| ||
|
Из 40-летнего периода офицерской службы моей 30 лет выпадает на службу в корпусе жандармов, причем 5 лет я был в должности начальника Тамбовского губернского жандармского управления, а затем, в течение 25 лет сряду, состою в занимаемой мною и ныне должности начальника Киевского губернского жандармского управления, исполнение коей совпадало с тяжелым, смутным временем в Киеве. В период моей службы, независимо от прямых обязанностей по должности, разновременно на меня возлагались многие поручения по весьма сложным, большим и важным политическим делам, а также выпадали на мою служебную долю нелегкие дела и в самом городе Киеве. До перехода моего на службу в корпус жандармов я находился в должности старшего штаб-офицера особых поручений при бывшем войсковом наказном атамане войска Донского генерал-адъютанте М.И. Черткове, ныне варшавском генерал-губернаторе, которым возлагались на меня самые тяжелые дела и следственные производства по области войска Донского, и, при оставлении службы на Дону генерал-адъютантом Чертковым, я был лично особо рекомендован его высокопревосходительством за мою службу бывшему шефу жандармов генерал-адъютанту графу П.А. Шувалову, которым и был принят и переведен на службу в корпус жандармов с назначением прямо на должность начальника жандармского управления в 1874 году. В 1874 году я был, по распоряжению шефа жандармов, командирован в города Москву и С.-Петербург в помощь производившему по высочайшему повелению дознания о государственных преступлениях; на меня было возложено дополнение петербургских дознаний, заключавшихся в 31 томе, и установление связи этих дел с дознаниями, возникшими в то время в 26 губерниях России. Понесенный мною труд по этим делам был поистине непомерно тяжел, но я стойко вынес таковой благодаря возрасту и здоровью, тогда как находившийся в таком же служебном положении корпуса жандармов подполковник Чуйков от чрезмерной работы и утомления впал в чахотку и умер. По приказанию шефа жандармов я ежедневно должен был к 10 часам утра являться к его высокопревосходительству с личными докладами по этим делам и докладными записками, по принятию каковых от меня его высокопревосходительство изволил прямо следовать с докладом к государю императору Александру II. Эти дела были мною закончены и сданы министру юстиции в 31 томе, в 48 тысяч листов, мною скрепленных, с вещественными доказательствами, в двух вагонах, привезенными из Москвы и других губерний. В 1878 году, вслед за убийством адъютанта Киевского губернского жандармского управления барона Гейкинга и покушением на убийство товарища прокурора Котляревского, совершенными с политическими целями, я был назначен на должность начальника Киевского жандармского управления 24 июня 1878 года (юбилей праздновал в ноябре 1902 года) и принял управление в таком виде: адъютант управления — убит, помощник — один, проживавший в г. Бердичеве, и 6 жандармов в г. Киеве. По ходатайству моему было добавлено к штату 2 помощника и 18 жандармов в Киеве. С этою горстью людей мне пришлось бороться из года в год с развивавшеюся преступною политическою организациею в г. Киеве, каковая была признана самою сильною в России и окрепшей в Киеве даже со стороны известной государственной преступницы Веры Фигнер, давшей по ее арестовании показания в таком смысле. Почти при каждом обыске и аресте было оказываемо вооруженное сопротивление преступниками с револьверами и кинжалами, в большинстве отравленными ядом кураре. 