А.Н. Муравьёв
Житие святого Стефана, первого епископа Пермского

На главную

Произведения А.Н. Муравьёва


СОДЕРЖАНИЕ




Преподобный инок Сергиевой лавры Епифаний, изобразивший нам житие блаженного своего учителя Сергия, написал к назиданию верных и другое житие чудного его собеседника, святого Стефана, просветителя Перми. Трогательно выражается он в смиренном предисловии пространного жития сего:

"Полезно слышать и записывать, памяти ради, жития мужей праведных, когда достоверно было о них известно пишущим, ибо видение вернее слуха, а если слышанное не записано будет, то выйдет из памяти в последующие лета и с минующимися поколениями погрузится в забвение. Св. Василий Великий в поучении своем говорит: "Буди ревнитель право живущим и сих имена и дела напиши в своем сердце". Хотя я недостоин и не достиг той меры благочестия, чтобы невидимо писать мне на разумных скрижалях сердца, вознамерился, однако, на чувственной хартии изложить мое сказание; уподобился я бесплодной смоковнице, одни лишь листья имеющей, листами книжными только похваляясь, и не стяжал себе плодов добродетели; но, убогий инок, подвизаемый любовью, предпринял написать для воспоминания будущим родам нечто малое из доброго и чудного жития преподобного отца нашего Стефана, бывшего епископом в Перми, о рождении его и детстве, о юности и первых подвигах иночества, о священстве и святительстве, даже до самого его преставления.

Все сие снискал я, здесь и там собирая; иное слышал от учеников его верно дознав о его учительстве и управлении; другое же своими очами видел или от него самого слышал, ибо много раз с ним беседовал, прочее же принял от старых мужей, которых вопрошал о нем, как сказано в Св. Писании: "Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе" (Втор 32:7). Но молю вас, бо-голюбцы, дайте мне прощение и молитесь обо мне, ибо я груб умом и невежда словом, худой имея разум. Не бывал я от юности моей в премудрых Афинах и не научился плетениям риторским и витийственным глаголам, ни Платоновых, ни Аристотелевых бесед не стяжал; недоумеваю в простоте моей, но уповаю на Бога всемилостивого, которому все возможно; у Него прошу слова потребного во утверждение уст моих.

Сего ради преклоняю колена мои пред Отцом Господа нашего Иисуса Христа, от Него же всякое даяние благо и всякий дар совершенный свыше нисходит, и простираю руки мои к превечному, безначальному Сыну Божию и Слову, рекшему: "Просите и дастся вам", прошу, да подаст мне благодать и дар Святого Духа. Молю неизглаголанными воздыханиями и Пресвятого Духа, от коего источается всякая премудрость, и взываю: "Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою". Молюсь Святой, единосущной и нераздельной Троице, да мне пошлет благодать свою в помощь, и подаст мне слово твердое и разумное, и воздвигнет ум мой, отягченный унынием плотским, и очистит сердце мое, острупленное душевредными страстьми, дабы я мог что-либо написать в похвалу доблестного Стефана, проповедника веры, просветителя Перми и наследника апостолов.

Может Господь, если восхощет, и слепым даровать свет, и бесплодным плод, и бессловесным слово; обретаю в Ветхозаветном Писании, как древле Моисей-пророк ударил камень и потекли воды, как из жезла сухого произрос плод и как у волхва Валаама ослица бессловесная проглаголала человеческим языком. И ныне да удивит Господь милость свою над нищетою моею, чтобы кто-либо не вознегодовал на меня за мое невежество; смиренно припадая с умилением прошу читающих, если где-либо встретят речь нестройную, да не взыщут грубости моей, ибо не от премудрости своей подвигся я к составлению жития сего, но как раб неключимый простер недостойную руку и принудил худость свою приступить к описанию подвигов преподобного, уповая на помощь Божию и на молитвы святительские самого угодника Божия Стефана".

Первые годы святого Стефана

От страны полунощной, называемой Двинскою, из града Великого Устюга происходил преподобный; он был сын благоверного христианина Симеона, по прозванию Храпа, который служил клириком при соборной церкви, и благочестивой супруги его Марии. Будущее величие и апостольское призвание просветителя Перми было предсказано родителям матери его, когда она еще была трех лет. Праведный Прокопий, чудотворец Устюжский, остановил однажды младенца Марию на паперти церковной, когда благоговейно выходила она от вечернего пения, и, поклонившись ей до земли, сказал предстоявшим: "Вот идет мать Стефана, епископа Пермского, который будет муж великий в слугах Божиих". Мнимое юродство праведного Прокопия, поразившее тогда слышавших слово его, оправдалось впоследствии чудным исполнением. Предание местное сохранило нам и другое сказание о чудном детище сей Марии, на которое смотрели уже в первые годы его жизни как на нечто необычайное: как только отдан был он в научение грамоте, уже начал сам собою, по тайному влечению сердца, прилежно изучать язык зырян и охотно беседовал с сими язычниками на торжище, когда приезжали они в Устюг. Такое странное сближение отрока Стефана с народом языческим, которого сделался впоследствии просветителем, явно показывает, что с детства уже почивала на нем благодать Божия и неисповедимыми судьбами заранее приготовляла его на многотрудный апостольский подвиг.

Не по летам преуспевал Стефан в чтении Божественного Писания и до такой степени превосходил всех своих сверстников доброю памятью и разумением священных книг, что после одного лишь года учения мог уже исправлять должность канонарха в церкви и потом сделался чтецом соборным. Возрастая, он непрестанно упражнялся в славословии церковном и всего себя посвятил книгам божественным; ничто мирское его не привлекало, детей играющих он чуждался и избегал их тщетных увеселений: столь обильно было в нем дарование Божие при естественной остроте ума его и телесной красоте. В чистоте и целомудрии возрастал Стефан, мысленно стремясь от дольнего к горнему, и, по мире того как углублялся в чтение Ветхого и Нового Завета, наипаче убеждался в скоротечности суетного жития сего, — оно представлялось ему как бы ручная быстрина или злак сельный, скоро увядающий, и непрестанно памятовал он заповедь апостольскую: не любить мира, ни того, что в мире, но наипаче о том помышлять, что всем нам подобает явиться на судилище Христово. Глубоко проник в сердце его и глас евангельский, что если кто оставит отца или матерь, и братии, и домы имени ради Господня, сторицею восприимет и жизнь вечную наследует, а кто не отречется от всех сих, не может быть учеником Христовым. Исполнившись страхом Божиим, решился он оставить отечество и все блага мира сего, чтобы восприять на себя благое иго Господне и ангельский образ жития иноческого, в котором бы мог совершенно посвятить себя Богу и предаться учению книжному. Юный Стефан предпочтительно полюбил обитель Ростовскую Св. Григория Богослова, близ самой епископии, потому что в ней было много книг, которыми могла удовлетвориться духовная его жажда; здесь любознательному уму открылось обширное поле благочестивого мышления и богатый источник духовный; с ревностью углубился он в чтение священных книг, стараясь обрести в мудрой беседе с братиею то, что казалось ему неудобовразумительным с детства. Епископом Ростовским был тогда благоговейный Парфений; постригся же Стефан от руки духовного старца, священноинока Максима, по прозванию Калина, который был в то время игуменом Богословской обители; он обратил внимание на ревностного пришельца, наставляя его на подвиг иноческий послушанием, постом и молитвою, а наипаче чтением божественных писаний, из которых почерпал инок всякую добродетель и приобрел плод спасения.

Поучаясь день и ночь в законе Господнем, юный Стефан процветал в обители, как древо плодовитое, насажденное при источнике вод, которое в свое время приносит плод обильный, и поелику всем сердцем искал он единого Бога и заповедей Его, то Господь и даровал ему разум духовный не только для подвига молитвенного и жития иноческого по чистой совести, но и для просвещения братии своей от тьмы неведения. Когда встречал он старца мудрого и книжного, старался сделаться его собеседником и с ним водворялся, испрашивая у него толкование притчей и повести старческие о житиях святых, которым искал подражать. В обители Ростовской обретался тогда в числе иноков и тот Епифаний, которому суждено было впоследствии быть описателем жития его, тогда же еще только сотрудником в его подвигах на поприще иночества. День ото дня совершенствовался преподобный Стефан, подавая собою благой пример братии; при пламенной любви своей к науке никому не уступал он в ревности по церковной службе; прежде всех являлся на молитву в церковь и после всех выходил, и в свободное время трудился своими руками, быстро и четко переписывая у себя в келье священные книги, которые долгое время и после него хранились в Ростовской обители; за великую свою добродетель был он рукоположен в диаконы архиепископом Ростовским Арсением.

В тишине обители сам Господь внушил преподобному благую мысль быть просветителем зырян, косневших в грубом язычестве, которые с детства были ему присными, по близости их к родине его, Великому Устюгу; зная язык их, сложил он новую грамоту пермскую и изобрел буквы дотоле незнаемые для полного выражения звуков языка дикого; буквы сии заимствовал из алфавита славянского, применяясь отчасти к тем немногим знакам, которыми зыряне заменяли у себя недостаток письмен. Мало-помалу перевел Стефан несколько богослужебных книг на сей новый язык, пермский, или зырянский, в надежде будущего обращения язычников, и Господь, видя его благое намерение, избрал его самого на сей апостольский подвиг. Но, изобретая письмена новые, не отлагал он и древней мудрости и хорошо изучил язык эллинский: таким образом, свободно владел тремя языками: русским, греческим и пермским. Никогда не оставляла его мысль идти в Пермскую землю, учить людей некрещеных, и для сего, собственно, изобрел он грамоту, чтобы привести ко Христу неверных и обратить их от тьмы идолослужения. от глухих кумиров и волхвований бесовских к свету Христову; сердце его разгоралоа духом ревности при той мысли, что человеки, сотворенные Богом и почтенные образом Его и пюдобием, врагу поработились, и день и ночь помышлял он. каким бы средством извлечь их из работы вражией.

Движимый сим благочестивым желанием, пошел Стефан в престольную Москву, чтобы там принять благословение святительское на сей подвиг, но уже не обрел в живых великого ревнителя Христовой Церкви, митрополита всея Руси Алексия. Духовник великокняжеский, архимандрит Симонова монастыря Михаи ч, нареченный на кафедру митрополии, заведовал делами церковными с собором епископов, и по его внушению епископ Коломенский Герасим рукоположил благоговейного иеродиакона в пресвитеры, разрешив ему идти в землю Пермскую, ибо видел в нем избранный сосуд Духа Святого.

Старец уже многолетний, Герасим, посвятив юного Стефана, благословил его на доброе исповедание и утвердил святительскою беседою. Пришел к нему Стефан и говорил: "Благослови меня, владыка, идти в землю поганскую, глаголемую Пермь, к язычникам заблудшим и людям невинным; хочу учить их и крестить, если Господь мне поможет и будет споспешествовать твоя молитва; или обращу их и приведу ко Христу, или и сам голову свою положу за Христа и за доброе исповедание, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса. Итак, отпусти меня ныне, раба твоего, с миром и молитву сотвори, ибо мне да благовествую в странах языческих и да направит Господь стопы мои".

