А.Н. Муравьёв
Житие святого праведного Стефана, нового деспота сербов

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Борьба Баязита с Тимуром; подвиги и слава Стефана

Обновление Белграда, козни Вулка и междоусобия султанов

Слава последних дней Стефана и его кончина

Церковь Сербская с любовью совершает память многих князей своих и святителей; до тринадцати таких праздников означены в ее отечественных святцах, но не все жития присных ее святых нам известны, и о некоторых сама она может только представить, или службу церковную в честь их, или одни отрывки своих летописей. Предпринимая изложить житие деспота Стефана, празднуемого 9 октября (которое в удовлетворительной полноте обретается в так называемом Сербляке, рукописи Сергиевой лавры), я воспомяну здесь по порядку и тех праведных мужей Сербской земли, имена коих и деяния были опущены мною по недостатку о них сведений. Основываюсь теперь на выписке из святцев сербских, доставленной мне епископом Шабацким Михаилом, воспитанником Академии Киевской, который служит своей родине благоговейною жизнью и духовным образованием.

24 сентября служба преподобного отца нашего Симеона, так названного в иночестве, но бывшего в мире Стефана, первовенчанного краля Сербии, сына первого святого краля Стефана Неманя и брата св. Саввы, первого архиепископа Сербского. Нетленные мощи его доселе хранятся в древней лавре Сербской, Студенице, а благочестивые деяния краткого его царствования входят в объем пространного жития святых его родителей и брата.

Октября в 4-й день служба святого и праведного князя Стефана Шиляковича; житие его вовсе неизвестно, ибо о нем даже не упоминается в летописи Раича.

В своем месте были помещены краткие летописные сведения о св. Арсении, архиепископе Сербском, преемнике св. Саввы; память его совершается 28 октября.

Октября 30-го положена служба благочестивого и великого краля Сербского Стефана Милутина, отца св. мученика и краля Стефана Дечанского. В пространное житие сего праведника взошли отчасти и деяния его родителя; особенного жития его не существует; хотя славны в летописях царственные дела Милутина, возвеличившего Сербию, но печально воспоминание о невинных страданиях его сына.

Память царственного мученика Стефана Дечанского совершается собственно 11 ноября, но житие его со всевозможною полнотою описано под 30-м числом октября в соединении с памятью его родителя.

Декабря 2-го служба иже во святых блаженного младого царя мученика Уроша, сына великого царя Душана, которым окончилась слава царства Сербского. Краткое житие его заимствовано из летописи и поставлено в своем месте. Но вот еще служба 10 декабря неизвестного нам св. Иоанна деспота, о котором не упоминается в летописях.

Благодаря Бога мы имеем в рукописях сербских, хранящихся в лавре, самое полное житие первосвятителя и учителя сербов св. Саввы, память которого совершается 12 января, и родителя его, первого краля Симеона Неманя, сменившего багряницу царскую на мантию иноческую, мироточца и чудотворца, память которого 13 февраля. Но между ними, января в 18 день, положена еще служба совершенно неизвестному для нас по летописи Максиму Новому, бывшему деспоту сербов.

В летние месяцы, июня в 15 день, совершается память св. блаженного великомученика иже в царях князя Лазаря, бывшего самодержца Сербской земли, с которым пало последнее ее величие на Косовом поле под ударами султана Амурата; а 30 июля правится служба преподобной матери Ангелины, деспотицы Сербской, вероятно, супруги св. деспота Стефана и матери деспота Иоанна, ибо есть от нее грамота из Белграда около 1510 года к нашему великому князю Василию Иоанновичу; Ангелина просила его милостыни для сооружения храма, где хотела положить телеса мужа и сына, святых деспотов Стефана и Иоанна. Ею заключается ряд святых заступников земли Сербской, благоговейно чтимых ее Церковью.

Современный описатель жития деспота Стефана еще весь проникнут скорбью об утрате великого мужа Церкви и земли Сербской. Он сравнивает сего державного, воссиявшего в их роде, с боговидцем Моисеем, руководившим Израилем в пустыне сорок лет, ибо столько же продолжалось руководство властителя Сербского, не без особого промысла в такое время, когда страх и туча великая были по всей вселенной и оскудели христоименитые люди, которых был он печатью. "Если бы, — восклицает писатель, — Господь многого ради благоутробия раба своего не оставил нам семени его, Содому и Гоморре уподобилась бы земля Сербская, страдая от глада, и частых землетрясений, и моровых поветрий, и нашествия иноплеменников, с моря и суши. Не было по всей вселенной места, где бы не напал страх Твой, Господи. Когда же все славное сотворишь в нас, Боже, трепет приимут от Тебя горы и растают псаломски, как воск от огня; явны будут дела Твои перед сопротивными, ибо дивен бываешь Ты, Боже, в памяти святых Твоих! Но и ныне показал Ты силу твою в людях Твоих, не до конца предав достояние Твое в разрушение языкам; и ныне оставил еще, преклонивших колена перед Ваалом по слабости естества их, но возмогших от немощи своей быть паки крепкими во бранях, и верующим в сокрушающего брани мышцею высокою внушил предпочесть страдания, подобно Моисею, с людьми Божиими, лучше нежели пить временную греха сладость, и соизволил им быть в лице пострадавших за христоименитое стадо. Сильно пострадали некоторые за истинное благочестие, как бы кто либо из древних, с коими сроднились по духу, ради неколебимости оставшихся". Так умилительно воспоминает подвиг их собиратель жития Стефанова; еще умилительнее обращается к читателям: "Да простит мне боголюбие ваше сии рыдательные вещания, или по духу, или же и ради земного (аще о дусе, аще о земных), ибо я воспомянул лета вечная и в памяти одного благочестивого всех во Христе храбровавших хотел бы здесь привести, хотя и не по достоинству моему, ибо невозможно невежде преплывать пучину; но рыдающим есть обычай извне искать себе утешительных подобий, от которых изливаются неудержимых слез потоки; обретши же именитого, как бы некий корабль, с ним преплываю пучину, восходя и к подобным ему".

Он сравнивает деспота своего с Иисусом Навином в мудрости и мужестве, который ополчался перед сынами Израиля и разделил между ними землю обетованную. Не хочет он воспоминать Самсона, хотя и крепкого, но побежденного женою, ибо во всю свою жизнь не подвергался подобной слабости Стефан и не впадал духом в отчаяние, как Илий, первосвященник и судия Израильский, но всегда имел в уме своем крепкого Самуила, дивного во пророках, который царя-поставил и царя обличил, и еще сына Иесеева, приснопамятного, о котором было свидетельство Божие, что обрел Господь Давида по сердцу своему и, подобно ему, гнушаясь высокого, возносился одним смирением, сколько мог оное вместить человек. Сравнивают его и с Соломоном, перед которым смирил Господь все языки к северу и к югу и которому приходила дивиться царица Савская. И сей приснопамятный Стефан во дни своей державы умиротворил крепчайшие скипетры восточных и западных; со всех стран к нему стекались и всех устроил в своей земле; наипаче западные князья называли его господином и блюстителем своего царства; во времена нужные посылал он воинов с избранными воеводами; никто из малых и великих не возвращался от него, не возвещая о многих его дарах и славных деяниях, мужестве во брани и мудрости в совете. Посему именовался он титлом деспота во всех странах, и от малого сербского скипетра великое по вселенной приобрел себе имя, паче иных державных, обладавших многими языками.

Не только верные, но и неверные державцы уважали его, и к ним говорил он с дерзновением, стяжав славу Даниилову и трех отроков. Прошел он сквозь огнь и воду с воинством царя восточного, который его советами и мудростью величался, как некогда Кир великий, так и громом нареченный властитель оттоманский, молниеносною стрелою об листавший края Востока, доколе Господь не положил ему предела. Многих превзошел Стефан древних царей честью и добродетелью, но никто не мог с ним сравниться милостынею и верою; все извлекал он для себя из божественных писаний на пользу душевную и во всем являлся превосходящим других: и в образе жизни, и в красоте внешней, и величием осанки, и в самом блеске одежды и оружия, так что и царица Южская могла бы воскликнуть: "Блаженны живущие в доме твоем, новый Соломон!"