11 февраля 1879 года удалось повалить в Киеве первую организацию, по заарестовании членов которой преступная организация значительно была ослаблена. При взятии впервые части этой организации в двух местах было оказано жестокое вооруженное сопротивление, сопровождавшееся 60 выстрелами, смертью одного жандарма, контузиею офицера в грудь и ранением 3 жандармов. Из 18 злоумышленников 4 человека получили тяжелые раны, причем двое умерли через несколько дней. В числе злоумышленников, проживавших с подложными документами, были арестованы: Ивичевич — убийца Никонова в Ростове-на-Дону, Иванченко — убийца Тавлеева в Одессе и другие, принадлежавшие к террористической партии. На всеподданнейше доложенной шефом жандармов телеграмме моей о вооруженном сопротивлении, оказанном при двух обысках в Киеве, государь император Александр II, как о том сообщили мне, собственноручно изволил начертать: "Жаль погибшего жандарма, но они все исполнили долг свой молодцами". По этому киевской революционной организации даны были сильные репрессии, впервые в г. Киеве выразившиеся в смертных приговорах военного суда о шестнадцати человеках, из коих в г. Киеве были казнены через повешение восемь человек, а восьми дарована жизнь по ходатайству моему перед г. генерал-губернатором, конфирмовавшим в то время приговоры суда, вследствие выраженного преступниками полного раскаяния. Восьми человекам, над которыми совершены были приговоры в Киеве, были закрыты глаза на вечность мною, так как, хотя приводили смертную казнь в исполнение воинские начальники, но г. генерал-губернатором генерал-адъютантом Чертковым все было возложено на меня по наблюдению за соблюдением всех обрядов смертной казни — даже палач Фролов был отдан в мое распоряжение. Все тяжелые поручения были мною выполнены с твердым сознанием долга и непоколебимою стойкостью, благодаря которым я избег в то время, быть может, мести. Известное всей России "Чигиринское дело" Киевской губернии 1878 — 1879 годов, возникшее при моем предместнике, закончено мною. По этому делу привлечено было обвиняемых полторы тысячи крестьян Чигиринского уезда, которые, под руководством известных революционных деятелей Стефановича, Дейча, Бохановского, Дебагория-Мокриевича и других, вошли в тайное сообщество, настолько сильно сплоченное, что при поступлении в него являлись в Киев для принятия присяги, целуя крест и Евангелие, на верность сообществу и были вооружены пиками для оказания вооруженного сопротивления власти. В 1879 году я получил от шефа жандармов в предписании управляющего III отделением собственной его императорского величества канцелярии 6-го февраля за № 693 "выражение полного довольства по принимаемым мною мерам в видах пресечения революционной пропаганды, каковые признавались вполне целесообразными". В 1879 году арестованное в г. Елисаветграде неизвестное лицо с разрывными снарядами было установлено мною, и задержанный оказался известным революционным деятелем, евреем Григорием Гольденбергом, принимавшим на себя убийство императора Александра II вместо Соловьева, убившим харьковского губернатора князя Кропоткина и работавшим совместно с Гартманом в подкопе, который был устроен около полотна Московско-Курской железной дороги. Гольденберг, не обнаруживая своей личности, отказался от всяких показаний и был отправлен из Елисаветграда в г. Одессу. Бывший начальник Одесского жандармского управления полковник Першин обратился ко мне с письмом дать товарищеский совет и указания, каким путем расположить Гольденберга к даче показаний. Обдумав, я отправил из Киева в Одессу отца и мать Гольденберга, и, сообщив полковнику Першину, что я родителей Гольденберга убедил воздействовать на сына, который до беспредельности любит мать, предложил полковнику Першину не только допустить Гольденберга к свиданию с родителями, но разрешить жить с сыном и иметь ночлег у сына в камере. Полковник Першин принял мой совет, и Гольденберг поддался убеждениям матери и дал обширное показание, осветившее вполне действия всех революционных партий и организаций в России с указаниями действующих лиц. Полковник Першин в письме ко мне 21 марта 1880 года, хранящемся у меня поныне в подлиннике, выражая мне признательность за оказанное содействие, препроводил мне первому копию показания Гольденберга, добавив, что после двухнедельной беседы с Гольденбергом последний окончательно решился давать показания только после свидания с отцом и матерью, "за которое он обязан исключительно и только мне". В 1880 году, в письме на мое имя, 30 октября за № 8167, начальник верховной распорядительной комиссии генерал-адъютант граф Лорис-Меликов изволил выразить "за личную мою распорядительность и энергию" свое удовольствие в таких выражениях: "Вменяю себе в приятный долг выразить вам особую мою благодарность за вашу полезную деятельность". В 1881 году бывший директор департамента полиции барон Велио, в письме 27 января за № 613, выразил мне, что "полезная моя служба имеет достаточную известность и ценится вполне". После обнаружения в г. Петербурге подкопа в 1881 году по Мало-Садовой улице в доме Менгдена некоторые участники производимого подкопа в сырной лавке Кобозева бежали из С.