Н.А. Некрасов
Карп Пантелеич и Степанида Кондратьевна

Поэма в индийском вкусе

I

Жил-был красавец, по имени Карп, Пантелея
Старого сын, обладатель деревни Сопелок
(Турово тож), трехаршинного роста детина,
Толстый и красный, как грозды калины созрелой —
Ягоды сочной, но горькой,— имел исполинскую силу,
Так что в Сопелках героя, подобного Карпу,
Не было, нет и не будет,— между мужиками
Он сиял, как сияет солнце между звездами.
Раз на рогатину принял медведя, а волка,
Жива и здрава, однажды в село притащил за полено;*
Храбро смотрел на широкое горло ведерной бутыли,
Кашей набитый бурдюк поглощал как мельчайшую птичку,
Крепкий мышцею, емкий гортанью, прекрасного пола
Первый в Сопелках прельститель.............
....................................................................
                                                        ...Таков-то
Карп Пантелеевич был. Но, к несчастью, и слабость
Также имел он великую: в карты играть был безмерно
Страстен. В это же время владел Вахрушовым обширным
Пенкин, Кондратий Степаныч, весьма благодушный и плотный мужчина.
Долго бездетен он был и обет произнес пред судьбою
...................................................................

Только б судьбы всеблагие его наградили
Сладким родительским счастьем,— и небо ему даровало
Трех сыновей и дочь. Сыновья назывались: первый
Сидор, Федор другой и Венедикт третий; а имя
Дочери было дано Степанида. Мальчики были
Тощи и желты; звездой красоты расцвела Степанида.
Прелесть ее прошла по губернии чудной молвою.
Горничных девок и баб окруженная роем, как будто
Свежим венком, сияла меж них Степанида, сияла,
Будто малина в крапиве. Не только в уезде,
Даже в губернии самой, где лучшие жены
Очи чаруют, подобной красы не видали:
Прелесть ее могла привлечь и губернских надменных,
Гордых чиновников в город уездный и даже
В скромный приют деревенский.

II

                                                        Однажды, под вечер,
Проса пригоршню похитив тихонько в амбаре
(С доброю целью не грех иногда и похитить!),
Дева идет к ручейку, где встречать уж издавна
Гуси-любимцы привыкли кормилицу-деву...
Весело корм шелушат с алебастровых ручек
Добрые птицы дворные и взор благодарный возводят
К деве прекрасной, как будто любуяся ею.
Только один и не ест и приветливой ласки не ищет.
Тщетно к нему простирая обильную кормом
Длань, подзывает его изумленная дева:
Он не подходит. Вот она ближе к нему, а он дальше!
Дева за ним — он всё дальше... и странно
Ей показалось, что сделалось с гусем? «Постой же!—
Думает,— я тебя так не оставлю, проказник; поймаю
И за побег накажу — накормлю хорошенько!»
Просо за пазуху всыпав и платьице кверху поднявши
(Был уже вечер, и небо обильно росилось),
Ручки к нему простирает и ловит, как серна
Вслед беглецу устремляясь и алые губки кусая,
Полные милых упреков, в досаде. И вот уж накрыла;
Вот уж готова схватить; но опять непокорный
Вырвался, снова отшибся далеко — и снова,
Стан распрямив серновидный, бежит утомленная дева.
С версту и более так пробежала; но тщетны
Были усилья красавицы, силы уж ей изменяют,
Дух занимается — хочет бежать и не может...
Стала, кругом оглянулася. Вправо окраина леса,
Дальше пространная нива, покрытая рожью; налево...
«Боже! какая картина!..» И скромно потупила очи
Робкая дева и в страхе дыханье удерживать стала...