От похвалы своему деспоту переходит описатель жития его к похвале земли и племени сербского, предпочитая свою родину всем странам земли по благорастворению воздухов и обилию плодов, он сравнивает ее с земным раем и одною из райских рек, Фисоном, почитает Истр или Дунай, превознося его паче всех рек, как и родную Саву, лучший приток Дунайский. Достойно внимания то, что говорит он о красоте нравственной и телесной племени сербского, и весьма бы желательно, чтобы повсюду обреталась такая же чистота и патриархальность нравов.

"Дане возмнит кто-либо, что восхваляя бездушное, умолчу о лучшем и последнем создании Божием, человеке. Добра земля, возрастающая клас пшеничный и приносящая в тридцать, и шестьдесят, и во сто, но еще добрее она своими сынами. Мужественны они паче всех, что всего честнее в человеке, по изречению мудрого Соломона, но и для всякого послушания благонадежны: куда бы только ни призвали их, скоры на послушание и косны на глаголание, где есть что-либо сопротивное; скоры же к ответу всякому вопрошающему их и вооружены оружием правды в правой и левой руке, по выражению апостольскому (2 Кор VI, 7). Чистотою телесною и светлою кровию превосходят они всякое племя; к тому же и милостивы, и дружелюбны. Если кто из них приходит в убожество, прочие восполняют ему все нужное от своих благ; каждому просящему готовы служить не одним подаянием, но сугубою милостынею, как говорит Соломон: "Кто теснит бедного, тот хулит Творца его; чтущий же Его благотворит нуждающемуся" (Притч 14:31). Образ их жизни по всей стране таков, как учит Церковь Божия, а не так, как у других народов, нарушающих ее уставы; но с юного возраста от мала до велика все приучены дважды в день посещать храмы Божий. Уважение их к родителям столь велико, что ни один сын, хотя и в своем доме, не дерзает вкушать пищи вместе с отцом, но как раб предстоит его трапезе, и это можно видеть не только между богатыми, но и в грубейших людях, и в последней нищете. Никогда не слышно, чтобы кто-либо оскорбил отца своего или мать, но во Христе исполняют они все заповеди, друг друга большим творят честью и приветствуют каждого, называя его господином, с откровенною главою. Апостол Павел повелевает молиться с открытою главою (1 Кор 11:5), и так, если подобает открывать главы перед Тем, кто все наше внутреннее ведает, чтобы изъявить Ему свое благочестие, то тем более перед человеком, не знающим нашей тайной мысли. Наипаче же свыше всех добродетелей, прославляемых апостолом, преизбыточествует любовь в народе сербском. Скажу, — заключает писатель, — и о высшей степени деятелей духовных, ангельскому житию подражающих, которые за ничто вменили все блага мира сего, единым украшаясь Христом, в красных пустынях и обителях, возбуждая убегать лености и соблюдать всякую добродетель. Много избранников является посреди сих обителей, и многие между ними молчальники, по великому Ефрему, беседующие только с шумом лиственным, и птицами небесными, и с журчанием вод при потоках. Единственное дело их — воспевать в Троице хвалимого Бога, которого непрестанными гимнами хвалят ангелы, а во звуке песни земных ангелов, по слову псаломному, "источают на пустынные пажити, и холмы препоясываются радостью" (Пс 64:13). Симеон и Савва породили сих великих подвижников, которые презрели все человеческое, ибо и сами их руководители оставили не какое-либо обыкновенное богатство, но скипетры и престолы земного царствия, а низшедши с высоты своего величия, взяли на рамена крест, чтобы устремиться к иному лучшему царству; они повлекли за собою множество чад своих, как песок неисчислимых моря берегов и как звезды на тверди небесной по обетованию, некогда данному праотцу Аврааму".

Святой князь Лазарь и Ангелина, родители святого Стефана. Первые годы его юности

Писатель жития Стефанова касается его родословия и именует всех его предков, начиная от Вулкана, брата св. Саввы и первовенчального краля Сербии, сыновей святого Стефана Неманя, царя-мироточца. Сын великого князя Вулкана носил уже титло жупана Сербской земли и изменил мирское имя свое Димитрия на Давида, когда покинул мир, уступив земную область сыну своему Братиславу. Внук его, князь Вратко, имел дочь Милицу, или Ангелину, которая вступила в супружество со знаменитым князем Лазарем, собирателем земли Сербской и великим ее воителем, прославившим поле Косово. От Лазаря и Милицы родился славный деспот Стефан, происходивший в шестом колене от мироточца. Лазарь, отец его, оставил по себе благую память не только мужеством в битвах, но и водворением мира церковного, ибо он старался соединить опять разрозненное честолюбием Стефана Душана Сильного и взошел в общение духовное с патриархом царьградским, который скорбел на властителей сербских, за их царское титло и за патриаршее, какое сами собою усвоили своему архиепископу. По новому взаимному условию ему предоставлено было громкое титло сие только в пределах своей церковной области, но к патриарху Вселенскому относился он не более как архиепископ Охриды, или первой Юстиниании.

Настала тяжкая година испытания для Сербии; вооружился против нее мощный султан Амурат, через восемнадцать лет после первой победы брата своего Солимана, одержанной им на поле Косовом над всеми князьями сербскими и кралем их Вукашином, убийцею святого царя Уроша V. Не стерпел Лазарь видеть опустошение своего края и не хотел, чтобы собственные его члены, или, лучше сказать, Христовы, были рассекаемы на части мечом сарацинским; он решился или оградить их, или самому за них погибнуть, стяжав себе венец мученика. Кровавая сеча закипала опять на поле Косовом, и сперва победа клонилась на сторону сербов: некто из благородных, Милош именем, который был оклеветан в измене, хотел засвидетельствовать веру свою и мужество; один устремился он в толпу оттоманскую, как бы из числа оруженосцев султана, и, приблизившись, вонзил меч в страшного самодержца. Но не настало еще время избавления от работы вражия; скоро изменила победа, громоносный сын Амурата, Баязит — Молния, воодушевил опять смятенные полки турков и одолел сербов. Богу так попущающу, чтобы не лишился лучшего венца Лазарь. Взятый в плен со всеми своими вельможами, вместе с ними исповедовал, он имя Христово перед лицом сурового властителя и скончался от лезвия меча; присные умоляли его дать им прежде сложить голову на плаху, чтобы не видеть смерти своего владыки, и после них довершил он мученический свой подвиг лета 1389 июня в 15-й день. В этот день совершается ежегодно память его в Сербии, и поныне видится он как бы живой в нетлении мощей своих, в великой лавре своей Равенице, которую сам основал, ибо много церквей создано было рукою благочестивого князя, но всех великолепнее была та, которую соорудил в новом городе своем Крушеваце во имя архидиакона Стефана, бывшего ангелом любимого сына его Стефана.

Султан Баязит поспешил возвратиться в Бруссу, чтобы воссесть на престол отца своего и укрепиться на его царстве. Между тем беда шла к Сербии не только с востока от сарацин, но и с запада от венгров; сирыми осталась вдова Лазаря деспотица Ангелина с юным сыном своим Стефаном, не ожидая себе ниоткуда помощи, потому что и внутри их области возникали междоусобия. Плакала тогда земля Сербская, как Рахиль, плачущая о своих детях и не хотящая утешиться "яко не суть"; глас вопля ее достиг до слуха Господня, и вот от источника малого вода потекла многая и просиял из сумрака опять солнечный луч. Властитель Востока, превознесшись подобно Навуходоносору, хотевший покрыть всю вселенную рукою своею, как гнездо птичье, смирился внезапно и послал ходатаев к деспотице Ангелине просить руку дочери ее Ливерии. По совету патриарха, всего клира и синклита, ради спасения народа было изъявлено на то согласие великому эмиру; с тем вместе покорилась и вся земля сербов, и на каждое лето князь Стефан с братом своим Вулком и вельможами должны были являться перед лице султана и нести ему дань; но Господь умирил сердце нового властителя оттоманского; большую любовь показал он сыну Лазаря и с честью принимал юного деспота как бы родного сына, возвысив его перед всеми восточными, которые приходили к нему на поклонение.

