П.П. Перцов
«Весна» и национализм

На главную

Произведения П.П. Перцова



Теория «обратного патриотизма» («чем хуже, тем лучше»), о которой шла речь в прошлый раз. — теория, ссылающаяся в качестве исторической иллюстрации на «первый» Севастополь и ныне чающая второго, предполагает, однако, некоторую — намеренную, нет ли, — беззаботность насчет истории.

Пресловутый этот «севастопольский метод», с его чисто отечественным, традиционным у нас, обоснованием: «за битого двух небитых дают», на самом деле применялся в исторической практике так редко, что тот, «первый», наш Севастополь представляет своего рода историческое unicum. Это именно то «исключение», без которого не обходится ни одно «правило», и которое, по пословице, его «подтверждает». Как «правило» же мы видим совсем другое: все подлинно «весенние» эпохи, каждый настоящий «веселый май» истории, в календаре того или другого народа, был всегда моментом подъема национального чувства и общей одушевленной защиты народного достоинства. Ничего похожего на эту национальную анестезию и отвлеченный космополитизм, составляющие будто бы обязательное условие «служения свободе», мы не встречаем в те эпохи и у тех людей, которые послужили ей наиболее действительно и удачно. Напротив: факт слияния в одном творческом движении реформаторской идеи и патриотического одушевления достигает такой конкретной цельности, что одни и те же личные имена доходят до нас в качестве символов того и другого идеализма.

Возьмем, напр., эпоху, которая первая вспоминается при всяком разговоре о всякой «весне», которая осталась в истории как некоторый вечный ее «прототип». Конец XVIII века во Франции... Разве не одинаково ярко озарены эти исключительные годы и героизмом социального реформаторства и огнем национального подъема? «Liberte, egalite, fraternite» и «отечество в опасности» — эти две формулы времени неразделимы. Они созданы одним моментом духа, одним «настроением», как говорят теперь. И Франция, бессильная при Людовиках справиться с вековой своей соперницей, Австрией, вдруг побеждает коалицию всей Европы. Апостолы «прав человека» не стыдились быть французами; универсальный «гуманизм» не заливал у них пламенного патриотизма, того самого, который на языке наших «всечеловсков» неизменно именуется «квасным». Мирабо, Дантон, Робеспьер, все это были на наш аршин отсталые «квасные патриоты», которые никак не соглашались позволить герцогу Брауншвейгскому устроить им «полезный» Севастополь и без колебаний отправляли в «окно» новоизобретенного аппарата всех тогдашних «сан-патристов». Национальная анестезия была тогда именно на противной стороне — у защитников «старого режима». Этот «отрезанный ломоть» целые 25 лет тянул знакомый нашему уху мотив: «ах, если бы нас побили!»... В 1814 году его желание осуществилось, — Францию постиг се «Севастополь», и вес «аптипатриоты» вернулись в Париж под знаменами союзников для своих «контрреформ», которыедругим путем не удавалось устроить...

То же самое было за полтораста лет до того в Англии. Патриотизму Кромвеля и «круглоголовых» противоположен «космополитизм» короля и «кавалеров», готовых призвать Голландию, Францию, Испанию для вразумления своего отечества. Переселившиеся в Нидерланды, с изгнанным Иаковом II, «кавалеры», как известно, долго еще устраивали покинутой родине разные неудавшиеся «Севастополи»... Напротивтотже «лорд-протектор» является и душою демократического движения и организатором национальной борьбы с Голландией, положившей начало теперешнему всемогуществу Англии.

Немецкое либеральное движение XIX века, приведшее к реформам 1848 года, зародилось в момент пробуждения национального чувства, среди борьбы с Наполеоном 1806 — 1813 гг. Слишком общеизвестно, насколько тесно, до нераздельности, было связано то и другое. И опять одни и те же имена объединяют в себе оба принципа: автор «Речей к немецкому народу» — мыслитель, вся философия которого носит органически «либеральный» характер (нашим бескровным «фихтеанцам» не мешало бы поразмыслить над этой «двойственностью»); либеральный прусский министр (Штейн) преследуется Наполеоном как главный враг; либеральные тугендбунды и писатели «Молодой Германии» преследуются за патриотизм и национализм. И опять «космополитическое миросозерцание» на стороне ancien regim'a: Меттерних давит национальное движение, где бы оно ни вспыхнуло, хотя бы в далекой Морее, и готов призвать каждую из соседних армий для поддержания абстрактных «священных принципов», пригодных для любого места и в любое время.

