, соорудить церковь во имя того святого, в день памяти коего достигнем пристани. В тот же час престало волнение морское, в тишину великую преложилась буря, и мы вышли на берег августа в 16-й день. Хочу ныне исполнить обет свой и не только соорудить церковь в честь Нерукотворенного образа Господа нашего Иисуса Христа, но и составить монастырь, устроив в нем благодатию Христовою общежитие. Итак, прошу твою любовь дать мне в настоятели возлюбленного ученика твоего Андроника".

Святой Сергий без прекословия исполнил волю святителя; митрополит же. даровав обильную милостыню его обители, взял с собою Андроника и. избравши прекрасное место на берегах Яузы, там начал сооружать благолепную церковь во имя Нерукотворенного образа, он поставил в ней и чудную икону Спаса, богато украшенную золотом, кото-рую привез из Царьграда. и. составив общежитие иноческое при церкви, вручил настоятельство Андронику Немного времени спустя пришел преподобный Сергий посмотреть строительство любимого ученика своего, похвалил и благословил место сие, устрояемое во славу имени Божия, и, поучив с душевною пользою братию, возвратился в свою лавру Молва о добродетельной жизни Андроника распространилась повсюду не менее Феодоровой и привлекла к нему множество учеников. В течение долгого его правления облеклась чрезвычайною славою его обитель, он ее оставил по себе не менее благоговейному ученику своему Савве, под сенью коего процвели знаменитейшие иконописцы земли русской, Андрей и Дионисий, благолепно украсившие многие храмы престольного града и оставившие нам дивные образцы иконного писания.

Святитель Алексий, находясь в духовном союзе с преподобным Сергием, не только брал иноков из его лавры в настоятели своей обители, но и употреблял его в церковных делах государственной важности. Таким образом, когда возникло междоусобие в семействе князей Суздальских и младший из них вторгся в удел старшего, митрополит Алексий, не успев возвратить похищенное ни словом княжеским, ни словом святительским, решился наконец, чтобы смирить непокорного, наложить запрещение церковное на злоприобретенное им достояние и совершил это устами преподобного Сергия. Кроткий инок вышел из своей пустыни, чтобы исполнить строгое повеление святителя, но вместе со словом запрещения убедительные речи потекли из уст его, и к общему утешению водворилось желанное согласие между братьями. Когда же престарелый святитель начал чувствовать приближение своей кончины, он вызвал опять преподобного из его любимого уединения. Посреди духовной беседы митрополит внезапно велел принести золотой крест, украшенный драгоценными каменьями, и дарствовал его святому; Сергий же, со смирением поклонившись, сказал: "Прости меня, владыко святой, от юности я не был златоносец, а в старости наипаче подобает мне пребывать в нищете". — "Знаю, — отвечал ему святитель, — что таково было всегда житие твое; но теперь покажи послушание и приими от нас дар сей в благословение". Сказав сие, возложил он на св. Сергия крест своими руками и вместе с тем объяснил ему значение своего дара. "Да будет тебе известно, преподобный, для чего я призвал тебя и что хочу с тобою сотворить: вот я держал Богом врученную мне митрополию, сколько Ему было угодно; ныне же вижу себя приближающимся к кончине, только не знаю дня моего исхода. Желаю еще при жизни моей обрести мужа, могущего после меня пасти стадо Христово, и из всех избрал тебя единого как достойного править слово истины. Знаю верно, что от великодержавного и до последнего человека все тебя желают; итак, ты заблаговременно почтен будешь саном епископства, после же моего исхода и престол мой восприимешь".

Услышав слова сии, весьма огорчился преподобный, ибо вменял для себя архиерейство за великое бремя. "Прости мне, владыко святой, — отвечал он, — ты хочешь возложить на меня бремя свыше меры, и ты не найдешь во мне того, чего ищешь, ибо кто я, грешный и худший паче всех человеков?" Напрасно приводил ему митрополит словеса из Божественного Писания, думая тем преклонить его на свою волю; никак не преклонился смиренный труженик и решительно сказал: "Владыко святой, если не хочешь ты отогнать моей нищеты от слышания твоей святыни, не говори более о том моей худости и никому другому не попусти меня к сему побуждать, ибо невозможно обрести во мне желанного тобою". Тогда святитель Алексий перестал его о том тревожить, опасаясь, чтобы, стесняемый его молениями, не удалился куда-либо в пустыню и сам он не лишился бы такого светильника; успокоив и утешив старца духовными речами, он отпустил его в свое место.