Достохвальная мать Стефанова, превосходившая многих матерей добродетелью, когда осталась вдовою и деспотицею, мужественно управила область свою и была предметом изумления для всех окрестных стран, которые дивились ее царственным добродетелям. Наипаче благоговела она к храмам Божиим, ибо взирала к единому Богу и в заповедях его утверждалась, подавая во всем благой пример юному сыну, которого руководила в делах правления; и покорный сын следовал учению матери своей и день ото дня становился опытнее, превосходя, подобно Соломону, мудростью всех прежде него бывших властителей Сербии; материнскими был он одеян молитвами, как бы бронею отчею, и под ее сенью, достигнув совершенного возраста, восприял отеческое наследие.

Против юного князя восстали вначале некоторые из могущественных вельмож, которые искали избежать еще из-под крепкой державы отца его Лазаря, но, не чувствуя себя в силах одолеть оружием бодрого юношу, прибегли к измене. Они оклеветали своего владыку перед великим эмиром, будто возбуждает против него венгров, и предлагали ему свои услуги, чтобы только получить самовластие в стране Сербской. Втайне послали они своих ходатаев ко двору султана; но были и верные деспоту из числа вельмож его: некто именем Михаил, благородный и правый, который обличил перед ним козни врагов в самые очи его клеветников. Один из них, Новак Белоцерковник, не зная, что открыта его измена, смело явился ко двору деспота и предан был заслуженной казни; другой же, Никола Зоик, вовремя бежал в укрепленный город Островицу и, видя, что невозможно ему спастись от наказания, принял образ иноческий с супругою и детьми, и не потревожил его в обители великодушный Стефан.

Сама благоверная деспотица пошла к грозному султану ходатайствовать за сына. Она взяла с собою сродницу свою Евфимию, дочь кесарей, вдову бывшего деспота Углеша, и нашла в ней духовную себе опору, в столь бедственную годину. Смутилась Ангелина, когда потребовал их к себе Баязит, но ее успокоила Евфимия, говоря, что не может им быть никакой обиды, если уже сам державный позвал их перед светлые свои очи, и с помощью Божиею все устроилось ко благому, ибо на Господа возложили они все свое упование. Тогда испросила она у великого эмира мощи святые Параскевы, похищенные из разоренного Тырнова, и, к чрезвычайному своему утешению, получила их в дар от султана, который изумился, что владычица сербов просит себе не злата или камней драгоценных, но обнаженного тела, лишенного даже своей раки в разгроме болгарской столицы. Обвив священные мощи драгою плащаницею, деспотица принесла их в Белград, и там они пребывали до нашествия внука Баязитова.

По возвращении матери своей дерзнул и сам юный деспот явиться перед лице султана, раздраженного против него клеветами наветников. Не был он совершенно спокоен духом, ибо и на него несколько подействовали советы некоторых, внушавших искать дружбы венгров, чтобы отложиться от эмира; но Стефан отклонил сам собою опасный совет сей, убедившись в невозможности привести его в исполнение ко благу своей земли. Совещавшись с матерью, явился он ко двору султана и здесь, по слову Соломона, что сердце царево в руке Божией, тот, кого трепетал он, все ему вручил, и вместо гнева Стефан испытал от него одну лишь милость; как сына сладчайшего принял его эмир, и наставил советами, какие может дать только один отец. Еще прежде всякого объяснения был он приглашен к царской трапезе, и когда по обычаю все расходились, один лишь юный деспот остался перед лицом султана, Баязит спросил его: "Почему остался?" — и смело отвечал ему Стефан: "Поелику некоторые люди оболгали меня державе твоей, сам я прихожу перед тобою ныне исповедать согрешения мои. Действительно, были мне советники отступить от царствия твоего и сделаться другом венгров, но я усмотрел невместимость такого союза, вспомнил и твое обо мне отеческое попечение, и данную тебе клятву, и вот я сам явился к лицу твоему: жизнь моя перед Богом в руках твоих, делай со мною, что тебе угодно".

Изумился такому искреннему слову грозный Баязит и, помолчав несколько, отвечал сладкою речью: "Возлюбленный, в чем думал ты успеть у венгров? Я хотел взять за себя землю их и непокоряющихся мне смирить мечом или предать плену; ты же что мог бы там сделать? Кто из владычествующих, преклонив главу перед венграми, сохранил свое господство?" Султан воспомянул по имени царей болгарских и продолжал: "Ты же со мною будь; если не пойдешь, куда я иду, поистине смутишься; если же туда, где я, не будешь знать смятения, ибо во мне всякое господство. Когда мы на кого не идем сами, кто на нас дерзнет? Воинствами содержатся обширные царства и распространяются вдаль. Тебя вменяю я ныне как сына моего старейшего и возлюбленного, и перед всеми таким тебя являю, моими и восточными, ибо кто у меня в такой почести, как ты? Я же склоняюсь к старости и вскоре довершу течение, или на брани, или болезнью. Поживи еще со мною, тогда же воспользуешься временем. Много у меня сыновей, и они восстанут брат на брата; каждый из них будет посылать к тебе молитвенников и звать к себе на помощь или только просить, чтобы не было вражды с ними. Тогда, улучив время, не только будешь ты содержать свою область, но и иные страны окрест твоей земли, и наречешься великим и славным; да и ныне не содержишь ли уже ты земли своей в своей власти? Но послушай меня, и я возвещу тебе, что должен ты делать, доколе я еще в жизни: потщись сокрушить своих сильных и привести в свою волю, ибо послать меня, хотя бы и захотел, не в силах будешь; а между там благородных или убогих, но только твоего воспитания, воздвигни и сделай сильными, чтобы они могли обладать вместе с тобою; клеветников же низложи и всех подобных им".

Поучив такими отеческими словами, тезоименитый Молнии, Ильдерим, возвратился в свои пределы, и можно ли было подумать, если бы не подслушал их современник, чтобы такие тихие речи текли из уст грозного властителя оттоманов, готового сокрушить всю силу крестоносцев на берегах Дуная? Но в душе его было уже как бы тайное предчувствие иной, более страшной грозы Тамерлановой и той позорной клетки, в которой горько должен был окончить дни свои. Трогательно такое настроение духа того, перед кем трепетали Запад и Восток. Изумляется и сам писатель жития Стефанова. "О чудо! — восклицает он. — Где когда-либо слышно было и видел ли кто, чтобы виновному, являющемуся на смерть, вместо смерти предлагали усыновление и такие отеческие советы не от единоверного? Слышно ли бывало когда, чтобы прорекал язычник и сбывалось его пророчество во дни наши перед лицом вселенной, а не где-либо в углу? Но не так ли некогда прорекал и Каиафа, ибо не своею волею пророчествуют человеки".

Борьба Баязита с Тимуром; подвиги и слава Стефана

С честью возвратился Стефан в свою родовую область: не только уважали его все сильные его державы, но и все те, которые покорились под скипетр оттоманский; христиане же радовались и возносили молитвенный глас к Господу, возвысившему рог избранного своего. Несколько времени спустя, в 1395 году, подвигся могущественный Баязит со всеми своими силами на Угро-Влахов и перешел Дунай, чтобы сразиться со славным воеводою Иоанном Мирчем; много было пролито крови с обеих сторон; тогда погибли краль Марко (Боснийский) и державный Константин; вместе с ними и князь Стефан был в полках самодержца восточного. Блаженный Марко говорил Константину: "Молился я Господу, чтобы помощником был христианам на неверных, и я бы первый стал мертвым на сей брани, ибо неволею сражался против христиан!" Через два года послал опять сильное войско Баязит на Босну под предводительством сыновей своих, которым должен был сопутствовать Стефан, но в горах выпал столь глубокий снег, какого не запомнили и старые люди, и от суровой зимы мало возвратилось войска к султану. Враги Стефана хотели воспользоваться сим случаем, чтобы оклеветать его, как бы виновного в гибели войска, но не могли поколебать доверенности султана, ибо Господь явно помогал христолюбивому князю.