Подивился апостольской ревности и доброму его дерзновению святитель и, много побеседовав с ним о душеполезном, ввел его в церковь, назнаменовал крестом и в напутствие сказал: "Чадо Стефан, во Святом Духе сын и сослужитель нашего смирения, иди с миром и с благодатию Божиею; Господь славы да спутешествует тебе и даст тебе глагол, благовествующий силою многою; слово твое да будет растворено солию и да ведаешь ты, что каждому отвечать. Итак, возлюбленный, как храбрый воин Иисусов Христов, облекись по апостолу во всеоружие Божие, приими щит веры и шлем спасения и меч духовный — глагол Божий; не таи светильника под спудом, но поставь его на свещнике, да светит всем в странах Пермских во тьме языческой, доколе наконец сам как благий и верный раб Господень и делатель винограда его войдешь в радость Господа твоего. Не убойся убивающих тело, но душу не могущих погубить, ибо и своих апостолов послал Господь, как агнцев посреди волков, и обещал им, что Дух Святый внушит, что подобает им глаголать, и сам Он будет с ними до скончания века".

Раб Божий Стефан, ободренный святительскою беседою, смиренно отвечал: "Буди мне по глаголу твоему; радуюсь о словесах твоих и благ мне закон уст твоих паче тысяч злата и серебра, ибо исполнилось уже желание сердца моего". Святитель отпустил проповеднику частицы святых мощей, антиминсы и все необходимое для освящения церкви. Так направил путь свой Стефан к земле забвенной и непроходной, которая столько лет чаяла света Христова, и наконец, уже в позднейшие сии времена, смиловался о ней Господь, послав ей просветителя, чтобы утолить глад ее, не глад хлеба, но слова Божия. Пошел он в страну полунощную, которую не обходили ноги апостольские и куда дотоле не достигало вещание их, достигшее концов вселенной; там еще во всей силе царствовала мерзость языческая глухих кумиров и волхвований бесовских. При самом входе в землю сию, ему обреченную, пламенно помолился Стефан: "Владыко Боже вседержитель, услыши молитву мою и исполни желание мое, даруй мне, смиренному рабу Твоему, проповедать имя Твое святое посреди людей сих неверных; будь мне помощник, ибо все, что только восхощешь. можешь сотворить, можешь из самых камней воздвигнуть чада Аврааму; призови сих язычников в разум истины Твоей и прими их в соборную святую Твою Церковь!"

Обширна и малоизвестна была страна Пермская, разделенная великими реками, в которую стремился проповедник Христов; много разноплемененных народов ее населяли, большею частию племени финского, между которыми жили и русские пришельцы. Зыряне были то племя, к которому преимущественно обратился Стефан, ибо они обитали ближе к родине его, Великому Устюгу, и их собственно язык он изучил. Покоренные вольницею Новгородскою, так называемыми ушкуйниками, которые на быстрых ладьях смело спускались и подымались по рекам глухой страны, зыряне долго платили дань Великому Новгороду и недавно только перешли под власть великокняжескую; неохотно принимали они то, что приходило к ним из Москвы, ибо дань их умножилась с ее владычеством.

В грубом язычестве коснел народ, руководимый невежественными волхвами, которые имели сильное на него влияние, не только духовное, но и правительственное. По сохранившимся преданиям, два главных идола были предпочтительно уважаемы язычниками, Войпель и золотая баба, но неизвестно, в чем состояло служение сим кумирам, веровали они также духам добрым и злым, как бы имевшим власть над стихиями и человеками, которых умилостивляли жертвоприношениями. Однако сквозь тьму язычества сохранилось в народе темное предание о едином великом Духе, создателе неба и земли, хотя и не почитали они людей достойными возносить к нему молитвы. Зыряне называли Бога под общим именем Эн и не смели изображать его кумирами; сия уцелевшая мысль о единстве Божием послужила Стефану для обращения их в христианство. Веруя идолам, народ обращался к ним молитвенно через своих волхвов, испрашивая у них советов и знамений в будущем; жертвы приносились им в древесных кумирнях, посреди дремучих лесов, где стояли безобразные идолы, обвешанные шкурами пушных зверей и другими такого рода приношениями грубых жителей. К волхвам текло богатство народное, и они умели приобрести себе власть наследственную, которая переходила из рода в род; посему неблагоприятно смотрели на пришельца московского и всячески старались вооружать против него народ, объясняя враждебно охранительные грамоты великокняжеские, которые принес он с собою. С такими врагами должен был бороться Стефан в деле проповеди и все одолел твердою верою.

Проповедь Стефана

Первое зырянское селение, самое ближайшее к родине Стефана, в котором надолго он остановился для проповеди слова Божия, было Пырас, нынешний Котлас, в шестидесяти верстах от Устюга, при впадении реки Вычегды в Двину. Здесь наиболее, пред прочими местами, сей новый апостол перенес трудов и всякого рода лишений, доколе проповедь его не увенчалась некоторым успехом. Он предлагал ее на языке понятном для народа и потому имел успех, но нельзя довольно надивиться терпению Стефана, превышавшему прочие его христианские добродетели.

Современный писатель жития его так выражается о его трудах: "Много пострадал Стефан вначале от неверных; поношение, хулы и уничижения; иногда грозили ему смертию, обступив кругом и нанося удары, но Господь сохранял его. Случилось однажды, что хотели сжечь его, обложив соломою, и уже готов был огонь для запаления, но праведник воззвал к Господу словами псаломскими и молил спасти его от людей неверных, которых искал обратить, дабы прославили Господа и люди расточенные собрались во единое стадо Христово; Господь не только избавил его от руки врагов, но сильным и действенным его словом их самих обратил в сынов Божиих, под руководство доброго сего пастыря".

В селении Пырас ревностный проповедник мог только поставить крест и малую часовню в ознаменование, что и сия страна, дотоле языческая, приемлет благое иго Христово. После долгих вразумительных увещаний и подвигов успел он обратить многих из среды упорных язычников к вере Христовой и просветить их святым крещением. Почти все селение мало-помалу приняло христианство; но закоснелые идолопоклонники удалились от его проповеди в другое, более многолюдное селение Гам, по реке Вычегде, отстоявшее на двести верст, где было одно из главных языческих капищ. Туда за непреклонными последовал Стефан, чтобы в самом средоточии язычества сокрушить идолов и на пути распространять веру Христову, так как по обоим берегам реки Вычегды много рассеяно было селений зырянских.

Следуя путем сим, на стезю правую наставлял народ апостол Пермский, обличая словом своим прелесть идольскую, хотя и нелегко убеждались вначале язычники и, гневаясь на благодетеля, тщетною почитали его проповедь. Та же опасность, которая встретила его в первом селении Пырас, неоднократно попадалась и на пути. Однажды множество неверных пермян, обретя его одиноко сидевшим при дороге, с яростным воплем на него устремились; они с угрозою напрягли на него свои луки, некоторые даже пустили и стрелы; но страстотерпец, по слову псаломскому, не убоялся стрел, летящих на него, и как бы от стрел младенческих были ему язвы их; лук сильных изнемог, а немощный препоясался силою. Раб Божий говорил людям пермским: "Братия, сыны человеческие, к Богу Вседержителю обратитесь с верою и покаянием, дабы то оружие, которое вы на меня напрягли, не изострялось на вас самих; омойтесь крещением, и жива будет душа ваша. Мне же Владыкою моим не велено блюстися ваших стрел, но поведено идти, как овце в средину волков, и не бояться убивающих тело, но не могущих погубить душу. Не страшна мне смерть временная, ведущая к вечной жизни, но страшна душевная смерть и вечная мука".

Когда достиг он селения Гам, где находилась главная кумирница, решился Стефан совершить окончательный подвиг разорением капища и сокрушением всех его идолов. В дремучем лесу оно стояло, одинокое, никем не стрегомое, кроме страха приближавшихся к нему, но в проповеднике истины действовал только страх Божий. Не усомнился он запалить огнем кумирницу в отсутствие кумирников; совершив же сие силою Божиею, не бежал с поприща своей победы, но сел на месте подвига, ожидая пришествия кумирников, — таким духом был проникнут Стефан. Язычники, издали заметив пламя и дым, устремились к требищу и, увидев виновника запаления, спокойно их ожидавшего, как лютые звери ринулись на него, кто с дреколием, кто с обоюдоострыми топорами. Обступив его со всех сторон, с дикими воплями махали они над его главою оружием, осыпая ругательствами и угрожая умертвить, но не дерзали поразить его, ибо сила Божия была с ним. Как овца посреди волков, стоял посреди разъяренных проповедник истины и, не отвечая на их неистовые речи, с кротостью возвещал им слово Божие, научая вере Христовой. Подняв руки к небу, как уже готовый на смерть, со слезами воззвал он к Богу отцов своих: "Владыко, в руки Твои предаю дух мой, покрой меня крышами своей благодати, ибо за Твое имя предал я себя в руки их и вменился, как овца на заклание, да явлю имя Твое человекам сим. Обрати, Господи, поганых в христианство, дабы и они сделались братиями нашими чрез святое крещение и в них бы также прославилось имя Твое святое во веки".

Так помолился, и благодать Божия соблюла невредимым от язычников угодника своего. Проповедник, став на возвышенное место близ требища, начал поучать народ о Царствии Божием: "О человеки, отступите от суетных сих идольских жертв, оставьте прелесть кумирную, бегите огня вечного. Для чего называете богами изваянных бездушных истуканов, дел рук человеческих, не приемлющих приносимых вами жертв? Подобны им все надеющиеся на них! Проповедую вам Бога истинного, в которого веруют христиане, и нет иного Бога, кроме Него; послушайте меня, люди пермские, ибо желаю вам добра. Бог христианский есть Спаситель всем человекам; просветитесь разумом и прозрите очами духовными, оставьте идолов, кудесников и вся пермские суеверия; возвещаю вам Царство Небесное. Если веруете и креститесь, спасены будете, если же не веруете, осуждены будете на вечные муки". Так говорил он, одушевленный верою, и те, которые возносили на него секиры, как бы обезоруженные опустили руки и, ярость свою преложив в кротость, мирно разошлись, не сотворив ему ни малейшего зла; расходясь же, говорили между собою: "Велик должен быть сей Бог христианский, ибо разорил пришелец московский древние наши храмы и давние требища богов наших, и мы не можем противиться словам его; если не будет он изгнан от земли нашей, вся она исполнится его учением. Но один имеет он лихой обычай — не полагать начала бою, хотя сего только от него и ждем и потому нескоро его победим; если бы хотя однажды на сие решился, мы бы давно его растерзали; но так велико его долготерпение, что мы сами не знаем, как с ним поступить". Слова сии объясняют и человеческую причину, почему был пощажен Стефан: с одной стороны, обычаи той стороны не позволяли им поднять руку на странника, доколе сам он не вооружится против них, а с другой стороны, они боялись напасть на выходца московского, пришедшего к ним с опасными грамотами великого князя, и, вероятно по совету своих волхвов, домогались вытеснить его более угрозами, прежде нежели употребить силу; но никакие угрозы не действовали на Стефана.