-Петербурга, а именно Ланганс, Морейнис и другие, и они были распоряжением моим заарестованы в г. Киеве, все с подложными видами, и в числе их была задержана также и Кобызева, жившая в Киеве под подложным паспортом на имя Емельяновой, известная в преступном сообществе под именем Баски, а настоящая ее фамилия по установлении личности оказалась Анна Якимова. С 1881 года и в последующие годы служба моя известна его высокопревосходительству г-ну министру внутренних дел, шефу жандармов В.К. фон Плеве, а потому я не даю себе права о ней сказать что-либо. В приказе по корпусу 28 марта 1884 года за № 34 выражена мне командиром корпуса "особая благодарность за отличную распорядительность, настойчивость в служебных действиях и энергию" да за то, что "в течение марта месяца того года путем наблюдения и розысков, предпринятых чинами Киевского губернского жандармского управления, в г. Киеве было дознано существование преступного тайного сообщества, открытие которого повлекло к обнаружению массы вещественных доказательств преступной деятельности этого сообщества и к целому ряду арестов важных злоумышленников, из коих двое, при задержании их, оказали вооруженное сопротивление". В 1883 году, по распоряжению моему, был задержан в г. Киеве разыскиваемый по с.-петербургскому дознанию житель г. Вормса Александр Никвист, проживавший в Киеве по подложному документу на имя Нейпах. Корреспонденция, адресованная на имя Нейпаха (Никвиста), была мною лично задержана на почте. В корреспонденции этой оказалось письмо крайне подозрительного содержания из Варшавы, в котором неизвестный автор просил адресовать письма в Варшаву на имя Леонии Каминской. Ввиду этого я телеграфировал начальнику Варшавского губернского управления наблюсти и задержать личность, которая будет получать письма на имя Леонии Каминской. Явившаяся за получением этой корреспонденции женщина была задержана, причем у нее при личном обыске найдена была в кармане важная переписка, касающаяся образовавшегося в Варшаве особого сообщества польской рабочей партии "Пролетариат". Задержанная личность долго своего звания и фамилии не открывала, но впоследствии была установлена и оказалась классной дамой Варшавского Александро-Мариинского института Ентыс; последовавший затем обыск помещения ее в институте дал результаты, повлекшие открытие всего общества "Пролетариат" в Варшаве и известных, впоследствии казненных в г. Варшаве, Бардовского, Осовского, и Петрусинского. Бывший начальник Варшавского жандармского округа, ныне иркутский генерал-губернатор, сенатор генерал-лейтенант граф Кутайсов неоднократно докладывал высшему моему начальнику, что все дело обнаружения в г. Варшаве рабочей партии и сообщества "Пролетариат" обязано всецело телеграмме моей о задержании Леонии Каминской (Ентыс), ибо в Варшаве никаких сведений до задержания Ентыс о важных членах сообщества "Пролетариат" не было. 3 января 1887 года г. директор департамента полиции, ныне товарищ министра внутренних дел, сенатор тайный советник Дурново, в письме за № 15, по делу обнаружения мною тайных преступных кружков террористического направления в некоторых полках гвардии и армии, а также в военно-учебных заведениях г. С.-Петербурга, изволили выразить, что он "поставляет себе приятным долгом выразить мне, что обнаружение преступной деятельности офицерских чинов и успешный ход произведенного о них расследования он относит всецело к моим целесообразным, вполне правильным и умелым действиям". 