Повоевав многие страны, громоносный султан подступил и к Царьграду; не надеясь взять его с суши, он обложил его со стороны моря, но и там не имел успеха. Между тем дошла до него весть, что краль западный с несметными полчищами ему подвластных князей перешел Дунай. Быстро оставив Царьград, пошел он навстречу врагам до Никополя; тут были собраны немцы и сарматы, галлы, британцы и венгры; полки западные оттиснули вначале дружины Баязитовы; сам он, как молния, облетал ряды своих, чтобы остановить бегство. "Куда бежите! — восклицал отчаянный. — Если до конца победят нас, все падем от острия меча их, а жены и дети наши в руках их будут! Лучше ныне умереть или победить, и если победим, пресыщу вас благами их земли!" Так взывал к воинам султан и, возвратив полки свои, одолел крестоносцев; много их потонуло вместе с конями в водах дунайских; некоторые из князей западных спаслись в царствующий град и рассеялись по островам архипелага. Султан стяжал себе великую добычу; оттоле двинулся на венгров и разорил их грады и, прошедши всю Македонию, овладел Солунем.

Одни только сербы спаслись от него; но они вскоре пострадали от венгров в отсутствие мощного султана. Настал, однако, предел его молниеносному течению; явился и на него страшный бич с Востока, и Сербия временно освободилась от ига агарянского. Так пишет в одной своей грамоте сам деспот Стефан: "Вышним промыслом освободилась Сербия от порабощения измаилитского, начавшегося с поля Косова; пришел царь персов и сокрушил агарян, меня же Бог милостью своею избавил от руки персов. Я же, обретши избранное место, древний превеликий Белград, по случаю многих разорений опустевший, обновил его и поручил Матери Божией, жителям же его даровал многие льготы". Действительно, только особым покровительством Господа мог избавиться Стефан от участи союзного ему султана, когда воскипела страшная брань между двумя неодолимыми дотоле владыками Запада и Востока, перед которыми в ужасе умолкла вселенная, ожидая до времени, кто из них победит.

Грозный Тимур послал к громоименитому султану требовать от него дани и повиновения тому, кто победил Запад и Восток и вскоре покорит Царьград. Исполнился яростью Баязит и жестокое слово дал в ответ завоевателю. Напрасно искренний советник умолял султана смириться перед грозою Востока и дать ему требуемое, чтобы отошел в иные страны; не потерпел сего, не знавший дотоле поражения. "Не лучше ли будет, если побежду врага? — сказал он присному своему. — И тогда все будет в руках моих, и западное и восточное, и перед всеми возвеличусь; если же побежден буду, конец мужественно прииму, но не унижу себя послушанием". Избранный советник отвечал ему: "Добро и полезно будет, если в том и другом успеешь, но если в обоих погрешишь, каким еще иным образом спасешься?" Исполнилось предчувствие опытного мужа, и когда впоследствии уже в плену томился громоносный, тот же верный его служитель, взойдя в его темницу, напомнил ему прежние свои речи: "О владыко, не в обоих ли погрешил ты?" — и оба восплакали горько. Слезы в очах такого воина, каков был Ильдерим, разительны, и замечателен весь этот рассказ о тайных беседах, которые едва ли где сохранились, кроме сего житийника. Стефан деспот, как присный султану, мог о них слышать и передать потомству.

До конца остался он верен своему благодетелю. Султан послал гонца, чтобы спешно шел к нему на помощь с избранною дружиною, и отважный Стефан прошел невредимо сквозь полчища Тимуровы, уже наводнившие всю Анатолию, в Анкире он соединился с зятем своим султаном. Там закипела кровавая сеча, на время решившая судьбы Востока, и потоками текла кровь на полях анкирских. Избранные воины персидские пожраны были острием меча и копий сербского скипетра, но одолело их множество. Видя несметные толпы врагов отовсюду обошедшие султана, Стефан мужественно устремился выручить его из среды их и трижды врывался в сечу, всякий раз побеждая, доколе не умалилась вокруг него верная его дружина. Что мог он сделать с этими тысячами без помощи Божией? Неоднократная его победа всеми исповедуется и достославна. Где только мог сражался он с разорявшимися повсюду варварами и нередко один на один бился с ними, весь обагренный кровью; кто исчислит все его подвиги и сколько трудного пути совершил гонимый среди несметных полчищ, все собою наводнивших? Ибо и море, и суша, и пристани — все было в руках их. Стефан успел, однако, пробиться сквозь толпы врагов и с остатком своей дружины достигнул царствующего града.

Трепетал Царьград, но еще не пришел час его: гроза Тимурова внезапно обратилась к югу на Египет, но миновала Иерусалим; страх удержал завоевателя. Уже он туда стремился, низложив стены Дамасские, когда некто сказал ему, что от самого начала еще никто из озлобивших Иерусалим не оставался без отмщения от Бога; не минует и его кара, если оскорбит Святой град. Стал Тимур и обратился опять к Востоку, где не покорившиеся ему грады испытали над собою всю меру его жестокости: не было пощады ни женам, ни детям, и под ногами коней своих топтал он младенцев, плачущих о матерях. Трепетала вся Азия перед бичом вселенной. Сам Тимур возносил себя выше Александра Великого, говоря, что витязь Македонский, как бы на поругание себе, только обтек всю землю, ничего не удержав за собою из пройденных им стран; он же собрал отовсюду корысти и нигде не оставил державцев, все разрушая и истребляя. Такими неистовыми речами похвалялся Тимур перед послом сербским, Андином, которого послал к нему деспот Стефан и князь Радослав для отыскания сестры своей, уведенной в плен, вместе со всеми женами Баязита, и многим разумом извел ее из плена Андин. Тамерлан еще грозился ему, что когда придет к ним на Запад, то не восточными странами с моря, а с севера по суше, и запад весь обтечет. Так высоко о себе мыслил, не ведая, что вскоре изыдет дух его и сам он возвратится в землю, из которой взят был, и в тот день погибнут все помышления его по слову псаломному (Пс 145:4). Двинулся Тимур и на Царьград и послал вперед соглядатаев своих; но кесари греческие, по данному им совету, бросили их в море, чтобы исчезла о них всякая весть, и завоеватель не пошел далее. Устремился он потом и к северу через хребет Кавказский, но и там неведомый ужас объял его душу, как некогда, когда шел на Иерусалим; было ему во сне чудное явление Заступницы земли Русской, обратившее его вспять, которое и доселе празднуется нашею Церковью. Благочестивый князь Стефан, избежав персов, вместе с братом своим Вулком принят был в Царьграде с чрезвычайною честью. Столь велика была его воинская слава после страшной анкирской битвы, в которой дерзнул сразиться с полчищами завоевателя Востока, что все на него смотрели как бы на великое солнце. Тогда восприял он и светлый сан деспота от благочестивого императора Иоанна, которого оставил вместо себя правителем дядя его, Кир Мануил, когда, утесняемый Баязитом, отплыл в старый Рим искать помощи ратной и союза церковного для избавления града своего от агарян. Не только титла, но и венца деспота сподобил его император, увенчав диадемою, которую сам для себя устроил и которую заслужил Стефан подвигами мужества и доблестных страданий. Император послал его к тестю своему на остров Митилинский, чтобы оттоле добыть себе корабль и морем отплыть в землю Арванитскую, ибо туда направлялся, поспешая встретить светлый день Пасхи в родном своем городе. С особенною честью был он встречен в Митилине при пении ему многолетия, как подобало царскому сану; там впервые увидел дочь властителя, которую впоследствии взял себе в жену; она была также племянницею Кир Мануила.