Произошло разногласие в народе, и разделились между собою жители Гама; некоторые из них, более кроткие, благоприятствовали пришельцу, но большая часть осталась в ожесточении при своих волхвах и кумирах, а муж апостольский, как некогда голубица Ноева, не обретшая себе места упокоения для ног своих на земле, еще влажной от вод потопных, принужден был удалиться из селения, потому что не ожидал большого успеха и не надеялся там утвердиться. Даже и новообращенные им, молясь Богу истинному и вместе страшась своих кумиров, при влиянии сильных кудесников втайне чтили идолов и не чуждались их жертв, несмотря на все убеждения Стефана, потому что сила привычки и воспоминание о требище невольно влекли их к прежней жизни; напрасно вразумлял их Стефан: они приносили пред ним покаяние в грехах своих, но не раскаивались в том, что делали угодное идолам. Местное предание говорит, что в праведном своем гневе изрек он слово, до сих пор тяготеющее над жителями Гама: "Народ слепой! Да будет Гам слеп во веки". Действительно, до настоящего времени, по замечанию туземцев, это наказание праведника лежит тяжелым ярмом над жителями Гама: зыряне-гамичи подслеповаты и близоруки и у прочих зырян слывут слепородами.

Из Гама Стефан перенес свою проповедь в самое сердце тогдашнего зырянского края, в средину всей Биармии; здесь ревностный проповедник долго боролся с грубыми предрассудками народа, но укротил его дикие страсти силою благодати и многих приобрел для святой Церкви, потому что встретил здесь более мягкие нравы. Знамение христианской веры восторжествовало над волхванием, и алтари Богу истинному явились на развалинах идольских капищ.

Местное предание гласит, что, пришедши в Усть-Вымь, Стефан поселился сперва на горе, лесной и пустынной, подле уважаемой зырянами кумирницы, куда приходили они на поклонение идолам. Подле требища стояла необыкновенной величины береза, широковетвистая и толстая в объеме, так что едва возможно было охватить ее трем человекам. Язычники, почитая самую березу за божество, приносили ей в дар дорогие шкуры пушных зверей, навешивая их на ветви, совершали свои тайные обряды, вопрошали дерево о будущем, "мечты деюще", как сказано в местных записях, и мнили получать пророческие ответы. Пребывание чуждого пришельца на месте их поклонения ненавистно было язычникам; но проповедник с намерением избрал место сие, чтобы чаще беседовать с язычниками о вере, и после многих прений с их хитрыми волхвами успел обратить ко Христу некоторых нарочитых мужей. Упорнейшие, опасаясь за веру отцов своих, послали весть о действиях пришельца русского на Вишеру, в княж-погост, и вверх по Вычегде, призывая собратий на защиту богов туземных, посрамленных Стефаном. Сколько надобно было иметь духа проповеднику истины и сколько упования на Бога, чтобы спокойно ожидать нападений вражеских при своем бессилии и одиночестве; но живый в помощи Вышнего, не убоялся человек Божий, хотя ополчился на него полк языческий, ибо с ним ополчились ангелы Божий, во имя коих впоследствии он соорудил здесь обитель. По зову вражию приплыло на лодках к Усть-Выми более тысячи человек, вооруженных луками и стрелами; с дикими воплями обступили они убогую хижину, которую построил себе смиренный труженик под развесистою березою, и хотели предать его лютой смерти; но Стефан, устремив ум и сердце к Богу, воззвал к Нему, и Господь услышал его молитву: во мгновение ока ослепли идолопоклонники и волхвы их, подобно тому как повествуется в деяниях апостольских о некоем волхве Элиме, ослепленном за противоречие проповеди Павловой. Пораженные сим чудом язычники молили Стефана исцелить их, обещая ему богатые дары, и клялись не только оставить его в покое, но даже исполнять вся кие работы, какие на них возложит. Однако, несмотря на страшную клятву, три раза нарушали ее язычники и еще с большим неистовством нападали на святого мужа, обрекая погибели не только его, но и новокрещенных им зырян, и каждый раз, будучи наказываемы слепотою, раскаивались, прозревали и исполняли налагаемые на них работы по указанию Стефана. В первый раз они вырубили деревья на горе, где стояла его келья, и очистили все пространство до реки Выми; во второй раз окопали гору сию и сделали насыпи и рвы; в третий — срубили лес на другой близлежащей горе, которая отделялась от первой небольшим ручьем, впадающим в реку Вымь, и где Стефан предполагал соорудить первую церковь; впоследствии еще сделали около сей горы такие же рвы и окопы, как около первой. Не чудная ли сила милующей благодати Божией, взыскующей людей ко спасению? Ожесточенные идолослужители сами, своими руками, еще во тьме своего язычества приготовляют два места для первого храма и для первой обители земли Пермской, которые должны были послужить для их духовного просвещения, и все это вопреки своему сознанию и воле, по одной лишь неодолимой воле человека Божия, повелевающего им силою духа!

Слушая на родном языке назидательные поучения, видя чудеса, невозможные без участия истинного Божества, народ уверовал наконец и крестился во имя Бога, проповедуемого Стефаном. Новый апостол дважды удостоился на этом месте получить откровение от Бога; дважды был к нему небесный глас в тишине его пустыни: "Мужайся, Стефан, испепели и искорени кумирницу и березу кудесников, ибо Я твой помощник". С надеждою на Бога Стефан начал рубить березу; за каждым ударом секиры разносились в воздухе жалобные крики и вопли, мужеские и женские, старческие и младенческие: "Стефан, Стефан, зачем нас гонишь отселе, здесь наше древнее пребывание!" И с каждым ударом струились из дерева ручьи смрадной крови. В поте лица весь день трудился Стефан, но по огромности березы не мог подрубить ее и, оставив вонзенную в нее секиру, удалился в свою уединенную келью; когда же на другой день приступил к работе, с изумлением увидел березу как бы вовсе неповрежденной ударами его секиры, а секиру лежащею подле нее на земле. С молитвою начал он опять рубить дерево, и когда на третий день готово было упасть, созвал народ, чтобы видели все сокрушение языческого божества и познали могущество единого истинного Бога. С ужасным грохотом рухнулась идоложертвенная береза; всколыхались воды близ текущей реки Выми; народ, уже крещеный, в ужасе простирал к небу руки, взывая "Господи, помилуй"; но вскоре миновался страх.

Стефан велел разрубить на мелкие части березу, разломать кумирницу, наносить сухого хвороста и, сложив кругом высокий костер, зажечь его; запылала береза, черное облако клубом поднялось и помрачило воздух, треск и шум далеко раздавались в окрестностях. По гласу Стефана зыряне безжалостно кидали в пламя домашних своих кумиров, которых боготворили в язычестве. Наконец, когда все обреченное пламени обратилось в пепел, поднялась сильная буря, ударил гром, полился проливной дождь, вихрь развеял потухшую золу, и не осталось даже пепла от бывшей кумирницы и заветной березы. Умиленною молитвою воззвал к Богу Стефан и обещал на месте идольского служения и бесовских чар воздвигнуть алтарь во имя небесных сил, архистратигов Михаила и Гавриила, да побеждают всегда мечтательную силу вражию. Так гласит древнее предание, записанное в обители Архангельской, и указывает самое место, где высилась береза, под дьяконским амвоном доселе существующей Архангельской церкви в Усть-Выми. После сего дивного знамения, укрепившего благовестника на месте его проповеди, приступил Стефан к сооружению первого храма для приношения бескровной жертвы, ибо образовалось уже около него довольно многолюдное общество христианское; он устроил сию деревянную церковь на устье реки Выми, в 85 верстах от Ярепска, по дороге к Усть-Сысольску, и здесь впоследствии учредилась собственная его кафедра и всех великопермских архиереев. Стефан освятил ее во имя Пресвятой Богородицы, честного и славного Ее Благовещения, в начаток просвещения земли Пермской, как и самое Благовещение было началом нашего спасения, по гласу церковной песни: "Днесь спасения нашего главизна и еже от века таинства явление: Сын Божий, Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует". Преподобный старался по возможности украсить церковь немногими иконами и священною утварью, которые принес с собою или добыл впоследствии из Великого Устюга, чтобы благолепием христианского служения привлечь к себе грубых язычников. Он учредил при церкви училище, где сам был первым наставником и учил детей Часослову, Псалтыри и другим церковным книгам, заранее переведенным на зырянский язык, на котором совершалось богослужение. Из сего училища возникли те духовные пастыри, которым поручено было впоследствии юное стадо Христово. Но нескоро, однако, укоренилось христианство в народе грубом, который веровал в то, что боги его помогали своим поклонникам в ловле зверей и птиц, и за то приносил им добычу ловитвы своей. Особенно подстрекали народ волхвы и кудесники; они часто приходили на словопрение с проповедником истины, и хотя всякий раз были побеждаемы силою его духовного разума, но опять возвращались на состязание. Алча и жаждая спасения пермян, в непрестанном посте, искушениях и бедах, ежедневно терпя многие досады, но без всякого ропота на своих досадителей, коих обращения пламенно желал, продолжал он учить и молиться, доколе не услышал Господь слезной молитвы угодника своего и не одолел он силою Божиею упорства язычников. Изумленные его долготерпением, крещеные и некрещеные, совещались между собою. "Видите ли, братия, — говорили они, — терпение и любовь к нам пришельца сего из Руси, как в толиких теснотах не отступает отселе, хотя мы и великое пренебрежение оказываем речам его, но он за то не гневается и ни единого жестокого слова не произнес на нас, и даже, когда мы грозили ему смертию, не противился нам; он обещает нам спасение от Бога и вечную жизнь, которую называет Царством Небесным, и грозит только вечною мукою в воздаяние за злые дела. Не мог бы он разорить капищ наших, если бы не был служителем великого Бога, сотворившего небо и землю.

Итак, обратимся и уверуем в Бога, которого проповедует нам Стефан, и возопием к нему: "Слава тебе, небесный Боже, пославший к нам слугу своего!""

После сего совещания еще более начал стекаться народ к проповеднику и просить у него крещения; и с радостью всех принимал чадолюбивый Стефан, поучая их из Священного Писания о будущей жизни. Не вдруг, однако, сподоблял приходивших святого крещения, но причислял их сперва к чину оглашенных на многие дни, кроме малых детей, и тогда только делал общниками тайн Христовых. Зная, какое опасное влияние имели еще кумиры на недавних язычников, старался он повсюду истреблять идолов, и в домах, и в требищах, где только мог их обрести, сжигая вместе с кумирами и богатые им приношения мехов звериных; много удивляло народ, что пришелец русский не собирает для себя корысти. "Поистине, это Божий угодник, — говорили пермяне, — ибо он не ищет своего прибытка, а только нашего спасения, сожигая приношения жертвенные ради утверждения веры христианской, хотя бы мог себе стяжать многие от них сокровища". Особенно поражало их то, что их суеверные обряды не имели никакого действия на Стефана и никакие волхвования не могли вредить ему, ибо по действию вражескому, если кто-либо из язычников осмеливался прикасаться к идольским приношениям, развешанным в кумирницах и по лесам, внезапно нападали на него ужас и даже тяжкие припадки беснования; а мужественный Стефан, один, без всякого страха ходил по лесам и полям, везде сокрушая идолов и сжигая приношения, и ничто не могло ему вредить, ибо, по слову псаломному, ангелы Господни ополчались окрест него и ему дана была власть наступать на льва и на змия.

Некоторые из старейших спрашивали Стефана, почему не собирает он в свою пользу богатые приношения кумирниц, и он смиренно отвечал им: "Учители мои, апостолы Христовы, научили меня не прикасаться к сребру и злату, ни к чему-либо из достояния вашего, но чтобы собственные мои руки служили для пропитания моего, ибо блаженнее самому подавать, нежели принимать". Тем более возрастало к нему уважение народа, и хотя некоторые еще проливали слезы на пепелище своих кумиров, но уже слезы сии были последнею данью идолам, и число верующих умножалось непрестанно.

