| ||
|
Празднуя, по обычаю, 16 мая, приезд дорогих гостей в Москву в 1867 году, как важное событие в истории всего Славянства, мы припоминали обыкновенно за приятельской трапезой, что случилось примечательного в судьбах Славянских племен в продолжение истекшего года, и вместе давали краткий отчет о действиях нашего смиренного комитета; но нынче, под впечатлением страшных, ошеломляющих известий, которые всякий день приносит нам телеграф с Запада, нет решительно силы думать и говорить о чем-либо, кроме того, что там происходит. Все прочее отстранилось на задний план. Даже забываешь свою национальность, и не сознаешь себя Русским или Славянином, а только Европейцем... Да, чудеса происходят на Западе! Париж — город, который полторы тысячи лет возвеличивался постоянно, и сделался действительно столицею мира, — где наука, искусство, промышленность, общежитие, достигли высокой степени совершенства, — где на всяком шагу поражало путешественника обилие, богатство, роскошь, соединенные с особенным изяществом, утонченностью, любезностью, — город, которому все страны света спешили приносить свою дань, — где можно было, кажется, найти птичье молоко, — этот Париж в один месяц очутился в такой нужде, что крысы и кошки были ему всласть! Неужели это не чудо? И сама Франция, передовое могущественнейшее государство в Европе, — улыбнется бывало Наполеон какому-нибудь посланнику, на поздравлении в день Нового года, или взглянет косо на другого, и во всех газетах, во всех кабинетах, поднимутся толки; конца не было догадкам, спорам, предположениям, — Франция, считающая сорок миллионов своего народа, и какого народа? талантливого, пылкого, самолюбивого в высшей степени, на все способного, поражена так в два-три месяца, что из первого класса ниспадает не во второй, не в третий, а разве, говоря по-нашему, в четырнадцатый! Три армии, по двести тысяч каждая, сдаются в плен неприятелю, чего не случалось никогда во всеобщей военной истории. Треть всей страны разорена, опустошена, выжжена; тысячи народа без хлеба, без пристанища, пущены по миру; все дела остановилися. Наконец, в крайности заключен мир самый унизительный: богатые, преданные до самоотвержения провинции отняты; враги остались хозяйничать на неопределенное время; наложена страшная неслыханная контрибуция в пять миллиардов, которых говорят, во всей Европе мудрено собрать вдруг наличными деньгами! Казалось — испита вся чаша горести, которая может достаться в наказание государству; — нет, это было только начало "болезням". На дне чаши оставалась еще желчь, ядовитая желчь, и Французы, которые не имели силы бороться с врагами, нашли силу воевать между собою, и вот три месяца они дерутся не на живот, а на смерть. Война объявлена не только настоящему порядку вещей, но и прошедшему, с которым разрывается всякая связь, и все исторические памятники разрушаются с каким-то остервенением и вместе с наслаждением. Тюльери сожжен до тла, Люксембургский дворец в развалинах, Лувра, с его сокровищами, едва осталась третья часть. Вчера получено известие, что горит Ратуша, Префектура полиции, Ломбард. О статуях Генриха IV и Людовика XIV и говорить нечего. Наконец Вандомская колонна, гигантский памятник победе, которыми так любили хвалиться Французы, обложенная навозом, повалена усилиями механики, вдоль улицы Мира, rue de la Paix, — какая страшная ирония! — у героя, стоявшего на высоте ее, в порфире и лавровом венце, отлетает голова, и туловище раскалывается на двое при неистовых кликах толпы. Кости его из почетной гробницы в доме Инвалидов хотят бросить в могилу какого-то подлого, презренного убийцы. Какие поразительные явления, знамения и вместе уроки для современников, для всех имеющих очи видеть и уши услышать! Republique unie et indivisible, торжественный клик, купленный дорогою ценю, не слышится больше, — напротив гремят толки о разделении: о Пикардии, Оверни, Бретани, Провансе, Лангедоке, Ванде, между тем, как