Еще деспот с братом своим были в Митилине, ожидая кораблей, когда возвратился из западных стран император и остановился в Галлиполе. Тут встретил его старший сын Баязитов, оставшийся преемником его престола после бедственной битвы Анкирской, и кесарь на своем корабле, а султан, стоя на суше, заключили между собою мирный договор, как отец с сыном; тогда и Солунь возвратилась в руки греков. Кроток и благоразумен был паче всех султанов сей новый властитель Оттоманский, но только не празден от вина, и ради сего лишился царства. После родственной встречи обоих императоров в Царьграде Иоанн уклонился державствовать в Солуни, данной ему для прокормления; мог бы он, если бы захотел, содержать все царство, но не смел оскорбить блаженного дядю Мануила. Между двумя сыновьями Баязита разделилось его царство: Магомет-султан, славнейший из всех своих братьев, обитал в горной стране на востоке, Солиман же в западных долинах. Услышав, что деспот Стефан ищет пути в свои пределы, он направился туда же; с ним были все сыны Баязитовы от старшей сестры деспота, Марии, которые нехотя присоединились, но нельзя было иначе. Зная сие, султан послал стеречь на пути деспота, и, казалось, не было возможности пройти где-либо благочестивому Стефану в свою землю, но Бог промышлял о нем лучшее, чтобы большею славою украсить.

Кораблем отплыл он из Митилины в землю Арванитскую, где с великою честью встретил его властитель, князь Георгий, женатый на сестре его Елене, который впоследствии был и преемником его престола. Георгий возвестил о благополучном возвращении деспота благочестивой матери его Ангелине и сам дал ему войско, чтобы безопасно пройти до переделов Сербских к Охриде, где была первая архиепископия. Но тут стерегло его на пути сильное полчище агарян, близ рокового поля Косова. Благоразумный деспот, как некогда древний патриарх Иаков, разделил на два полка свою дружину, чтобы если одна часть погибнет, другая могла спастись, а между тем и от матери его деспотицы пришло навстречу его войско, которое поспешно собрала она, не щадя своих сокровищ.

Поручив большую часть дружины брату своему Вулку, Стефан с меньшим числом, разделенным еще на два полка, пришел на место, называемое Градиническим, где встретили его враждебные агаряне. Мужественно устремился наних Стефан; едва увидали его издали, все воскликнули: "Смотрите, смотрите, вот сын Лазаря!" и при этом страшном имени ударились в бегство. Тогда исполнились слова псаломные: "Десница Господня творит силу!" (Пс 117:15.) Не нам, Господи, не нам, а имени Твоему! ибо один гнал тысячу и два двигнули тьму. С тех пор опять страх имени нашего объял врагов наших. А между тем, когда старший брат увенчался победою, младший Вулк коварно ополчился на зятя своего, но был разбит христолюбивым войском Георгия. Был тогда и князь Углеш с измаильтянами и много послужил Стефану, извещая его о их советах, а потом и сам покорился под сильную его державу и, получив от него землю отеческую, был как некое крыло христианам.

После великой брани Градинической возвратились оба царственных брата в град свой Новобердов, но старший с победою, а младший как бы побежден. Деспот упрекнул его в напрасном излиянии крови, думая тем и научить его ратному искусству. Оскорбился Вулк и, улучив благоприятное время, бежал к султану. Благочестивая мать следовала за ним даже до пределов ьгарянских и, не настигнув в своем крае, не могла уже возвратиться из чужой земли. Она отважилась предстать лицу самого султана и воспользовалась благоприятным случаем, чтобы примирить его с сыном своим деспотом. Тогда возвратилась из пределов агарянских вместе с младшим сыном, неся с собою мир. Кто опишет радость земли Сербской, обретшей наконец себе тишину и доброго пастыря после столь долгого запустения! Когда возвратился Стефан в отечество свое, он попрал там всякое нечестие, и процвела при нем правда, ибо отсечены были руки, протяженные ко злу.

Обновление Белграда, козни Вулка и междоусобия султанов

Не только в пределах своих деспот водворил мир, но умиротворил и окрестные страны, снискав себе любовь всех, и приобрел те области, которые издревле назывались Сербскими. Краль западный (вероятно кесарь Сигизмунд, бывший королем Венгрии), услышав о его доблестях, отправил к нему послов для заключения с ним союза, и с великою честью принял посланных Стефан во утверждение взаимной любви. Обходя земли свои, обрел он на краю их прекрасное место, называемое Белград, и потребовал его у венгров, потому что хотя и находилось в пределах Сербских, но лежало как бы на сердце и на самых плечах у венгров. По взаимному с ними условию утвердил он за собою Белград, возвратил себе и другие города, отторгнутые насилием магометан; правители их заблаговременно бежали от лица его. В то время Солиман султан, домогаясь возвратить себе на востоке всю область отца своего, прислал ходатаев к деспоту, чтобы заключить с ним мирный договор, и с любовью принят был вестник мира: таким образом исполнились слова Баязита о том, что дети его будут искать союза с деспотом.

Пользуясь тишиною, мудрый Стефан стал украшать избранный им для своего жительства Белград, ибо нигде во всей вселенной, по словам восторженного жизнеописателя, нельзя было найти что-либо подобное как по красоте места, так и по удобству пути водного на берегу Дуная .Пристань его распростерла крылья кораблей своих, как бы в царствующем граде и привлекала к себе плавателей. Красные палаты соорудил себе деспот внутри новой столицы и оградил ее двойною стеною с крепким Вышгородом на крутом берегу, и все сие не ратною десницею, но мирными речами приобрел себе во славу земли своей.

На восточной оконечности города соорудил он обширную церковь Успения Богоматери с общежитием иноческим, где назначил быть митрополии Белградской, и наделил ее обильными землями и селами, чтобы твердо стоял престол митрополии. В ограде садов ее поставил он и другую великую церковь во имя трех святителей для усыпальницы архиереев и еще странноприимную больницу на сладкой воде с церковью во имя Чудотворца Николая, и даровал ей также многие сады и села, чтобы имели чем питаться странные и больные. Собрал он из всех своих пределов, богатейших вельмож и поселил их в новой столице, как некогда равноапостольный Константин при основании Царьграда. Многими льготами одарил он свой любимый город, даровав право на беспошлинную торговлю всем ее жителям не только в своих пределах, но и в соседних землях, на что согласились по любви к нему, не только все ближние державцы, но и самый краль западный, ибо все уважали Стефана. Всякий из граждан белгородских, кто только имел при себе льготную грамоту, свободен был от всякой дани. При таких льготах отовсюду стекались жители в новый город, со дня на день возрастал перед лицом Стефана к чрезвычайному его утешению, ибо сердце благочестивого деспота лежало к сему новому созданию рук своих.

Но устрояя себе град обительный, помышлял христоименитый о ином вышнем граде Иерусалиме, которому искал на земле подобия. Посему пламенное имел желание собеседовать и водвориться с пустынниками и, возбужденный божественною любовью, обходил пустыни и ущелья гор, изыскивая место для вожделенной обители; обретши же наконец селение безмолвия, с любовью приступил к делу. Он соорудил обитель во имя Вседержавного Божества и украсил со всевозможным великолепием дом Пресвятой Троицы златом и мраморами и драгоценной росписью, посылая во все острова архипелага за лучшими художниками и не щадя своих сокровищ для дела Божия. Но наипаче украсил он новую обитель общежитием досточудных иноков, которых собрал из дальних пустынь и со Святой горы, обеспечив безмолвную жизнь щедрыми даяниями сел и садов, которые укрепил своими дарами. Благочестивый Стефан так полюбил место сие, что хотел пребывать в оном и навеки, и там устроил себе усыпальницу, в которой опочил впоследствии от многих трудов. Священные иконы, богослужебная утварь — все носило на себе отпечаток поистине царской его щедрости, так что в скором времени новая его лавра превзошла благолепием древние лавры, сербские и греческие, святой горы Афонской.