Прения с волхвом

Оставалось еще одно трудное испытание для Стефана: состязание с главою пермских чародеев, Памом, по прозванию Сотником, которого люди пермские уважали, как отца и наставника, свыше всех волхвов, веруя, что его волхвованием управляется вся земля их; только в самых крайних случаях осмеливались тревожить его зыряне и приходили раболепно служить ему, ибо божескими почитали все его поучения, беспрекословно исполняя его волю. Во глубине дремучих лесов обитал Пам, окруженный поседевшими в чарах и волхвованиях тунами и волхвами, и по зову их подвигся на защиту идолослужения, думая устрашить Стефана грозными дивами, которые вызывал при помощи волхвований: ужас распространился в народе при вести о его приходе.

Сперва начал он совращать новокрещеных христиан пермских, еще не утвержденных в вере, и расслаблял их веру в пришельца обаяниями, кого же не мог совратить словом убеждения, старался уловить ласкою и посулами; учение его было исполнено хулы и кощунства над верою Христовою. Сжалился преподобный о таком прельщении духовных чад своих, ибо нечестивый Пам разорял то, что он созидал, и не уклонился Стефан от собеседования с ним, но тщетны были все словопрения; волхв не хотел внимать гласу истины, восхваляя только свою веру.

Между тем Пам, и втайне и въяве, продолжал совращать людей крещеных, говоря им: "Братия пермские, не оставляйте богов отеческих и не забывайте их требищ; делайте то, что исстари делали отцы ваши, и меня слушайте, единоплеменного и единоязычного вам, старца уже годами и давнего вам отца и учителя. Оставьте того русина, еще юного возрастом, могущего мне быть не только сыном, но и внуком. Может ли нам прийти что-либо доброе из Москвы? Не оттуда ли тяготеют на нас дани и насилия, не оттуда ли тиуны и приставники? Не слушайте юного пришельца и укрепляйтесь в моем предании, да не будете побеждаемы от него, но наипаче сами его победите". Народ отвечал ему: "Мы уже побеждены, старче, и боги твои пали и не могут более восстать. Не можем противиться Стефану, ибо он одолел нас словами евангельскими и любовию своею, как бы стрелами пронзив наше сердце: мы стоим за него, как за самую истину".

"Итак, я сам вооружусь на него, — возразил кудесник, — принесу жертвы богам моим и силою моих обаяний наведу их на пришельца, да сокрушат его, и когда сотру его с лица земли Пермской, тогда опять всех привлеку к древней своей вере". Но более утвержденные из числа новых христиан посмеялись волхву, говоря: "Что хвалишься, безумный старец, одолеть верного раба Божия, который, сняв пелены с нарочитых твоих кумиров, сделал из них обувь отроку своему Матвею, не ради прибытка, но на поругание идолам? Сей Матвей был нашего рода пермского, но, крестившись, сделался его учеником; если же и отроку не могли повредить обаяния кумирные, то тем более его учителю, и это еще более утвердило нас в вере. Боги твои, которые сами себя не могли спасти, тебя ли спасут? Испытай состязаться с ним, а не с нами, ибо мы только овцы его стада".

С гневом прогнал их от себя кудесник и еще с большею лютостью восстал на преподобного, продолжая укорять веру христианскую. "Не убоюсь учителя вашего Стефана и учеников его, — взывал он, — один вооружусь на всех, и не устоять вам против моих обаяний!" Не убоялся нового с ним прения пред лицом всего народа ревнитель истины, гласно изложил проповедь евангельскую о триедином Боге, пред которым трепещут силы ангельские, и обличил еще однажды всю суету идольского служения, влекущего в геенну.

Исполненный ярости кудесник спросил проповедника: "Кто послал тебя в землю нашу и кто дал тебе власть сокрушать наши капища и ругаться над богами нашими, чтобы и людей наших сделать подобными тебе? Многих казней ты достоин, и вскоре совершу я над тобою суд в отмщение всех богов моих и людей". — "Боги твои, — отвечал раб Божий Стефан, — секирою посечены и огнем пожжены и уже не в силах восстать; один есть Бог истинный, христианский, сильный над всеми богами".

"Боги наши доселе милосердовали над тобою, — возразил кудесник, — и по благости своей не хотели сокрушить тебя. Если у вас, христиан, один Бог, то у нас много споспешников, и на земле и на водах, благословляющих ловитву нашу в лесах и избытками ее обогащающих Москву и Орду и все дальние страны. Они укрепляют людей наших на единоборство с лютым медведем, против которого у вас многие вместе исходят на бой; они сообщают нам чрез волхвования тайные вести, которые вам, христианам, недоступны, и потому держимся богов сих".

"Идолами ли хвалишься, — отвечал человек Божий, — которые суть только дело рук человеческих, и чуждаешься Бога истинного, который послал апостолов проповедать веру свою по вселенной? Проповедники сии не устрашились пролить кровь свою во исповедание правой веры; вы же осуетились помыслами своими и чужды славы Божией". — "Не лучше я отцов моих, — возразил волхв, — чтобы изменить вере их, в которой возрос и состарился, и это говорю тебе не только от лица своего, но и за всех пермян, живущих в земле сей". Тогда Стефан начал пространно объяснять ему все учение христианское, и так далеко за полночь продлилось словопрение их, что уже они одни только остались состязающимися друг с другом, ибо весь народ разошелся, но и это прение не послужило на пользу. Наконец взаимно согласились они на двоякое испытание пред лицом народа: или через огонь, дабы уверились все люди пермские, что того из них вера истинна, кто невредимо пройдет сквозь пламя, или погружением в прорубь реки Вычегды, дабы спасшийся из-подо льда целостью своею убедил всех в той же истине. Угодно слово сие было народу, и множество людей стеклось на страшное сие испытание.

Стефан, став посреди сонма, сказал: "Братия, крепкий подвиг предстоит мне, но я с радостию готов пострадать за святую веру православную, ибо мне, по слову апостольскому еже жити Христос и еже умерети приобретение есть" Обратясь же к волхву, говорил: "Подобало бы тебе без распри послушать меня, ибо доброе тебе благовестил; но так как ты захотел испытания, превосходяй его меру силы моей и смирения, решаюсь и на сие, уповая на милость Бога Вседержителя, всячески желающего нашего спасения". Благословив имя Божие, Стефан велел народу обложить огнем одну крайнюю хижину и, когда разгоралось пламя, так помолился Господу:

"Владыко многомилостивый! Дай нам помощь от печали и яви человеколюбие свое, покажи нам истинную веру, да уразумеют люди сии, что Ты Бог истинный и единый и я, раб Твой, Тебе работая, все сие терплю. Восшумели враги Твои, и ненавидящие Тебя вознесли главу; сотвори со мною знамение во благо, да узрят они, и постыдятся, и уверуют, что Ты еси Бог всякого утешения". Потом, обратившись к людям, сказал: "Мир вам, спасайтеся, простите и молитесь о мне; с терпением теку на предлежащий мне подвиг, взирая на начальника веры и совершителя Иисуса". Готовый уже взойти в средину пламени, он позвал волхва и взял его за руку, чтобы по взаимному условию вместе идти в огонь; но устрашился волхв шума огненного и в ужасе оцепенел пред лицом всего народа. Напрасно понуждал его Стефан, влача за одежду; чародей трепетал и отступал от огня, с громкими воплями, и дважды и трижды отрекался от испытания огненного. "Не сам ли ты избрал сей род испытания, думая искусить живого Бога?" — говорил ему Стефан, и весь народ спрашивал его: "Для чего не идешь в пламя?" Но волхв, обличая суету свою и немощь, бросился к ногам преподобного и молил его оставить испытание; также отрекся он и от другого испытания — водного, хотя и троекратно понуждаем был Стефаном.

Но пред народом старался оправдать свою немощь, говоря, что не привык преодолевать огонь и воду; Стефан же научился сему волшебству в юности от отца своего, и хотя все прочие чары известны ему, как волхву, в этом одном лишь перехитрил его Стефан, уверив, будто не знает никаких волхвований; он же думал устрашить пришельца и потому решился на такие чары, которые ему были неведомы. Несмотря на то, упорный кудесник не хотел, однако, уверовать и креститься; тогда Стефан обратился к народу и сказал: "Вы мне свидетели его неправды", и народ единодушно воскликнул: "Достоин он казни, ибо хулил святую веру христианскую и, будучи обличен в кознях своих, не хочет креститься, вопреки данному им обещанию". Стефан отвечал народу: "Да не будет, ибо Господь послал меня благовествовать с кротостию и наказывать милостию, а не смертию". Он только запретил волхву разглашать льстивое свое учение и, отринув его от стада Христова, спросил, слышал ли запрет вор народный и обещает ли воздерживаться от лжеучения. С клятвою засвидетельствовал Пам, что умрет пред ногами преподобного, если когда-либо на сие дерзнет.

Стефан отпустил его, внушив еще однажды помнить данное им обещание, дабы не подвергнуться казни; волхв удалился опять в леса свои, радуясь своему спасению от заслуженной временной казни и нисколько не помышляя о той, которая ожидала его в вечности. Спустя несколько времени пришли сказать Стефану, что волхв опятзь проповедует свое лжеучение, но Стефан отвечал: "Прение наше с волхвом кончилось, и мы как бы прошли уже сквозь огонь и воду и обрели покой". Лишь только весть о всенародном посмеянии и обличении страшного Пама достигла отдаленных пределов зырянского края, все народонаселение как бы пробудилось от глубокого сна и желало скорее освободиться от железных оков бывшего своего правителя. Язычники оставляли жилища свои и спешили в Усть-Вымь, "енесвидзедны", т.е. видеть Бога, по их выражению, проповедуемого Стефаном, ибо по простоте ума своего воображали, что Бог облечен в вещественные образы и, следовательно, видим.

Стефан ласково принимал всех, кроткими речами убеждая в ничтожности языческих богов, так что каждый мог уразуметь всю мерзость идолослужения; во всенародных поучительных беседах постепенно знакомил он с проповедуемою им верою и, заботясь о спасении народа, забывал собственный покой, днем и ночью допускал к себе язычников, проповедовал послушным и состязался с непокорными. Пермяне любопытствовали видеть внутреннее расположение устроенного им храма, и хотя не могли обрести в нем особенного великолепия, но идолопоклонники поражаемы были выражением неземным ликов божественных на святых иконах; лики сии казались им живыми, радостными и как бы призывали их к себе; при воззрении на них зыряне исполнялись невольным чувством восторга, дотоле им незнакомого. Пользуясь столь благим впечатлением, Стефан объяснял им общественное богослужение, значение церковной утвари и других священных предметов и постепенно переходил к учению о таинствах веры. Принимаемые им в разряд оглашенных с плачем оставляли церковь при возгласе "Лицы оглашении изыдите" и молили Стефана сократить им время оглашения. Обе реки, Вымь и Вычегда, послужили купелью для многих тысяч зырян, как некогда Днепр и Почайна киевлянам, и народ повсеместно начал рубить своих идолов, сжигая их вместе с богатыми приношениями.

