Мрачно октябрское небо;
Печален природы отцветшая вид;
Ни взору, ни слуху отрады:
Душа унывает, и сердце невольно грустит!
Солнце во мгле потонуло!..
Бывало, вершины лесистых холмов,
Сияя, мне день возвещают;
А запада пурпур и розовых сонм облаков,
В зеркале вод отражаясь,
Зовут насладиться картиной другой.
Теперь же густые туманы
Скрывают и холмы и дымом встают над рекой.
Прежде сквозь этот кустарник
Невидимо тихий катился ручей;
Теперь он потоком сердитым
Стремится, шумит и меж голых сверкает ветвей.
Овцы рассеянно бродят;
Голодные, ищут близь корней дерёв
Остатков травы уцелевшей;
Волов заунывный в долине мне слышится рёв;
Теплой окутан одеждой,
Пастух, пригорюпясь, на камне сидит;
Товарищ его неразлучный,
Собака, не ластится больше к нему и скучит.
Поздний цветок колокольчик!
Недолго тропинки тебе украшать:
Суровою осень рукою
Готова последнее Флоры убранство пожать!
Мрачно октябрское небо;
Печален природы отцветшия вйд;
Ни взору, ни слуху отрады:
Душа унывает, и сердце невольно грустит!
Смо́тря на желтые листья,
На лик помертвелый окрестной страны,
Со вздохом себя вопрошаю:
Дождусь ли я снова, дождусь ли возврата весны?
Рощи оденутся ль в зелень?
Распустятся ль в поле душисты цветы?
Раздастся ли пение птичек
В час утра с безоблачной, ясной небес высоты?
Рощи оденутся в зелень,
Распустятся в ноле душисты цветы,
По-прежнему пение птичек
Раздастся с безоблачной, ясной небес высоты,—
Ты ж, пролетевшая быстро,
Как призрак прелестный минутного сна
Сокрывшись, увянув однажды,
Ко мне не воротишься больше ты, жизни весна!
Тщетно, с душой возмущенной,
О днях наслаждений я буду вздыхать,
Бесценные первые чувства,
Вас, дружба, любовь и невинность, к себе призывать!
Опыт холодной рукою
Сжал сердце, пылавшее в юной груди;
Лета научили рассудку,
Но сколько же милых сокрыли надежд впереди!
Дружба, обнявшись с любовью,
Рыдают и кажут мне гробы вдали:
Там лучшие спутники жизни!
Но ах! им не встать на призыв мой, не встать из земли!..
Мрачно октябрское небо!
Печален природы отцветшия вид;
Ни взору, ни слуху отрады:
Душа унывает, и сердце невольно грустит!
1819
______________________
* Сия двадцать пятая идиллия написана уже тогда, когда предисловие было отпечатано, и потому там исчислено только двадцать четыре. Мне присоветовали поместить ее в сем собрании. Наблюдательный читатель, конечно, заметит, что она отличается от прочих как расположением своим, так и характером самого содержания; одним словом, он найдет, что ее можно отнести к роду идиллий г-жи Дезульер.
Впервые опубликовано: Соревнователь просвещения и благотворения («Труды Вольного общества любителей российской словесности»). 1820. Ч. 9. Кн. 3. С. 320.
Владимир Иванович Панаев (1792 — 1859) русский поэт и чиновник, тайный советник, статс-секретарь, автор прозы и похвальных слов Александру I (1816), князю Кутузову-Смоленскому (1823) и Г. Р. Державину (1817); был членом Российской Академии (1833), ординарным академиком Императорской Академии наук (1841), почетным членом Императорской академии художеств, Казанского университета и Общества любителей отечественной словесности при нем.
|