Стефан пригласил патриарха своего Кирилла и весь собор архиереев сербских, игуменов и пресвитеров и весь свой благородный синклит на обновление храма в день пятидесятницы, и светло было церковное сие торжество. В 1407 году начал он созидать обитель Св. Троицы, а за год перед тем преставилась его благочестивая мать деспотица Ангелина, уже в образе иноческом принявшая имя Евгении, и положена была в созданной ею обители Успения Богоматери на месте, называемом Любостыня. Кончина матери горько отозвалась деспоту, ибо вскоре после возникло междоусобие. Недостойный брат его Вулк восстал на своего владыку; он испросил себе большое войско у султана Солимана, обещая служить ему усердно, если получит половину области братней, и властитель оттоманский, укрепившийся на своем престоле, дал мятежному князю избранных воинов под начальством опытного воеводы, который отличился еще на поле Косовом, в самом пылу жестокой сечи. Великодушный деспот не хотел, чтобы стадо христоименитое, которое еще только недавно освободилось от работы вражьей, опять подпало под тяжкое иго. Как дикие звери пронеслись варвары по благословенной земле Сербской, все предавая огню и мечу, и запустение следовало по стопам их.

Мужественно ополчился он, хотя и с малым числом бился до крови за родную землю и не раз наводил ужас на несметные полчища врагов. Но вторичное нашествие нечестивого Вулка с еще большими силами заставило его уступать, ибо уже мало ему оставалось избранных слуг; многих обольстил новый Каин дарами и угрозами; некоторые из них являлись к деспоту и предъявляли коварные грамоты брата его; благочестивый Стефан, держа грамоты сии в руке, повергся с ними перед иконой Спасовой и воскликнул: "Смотри, Господи, моя ли здесь неправда? Против меня научают отроков моих, домогаясь сделать их предателями, каким был один из учеников Твоих Иуда; но соблюди до конца то малое стадо, которое при мне Ты оставил". Так умиленно помолился он внутри своих царских чертогов в присном его Белграде; но враги уже опустошали все окрестные пределы и приближались к столице. Видя невозможность защищаться, деспот решился наконец разделить область свою с братом. С тех пор Вулк с зятьями своими Георгием и Лазарем служили султану, а деспот владел сам собою оставленною ему частью.

Но когда прекратилось кровопролитие и, казалось, настала тишина, возникло новое ужаснейшее междоусобие и на многие годы между трех братьев султанов. Один из них, по имени Мусса, изгнанный Солиманом из своих владений, проживал в Валахии и по предложению властителя земли сей поднял оружие на брата и устремился, как дым от севера, в бедствующую Румелию. Сперва казался он кротким, пока проходил Болгарию, но как только утвердился в Адрианополе и отторг всю Македонию от владычества брата, начал требовать себе покорности от властителей христианских. К деспоту Стефану посылал он своих ходатаев, обещая возвратить ему часть земель, отторгнутых его братом; но и к Вулку, и к зятю его Георгию засылал те же льстивые речи, обещая удовлетворить каждого, лишь бы только все вместе с ним подняли оружие против султана. Осторожный деспот прежде, нежели войти в союз с новым властителем, послал к нему опытного воеводу Витку, чтобы узнать, искренне ли обещание его, и тогда только, когда дал он клятву с письменным обязательством, двинулся с войском к нему на помощь; примеру его последовали и другие князья сербские.

Между тем султан Солиман заключил договор с императором греческим и пришел в Халкидон, а Мусса подступил к Царьграду. Франки благоприятствовали Солиману и перевезли его через пролив, наполнив его своими судами; но Мусса вместе с сербами стали выше Галаты и уничтожили суда. До слуха Муссы достигла весть, что Вулк хочет изменить ему и перебежать к Солиману; он решился заблаговременно умертвить его; но когда открылся о том деспоту, обещая ему отдать всю область братнюю, великодушно отвечал ему христолюбивый Стефан: "Если его, то и меня", и в ту же ночь предваренный Вулк успел бежать к Солиману.

Жестокая битва закипела под стенами царствующего града; с одной стороны греки и мусульмане, с другой — опять мусульмане и сербы. Щитом веры оградился благочестивый деспот и устремился в то самое место, где стоял султан восточный, где наиболее стеснились войска; как молния разгромил он все его дружины и с победою возвратился в стан. Через несколько дней возобновилась битва, ибо много пришло союзников Солиману. Мусса двинулся опять с войсками против брата, но вскоре обратился в бегство, не доверяя своим, оставив мужественного Стефана в чрезвычайной опасности, окруженного врагами, ибо он был по обычаю напереди дружины и, обойдя предместье Галаты, стоял на берегу моря. Но благочестивый император Мануил, искренно любивший деспота, видя угрожавшую ему опасность, выслал к нему суда с приглашением в Царьград, и не усомнился Стефан идти на зов царственный с избранною дружиною; он вступил в Царьград как победитель и вместе как бы побежденный, ибо все знали его мужество и видели, какова была страшная сеча, устлавшая трупами все окрестные сады и все поморье.

С честью принял деспота император, ибо кроме родственных с ним связей он еще знал его в юные годы и вместе с ним воинствовал; тогда еще предсказал ему будущую его славу по духу ли прозорливости или потому уже, что видел, каков будет чудный муж сей; подобный познается подобным. На сей раз отечески позаботился о нем кесарь как о сыне своем возлюбленном и вторично почтил его саном деспота с молитвенным возложением венца на главу его в соборе Софийском, хотя однажды уже и был он венчан императором Иоанном, когда посетил Царьград после славной битвы с Тамерланом. Все народное множество провожало его с пением ликов, когда оставлял он столицу и всходил на корабль. К северу по морю Черному поплыл Стефан и, хотя обуреваемый волнами, достиг, однако, благополучно устьев Дуная и земли Влахийской, где был с честью принят славным воеводою Мирчею, который давно желал насладиться его лицезрением. Воевода дал ему коней и спутников, чтобы безопасно мог возвратиться в свои пределы, и сам его провожал через всю свою область до города Голубца.

Между тем Мусса султан бежал в Адрианополь и, проведав, что изменивший ему брат Стефанов Вулк домогается овладеть в его отсутствие Сербскою землею, послал туда одного из вождей своих Алия по неимению войска с толпою хищников, которые опустошили всю страну. Нельзя было тогда распознать, которому из властителей оттоманских принадлежало войско, ибо все они грабили по различными местам; таким образом, в свои же сети впал нечестивый Вулк. Алий настиг его в одном из городов Сербии и, предупредив жителей, успел проникнуть внутрь ограды. Некоторые из благородных хотели вооружиться в защиту Вулка; но сам он, проникнутый чувством раскаяния, удержал их, говоря: "Согрешил я перед своим государем, пусть делают со мною, что хотят". Узника вместе с зятем его юным Лазарем влекли в оковах из места в место до воинского стана султана Муссы, и разгневанный велел отсечь ему голову; но внука великого Лазаря до времени пощадил.

Когда же Мусса возвратился в Адрианополь и опять возгорелась война с братом, так что должен был бежать от лица Солиманова, он велел умертвить юного Лазаря, а сам бежал в Сербскую землю к славному деспоту. Воины, собирая мертвых на поле битвы, обрели обнаженное тело юного Лазаря и многих вельмож его; возвестили о том брату его, и Георгий горькие пролил слезы о безвременной его гибели и стольких благородных мужей, вместе с ним погибших. День его смерти записан в летописях сербских июля 10-го 1410 года.

Султан Солиман, одолев брата на поле битвы, преследовал его до Филиппополя и велел предать пламени славный град, но один из воевод его, бывший родом из сего города, спас его от ярости оттоманской. Солиман, возвратившись в Адрианополь, беспечно предался пьянству, а Мусса, воспользовавшись временем, обошел его со всех сторон и, разбив его войско, довершил наконец свою победу смертью брата; тогда воцарился в Адрианополе, сделавшись на время единственным властителем оттоманским. Услышав о торжестве Муссы и не доверяя ему лично, деспот Стефан послал к нему того же опытного ходатая Андина, которого уже однажды посылал с успехом к грозному Тамерлану, чтобы удостовериться в приязни нового султана, и мудрый посредник благоразумно исполнил возложенную на него обязанность. Сперва принял его с притворною ласкою Мусса, потом же сказал жестокое слово, которое обличило прозорливому весь его зверский нрав. Однако он успел укротить его и мирно с ним расстался; возвратившись же к господину своему, искренно исповедал перед ним, что одно только остается народу сербскому: сесть на коня и ополчиться, если еще хочет удержать за собою независимость. Немедленно ополчился деспот и с большим войском вступил в пределы Эпира, овладев частью сей области: но когда султан, испуганный нечаянным вооружением, прислал к нему с мирными речами, Стефан возвратился в Белград, довольствуясь тем, что явил неблагодарному свою силу.