После позорного бегства Пама храм Благовещения, созданный Стефаном в начаток просвещения земли Пермской, уже не мог вмещать в себя все множество оглашенных верою христианскою, ибо оно с каждым днем увеличивалось; народ, прежде с ожесточением вопиявший против святой веры, уже с глубоким смирением просил Стефана, да изведет души грешников из мрака неведения, и духовною радостью исполнялось сердце проповедника, когда, восходя на высокий холм близ церкви, любимое место его проповеди, видел вокруг себя толпы народные, с поникшею главою жаждавшие слышать из уст его слово Божие; слезы умиления часто прерывали беседу Стефана, и эти слезы были искреннею благодарностью Творцу за те добрые душевные качества, какие открывал Он в народе дотоле диком: любовь к Нему и послушание и любознание о таинствах веры; так сила Божия в немощи совершалась!

Ревность новообращенных обнаружилась усердием к скорому построению двух других церквей в Усть-Выми и в обильных приношениях для приобретения нужной церковной утвари из Великого Устюга, который процветал промышленностью и богатством жителей. Устюжане на самом деле увидели исполнение предсказания праведного Прокопия и поняли вдохновенный смысл его речей о просвещении всей земли Пермской одним из их соотчичей, который родился и вырос на стогнах родного их города. По словам местной летописи, радость неизреченная была всему граду Устюгу, когда увидели, что благословил Бог труды Стефановы, и по чувству сей духовной радости богатый и убогий спешили послать щедрую лепту на украшение храмов пермских. Многие лица духовные, услышав о благочестивых трудах просветителя Перми, пошли к нему, желая быть его учениками и сотрудниками, и это объясняет, почему он мог действовать так успешно в деле проповеди, продолжавшейся семь лет до его епископства; но первые три года трудился он совершенно один; до 700 язычников были крещены им самим, по свидетельству его жизнеописателя. Вторую церковь освятил Стефан во имя архангела Михаила, по местному преданию, на память того дня, когда впервые вступил в землю Пермскую, и при ней впоследствии образовалась обитель иноческая; третья была во имя святителя Николая, великого поборника православия, на память дня Стефанова пришествия в Усть-Вымь.

Благолепие храмов и торжественность священных обрядов еще более возбудили благоговение зырян, и в скором времени вся окрестность Усть-Вымская просветилась светом Христовым. Упорные язычники, как гласит молва народная, удалились в отдаленные пределы Перми, на Удору и Печору; злоба их к христианам была столь сильна, что они всевозможно старались вредить им: нападая нечаянно, грабили дома, опустошали поля и уводили скот, так что впоследствии Стефан должен был просить против них защиты то у жителей Устюга, то у самого великого князя, чтобы силою отразить жестоких врагов христианства. Вражда их с течением времени все более усиливалась, и они призывали к себе толпы вогуличей и остяков, кочевавшие по обеим сторонам Урала, так как они составляли отрасль того же обширного племени зырянского, говорили языком, с ними сходным, и поклонялись тем же идолам. Предполагают, что вогуличи были незаконные дети диких зырян и по своему неправильному рождению росли в общем презрении, лишенные всяких прав и собственности и рабски исполняя все тяжкие работы. Составив многолюдное общество, еще в давние времена бежали они от своих гонителей за Урал, и так образовался особенный народ вогуличей, т.е. незаконнорожденных, руководимый своими волхвами; к ним присоединились впоследствии бежавшие от проповеди христианской зыряне, возбуждая их мстить прежним своим собратьям за принятие веры Христовой, и это могло быть следствием внушений закоснелого волхва и правителя их Пама.

Епископство св. Стефана

После семилетних трудов, видя чрезвычайное умножение своей паствы, которая требовала уже не одних священников, но и епископа, Стефан, совещавшись с своими сотрудниками, решился идти в Москву, просить учреждения кафедры в Перми, так как уже много начали строить церквей на реках и погостах, а священников неоткуда было взять в столь отдаленный край. После долгого, хотя и благополучного странствия вниз и вверх по рекам достиг наконец Стефан престольного града в 1383 году, вскоре после славной победы, которую одержали россияне над полчищами Мамая. Митрополит Пимен стоял тогда во главе Церкви Российской и с радостью услышал о приобретении новых чад на дальнем Севере; обрадовался и великий князь Донской столь нечаянному просвещению темной полуночи.

Ревностный проповедник молил святителя даровать епископа новому краю христианскому и обещал ему быть верным сотрудником в деле проповеди и в устройстве Пермской Церкви. "Жатва многа, — говорил Стефан евангельскими словами, — а делателей мало; сего ради молимся Господину жатвы, да изведет делателей на жатву свою, да будет мне помощник и способник на дело проповеди, Богу содействующу, а я буду Ему сослужебник и соработник на всякое дело благое". Изумились смирению апостола Перми владыка и великий князь и похвалили думу его; потом же совещались между собою и с прилучившимися в Москве епископами, кого бы избрать достойным пастырем в новопросвещенный край, дабы он мог послужить, по слову апостольскому, образцом своему стаду. Несколько лиц были Предлагаемы одно за другим, но митрополит сказал: "Все они добры и назидательны, но как некогда одного лишь Давида, сына Иессеева, обрел Господь по сердцу своему, так и я ныне обрел самого Стефана, мужа разумного и украшенного всякими добродетелями, достойным сана епископского. Уже он получил от Господа благодать учительства и знает разные языки, итак, да усугубит вверенный ему талант пред Богом".

Все епископы и старцы духовные воскликнули: "Аксиос, достоин Стефан чести епископства". Наипаче же сие было приятно великому князю, который издавна знал Стефана и много любил его; он находил правильным, чтобы тот, кто начал дело апостольское, сам и довершил его и пролил еще более обильный свет христианства там, где первоначально рассеял тьму языческую. Рукоположение Стефана совершилось в первопрестольном соборе на другую зиму после нашествия Тохтамышева, и в одно время был с ним поставлен Михаил, епископ Смоленский. Щедро был он одарен святителем и всеми боярами при отпуске на свою новую епархию. Великий князь, высоко ценивший заслуги Стефановы, предоставил ему особенные преимущества пред прочими владыками по управлению епархиею и в делах судных; он отдал ему всю Усть-Вымскую область с богатыми пашнями и лугами в отчину архиереев, с правом беспошлинной торговли для туземцев; с тех пор Усть-Вымь именовался в грамотах городом владычним, и самая дань с приезжавших в Пермь промышленников, которую тиуны собирали прежде в казну великокняжескую, предоставлена была владыке с братиею.

Обрадованный Стефан пошел в обратный путь свой, в новую открытую им епархию, и дорогою еще более был утешен тою любовью, с какою встречали его духовные и миряне, не только как архиерея Божия, но и как апостола земли Пермской. Все наперерыв спешили принять его благословение, но чуждый всякой суеты мирской Стефан в умилении сердца только благодарил Бога за благочестивое настроение их духа, ничего не относя к себе. Граждане именитые приглашали его по благочестивому обычаю посетить и благословить их дома и, одаряя нового владыку, просили поминать их в святых молитвах. Стефан не отказывался от приносимых пожертвований для устроения церковного, но не принимал даров, лично ему предлагаемых, ибо строгая нестяжательность была всегдашнею спутницею его подвижнической жизни. Задерживаемый в городах многолюдным стечением жителей, святитель после долгого странствия достиг наконец родины своей, Великого Устюга, где с нетерпением ожидало его все народонаселение и заранее приготовилось к радостной встрече; опустели окрестные деревни, оставлены были домашние работы, забыты недуги и болезни, и стар и млад проживали в городе; столь сильно было общее к нему влечение, внушенное славою смиренного проповедника.

Наконец настала минута давно ожидаемая: звон колоколов всех церквей устюжских возвестил пришествие Стефана. Несмотря на зимнее время, все устремились далеко загород, навстречу доброму пастырю; духовенство на черте градской ожидало с хоругвями и иконами, граждане с хлебом и солью; клики восторга заглушали церковное пение и звон колоколов; сердечные приветствия выражались в умилительных слезах. Святитель шел медленно, благословляя народ, в тот самый собор, где, руководимый отцом своим, научился он пению священных псалмов еще в младенческие годы и с годами юности возрастал в благочестии. С умилением помолился Стефан на той паперти церковной, где некогда праведный Прокопий (уже в то время прославленный как новый чудотворец Устюжский) предрек о его апостольском призвании матери его Марии, еще бывшей тогда отроковицею; с теплою молитвою притек он ко гробу самого праведника, благоговейно лобызалсвятую его икону и просил заступничества пред Богом за свою новую паству. Посетил он и осиротелый кров родительский, места, любимые в детстве, обошел монастыри и церкви, служил, проповедовал, навещал больных, утешал печальных, исцелял страждущих и благотворил повсюду. Не было человека, который не считал бы христианским долгом уделить часть своих избытков на устройство новой кафедры: богатый и бедный умоляли Стефана не отвергнуть их дара. Пожертвовав своей родине гораздо более времени, нежели сколько предполагал, Стефан пошел далее к своей пастве. Умилительна была радость зырян: его встречали как отца и благодетеля; все плакали и целовали его одежду. Вместе со Стефаном, по просьбе его, прибыли в Усть-Вымь и лица духовные, ревнители православной веры.

Первоначальная Благовещенская церковь сделалась кафедральным собором новой Пермской епархии, Архангельская же — домовою усть-вымских епископов, при которой все они жили; построив при ней несколько деревянных келий для братии, Стефан основал первый монастырь в Перми, Архангельский по имени, и принимал в него престарелых зырян, для которых сам служил образцом иноческой жизни. Немедленно приступил он к обозрению обширной своей епархии, тщательно изыскивая, где еще оставались некрещеные, повсюду поставляя церкви и распространяя познание грамоты пермской. Вместе с догматами истинной веры учил он и правилам семейной и общественной жизни и благотворительностью привязывал к себе народ, помогая в нуждах, удовлетворял справедливым жалобам, защищал слабых от сильных и решал миролюбиво споры. С утешением видел он плоды своей проповеди в искренней набожности своей паствы, ибо христианская вера имела спасительное влияние на нравственное состояние народа и просвещением сердца укротила природную жестокость зырян.

Чудное было зрелище в стране Пермской: там, где были прежде идолослужители, явились богомольцы, где стояли кумирницы и требища, сооружались церкви и обители, и свет Христов повсюду прогонял тьму языческую. Молва об обращении земли Пермской исполнила радостью все окрестные области. Руководимые пастырем, зыряне наслаждались спокойствием, каким не пользовались при прежних правителях; дань не казалась им обременительною, тиуны, вирники и даныцики, дотоле ненавистные народу, зная правдивость и заступничество Стефана, не смели обременять излишними налогами и притеснять, как бывало прежде, ибо Стефан, имея право участвовать в гражданском управлении края, всегда являлся на помощь угнетенным, не выдавая иногда и виновных по суду; он наказывал их епитимиею церковного, которая для них была назидательнее общественного взыскания. Особенное благословение Божие распространилось на всю землю Пермскую с пришествием Стефана: промыслы вознаграждались успешным ловом, торговля цвела, богатство умножалось.

Зыряне благословляли доброго пастыря; епископ Стефан, видя людей своих, обращающихся к Богу, веселился о них духом, как многолюбящий отец о чадах своих. Желая испытать их веру, он говорил им: "Доселе питал я вас млеком, отныне вы можете уже принимать твердую пищу; итак, покажите мне веру свою от дел ваших, и кто из вас хочет более изъявить мне любовь свою, пусть, где только увидит, что есть кумиры, у ближнего ли соседа или в сокровенном месте, пусть сокрушит их своими руками пред лицом всех". Услышав такое слово, каждый стал ревновать, один пред другим, как бы отыскать кумиры в потаенных местах, чтобы тем доказать ревность свою, так что если бы кто и хотел укрыть идола, был обличаем соседом; таким образом окончательно истребились кумиры, не только в ближайших местах, но и в отдаленных пределах.