7 апреля 1887 года я получил от бывшего командира корпуса генерал-лейтенанта Оржевского телеграмму такого содержания: "Сердечно поздравляю ваше превосходительство и очень рад, что на мою долю выпала честь свидетельствовать о ваших чрезвычайных и продолжительных, из ряда вон выходящих, заслугах". В приказе по корпусу 11 февраля 1893 года за № 10 выражена мне "особая благодарность за отличную распорядительность и энергию" и за труды, которыми достигнуты были успешные результаты по делу об организованном австрийским правительством по всей западной полосе и югу России военном шпионстве из лиц преимущественно польского происхождения целой сети военных разведчиков, раскинутой на случай объявления войны России Австрией и Германиею, с учреждением в городах Варшаве, Брест-Литовске, Радоме, Одессе и Киеве разведческих групп, каковые разведчики, принимая особую присягу на верность службе "австрийскому императору — королю всех славян", с целованием креста и Евангелия, в то же время получали каждый военно-разведческий номер. Подобных разведчиков в Привислянском крае и на юге России было обнаружено поименно пять тысяч человек, из которых 39 были преданы военному суду в г. Киеве, а против остальных были приняты административные взыскания и меры. Начальники военно-разведческих групп в Варшаве, Брест-Литовске, Одессе и Киеве были заарестованы по моим распоряжениям и сознались в своих преступлениях при производстве обширного дознания при Киевском жандармском управлении, коим фактически было установлено, что сведения по секретным мобилизациям артиллерии Одесского военного округа и в городе Брест-Литовске были выданы военными писарями этих управлений австрийскому правительству, которое заплатило большие деньги офицеру Квятковскому, получившему из штабов от военных писарей все секретные распоряжения по мобилизации наших войск, в чем он, Квятковский, и сознался. Обнаруженный дознанием начальник варшавской группы разведчиков, присяжный поверенный Доморацкий, получил, как это установлено было фактически дознанием и сознанием обвиняемого, от австрийского правительства девятнадцать тысяч рублей, из каковых денег уплачивал жалование разведчикам, раскинутым в западных губерниях и на юге России, снятым последовательными моими арестами со своих пунктов Юго-Западной железной дороги, где они проживали и были предназначены для порчи мостов, дороги, поджогов продовольственных запасов и фуража и опрокидывания воинских поездов, причем некоторые из разведчиков получали жалованье от австрийского правительства уже в продолжение двух лет. По тому же дознанию был обнаружен и заарестован в г. Киеве мещанин Бык, который принял на себя взрыв Киевского железнодорожного моста на р. Днепре, за что ему, Быку, было обещано австрийским правительством 25 тысяч рублей единовременно, что фактически и показаниями было установлено. Раскрытие и обнаружение этого военно-разведческого дела признавалось настолько важным в государственном значении, что бывший военный министр генерал-адъютант Ванновский во время ведения производства дознания входил со мною в сношение телеграммами и через Главный штаб, испрашивая по некоторым предметам личного моего заключения. В 1898 году г. директор департамента полиции, письмом 18 марта за № 2526, сообщил мне, что г. министр внутренних дел по докладу ему об усиленной деятельности и особых трудах при осуществлении наблюдения по делу о тайных рабочих организациях на юге России, увенчавшегося выдающимися результатами, изволил поручить ему выразить его высокопревосходительства благодарность мне и другим офицерам управления. В 1899 году г. киевский губернатор в письме на мое имя за № 3992 сообщил мне, что г. директор департамента полиции, письмом 13 мая за № 4690, уведомил его, что по докладе г. министра внутренних дел о "трудах, понесенных мною по предупреждению возникновения беспорядков в Киеве, в особенности среди рабочих, его высокопревосходительство, ценя высокую деятельность мою, но не имея возможности в данное время испросить для меня почетную награду, выразил, что будет иметь ввиду этот вопрос в ближайшем