Не было прочно положение Муссы: в Константинополе находился сын убиенного им брата, юный Оркан, которого император послал на жительство в Силиврию. Услышав о том, Мусса устремился к Силиврии; там хотел умертвить верно ему служившего князя Георгия, другого внука великого Лазаря, брата коего недавно погубил; но данная им отрава не подействовала, потому что князь успел принять противоядие, однако впоследствии много страдал от сего яда; он бежал в Солунь. Раздраженный султан покусился умертвить и другого сильного вождя своего, Михаила Бека, как из опасения его могущества, так и за то, что подозревал его в содействии бегству Георгия, но воевода обманул сего лютого зверя; он предложил дать ему войско, чтобы идти в окрестности Царьграда, полонить его жителей, потому что это было время сбора винограда, и, пришедши в Царьград, передался на сторону третьего султана Магомета, который обладал Анатолией. Мусса бежал в Адрианополь, а греки дали суда Магомету, чтобы переплыть Геллеспонт, но на сей раз еще победил Мусса.

Тогда предался он всей своей злобе и начал преследовать тех, которых подозревал в измене; он заключил в темницу Юсуфа, управлявшего бывшим царством краля болгарского Константина, и воеводу Краинского, владевшего землями по соседству деспота; но оба они бежали из темницы к благочестивому Стефану и, взяв от него войско, обещались во всем верно служить, подчинив ему свои земли. Стефан, благочестия держатель, услышав о зяте своем Георгие, что он бежал из Силиврии в Солунь, послал туда все свое войско и предреченных воевод измаильтянских, чтобы безопасно привести его к себе; но Георгий, не зная о том, вышел из Солуни с малым числом своих избранных и едва не впал в руки врагов, потому что султан послал одного из воевод стеречь все пути в окрестностях Солуня. Предваренный вовремя Георгий возвратился в Солунь, но дорогою в темноте ночи по трудным горным стезям нечаянно отделился от своих, которые спокойно вошли в город, думая, что с ними князь; когда же увидели, что его нет, горький о нем подняли плач. Между тем Георгий после трудного пути ночью пришел в соседнее городу село, где нашел нескольких благочестивых христиан, от которых утаил, однако, свое имя; они скрыли его на гумне до рассвета, ибо недалеко в поле были агаряне, и уже наутро привели его в город поселяне, где столь же великая была радость о его спасении, каков был плач о мнимой погибели. Тогда под щитом всей дружины сербской возвратился он в отечество, к зятю своему деспоту, который принял его в свои объятия после долгой разлуки как отец, веселящийся о своем сыне, и велика была радость, дарованная ему от Господа, не только о возвращении членов его семейства, но и об утверждении державы Сербской.

Султан Магомета, слышавший о подвигах Стефана, покушался также прийти к нему северным путем из Царьграда, но не было никакой дороги через горы от чрезвычайных снегов и дождей. Мусса между тем вооружился на деспота и сам, как бурный ветер, возмущающий и прах с земли, и волны в море, в зимнее время внезапно всеми силами устремился на Сербию. Не ожидавший нападения его деспот, не имея при себе войска, которое послал навстречу Георгию, ибо он был тогда еще в Солуне, должен был уклониться в укрепленный город; султан же, узнав, что сын Солимана, отрок Оркан, бежавший из Силиврии в Солунь, оттоле взошел в его область, настиг отрока на пути и ослепил его и в то же время погубил многих избранных его вельмож; но когда дошла до него весть о вооружении брата Магомета, не решился приступить к Солуни и возвратился в Адрианополь. Еще однажды и в последний раз, в 1413 году, воздвигся Мусса на Сербию и хотел опустошить ее до конца, истребив всех сынов ее, и населить своими людьми, которых вызывал из далеких мест. Опустошая грады и поля, достиг он до города Коприана, который весь разорил и полонил его жителей. Тогда деспот послал через Валахию просить помощи у Магомета, и султан сам подвигся с Востока со всеми своими силами. К Стефану пришли на помощь войска венгерские и боснийские и воеводы агарянские, бежавшие от Муссы. Убоявшись такого ополчения. Мусса пошел навстречу брату к Филиппополю. чтобы не дать соединиться с деспотом, который выслал ему на помощь зятя своего Георгия. Но Магомет успел уклониться от соперника и соединился с князем сербским. Вместе стали они на пути Муссы и пересекли ему дорогу; возгорелась решительная битва, одна из самых кровопролитных, какая обагряла когда-либо поля сербские, и славная победа украсила хоругвь христианскую в отмщение магометанам за горькую победу на поле Косовом во дни Лазаря, деда того Георгия, который теперь поражал их. Бежал свирепый Мусса и был настигнут на реке Искре, где и постигла его достойная казнь. С торжеством возвратился Георгий к деспоту, и благодарный Стефан в награду за его подвиг почтил его многими дарами и дал ему во владение город Коприан со всею окрестной областью Запольскою; с того времени водворилась тишина в стране Сербской.

Слава последних дней Стефана и его кончина

Благочестивый Стефан, пользуясь возвращением давно желанного мира, со дня на день простирался на большие подвиги духовные и благодарил Бога за все то, что дал испытать ему во время долгой его жизни и многотрудного царства. Усердна была его молитва и обильна милостыня; до такой степени посвящал он себя нищим, что часто в ночные часы выходил на улицы и захолустья града, чтобы своею рукою раздавать милостыню; иногда, подходя к хижинам убогих, через окна их метал деньги, а прокаженных всегда кормил сам, и все сие совершала его десница втайне, чтобы не быть видимым от человеков. Если слышал, что кто-либо жительствовал по Боге в пустынях, или пропастях земных, или на святой горе Афонской, благочестивый владыка старался войти с ними в духовное общение и щедро взыскивал милостынею пустынников и молчальников; любимым его занятием между молитв и царственных забот было чтение Священного Писания и святых отцов, душеполезные книги которых глубоко изучил.

Общее уважение западных и восточных властителей было последствием царственных его доблестей и выражалось светлым приемом, которым всегда и от всех был почтен. Таким образом, с чрезвычайною почестью был встречен в венгерском городе Буд Сигизмундом, когда шел кесарь на собор Константский и в пределы Римские восприять там венец императорский. Сигизмунд с любовью внимал его советам, предпочитая их всем прочим, и каждый раз, когда посещал его Стефан, уделял ему из областей своих какой-нибудь город или замок, так что никогда не возвращался от него деспот с пустыми руками. Не чудно ли это, спрашивает жизнеописатель, при той вражде, которая разделяла Запад и Восток, что сей державный участвовал в советах западных кралей и посылал войско свое на помощь, то к западным, то к восточным! Один он поистине мог так действовать по общему уважению к его глубокой мудрости и царственным доблестям. Не только западные властители видели в нем непоколебимое себе утверждение и щит против неверных, но и священники латинские, хотя и не единомысленные в догматах веры, гласно молились о нем в церквах своих, взывая к Господу на литаниях: "Еще молимся о деспоте Стефане и Сербской стране". Это весьма замечательно.