III

Влево была небольшая поляна, и кусты
Шли от нее далеко и с самим горизонтом сливались,
С края же кустов (и вот что стыдливую деву смутило)
Кто-то лежал, устремившись очами на небо
И выпуская дымок из коротенькой трубки с оправой.
Был он красив; в голубую венгерку с кистями
Затянут; обут в сапоги до колен и украшен
Желтой ермолкой с зеленою кистью; лежала
Пара легавых собак близ него, и смотрело
Смерть наносящее дуло ружья из куста. Удалиться
Силы собравшая дева хотела, но снова
Силы ей вдруг изменили; осталась и долго,
Долго смотрела, забыв и стыдливость, и гуся,
И всё, что ии есть на земле. В упоенье,
С сердцевластительным взором, с улыбкой, чарующей душу,
Молча стояла, молча глядела и таяла тайным
Пламенем... Вот бы идти; победила влеченье
Страстное... Вдруг встрепенулся — подходит
Прямо к охотнику гусь, распустив златоперые крылья,
Дерзко крича и длинной главой помавая.
Бросились псы, оглянулся охотник и видит:
Сладкоприветная дева пред ним; как с неба слетевший
Ангел, она прекрасна была, и прелесть любви окружала
Нежные члены ее, жажду любви пробуждая.
Муку любви почувствовал Карп при виде волшебного
Стройного стана ее; приподнялся и рухнулся снова
Он на колени пред нею, и речь полилася потоком,
Словно с горы сладкозвучные волны, словно из бочки
Мед искрометный на дно ендовы позлащенной.

IV

Грусть и тоска воцарились в селе Вахрушове. Печальна,
Бродит одна Степанида и тайную думает думу:
После того, что сказал ей охотник, влюбленная дева,
Словно как будто с собою расставшись, была беспрестанно
С Карпом прекрасным. Ни вкусный крыжовник, ни вишни,
Ниже галушки ее не прельщают; то в землю
Взоры потупит, то к милым Сопелкам (Турово тож) их поднимет
С темной надеждой и с полною тяжкими вздохами грудью;
Временем щеки — как жар, временем бледные; очи,
Полные слез, засохшие губы, и все в беспорядке
Мысли, как волосы... День и ночь Степанида вздыхала,
Слабая, томная; не было ей ни сна на постели,
Ниже покоя на месте ином, и Кондратий Степаныч,
Нежный родитель ее, услыхавши, что дочь Степанида
Свой покой потеряла, обедать не мог, и простыли
Даром ленивые щи, и вареники так простояли...
К счастью, недолго тоска вострозубая грызла
Жителей добрых села Вахрушова. Однажды,
Только что сели за стол и разрезали чудный
Кашей набитый пирог, и главою семьи на тарелку
Было уж взято три доли, и он, уж схвативши
Мощной рукою одну, обдававшую паром, разинул
Пасть и как тигр показал серо-желтые зубы,—
Вдруг подлетела к крыльцу таратайка, и сваха
В комнату шасть. Изменилась в лице Степанида,
Вон убежала в испуге. Сваха за ней быстро, как за робкой
Ланию пес разъяренный, и вот Степанида
С нею одной осталась одна, и тут, приосанясь,
Сваха сказала почтительным голосом ей: «Степанида,
Свет мой Кондратьевна! в Турове Карп Пантелеич,
Барин добрейший, живет-поживает, и нет и не будет
В свете красавца такого,— верь чести, не лгу я,
Лопни глаза, расступись мать сыра земля, выгний
Зубы во рту до единого. Если б его ты женою
Стала, какой бы родился у вас постреленок... о, чудо!
Выдь за него, осчастливь и его и себя ты навеки —
Ты, тихонравная, сладкоприветная, добрая девка!
Много на жизни людей повенчала я, много
Всяких даров и побой приняла за услуги,
Много наделала жен и мужей, но доныне
Встретить красавца такого, как он, не случалось.
Краля червонная ты, а твой Карп Пантелеич
Просто козырный король — выбирай, какой любишь ты масти!»
Так говорила злохитрая сваха. Меж тем Степанида,
Слушая, радостно рдела; потом в ответ прошептала,
Вся побледнев от любви:— Скажи ты то же и Карпу.—
Быстро оделася сваха, уселась опять в таратайку,
Ехать в Сопелки велела и там, за графином настойки,
Карпу влюбленному всё рассказала.
Слушая жадно, почтенный сын Пантелея, рюмку за рюмкой глотая,
Радостно рдел... Благодарного полный восторга,
Обнял старуху, сладко рыдая, и целую сотню
Собственной травли заячьих шкур подарил ей на шубу...

        1845

______________________

* Хвост волка у охотников называется поленом.

Николай Алексеевич Некрасов (1821 — 27 декабря 1877 ст.ст. / 8 января 1878 н. ст.) — русский поэт, прозаик, публицист.