будущем". В 1894 году, ввиду сложных предприятий террористического характера, задуманных заграничными революционерами, постановившими проникнуть в Россию через западную границу с целью цареубийства, убийства некоторых из членов императорской фамилии и некоторых высших должностных лиц, как выражено было в сообщенных сведениях, департаментом полиции на меня был возложен розыск эмигрантов и их пособников, предупреждение возможности проникновения в Россию через западную границу с севера до г. Измаила на юге, обнаружение тайных пунктов перехода на западной границе, а также образование пограничных пунктов. Таким образом, на меня лег тяжелый, ответственный розыск по всей западной границе и всех пограничных пунктах на западной полосе России. Один обширный, вверенный мне этот район розыска свидетельствует, насколько была тяжка работа моя. Г. директор департамента полиции, возлагая на меня это поручение, в письме 5 мая 1894 года за № 2926, выразил, что, "не признавая по сложным обстоятельствам удобным отвлекать внимание и силы Петербургского жандармского управления и доверяя вполне испытанной служебной моей опытности и энергии, решился сосредоточить как розыск эмигрантов и их пособников, так и имеющие возникнуть по сему поводу дознания при Киевском жандармском управлении, под непосредственным моим руководством". В 1901 году г. министром-шефом был возложен на меня розыск в десяти южных губерниях, и в данном мне по этому предмету ордере за № 4328 в конце было выражено, что "во всем остальном он полагается на мою многолетнюю опытность". Сверх того, в разное время на меня возлагались производства, выходившие из ряда обыкновенных по своему содержанию, из других жандармских управлений, где они возникли. Во время пребывания в 1885 и 1896 годах их императорских величеств в г. Киеве руководительства в области внутреннего наблюдения и розыска, входивших в необходимость для обеспечения надлежащего надзора и порядка в дни пребывания высочайших особ в г. Киеве, всецело возлагались непосредственно на меня, как то и было выражено в распоряжениях министра-шефа, переданных мне в письмах г. директора департамента полиции. Не позволяю себе более утруждать внимание вашего превосходительства изложением всех понесенных мною трудов и занятий по должности начальника управления за 30-летний период времени, но считаю долгом доложить, что отчасти масса упавшей на меня работы может быть определена и громадным количеством хранящихся в архиве управления собственноручно написанных мною бумаг. В общем, служба моя по корпусу жандармов отмечена в особых на мое имя предписаниях, письмах, телеграммах и приказах по корпусу, каковые я имел честь представить вашему превосходительству для прочтения. Не считая себя вправе лично судить о моей деятельности и результатах таковой, могу одно, со спокойной совестью за правоту и точность своих слов, доложить, что все обязанности, лежавшие на мне, я, по глубокому убеждению моему, всегда нес с беззаветною преданностью государю императору и отечеству, не щадя своей жизни и здоровья. Высокое же внимание высшего моего начальства в лице министров-шефов и, благодаря тому, благоволения и награды, коими я всемилостивейше был удостоен, были для меня великим стимулом при тяжких трудах и опасностях, среди которых шла служба моя, а особенно в г. Киеве, к несчастью, издавна сделавшемся центром всяческих революционных кружков и преступных сообществ и замыслов. С таким стимулом, конечно, я почел бы себя в высшей мере счастливым не только по-прежнему трудиться, но и погибнуть на своем скромном посту. Но, к глубокому прискорбью моему, под бременем постоянных, буквально непрерывных и днем и ночью трудов мое здоровье, а особенно нервная система, пошатнулись и пришли в расстройство, в такое состояние, при котором я уже не чувствую для себя возможным исполнять лежащие на мне обязанности с теми энергией, настойчивостью и упорством, кои безусловно необходимы в нашей исключительной службе, которой я отдал лучшие годы моей жизни, сослужив службу беззаветно-преданно. Ни наследственного, ни