западные соседи, Испанцы, заметим кстати, с Кастелляром во главе, еще прежде, по своим особым обстоятельствам, заговорили о Кастилии, Арагонии, Каталонии, Эстрематуре, а восточные Итальянцы, школы Мадзини, давно уже проповедуют федеративную республику — из Генуи, Венеции, Ломбардии, Флоренции, Рима, Неаполя... В дыму, в зареве, в крови, в чаду всяких злодеяний и неистовств мечтается и даже рисуется на дальнем горизонте какой-то новый порядок вещей. Мир ненадежен во Франции, хотя б и одержало верх Версальское правительство. Англия, государство богачей и нищих, с миллионами пролетариев и работников, до которых электрически доносится действие Французских попыток, не больше имеет залогов спокойствия. Немецким тридцати семи мелкопоместным государствам, сколоченным случайно и насильно в Империю, сшитым на живую нитку, не мудрено преобразоваться. Одним словом, в Европе множество петролея рассыпано всюду. Разумеется, благое Провидение извлечет добро из этой бездны зла и приведет все к лучшему концу; но настоящим и ближайшим поколениям предстоит много горя... Оборони Бог нас, Русских, принять, как говорится запросто, но метко, в чужом пиру похмелье. Благодарность Государю и честь правительству, что мы пользуемся совершенным спокойствием; общее Европейское умопомрачение коснулось у нас только немногих писак, которые, усердные не по разуму, толкуя о классическом и реальном образовании, о военной повинности, доходят до крайностей. Вот, например, какую хулу произнес на днях один публицист: "Армия есть школа, завершающая воспитание других школ". (Падайте долу, академии и университеты)... Недаром Пруссаки говорят, что Пруссия не страна имеющая армию, а армия, владеющая страною. Разве это не то, что желательно для славы и могущества России? Все блага низольются на нее свыше, вследствие общеобязательной воинской повинности, когда о ней мы вправе будем сказать, что Россия не страна, имеющая армию, а армия владеющая страною". Спрашиваю, можно ли договориться до таких чертиков! Автор забыл видно, что стало с Римом, владыкою древнего мира, когда он из "страны" сделался "армиею", — когда преторианцы начали располагать выбором императоров и его судьбами? А Турецкие янычары, и даже в некоторых отношениях Русские стрельцы? Нет, Милостивый государь, скажем мы автору ввиду страшных событий, сменяющихся в Европе почти ежедневно, нам всего лучше ожидать, чем они кончатся, и, рассуждая не торопясь, не принимать пока никаких решительных мер, которыми определялось бы надолго наше гражданское положение. Довольно, или даже слишком много! Выразим вместо всех наших Славянских тостов, искреннее желание, чтоб Бог умилосердился над несчастным положением Европы, чтоб бедствия ее прекратились: чтоб Французы успокоились, Немцы протрезвились, Англичане отмякли*, Русские — вот и задача мудренее всех, чего пожелать себе? Пожелаем, чтоб Русские вразумились; чтоб Славяне, согласные между собою, припоминали в ободрение себе чаще латинскую пословицу: Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo; одним словом — чтоб мир водворился в мире и в человъцехъ благоволение! Вот желание, которое мы, так называемые северные варвары, пошлем теперь Европейским народам, стоящим, но еще не твердо, как доказали события, во главе цивилизации! ______________________ * При этом слове, оратор обратился к одному Англичанину, приехавшему изучать Россию и присутствовавшему на обеде: pardon, М. Walks, c'est un mot, qu'on ne peut traduire en aucune langue, mais votre voisin vous Fexpliquera (Ю.Ф. Самарин). Опубликовано: Погодин М.П. Речь, произнесенная председателем Славянского комитета, у себя в доме, за обычным обедом, в воспоминание о первом Славянском съезде, 16 Мая, 1871 года // Погодин М.П. Речи, произнесенные М.П. Погодиным в торжественных и прочих собраниях, 1830-1872. М, 1872. С. 609-613.
Михаил Петрович Погодин (1800-1875) русский историк, публицист, прозаик,драматург. | ||
|