Немного времени спустя св. Алексий митрополит преставился из жития временного в вечность, в 1373 году, и опять начали великодержавный и князья просить преподобного восприять архиерейский сан, но духовный адамант Сергий никак на сие не соглашался. Между тем престол архиерейский восхитил некто архимандрит Михаил, в простонародье называвшийся Митяем, и, будучи духовником великого князя, дерзнул облечься в одежду святительскую и возложить на себя белый клобук. Он начал всячески вооружаться против преподобного, полагая, что Сергий противится его дерзновению, желая сам восприять себе кафедру. Еще более раздражился он, когда преподобный взял себе на поруки перед лицом великого князя друга своего, епископа Суздальского Дионисия, который хотел отплыть в Царьград и мог сделаться опасным соперником для Митяя. Блаженный старец, услышав похвальбы его, сказал ученикам своим: "Известно мне, что Михаил грозится против нашей обители, но не получит он желаемого и, побежденный гордостью, не увидит даже и Царьграда". Сбылось пророчество святого, ибо во время плавания своего к Царьграду Митяй, внезапно разболевшись, скоро скончался, и другой, архимандрит Пимен из числа его спутников, поставлен был в сан митрополита, хотя и без согласия княжеского. Сергия же все почитали как единого от пророков, и действительно сбылось над ним знаменательное благословение святителя Алексия, ибо он сделался духовным пастырем всей Российской Церкви и при жизни и по кончине, хотя и не занял кафедры святительской.

Доселе мы видели преподобного Сергия как благочестивого пустынножителя и образователя благоучрежденных обителей; но из глубины его смирения проблескивал, когда этого требовало время, и деятельный сын отечества и муж государственный. Житие Сергия дает случай засвидетельствовать возвещаемую апостолом истину, что "благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей" (1 Тим 4:8). Попущением Божиим за грехи наши во дни великого князя Московского Димитрия Иоанновича князь ордынских татар Мамай подвиг всю Великую орду на землю Русскую и ужасом объяты были все русские люди. Князь же Димитрий, имея великую веру к святому старцу и признавая в нем дар пророчества, пришел к нему в обитель спросить, повелит ли ему выйти в поход против безбожных татар.

Преподобный благословил державного на ратный подвиг, вооружил его молитвою и сказал: "Должно тебе, государь, попечься о врученном тебе от Бога христоименитом стаде; иди против безбожных татар; с помощью Божией получишь победу и возвратишься здравым и с великими похвалами с поля битвы". Умилился великий князь и сказал: "Если Бог пошлет мне помощь на врагов, поставлю монастырь во имя Пречистой Богоматери", — и, приняв благословение, поспешил в поход. Сергий отпустил с ним двух своих иноков, Александра Пересвета и Андрея Ослябя, обоих рода боярского, которые горели ревностно положить живот свой за веру Христову и землю родную, и действительно, во время битвы, сразившись с богатырями ордынскими, запечатлели кровью свой подвиг. Когда же великий князь выступил в поле против татар и, узнав о превосходстве вражьих сил, начал колебаться недоумением, на что ему решиться, внезапно пришел к нему посланный от преподобного Сергия с писанием, в котором старец побуждал князя без всякого сомнения идти смело против неверных и нисколько их не бояться, вполне надеясь на помощь Божию. Князь и все его воинство, ободренные писанием преподобного, сразились с несметными полчищами врагов, и на берегах Дона одержана была знаменитая Куликовская победа, которая сделалась началом освобождения России от ига татарского. Бежали нечестивые, видя над собою гнев Божий, и долго их преследовала Христоносная хоругвь; тогда сбылось пророческое слово, что "мог один преследовать тысячу и двое прогонять тьму" (Втор 32:30). Между тем преподобный в самое время битвы, стоя на молитве с братиею, видел дальнее как бы близ него совершаемое; несмотря на расстояние многих дней пути, он возвещал братии о успешном ходе битвы, сказал потом и о совершенной победе, и о мужественных подвигах великого князя, наименовал даже избиенных воинов Христовых и принес о них молитву: таким даром прозорливости просветил его Господь за высокую добродетель.

Победоносный князь Донской, со славою возвратясь в престольный град свой, поспешил в обитель преподобного благодарить его за совет и подкрепление молитвенное и в радости сердечной исповедал пред ним, как возвеличил Господь милость свою над ним. Обильною милостынею снабдил он святую лавру; тогда вспомнил великий князь и данный им обет соорудить обитель во имя Пречистой Богоматери и просил старца приискать для сего удобное место; Сергий указал ему лесистый холм на живописном берегу реки Дубенки, и там поставил церковь во имя Успения Богоматери; с помощью великого князя вскоре составилась многолюдная обитель около уединенной церкви; настоятельство же вручил Сергий одному из учеников своих, Савве, мужу добродетельному, который устроил тут общежитие.