благоприобретенного недвижимого или движимого состояния ни я, ни жена моя не имеем вовсе, так что получаемое содержание за службу составляет единственный источник средств нашего существования от 20-го до 20-го числа каждого месяца — получения жалованья. Рассчитывать, при выходе в отставку, на приискание материальных средств трудами частной службы я не могу уже как по годам, так еще более потому, что, находясь на должности преследования лиц за государственные преступления и известного неблагожелательного направления, которых прошло через мои руки, полагаю, несколько тысяч человек, из коих восемь понесли наказание через смертную казнь в г. Киеве, — я не в состоянии надеяться на то, чтобы мне где-либо предоставили частную службу и занятия и, наконец, по состоянию здоровья жены, впавшей под влиянием впечатлений окружавшей меня служебной обстановки в столь физически-нервное состояние, что она лишена даже возможности свободного перемещения, в особенности после прискорбного случая со мною, бывшего 27 числа мая месяца текущего года, выразившегося в покушении на мою жизнь, после чего жена моя, впав в нервный припадок на пять дней после происшествия, не владела в течение двух суток языком. 25-летняя служба в Киеве, день в день, вся была в нервах и, безусловно, подорвала всю нервную систему. По всем таким обстоятельствам, приняв решение об увольнении от службы, я беру на себя смелость обратиться к вашему превосходительству, как к моему непосредственному начальнику, с настоящею докладною запискою и покорнейшею просьбою — испросить ходатайство его высокопревосходительства господина министра-шефа о всемилостивейшем даровании мне — буде его высокопревосходительство изволит признать продолжительность моей службы заслуживающей внимания, а самую службу полезной, — соответственного денежного пособия единовременно и пенсии в усиленном размере, во внимание к тому обстоятельству, что я в последнем чине генерал-майора состою уже более шестнадцати лет. Дарование и размер единовременного денежного мне пособия в безусловной зависимости от усмотрения его высокопревосходительства г-на министра-шефа. О назначении пенсии же в усиленном размере, состоящей также в зависимости и усмотрении его высокопревосходительства и ходатайства вашего, я принимаю на себя смелость доложить вашему превосходительству следующее: не изволите ли признать справедливым ходатайствовать о назначении мне пенсии в том размере, который получает ныне начальник С.-Петербургского губернского жандармского управления генерал Оноприенко, на том основании и в том внимании, что я всегда стоял по спискам корпуса жандармов по старшинству службы и в чине несравненно выше генерала Оноприенко; когда генерал Оноприенко, быв еще в штаб-офицерском чине, находился еще в распоряжении начальника С.-Петербургского губернского жандармского управления для производства дознаний, я уже состоял в должности начальника управления 5 — 6 лет и переслужил генерала Оноприенко многим числом лет в корпусе, после выхода его в отставку. Этим я отнюдь не имею малейшего поползновения умалить службу генерала Оноприенко, но, состоя в должности начальника управления 30 лет сряду, из коих 26 лет выпадает на город Киев, я нес особо ответственные и самостоятельные обязанности, так как при отдаленности высших властей не представлялось никакой возможности получать непосредственные указания и советы и приходилось ввиду экстренности дел безусловно брать все на свою личную служебную ответственность и действовать на свой риск и страх; эти обстоятельства вызывали большие нервные потрясения, отразившиеся, безусловно, на общем состоянии здоровья, и теперь мне необходимо лечение, соединенное с неизбежными большими расходами. Без здоровья деваться мне с женой некуда, искать же частной службы после такой продолжительной исключительной службы моей в корпусе жандармов — не легко. Генералы войск за продолжительную полезную службу, не только бывшие в военных действиях и сражениях с внешним врагом и неприятелем, но и не бывшие в последних, пользуются