Жажда слова Божия возбуждалась по всей земле Пермской; притекавшие утолять сию благочестивую жажду к своему пастырю находили гостеприимную трапезу в его обители, так что никто из странных или убогих не оставался у него без призрения; самые гости, приезжавшие для купли житейской из отдаленных стран, находили себе радушное гостеприимство под кровом Стефановым, и никто не возвращался тощ из дома его или с пустыми руками; в годину же голода или неурожая он был, как некогда Иосиф в Египте, питателем народа; но Иосиф одною только пшеницею утолял голод, а праведный муж сей в то же время утолял голод и телесный и духовный.

Устроив обитель Архангельскую в Усть-Выми, городе владычнем, для пребывания своего и преемников в самом средоточии земли Пермской, Стефан основал еще три иноческие обители в различных ее пределах, наиболее отдаленных от Усть-Выми, чтобы сими евангельскими мрежами как бы охватить всю страну, дотоле погруженную во мрак язычества. Таким образом, устроил он другую пустыню во имя ангела своего архидиакона Стефана, в 50 верстах к югу от Усть-Сысольска, где ныне село Вотча, дабы иноки ее могли действовать на зырян, живших но рекам Сысоле и Лузе; все церковное пение отправлялось в ней на зырянском языке. Третья пустынь, Спасская, или Ульяновская, во имя Всемилостивого Спаса, основана была им в погосте Ульяновом при реке Вычегде, в 150 верстах к северо-востоку от Усть-Сысольска, и предназначена для просвещения зырян, живших на верховьях реки Вычегды. Еще один монастырь, Архангельский, но местному преданию, образован был Стефаном в Яренске, к западу от Усть-Выми, по течению Вычегды, на том месте, где ныне приходская Покровская церковь, для того чтобы мог служить местом упокоения инокам, приходившим из России, и действовать на северо-западных зырян; таким образом, постепенно распространялась его епархия во все стороны от Усть-Выми, на 500 и более верст по течению рек, все глубже и тверже водворяя христианство в краю дотоле диком, и поистине, подобно апостолам, являлся он премудрым ловцом, уловив в сети евангельские всю землю Пермскую.

Не только был проповедником Стефан, но и иконописцем: в 17 верстах от Яренска, в церкви селения Иртовского, есть чудотворный образ Нерукотворенного Спаса, в большом размере, написанный, по местному преданию, самим Стефаном. Церковь Вожемская, в 30 верстах от Яренска, вниз по Вычегде, славилась двумя древними иконами Св. Троицы и сошествия Святого Духа, с зырянскими на них надписями, которые едва ли не были писаны самим Стефаном, по глубокому уважению к ним народа. Первую из них трижды уносили на противоположный берег Вычегды именитые люди Осколковы, выходцы новгородские, которые соперничали с другими именитыми людьми, Строгановыми, основавшимися в Сольвычегодске. В церкви Цилибской, на другом берегу Вычегды, против Вожемской, доселе почивают под спудом мощи преподобного Димитрия, вероятно сотрудника Стефанова, о котором, однако, ничего не упоминается в житии апостола Пермского; церковь сия славилась и приношениями царственными, но после упадка именитых людей Осколковых оскудела их церковь, и епископ Вологодский Арсений перенес чудотворную икону Св. Троицы в кафедральный собор Вологодский, где и доселе находится.

Местное предание упоминает еще о кресте, поставленном св. Стефаном в уезде Яренском, на Венденге, в часовне, построенной удорцами; сам он вырезал надпись на этом кресте, которую теперь уже нельзя разобрать, но, хотя в течение четырех столетий одна за другою истреблялись часовни, которые служили покровом сему кресту, время не смело прикоснуться тлением своим к делу рук праведника.

Нападение вогуличей, странствия Стефана

Мирно протекли первые два года правления св. Стефана, когда внезапно непримиримые враги христианства вогуличи, завидуя счастью земляков своих, сделали хищное нашествие на Пермскую землю. Опустошив верхневычегодские и сысольские селения, многочисленные ватаги их приближались к Усть-Выми с намерением разрушить все, основанное Стефаном; с лютостью зверскою умерщвляли они беззащитных, резали скот, грабили и жгли дома. Общее уныние овладело народом. Лишь только печальная весть сия достигла Усть-Выми, заботливый Стефан поспешил отправить гонца в Устюг с прошением людей ратных для отпора вогуличам и сделал необходимые распоряжения к обороне церквей Божиих; велел жителям сносить все свое имущество на два укрепленных холма, на коих стояли собор и обитель, и оставаться тут с оружием в руках в ожидании неприятеля, потому что в случае нападения недоступная местность заменяла многочисленность зырян. Поколебалось, однако, мужество самых твердых, и повсюду раздавались вопли жен и детей; бодрствовал и не упадал духом один только Стефан; посреди общего плача велел он поднять хоругви и кресты и, облачившись со всем своим клиром, крестным ходом обошел оба холма и весь город владычний, укрепляя народ молитвою и словом пастырским и обещая, как добрый пастырь, положить душу свою за овец своих. Одушевленный верою в Бога Спаса своего, дерзнул он и на более отважный подвиг и, как был в облачении, с избранными из своего клира и более мужественными из зырян поплыл в ладьях вверх по Вычегде навстречу язычникам врагам. Предание говорит, что вогуличи издали приметили ладью Стефанову; грозным показалось лицо его, святительское облачение пламенным и сам он как бы мечущим в них огненные стрелы. В ужасе они бежали, оставив на месте все награбленное ими имущество, и с тех пор во дни управления Стефана не приходили более к Усть-Выми, боясь могущественного Туна, чернеча Степе (чернеца Стефана). Впоследствии вогуличи нападали только на одних верхневычегодских зырян.

В том же году противоположная сторона Вычегды, более населенная и богатая, много пострадала от новгородской вольницы ушкуйников, разоривших большую часть нижневычегодских селений. Ревностный пастырь поспешил в стан буйной ватаги, то умолял их словами евангельскими, то страшил гневом Божиим. Вольница каялась, отдавала похищенное, платила за убытки и удалялась, но народ не успевал еще загладить следы опустошения, как являлись опять другие шайки и снова грабили те же селения, и опять Стефан вынужден был делаться миротворцем в защиту своей паствы. Частые набеги новгородской вольницы побудили наконец Стефана идти самому в Новгород, чтобы ходатайствовать у веча о воспрещении ушкуйникам нападать на пермские земли.

Посетив впервые многолюдный город, святитель думал, что ему трудно будет заискивать расположение веча, но с изумлением заметил искреннее к себе уважение в радушном приеме именитых граждан, ибо молва народная предупредила его в Великом Новгороде и слава апостола Перми заблаговременно привлекла к нему общую любовь. Владыка Новгородский, посадник, бояре и все люди житые держали сторону Стефана на вече; положено было удовлетворить справедливые его жалобы, отыскать виновных на суд веча и впредь под строжайшею опалою на ослушников запретить всей вольнице новгородской касаться пределов Усть-Вымской епархии. Богатство даров, которыми знатные новгородцы старались загладить вину ушкуйников, было столь велико, что Стефан мог покрыть ими все убытки, понесенные зырянами.

Каков же был подвиг Стефана, чтобы из глубины Перми идти в дальний Новгород путями глухими, для того чтобы против ушкуйников просить помощи своей пастве! Одна уже сия черта выражает всю его ревность. Возвратившись с добрым успехом, Стефан наделил каждого из пострадавших от вогуличей или ушкуйников постольку, что с избытком мог он приобрести то, чего лишился, и вскоре позабыл народ нанесенные ему раны врагами внешними. Прошел третий год святительства, и на четвертый (1386) явился между зырянами враг внутренний, более ужасный — голод: озимый хлеб пропал от холодной весны, проливные летние дожди погубили хлеб на корню, и обнаружилось всенародное бедствие; поля остались незасеянными, торговцы продавали хлеб по неслыханным ценам; вопли голодных тревожили святителя; он открыл свои житницы, раздавал безвозмездно хлеб, ссужал деньгами, но несчастие не уменьшалось; хлеба монастырского было недостаточно для всего пермского населения. Голод усиливался, и в отдаленных деревнях достиг плачевной крайности; поселяне бежали из своих жилищ как от заразы, полумертвые доходили до Усть-Выми, глодая кору древесную; многие падали по дорогам. В годину страшной небесной казни св. Стефан употребил все, что только имел, на вспоможение несчастным; несколько раз привозили хлеб из Устюга, наконец и там не находили продавателей; послали в дальнюю Вологду, и она доставила в Пермь достаточный запас хлеба для спасения от голодной смерти. Неминуемым следствием голода была повсеместная бедность и нужда, вопиющая о помощи. Народ алчущий не мог заниматься промыслами, которыми оплачивал государственный подати; тиуны и даньщики великокняжеские, недоступные состраданию, не хотели слышать воплей зырян и с угрозами требовали дани, силою отнимая последнее достояние; страшась пытки, народ разбегался по лесам. Здесь опять проявилась отеческая заботливость Стефана о благе своей паствы; угнетенные стекались под его защиту и находили верное заступничество, ибо, утешая детей своих духовных, изыскивал и средства умилостивить жестокость взыскательных тиунов. Между тем написал он трогательное послание к великому князю, в котором, описав кару Божию, постигшую Пермь, и крайнюю бедность народа, просил временной льготы и уменьшения налогов.

Послание Стефаново не застало в Москве великого князя; витязь Донской с дружинами двадцати шести городов, в числе коих были Устюг и Вологда, еще зависевшая тогда от Новгорода, ходил наказать Великий Новгород за грабежи его вольницы ушкуйников, не оставлявших в покое владений великокняжеских, и за дерзость народного правительства, которое неоднократно захватывало доходы великого князя Московского. Смирились новгородцы и богатыми дарами умоляли государя пощадить древнюю свою отчину; они взнесли в казну до 8000 рублей за грабежи своей вольницы. По возвращении в столицу великий князь, тронутый плачевным описанием бедствия народного, поспешил облегчить его по просьбе святительской: недоимки прежних лет были прощены, и народ на время избавлялся от годичной дани, аутраты, понесенные епископскою кафедрою, щедро вознаграждены денежным вкладом; к домовой обители Архангельской приписана была большая часть сел, лежащих близь Усть-Выми. Слух о милостях великокняжеских быстро разнесся в народе. Зыряне пробудились от горестного усыпления и оставляли лесные берлоги, где укрывались от поисков немилосердных даныциков, но без пособий святительских не могли поправить расстроенного домашнего быта. Св. Стефан лично или чрез своих сотрудников отыскивал убогих и давал им средства к жизни, заботясь о благе своей паствы более, нежели о выгодах своей кафедры, и мудрою попечительностью достиг наконец желанной цели; когда жители засевали поля, Стефан давал им семена; когда покупали домашний скот или обзаводились хозяйством, ссужал их деньгами; если нужны были кому звероловные снаряды, и те приобретал Стефан, и даже находил выгодных покупателей, когда приходило время сбывать промыслы; для всех был он все, по слову апостольскому. Признательный народ благоговел пред своим благодетелем и по чувству сердечной к нему любви тем усерднее почитал Святую Троицу, которой научил он их молиться.