В другое время великий князь Димитрий умолил опять святого старца Сергия, чтобы в отчине его, Коломне, на урочище, называемом Голутвин, пришел благословить место для сооружения там монастыря во имя Богоявления Господня. Преподобный, исполняя волю державного ради веры его и любви, пошел в путь в Коломну, пеший по обычаю, и благословил место, которое полюбилось великому князю. По его просьбе дал он одного из учеников своих, благоговейного священноинока Григория, в строители новой обители, который составил там общежитие, и по его усердию собралось множество братии.

И удельный князь Владимир Андреевич просил также преподобного прийти в его отчину, Серпухов, на устье реки Нары, где впадает она в Оку, чтобы там воздвигнуть обитель во имя Зачатия Пречистой Богородицы, потому что имел большую любовь к святому старцу и много духовной пользы от него получил. Князь Владимир просил себе ученика его, Афанасия, мужа чудного по добродетели и опытного в Божественном Писании, который и сам много потрудился в списывании священных книг; хотя великое лишение было для старца расстаться с таким учеником, однако любовь к благочестивому князю преодолела, и он уступил ему священноинока Афанасия. Молитвами преподобного вскоре сооружен был благолепный монастырь и собралось общежительное братство на месте, называемом Высокое, и название сие сохранилось обители. Таковы были плоды духовные великого учителя Сергия, которому суждено было из пустыни светить престолам царским, а не с престола святительского светить Церкви и царству. Это уже была седьмая обитель, сооруженная человеком Божиим, ибо он действительно показал себя пастырем многих монастырей и отцом их настоятелей, от которых произошли новые обители. Таким образом, духовные сыны его и сыны сынов их доныне сияют по всем пределам российским, чудным житием своим обращая через столько веков мысли и сердца многих тысяч к сему великому светильнику, как и во дни его жизни обращены были к нему сердца современников. Великий князь Димитрий и прочие удельные князья старались иметь Сергия восприемником своих детей от святого крещения, и мысль сия достойна была мужей, разумевших силу христианских установлений — избирать в восприемники испытанного наставника и молитвенника!

Чудное видение и преставление Сергия

Не должно умолчать об одном чудесном видении, которое не только исполнило утешением блаженного Сергия, но и всех, пребывающих в его лавре, не перестает исполнять должною радостью, надеждою и благодарением Богу. Однажды в глубокую ночь перед иконою Богоматери пел он акафист и, взирая на ее образ, так ей молился: "О Пречистая Мати Христа моего, заступница и крепкая помощница роду человеческому, присно молящаяся о нас, недостойных. Сыну своему и Богу нашему! Умоли Его, да призрит на святую обитель сию, собранную в похвалу и честь святому имени Его вовеки. Тебя, Матерь сладкого мне Христа, молитвенницу, призываю, многое дерзновение к Нему стяжавшую, как общее всем упокоение и пристанище". Совершив обычное правило, сел он немного отдохнуть, но вдруг сказал ученику своему, по имени Михею: "Бодрствуй, чадо, ибо мы будем иметь чудное посещение". Едва произнес он слова сии, как услышан был глас: "Пречистая грядет!" Святой Сергий поспешил из кельи в сени, и внезапно осенил его великий свет, паче солнечного; он узрел Преблагословенную Деву, сопровождаемую апостолами Петром и Иоанном, в неизреченной славе блистающую. Не в силах будучи вынести чудного света, преподобный пал ниц на землю, но Благословенная Матерь прикоснулась ему и одушевила его благодатным словом: "Не бойся, избранник мой, Я пришла посетить тебя, ибо услышала твою молитву; не скорби более о учениках твоих, о коих молишься; отныне всем будет изобиловать твое жительство, и не только во дни твоей жизни, но и после твоего отшествия к Богу неотступна буду от обители твоей, неоскудно подавая ей все потребное и покрывая ее в нуждах". Сказав сие, сделалась невидимою; Сергий же оставался как бы в некоем исступлении, одержимый трепетом; мало-помалу пришел в себя, обрел он ученика своего, лежащего от страха как мертвого, и поднял его. Михей, бросившись к ногам старца, вопрошал: "Скажи мне, отче, что было чудное сие видение? Ибо душа моя от ужаса едва не разрешилась от тела!" Но Сергий не мог еще говорить от движения духа; только лицо его цвело радостью. "Потерпи немного, — сказал он ученику, — доколе успокоится дух мой от чудного видения". По кратком времени повелел он призвать двух благоговейных мужей из братии, Исаакия и Симона, и возвестил им общую радость и надежду. Все вместе совершили они молебное пение Богоматери; святой же всю ночь пребыл без сна, внимая умом божественному видению.