милостью оставления им по выходе в отставку всего получаемого по службе содержания, в виде пенсии. Чины корпуса жандармов борются с более опасным и тяжелым внутренним врагом, невидимым для глаза, как внешний враг и неприятель видимые, и могут только тогда действовать оружием и отражением, когда производятся на них нападения и покушения, каковые во всех случаях следуют неожиданно или из-за угла, или с употреблением таких мер и приемов, которые сопровождаются особыми махинациями и злодейскими действиями, заранее обдуманными. За военными чинами войск стоит в защиту могучая физическая сила, за чинами же корпуса жандармов в защиту идет один немой закон. Чины корпуса жандармов, находясь таким образом не месяцы и годы, а всю жизнь, так сказать, на военном положении, на поле битвы тратя все свои силы, здоровье и способность на службу царю и отечеству и перенося с семействами постоянное нравственное беспокойство, а нередко непредвиденные, незаслуженные и притом безнаказанные оскорбления, казалось бы, могут быть в отношении вознаграждения за прежнюю службу по выходе в отставку приравнены к боевым офицерам и генералам. Прося позволения говорить с вашим превосходительством искренно и с откровенностью о том положении, в котором я нахожусь в настоящее время, я долгом считаю сказать, что поведение на должности и в жизни всегда было достойно честного человека и офицера и с этой же честью мне желательно и оставить службу; но неимение мною никаких сбережений при оставлении мною службы ставит меня в невыразимо тяжелое и безвыходное положенье с семьею; я имею долги, но не частным лицам, а родным в банке по учтенным мною векселям с женою, — эти долги мне необходимо погасить для дальнейшего сравнительно спокойного существования в отставке. Долги временем образовались от чрезмерно дорогой жизни в городе Киеве и недостатке получаемого мною содержания на службе, представительность которой мне приходилось поддерживать в таком бойком административном пункте, каковым представляется Киев. Аренда за мою службу была мне обещана несколько раз и несколько лет тому назад, но таковую я не получал. Не сохранив себе положительно никаких сбережений от службы, я в то же время сделал немалые сбережения казне, а именно: когда с 1884 года дела во вверенном мне управлении производством настолько усилились, что не было никакой физической возможности управлению помещаться в ограниченном помещении, занимаемом в частном доме канцеляриею, на наем какового денежный отпуск от казны столь ограниченный по городу Киеву, включенному во 2-й разряд по квартирному довольствию, — то я прибег к содействию городского управления, а не казны, и, благодаря сложившимся добрым личным отношениям к бывшим городским головам г. Киева, получил для помещения жандармского управления в городском доме бесплатно помещение, с арестантскими камерами и с отоплением от города в 1884 году и в продолжение 18 1/2 лет сряду пользовался этим помещением бесплатно, и только с 1-го июня 1902 года городское управление потребовало плату 1200 рублей в год, и только благодаря тому, что состав Киевской городской полиции был усилен. Таким образом, в казне за 18 1/2 лет сохранилось сбережения 22 200 рублей. Наконец, и по политическим делам, возникавшим в г. Киеве, немало поступало денег в казну; отлично помню, что обыском в г. Киеве, по моему распоряжению произведенным у чиновника киевской контрольной палаты Веледницкого, отобрано было 4 тысячи рублей денег, принадлежащих социально-революционному сообществу (по делу Лизогуба), которые целиком поступили в доход казны. Прослужа и проживая в городе Киеве 25 лет, я в Юго-Западном крае никогда не приобретал и не приобрел никаких земельных собственностей, считая неудобным по должности, мною занимаемой, входить в какие-нибудь денежные сделки и купли, каковые безусловно все обставляются участием евреев. Опубликовано: Генерал В.Д. Новицкий. Из воспоминаний жандарма /Ред. П.Е. Щеголева. Л.: Прибой, 1929.
Василий Дементьевич Новицкий (1837-1907) — генерал-лейтенант Отдельного корпуса жандармов. | ||
|