После реформ 1848 года историческая роль немецкого либерализма кончилась — и он сам начинает абстрагировать... На сцену выступает «ретроградный» националист Бисмарк и «делает историю» по своему — сперва при общем негодовании немецких «интеллигентов», потом — при общем их восторге.

Обращаясь к итальянскому «Второму Возрождению», как зовут итальянские патриоты эпоху Мадзини и Гарибальди, — достаточно, кажется, только упомянуть эти два имени. Национализм и «служение свободе» редко когда имели более ярких представителей.

Даже наша, признаться слабенькая, «эпоха великих реформ», несомненно, только потому и «удалась» хоть сколько-нибудь, что ее главные деятели стояли на конкретной почве национального чувства. Вопреки Севастополю, они верили в Россию и в наше право быть не только «усваиваемым материалом» для всякой «более культурной» (да и просто всякой) другой народности, но и направлять в общеимперское русло все эти народности. Достаточно назвать Николая Милютина. Главный деятель 19-го февраля был и главным деятелем национальной политики в Польше — политики, умевшей найти средний путь между Сциллой Велепольского и Харибдой Муравьева. Ближайшие сотрудники Милютина в обеих реформах — Самарин и Черкасский — были славянофилы. Вокруг фактических работников преобразований жужжало много «космополитических» мух, особенно в тогдашней «передовой» литературе, — нас теперь нередко уверяют, что и «они пахали». Но за исключением Герцена (тогда уже полуславянофила), влияние «новых людей» на ход реального дела было более нежели проблематическим. В конце же концов, с развитием этого, тоже достаточно уже «абстрагировавшего», течения, оно. несомненно, повлияло на спутанность, незавершенность и, наконец, остановку реформ.

Исторические факты нельзя переделать. А пока они не переделаны, — они будут твердить нам то, что нам пора бы понять и «априорным путем»: нельзя сделать ничего серьезного в жизни своего народа, не будучи вполне и безусловно слитым с этим народом. «Старший брат» и «младший брат» — это все-таки две разных личности, два разных организма. И как бы сочувственно и самоотверженно ни относился один к другому — между ними всегда останется нестираемая черта, которая и не позволит одному, при всем внимании к другому, чувствовать его боль так же непосредственно, как свою собственную. «Старший брат» всегда немного «учитель»; «младшему» же остается быть «учеником» («сам своей пользы не понимает»). Оттенок этого высокомерия давно и прочно лег на все «народолюбие» наших «прогрессистов». Повторяю, наши Рудины пока еще в достаточной степени Паншины — «приезжие из Петербурга, передовые личности». И с досады на провинциальную отсталость и неповоротливость, они по неволе начинают возлагать свои надежды то на «урок, который нам даст Англия», то на войска благожелательного Микадо, то на наших собственных «просвещенных инородцев». Как будто кто-нибудь кому-нибудь может помочь, кроме него самого.

Нужно переменить точку зрения. Нужно искать не вне нас, а в нас самих: фатальное «препятствие» именно тут. «Если не обратитесь и не будете как дети» — как «младший брат»... Пока наши «севастопольцы» не усвоят этой «начальной аксиомы» — до тех пор все их усилия, весь их идеализм, все их самоотвержение будут напрасны. До тех пор они обречены с досадой и недоумением смотреть как «неожиданная» весна сменяется «непредвиденной» зимой...


Впервые опубликовано: Слово. 1904. 10 (23) декабря.

Перцов Петр Петрович (1868 — 1947), русский поэт, прозаик, публицист, издатель, искусствовед, литературовед, литературный критик, журналист и мемуарист. Один из инициаторов символистского движения в русской литературе. Близкий друг Д. Мережковского и В. Розанова, В. Брюсова, Ф. Сологуба и Вяч. Иванова.


На главную

Произведения П.П. Перцова

Храмы Северо-запада России