После сего таинственного посещения жизнеописатель Сергиев, Епифаний, рассказывает еще два чудесных случая, уже в последние дни преподобного, когда он, восходя из силы в силу на пути совершенства иноческого, готовился к блаженному своему преставлению. Епископ некий, пришедший в Москву из Царьграда, куда также распространилась молва о добродетельной жизни святого старца, пожелал его видеть в пустынной обители, хотя и был одержим неверием о его чудных подвигах, по тайному чувству превозношения, в котором сам себе не давал отчета. "Может ли быть, — говорил он, — чтобы в сих дальних и недавно обращенных к свету Христову странах воссиял такой светильник, которому подивились бы и древние отцы?" — и в таком расположении духа направился он в пустынную лавру. Но когда приблизился к обители, напал на него неизъяснимый страх; как только взошел в ограду и впервые увидел старца, внезапно поражен был слепотою; преподобный принужден был, взяв его за руку, сам привести в свою келью. Тогда со слезами исповедал пред ним свое неверие ослепший епископ и, сознавая свою вину, неотступно просил о прозрении: смиренный Сергий с молитвою прикоснулся только его зеницам, и внезапно отпали как бы чешуи от очей его, и он прозрел. Старец сказал смирившемуся епископу: "Вам подобает премудрым учителям, поучать нас не высокомудрствовать и не превозноситься над смиренными: что же пришли искусить неразумие наше и какую можете принять пользу от нас. простых и невежд? Но праведный Господь зрит сердца человеческие", Епископ, прежде колебавшийся сомнением, с тех пор гласно начал всем проповедовать, что обрел в преподобном истинного человека Божия и что Господь сподобил его видеть земного ангела и небесного человека; отпущенный с великою честью из лавры, с духовною пользою возвратился он в место свое, прославляя Бога и его угодника.

Однажды служил божественную литургию блаженный старец и с ним был ученик его, Симон эклесиарх, муж испытанной добродетели, о житии коего свидетельствовал сам преподобный. Чудное видение узрел Симон во время богослужения своего учителя: небесный огонь ходил по жертвеннику, осеняя весь алтарь и объемля окрест святую трапезу; когда же хотел приобщиться св. Сергий, свился божественный огнь сей и вошел внутрь святого потира; таким образом, причастился преподобный огня неопально, как древле купина, неопально горевшая, по выражению причастных молитв. Ужаснулся Симон и в трепете безмолвствовал; Сергий, духом прозорливости уразумев, что ученик сподобился видения, спросил его, что причиною его страха. "Я видел благодать Святого Духа, действующую с тобою", — отвечал ему Симон, но смиренный запретил ему возвещать кому-либо о видении до дня его преставления.

Приблизилось наконец время блаженному Сергию прейти к нескончаемому божественному видению на небесах.

Достигнув в непрестанном подвиге и труде до глубокой старости (ибо имел уже 78 лет от рождения), никогда не опускал он божественной службы и, поскольку состаревался возрастом, постольку же обновлялся усердием, непобеждаемый бременем лет; напротив того, дни его, протекая один за другим в непрестанном усовершенствовании, были как ступени, приближавшие его к Богу. Прежде шести месяцев уразумел он свое отшествие и, призвав братию, вручил старейшинство над ними присному ученику своему, Никону, который впоследствии прославился чудесами; ему велел он пасти собранное стадо как имеющему воздать за него ответ Богу; сам же великий подвижник начал безмолвствовать. В сентябре месяце впал он в телесный недуг и, готовясь воздать обычный долг смерти, собрал еще однажды вокруг себя свое стадо и простер к братии последнюю душеполезную беседу; он внушал всем неколебимо пребывать в православии, хранить единомыслие друг ко другу, чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную, отдаляться от нечистых помыслов, воздерживаться в пище и питии, наипаче украшаться смиренномудрием, страннолюбия не забывать, избегать словопрений и ни во что не вменять славу жития сего временного, но вместо сего ожидать от Бога награды небесной и вечных благ.