Отеческие заботы Стефана не ограничивались вспомогательными средствами к безбедному существованию народа, но простирались наипаче на духовное и нравственное положение всей паствы; деятельность его была беспримерная; в короткое время после голода успел он посетить самые отдаленные концы своей епархии, был на Венденге и Вишере, в селениях верхневычегодских, даже до пределов Перми Великой, которая находилась на верховьях Камы и реки Чусовой и которую впоследствии обратил окончательно к христианству один из святых его преемников святитель Иона. Стефан поднимался и по рекам Сысоле и Лузе, везде поучая вере и благочестию, водворяя порядок и оставляя следы своей благотворительности; в это, вероятно, время основал он две свои пустыни: Спасскую и Стефановскую.

Привлекаемые добротою Стефана, оставшиеся в язычестве стекались под его защиту и просили крещения, и радовался Стефан приращению сих новых сынов Церкви. В тринадцать лет своего епископства много построил он церквей по различным местам, поставляя в них священнослужителей, воспитанных под его личным надзором, из природных зырян, обучавшихся в училище усть-вымском; он отличал тех, в которых видел особенное призвание Божие, и только после долгого искуса посвящал в иереи и диаконы; с такою пастырскою осмотрительностью, что дивно, если так скоро процвела его пермская паства!

Нельзя предполагать, чтобы св. Стефан перевел на зырянский язык полный круг богослужебных книг, ибо это произвело бы множество непреодолимых затруднений со стороны зырянского языка. Из дошедших до наших времен отрывков заупокойной обедни, которую приписывают апостолу Перми, заметно, что в ней переведено только то, что поется и читается клиром во всеуслышание народа, нет ни проскомидии, ни тайных молитв, произносимых иереем и диаконом в алтаре, и проч. Письменность зырянская начала мало-помалу упадать после первого святителя Перми, и богослужение на славянском языке постепенно заменило зырянское, исключая некоторых отдаленных мест, где оно еще довольно долго держалось. Можно предполагать, что пределы епархии Стефановой в его время простирались от запада к востоку, с одной стороны — от устья реки Вычегды до самых ее верховьев на пределах Великой Перми, более нежели на 1000 верст, если включить сюда все притоки сей обширной реки, где уже население было довольно велико, а от юга на север, от устья реки Выми до Мезени, Удоры и Печоры, на такое же пространство; все это заключалось в трех огромных уездах нынешней Вологодской губернии — Сольвычегодском, Яренском и Усть-Сысольском и отчасти в Мезенском, который принадлежит к Архангельской. Пространство необъятное, на котором в короткое время утвердилось христианство при неутомимой деятельности Стефана и его сотрудников, коих самые имена нам неизвестны; ибо о них только однажды упомянуто весьма глухо в летописи, что они пришли вместе со Стефаном в Пермь, после его посвящения в епископы. Так утаены от нас имена сих великих подвижников, но они записаны неизгладимыми чертами в книге жизни на небесах.

Последние годы управления Стефанова не скудны летописными событиями. Еще в 1389 году оплакал он своего благодетеля, великого князя Донского, оказавшего столько милостей новоучрежденной его епархии. Вскоре ему представился случай видеть и юного его преемника, великого князя Василия Димитриевича, и случай сей показывает участие апостола Перми Стефана в делах иерархии Всероссийской. Митрополит Киприан вызвал в 1390 году Стефана из Перми на Собор против епископа Тверского Евфимия Висленя, обвиняемого в несоблюдении уставов церковных. Епископ Смоленский Михаил, посвященный в одно время со Стефаном, и двое пришельцев, митрополиты греческие, со многими архимандритами и игуменами присутствовали на этом Соборе, который был созван по просьбе великого князя Тверского, и не обрелось у Евфимия правды на устах, когда начали судить его по правилам святых отцов; он был низложен с своей кафедры.

Новые милости великого князя и святителя Киприана сопровождали просветителя Перми к его отдаленной пастве, и он принес с собою много вкладов и даров от бояр и людей именитых, которые употребил на благотворения. С помощью сих щедрых даяний соорудил он при своей Архангельской обители странноприимный дом, где принимал всех убогих, питая их пищею духовною и телесною, призирал сирот, как чадолюбивый отец, и успокаивал одержимых немощами; сам он служил им в болезнях и делался в одно и то же время врачом душ и телес, утешая их евангельскими чудесами.

Через два года после его возвращения из столицы соседняя к Перми Вятка, за два века пред тем основанная новгородскими выходцами и процветавшая торговлею, была разорена татарами. Это угрожало опасностью юной пастве Стефановой, ибо вятчане, господствуя по рекам Каме и Чусовой, ограждали с юго-востока Пермскую землю от закамских татар и благодетельствовали зырянам, много способствуя к украшению их храмов. Жители разоренных городов вятских толпами нахлынули в соседственные селения пермские, прося себе крова и пищи, а иногда и силою отнимая нужное, и из добрых соседей сделались грабителями. Стефан поспешил на защиту Сысольского и Лузского края от притеснения ожесточенных соседей и силою евангельского слова унял грабежи, водворив прежний порядок. Вятчане удалились в свои пределы и, соединившись с новгородцами и устюжанами, победили татар. Это был последний гражданский подвиг Стефана для защиты своего края.

Преставление Стефана и плач о нем земли Пермской

Наступил 1396 год, последний в жизни проповедника и тринадцатый его епископства; душевные огорчения и двадцатилетние труды много изнурили его силы телесные, хотя немного более полувека протекла жизнь его. Митрополит Киприан вызывал его в Москву для некоторых совещаний церковных. Предчувствовал св. Стефан, что это путешествие его будет последним, и даже по тайному откровению было ему известно, что первопрестольная столица, где принял он посвящение епископское, будет ему крайним пределом земной жизни и преддверием в обители вечности. Собираясь в путь, за два месяца до своей блаженной кончины, созвал он в Усть-Вымь большую половину своей паствы, в последний раз долго поучал ее от Писаний Божественных и деяний апостольских, наказывая свято блюсти христианскую веру, и заключил беседу предсказанием о близкой своей кончине.

"Братия, отцы и чада, мужи земли Пермской, — говорил он, — должны мы благодарить Бога Отца, Господа нашего Иисуса Христа о вашей вере, ибо Господь по многой своей милости породил вас в жизнь вечную, в наследие нетленное, соблюдаемое вам на небесах. Вы уже свободны от грехов, поработились Богу и, оставив тьму, облеклись во свет, будучи призваны в свободу и в славу чад Божиих; итак, уразумейте, что есть воля Господня и что есть заповедь Его, просвещающая очи, о любви к Богу и ближнему. Если кто уверяет, что любит Бога, говорит богослов, и не любит брата своего, то ложь есть; апостол же Павел возвещает, что любящим Бога все споспешествует во благое. Делайте благое, на основании веры, ибо вера без добрых дел мертва, по словам брата Господня, и верховный Петр научает нас добрыми нашими делами утверждаться в звании нашем божественном (2 Пет 1:10). Не будьте как младенцы, колеблющиеся умом, злобою только младенчествуйте, но будьте совершенны разумом, ходя достойно звания своего, искушая, что есть угодно Богу. Если кто-либо из маловерных помыслит отступить опять от света во тьму и отречься веры Христовой, чист я буду от греха сего, и сам он даст за сие ответ на страшном судилище Христовом или наипаче без всякого ответа осужден будет, ибо я исполнил уже пред вами долг свой и многие словеса божественные сказал вам. Устал уже я, поучая народ, не давая покоя устам моим, утрудился, вопия к народу день и ночь, до умолчания иссякла гортань моя; хотел бы больше сего сотворить, но не возмог. Еще одно скажу: свидетельствую пред вами и запрещаю страшными клятвами, как некогда пророки Моисей и Исайя, призывавшие небо и землю во свидетельство словес своих: да не приидут на вас чрез отступление ваше угрозы пророческие, да не будет вам последняя тьма горше первой тьмы языческой, да не отступите от Бога живого и веры христианской, ибо апостол предсказал, что в последние времена отступят некоторые от веры Христовой. Повторяю вам его словами: ведаю, что по моем отшествии внидут к вам волки тяжкие, не щадящие стада; но никто из вас, братия, да не увлечется лестным учением, и если кто впадет в такое прегрешение, духовные между вами да утверждают его духом кротости; друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов. Конечное слово говорю вам словами апостола Павла: се ныне, братия, предаю вас Богу и Слову благодати Его, могущему спасти вас, ибо Он есть Спас наш и Ему слава во веки, аминь".

Поучив их таким образом, молитвою заключил он пастырское свое увещание: "Благодарю Тебя, Отче Святый и Вседержитель, и единородного Сына Твоего и Пресвятого, благого и животворящего Твоего Духа, молю призреть на людей сих новокрещеных, на словесных овец, мною, недостойным, приведенных в веру Твою. Очисти души и телеса их Твоею благодатию, посети виноград сей, насажденный десницею Твоею, дай им всячески творить правду Твою, укрепи их в православной вере христианской и утверди в них завет Твой; храни их от ветхого идолослужения, от всякой прелести диавольской и ереси пагубной и научи их творить волю Твою. Не лиши их Твоей помощи, дабы, сподобившись здесь, на земле, жить в преподобии и правде, и в будущем веке возмогли они быть наследниками вечных благ, ибо благословен еси во веки, аминь".

Когда впервые входил Стефан в землю Пермскую для проповеди язычникам, сотворил он молитву в начале своего благовестил и, исходя также из земли евангельского странствия своего, опять сотворил молитву, начиная и запечатлевая ею все дела свои. Прощаясь и благословляя любимую паству пермскую и зная уже, что навеки расстается с нею, Стефан изменил обычной своей твердости и заплакал, вместе с ним зарыдала и вся его паства; повторилось нечто подобное тому, что повествуется в Деяниях апостольских о прощании Павла с эфесскою своею паствою, когда, преклонивши колена, со всеми он помолился в час разлуки, и присные его, падши на выю Павлову, лобызали его, скорбя наипаче о слове, им сказанном, что к тому уже более не узрят лица его. Столь же трогательны были прощания и с новым апостолом Перми; преданные ему зыряне чувствовали, кого они лишались в нем, называли его всеми нежными именами отца, благодетеля и защитника и не находили довольно слов к выражению всех его заслуг И добродетелей; жалобные стоны и плач тысячи голосов заглушали прощальные речи Стефановы. Блаженный, взглянув еще однажды и в последний раз на созданную им соборную церковь Благовещения и на обитель архангелов, где водворился под их сению, молитвенно вверил себя и всю свою паству ангелу своей церкви, троекратно благословил паству и владычний свой город и пустился в последний, уже невозвратный путь свой с благословениями вопиявшего и бежавшего вслед за ним народа.

Душевные потрясения и продолжительный путь, сопряженный по тогдашнему времени со многими неудобствами, ускорили кончину блаженного пастыря, уже оскудевшего телесными силами. Прибыв в Москву, вскоре заболел Стефан легким недугом и после немногих дней болезни почувствовал, что уже приближается его кончина. Лежа на одре болезни, часто посещаем был он не только братиею и иноками, его всегда окружавшими, но и боярами, и святителем, и самим великим князем, которые все прибегали к нему за последними советами.