Приходили к нему на службу храбрейшие и славнейшие витязи западного рыцарства, и если кто из витязей благочестивого Стефана побеждал на ратоборстве перед лицом кесаря и собрании всех его князей, независтно получал он венец сильных. Стефан имел власть венчать победным венком благороднейших из рыцарей кесаревых, и они часто гордились перед сверстниками, говоря: "Сам деспот произвел меня в рыцари". Как на Западе, так было и на Востоке: когда однажды султан Магомет связал воеводу сил своих (Михаил Бека) и был умоляем от присных отпустить его на свободу, он отвечал: "Не отпущу, доколе не спрошу совета у брата моего, деспота". Стефан, зная коварство узника, дал такой ответ: "Если хочешь питать змею в своем доме, отними у нее жало". И султан не отпустил его до самой кончины. В другой раз, когда Магомет послал войско на Венгрию и Босну и многих вельмож захватил в плен, он освободил их только по его ходатайству, приняв выкуп, и до самой своей кончины сохранял с ним любовь.

Скончался в Адрианополе Магомет. Когда весть о его смерти достигла Сербии, многие убеждали Стефана воспользоваться случаем, чтобы напасть на смятенных турков, но деспот отвечал: "Я обещал клятвенно султану делать все доброе его детям". Он обратил войско свое на землю Арванитскую, и ее жители, зная великодушие Стефана, с радостью покорились; таким образом без оружия приобретши край, искони принадлежавший Сербии, начал водворять в нем порядок и послал воеводу своего Витка для мирного договора с соседней Венецией, а сам возвратился в свои пределы. В Белграде встретила его грустная весть о кончине бывшего краля болгарского Константина, сына Стратимирова, который, лишившись престола, водворился сперва у венгров, а потом искал себе убежища в пределах деспота. Как брата оплакал его благочестивый Стефан и богатую милостыню разослал по церквам об упокоении души его; это было в 1422 году.

В последние годы правления Стефанова опять возникли смуты со стороны турков: едва только погребен был в Бруссе могущественный Магомет, как явился искатель престола, самозванец Мустафа, назвавшийся сыном Баязита. При жизни Магомета скрывался он в Солуне под защитою императоров греческих и, внезапно огласив себя после его смерти, овладел всею Румелией до самого пролива. Он послал к деспоту с предложением своей приязни, но Стефан задержал его посланных, крепко содержа союз с сыном Магомета Амуратом. Воинство Амурата низложило самозванца, но восстал под тем же именем другой, и к нему присоединился Михаил Бек, которого выпустил из темницы Амурах вопреки совету, данному его отцу. На полях никейских были побеждены оба, и Амурат сделался единственным властителем оттоманским. Сперва послал он благодарить деспота за его приязнь, осыпав его богатыми дарами, и когда сам пошел воевать на Влахов, подтвердил с ним мирный договор, который, однако, не продлился, потому что хотя Амурат, подобно отцу своему, был украшен многими царственными доблестями, но он был гораздо его лукавее.

Давно уже страдал болезнью ног доблестный Стефан и уже чувствовал приближение кончины. Заботясь о своей державе, послал он звать к себе зятя своего Георгия. На месте, называемом Сребряница, созвал Стефан патриарха и весь освященный Собор архиереев сербских и благородных князей своей земли и перед всеми благословил на господство Георгия, сказав: "Сего отныне признавайте господином вместо меня". Было на него и молитвенное возложение рук патриарших с возглашением ему многолетия по чину царскому. Не видно из жития, по какой причине предпочел деспот зятя сыну своему Иоанну — вероятно, по малолетству, ибо и сей Иоанн называется деспотом в лике святых сербских вместе с матерью своею Ангелиною, племянницею императора Мануила. Хотя не показано время брака деспота, должно предполагать, однако, что он совершился в Царьграде при вторичном посещении столицы греческой или по крайней мере в это время заключено условие брачное, при свидании с императором Мануилом, следственно не ранее 1412 года. Таким образом, при смерти деспота, случившейся через пятнадцать лет, сын его был еще отроком, и супруга деспота, вероятно, осталась после него в юных летах, потому что есть в архивах наших грамота ее к великому князю Василию Иоанновичу 1509 года о милостыне для устроения храма над гробами мужа и сына; но деспотица сия Ангелина должна уже была находиться в самой глубокой старости, почти ста лет. Однако Стефан исцелился на сей раз от опасной болезни, к общему утешению всех своих подданных. Между тем Амурат ополчился на западных и, видя, что деспот каждый год посещает Венгрию для совещания с кралем, возымел подозрение против него, ибо внял клевете недоброжелателей; он двинулся с войском против Стефана, но и Стефан мужественно ополчился против султана, ибо надеялся на свою правду и возложил упование на Бога, и с помощью Божиею победил; потом двинулся на Босну, и это был последний поход его; побежденный краль укрылся от преследования его в укрепленный город и послал к нему ходатая о мире, который вскоре получил. Сим ратным подвигом заключилось славное поприще Стефана; возвращаясь в Белград, заболел он на пути и предал праведную свою душу в руки Божий июля 19-го 1427 года. В самый час его смерти страшный прокатился гром, какого никогда не слыхали, и внезапный сумрак облек всю землю Сербскую, как бы в знамение ее горькой утраты.

В летах мужества скончался Стефан, ибо, судя по расчету времени, и после сорокалетнего правления не мог он иметь шестидесяти лет, ибо в самом юном возрасте лишился отца и начал управлять под руководством матери и под сенью могущественного Баязита. Многого еще ожидала от него Сербия. "Каких ли тогда не слышно было воплей плачевных! — восклицает писатель жития Стефанова. — Слезы кровавые текли из очей всех, и отчаянные от тяжкого уныния падали ниц на землю; не только все оплакивали его как отца, но и как отца любезного". Собор и синклит послали за зятем и наследником его Георгием, исполняя волю деспота, а смертные его останки отнесли в родной ему Белград и с великою честью положили в обители Живоначаль-ной Троицы, где сам избрал себе место для усыпальницы. Были за несколько времени до преставления сего чудного мужа знамения на небесах, которые как бы предваряли о его скорой кончине; будто искры сыпались с неба и падали на город, но пламя угасало, и страшный вихрь, внезапно воздвигшийся, сорвал многие крыши в Белграде и низринул несколько домов, в том числе и жилище сестры деспота, быть может, супруги Баязитовой; и другие многие знамения предвозвещали скорое бедствие.

Мы же восприяли невольно, хотя и свыше наших сил, от патриарха святейшего Никона сербских и поморских земель, тогда пришедшего в Белград, и от воеводы сил (вероятно, князя Георгия), и от прочих избранных, написать житие сего святого деспота; но тогда по неблагоприятному времени сие отложили. Четыре года после его отшествия к Господу сам он, блаженный, явился в сонном видении и наказанием грозил достойному казни за непослушание, повелевая исполнить обещанное; посему хотя и полагал невозможным, однако попытался начертать оное. Судя по времени и слогу, должно полагать, что не назвавший себя смиренный писатель был тот же Георгий Самвлах, игумен обители Дечанской, впоследствии же митрополит Русский, который описал сперва житие царственного мученика Стефана, ибо и в том и в другом житии одинаково превозносит он хвалами землю Сербскую во дни правления благочестивого князя Георгия и также отзывается немощью и отлагательством времени.

Если, заключает он, и другие, более ведавшие его дела и ему сожительствовавшие, будучи многословнее и острее разумом, совершат также сие дело, благо будет воистину; если же до сего дня никто о том не позаботился, то да принято будет и сие недостаточное и грубо написанное ради исполнения поведенного. Мы же, достигнув пристани и возникнувши от уныния, воскликнем к нему: "Радуйся, божественных заповедей добрый исполнитель; радуйся, земным владычеством светло украшенный; радуйся, в кротком совете наш Давид; радуйся, в премудрости новый Соломон; радуйся, милостыни таинник неизреченный; радуйся, великих даров всегда отверстая десница; радуйся, божественных дворов украситель; радуйся, все избранное в человеческом себе усвоивший; радуйся, божественное издалеча всегда провидевший; радуйся, деспот Стефан, державным украшение, слава давшему тебя в последние роды христианам в похвалу!"

Впервые опубликовано: Муравьёв А.Н. Жития святых Российской Церкви, также иверских и славянских, 1859.

Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).