Многое иное напомнив из того, что говорил им прежде, умирающий Сергий сказал наконец: "Вот я отхожу к Богу, меня призывающему, вас же предаю Всемогущему Господу и Пречистой Его Матери, да будет вам прибежищем и стеною от сетей вражьих". В самую минуту исхода души своей пожелал он приобщиться в последний раз Божественного Тела и крови; руки учеников поддерживали немощные его члены; с помощью их воздвиг он к небу преподобные свои руки и, сотворив последнюю молитву, в дыхании сей молитвы предал чистую свою душу в руки Господа, которого возлюбил от первых дней своей юности; скончался же месяца сентября в 25-й день, в лето от Рождества Христова 1392-е. В минуту разрешения от жизни неизреченное благоухание пролилось от тела его; лицо его, как образ очищенного духа, было чисто и светло, не так как обычно бывает мертвым, но как бы живой лик в воздаяние от Бога за все его подвиги. С плачем и рыданием понесли братия трудолюбное тело своего учителя посреди неумолкающих псалмопении в сооруженный им храм Пресвятой Троицы. Горькие о нем проливали слезы лишившиеся в нем кормчего и учителя и желали, если бы можно было, умереть вместе с ним. Совершив надгробное пение, с великою честью положили его близ самого храма, и с тех пор начались над его гробом непрестанные исцеления от различных недугов и лукавых духов.

"Принесите мне, — говорит писатель жития его, — жизнеописания древлепрославленных угодников Божиих, и увидим поистине, что ничем не уступал он божественным мужам, древле просиявшим, ибо и сам он был подвижником на пути Небесного Царствия и исполнил пустыню добродетелями многими. Не похваляем его, как бы требующего похвал, но просим только, да помолится о нас сей истинный подражатель Христов".

Когда же восхотел Господь прославить на земле своего угодника и распространить его обитель, тридцать лет после преставления святого, открылись нетленные его мощи. Человек некий, имевший к нему великую веру и живший около обители, часто приходил молиться над гробом преподобного, видя совершавшиеся над ним чудеса. Однажды ночью, когдавпал он в тонкий сон после молитвы, явился ему преподобный Сергий и сказал: "Иди, скажи игумену, зачем оставляете меня столько времени под землею, и тело мое утесняется водою". Воспрянув со страхом и радостью от чудного видения, поспешил он возвестить о том преподобному Никону, и игумен объявил видение сие всему братству. Далеко распространилась молва о том по всей окрестности, и стеклись в обитель державные князья и священники; пришел и благочестивый крестник святого Сергия, восприятый им от св. купели, христолюбивый князь Георгий Димитриевич, в отчине коего стояла лавра, имевший к ней большое усердие по любви к преподобному. Священный собор приступил к открытию чудотворного гроба, и внезапно пролилось из него благоухание; предстало зрелище, достойное умиления: не только сохранилось целым честное тело, но и к одежде его не прикоснулось тление, хотя с обеих сторон гроба, видимо, стояла вода, не дерзнувшая, однако, прикасаться к преподобному. Видевшие прославили Бога за такое чудное явление и совершили радостный праздник июля в 5-й день, переложив честное тело с псаломным пением в новую раку, от которой и доселе проистекают исцеления верующим.

Державный князь, совещавшись с учениками преподобного, заложил церковь каменную над гробом святого, и вскоре ее соорудили с помощью христолюбивых людей. Особенно ревновал о том преподобный игумен Никон, чтобы еще при жизни совершилось начатое им здание, церковь Единосущной Троицы в похвалу отца его Сергия, и молитвами святого исполнилось его желание. Щедрый на милостыню, князь Георгий ничего не щадил для украшения нового храма. И по желанию благоговейного настоятеля Никона вызваны были из обители Андрониевской два чудные по добродетели и искусству старца, Даниил и Андрей Рублев, имевшие к нему духовную любовь, чтобы украсить стенным писанием новую церковь; едва только успели они совершить свое чудесное писание, которое осталось в память их на многие годы, как оба преставились, и за ними последовал в глубокой старости ученик блаженного Сергия, преподобный игумен Никон, вскоре и сам прославившийся в ликах святых.

Буди препрославлен Боже, дивный во святых Своих; отверзай еще благодетельную руку Твою молящимся при гробе Твоего угодника с верою, надеждою и любовью; путь праведника сего да светит причастникам его звания, земного и небесного, и чрез сию обитель да приводит их к обители вечного света. Простирай чрез него действенное благословение Твое на Церковь и отечество наше, да будет слава благости Твоей во веки. Аминь.

Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).

На главную

Произведения А.Н. Муравьёва
Монастыри и храмы Северо-запада