Пред самою кончиною призвал он своих клириков, ризничего, иподиаконов и всех, приехавших с ним из земли Пермской, и говорил им: "Братия, внемлите последним моим речам; отпускаю вас опять в землю Пермскую после моего отшествия, идите и скажите новокрещеным людям моим пермским, ближним и дальним, последнюю мою волю. Скажите им, что слышали и видели, ибо уже более говорить не буду; постигла меня кончина, и приблизился последний час. Но поелику должно до последнего издыхания содержать доброе исповедание, скажите от меня людям моим: вот я уже отхожу от вас и более не возвращусь к вам, иду в путь отцов моих, куда и все они пошли, умираю, как и все земнородные; вы же, чада мои, внемлите закону Божию, стойте непоколебимо в вере, блюдитесь от еретиков и от увлекающих в раскол церковный; особенно блюдитесь от давнего идолослужения вашего, памятуя, какую скорбь приял я в стране вашей и сколько подъял трудов, просвещая вас святым крещением, день и ночь моля Бога, да откроет вам путь спасения, и вот вы уже ныне по благодати Божией в совершенной вере; держите предание и веру святую, которую от меня прияли, слушайте божественных апостолов и заповеди святых отцов, если по моем отшествии кто-либо придет к вам, идолослужитель, или еретик, или развратник, волхв или кудесник, хулитель веры Христовой, не сообщайтесь с таковым, не только в беседе, но даже и в пище. Если кто-либо станет учить вас чему-нибудь противному Церкви соборной, то хотя бы и знамения сотворил пред вами, не верьте сей лести бесовской, бегите его и твердо держитесь единственно того учения, которое от меня прияли; что слышали от меня, то и сохраняйте, и Бог мира да будет с вами, аминь".

Как последний залог любви своей к оставляемой им пастве завещал он ученикам своим: отнести обратно в Усть-Вымь, в Архангельскую обитель, святительские его ризы, книги и домашние одежды. Хотел бы он, подобно древнему Иакову и патриарху Иосифу, завещать, чтобы и кости его отнесены были в землю для него обетованную, которая была свидетельницею апостольских его подвигов; но смирение его не позволило обременять возвращающихся смертными своими останками. Сокровище сие должно было сохраниться первопрестольному граду, в княжеской обители Спаса-на-бору, в залог благословения будущим родам. Тогда, чувствуя, что совершил уже на земле свое поприще, сложил крестообразно руки и простер ноги на одре своем для вечного покоя, но еще произносил тихим голосом несколько благоговейных слов предстоявшей братии. Одному из пресвитеров велел он окадить келью свою фимиамом, а другому читать для него канон на исход души. "Слава Господу о всем", — произнес Стефан умирающим голосом, и еще сия молитва благодарения была на устах его, когда впал он как бы в легкую дремоту, но она уже была преддверием вечного покоя. Праведная душа его отлетела к Господу, которого возлюбила от юности своей, послужив Ему апостольски во все дни своей жизни.

Преставился блаженный святитель Стефан на четвертой неделе после великого дня Пасхи, когда бывает праздник преполовения пятидесятницы, в самый вечер апреля, в 26-й день, на память св. отца нашего Василия, епископа Амасийского. Замечательно, что Епифаний называет не только русского великого князя Василия Димитриевича и митрополита Киприана всея Руси, при которых совершилось сие плачевное событие для Церкви Российской, но и греческих императора и патриархов, и прочих князей русских и литовских. "Было сие, — говорит он, — в царство правоверного греческого царя Мануила, при Вселенском патриархе Антонии, архиепископе Константина града, и при патриархах, Александрийском Марке, Антиохийском Ниле и Иерусалимском Дорофее". Воспоминание святительских имен сих в час кончины праведника Церкви отечественной умилительно свидетельствует о духовном общении Церквей православного Востока между собою во утверждение Церкви Вселенской. Великое множество народа собралось на погребение блаженного Стефана, духовных и мирян, князи, епископы, игумены и бояре; соборное совершено над ним отпевание, посреди общего плача, и честное тело его положено было в церкви каменной Св. Спаса, у левой стены, где и доселе почивает под спудом. Долго сохранялся в церкви сей на бору, при раке святителя Стефана, пастырский его посох, впоследствии обложенный резною костью, на которой изображены некоторые его деяния с древними надписями: "Се есть деяние епископа Стефана Пермского". Сии деяния относятся к событиям, описанным в житии святого Стефана, и без сомнения, вскоре после его преставления обложен был костяною резьбою его посох. Древняя сия святыня похищена была из первопрестольной столицы гетманом Ходкевичем в 1612 году, во время разгрома Русского царства, и долго хранилась в Супрасльском монастыре Литовской епархии; но в 1849 году повелением Святейшего Синода прислана в Пермский кафедральный собор, ради памяти великого просветителя Перми.

Все воспоминавшие добродетельное житие святителя Стефана и душеполезные его словеса горько о нем плакали в столице, но наипаче плакал о нем новокрещеный народ пермский и долго не хотел верить печальной вести, когда достигла она наконец отдаленной его епархии. Лишенная любимого владыки своего и мудрого наставника, два года сиротствовала Пермь без архипастыря, ибо нескоро был назначен ему преемник, и повсюду предавался народ безутешной горести о невозвратной своей утрате; Пермь казалась страною плача и стенаний. Искреннее сетование зырян о незабвенном пастыре выразилось в соборной панихиде о упокоении праведной души его. Старцы забыли дряхлость, матери — грудных детей и спешили издалека в Усть-Вымь принести общие мольбы за своего просветителя; во время заупокойной обедни неоднократно прерывалось служение от вопля народного; священнослужители, увещевавшие народ престать от плача, сами не могли произносить церковных песней: так глубоко были все проникнуты понесенною ими утратою; и действительно, смерть Стефана повергла на многие годы просвещенный им край как бы в некое оцепенение, доколе не явились достойные преемники великому апостолу Перми.

Было, однако, вскоре после его блаженной кончины одно утешительное явление преставившегося, на реке Вишере, там, где еще коснели в язычестве дикие зыряне, бежавшие туда в начале его проповеди. Еще там не было церкви, но только одна часовня, построенная при жизни Стефана для новокрещеных. Однажды после утренней молитвы они увидели ладью, плывущую против течения воды, хотя и не было на ней гребца, но на противоположном берегу стоял украшенный сединами муж и повелевал народу чествовать драгоценное сокровище, которое посылал Бог земле Вишерской; когда ладья причалила к берегу, он скрылся. Изумленные вишерцы с трепетом подошли к ладье и увидели в ней священную икону Богоматери чудного письма, пред коею еще теплилась неугасимая свеча; с благоговением принесли они икону сию в часовню, и вскоре на месте ее соорудили церковь во имя явления им иконы Божией Матери, от которой многие совершались знамения, привлекавшие весь полунощный край к христианству. Любовь народная узнала в явившемся им старце черты великого своего просветителя Стефана, который таким образом и после своей кончины радел о спасении своего стада.

Преподобный инок Епифаний, друг и сотрудник Стефана, в заключение жития его сочинил в память ему плач земли Пермской о смерти святителя как бы от лица всей обращенной им страны, выражая горькую скорбь народа о постигшей его утрате, вплетая похвалы святителю между слов сетования, чтобы тем воздвигнуть от уныния души скорбящих о своем пастыре; плач сей вместе с тем выражает, как высоко ценили зыряне заслуги своего просветителя. "Горе нам, братия, как лишились мы доброго нашего пастыря и учителя! Как лишились мы очистителя душ наших и доброго печальника о телах наших, промыслителя и ходатая пред Богом и людьми, который Богу молился о спасении душ наших, а князю печаловал о жалобе нашей, и льготе, и пользе, пред боярами же и властителями мира сего был нам теплый заступник, много раз избавляя нас от насилия, и работы, и тиунской продажи и облегчая нам тяжкие дани. Но и самые те новгородцы, ушкуйники разбойники, словами его увещеваемы были не воевать на нас Были мы прежде поношением соседям нашим язычникам, лопи, вогуличам, на Югре и Пинеге, и он нас от них избавил. О епископ наш добрый! Тебе говорим, как живому: ты проповедал нам Бога истинного и сокрушил идолов; ныне же сирых ты нас оставил, и, тебя лишившись, другого не обретем, тебе подобного. Стадо твое будет скитаться по горам между волков хищных; кто ныне попечется без пастыря о овцах заблудших? К кому прибегнем, где услышим опять сладкие твои слова и кто нас утешит в толикой нашей скорби! Для чего отпустили мы тебя к Москве? Лучше было бы нам, если бы хотя гроб твой всегда был пред очами нашими в завет и утешение, и мы притекали бы к тебе, как к живому, благословляя тебя и после твоего успения и поминая преданные тобою от Бога словеса; ныне же всего мы лишились, не осталось нам даже и гроба епископского!

Много святителей есть на Москве, мы же одного только имели и того утратили, обнищав духовно; требуем себе наставника, и нет его! Жатва многая, а делателей мало; помолись, преподобный, Господину жатвы, да изведет делателей достойных! О честная глава, если не такие будут нам делатели, каков ты был, какая будет нам от них польза и как нам не сетовать о твоем лишении? Не так будут тебя чествовать и ублажать в Москве, как бы чествовали между нами в твоих пределах; ибо твои мы ученики и присные чада, и подвиг твой у нас был равен апостольскому. Хвалит Римская земля верховных апостолов, и Греческая — Первозванного, и Русская — великого Владимира, ее крестившего, Москва же ублажает нового своего чудотворца, митрополита Петра, и Ростов — епископа своего Леонтия, Тебя же, о святитель Стефан, Пермская земля хвалит как апостола своего и учителя, ибо ты плутом проповеди взорал ее и насеял учением божественным; и ныне сыны пермские серпом веры радостно жнут полные снопы добродетелей, которые ты собираешь в житницы духовные. Но, блаженный наш учитель, хотя ты и преставился от нас духом, хотя и далеко от нас святые твои мощи, благословение твое да будет посреди нас, ибо мы люди твои и овцы пажити твоей. Не мы тебя избрали, но ты нас избрал и породил нас водою и Духом; сего ради не забывай нас во святых твоих молитвах, призри с небеси виноград твой, который насадила десница твоя; хотя после всех отродились мы для жизни вечной и опоздали мы, как пришедшие в единонадесятый час, и моложе мы всех наших братии во святом крещении, но Господь, отнявший у нас владыку епископа нашего, да не лишит нас своей милости молитвами отца нашего Стефана, ибо уже набегают волки хищные распудить овцы без пастыря, и плавает корабль душевный по морю житейскому многомятежному без всякого кормчего; наступают язычники, и нет против них воеводы сильного; велик плач Церкви Пермской, ибо отнят от нея твердый ея столп. О святитель наш благий! Если приял ты милость от Бога ради трудов своих и имеешь к Нему дерзновение, помолись о людях твоих новокрещеных пермских, ибо Церковь к тебе вопиет: епископ мой, я Церковь твоя присная, тобою обрученная и уневещенная Небесному Жениху Христу! Покажи мне любовь свою и по смерти, неоднократно за меня страдавший даже до крови, не щадя своей жизни; молись за меня, да навеки пребуду верною обрученному тобою Жениху".


Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).


На главную

Произведения А.Н. Муравьёва

Монастыри и храмы Северо-запада