Антоний Погорельский
Замечания на письмо к сочинителю критики на поэму "Руслан и Людмила"

(Письмо к издателю)

На главную

Произведения А. Погорельского


Бедный поэт! Не успел он еще отдохнуть от тяжкого нападения г-на В., как является г-н N. N. с полною котомкою вопросов, из которых один хитрее другого! Оба господа сии, вероятно, теперь вступят в ученую переписку, и ваш счастливый журнал выбран цирком, на коем происходить будет сей assaut d'esprit! [взрыв остроумия (фр.)] Спешим, милостивый государь, поздравить вас с сею радостью.

Какой свет излиется на российскую словесность из вопросов г-на N. N., из ответов г-на В.! Но, разделяя сию приятную надежду со всеми любителями русского слова, мы, с другой стороны, не можем не пожалеть о сочинителе поэмы, который, при первом почти шаге на Парнас, встречает таких судей! Вопрос за вопросом, удар за ударом — ах, милостивый государь, какой молодой стихотворец может выдержать такой строгий допрос, как мы читали в письме г-на N. N.? Иной подумает, что дело идет не о поэме, а об уголовном преступлении: "Зачем Финн рассказывал свою историю? Зачем Руслан внимал его рассказам? Зачем Руслан присвистывает? Зачем Фарлаф ищет Людмилу? Зачем маленький карло с большою бородою? Зачем он приходил к Людмиле? Зачем она сорвала с него шапку? Зачем он позволил ей это сделать?" и проч. и проч.

Trap est trop! Et il faut avouez que vous etes trop curieux, monsieur N. N. [Что слишком, то слишком. И надо признаться, что вы слишком любопытны, господин N. N. (фр.)] (Однажды навсегда просим извинить нас, г-н издатель, что мы русское письмо наше прибавляем французскими фразами: они и для слуха приятнее, и несравненно выразительнее, например: "Commencons par le commencement" — гораздо нежнее и звучнее, нежели: "Начнем сначала".) Но обратимся к делу.

Прочитав со вниманием письмо г-на N. N. (которое, признаться, понравилось нам гораздо более критики г-на В. по той причине, что оно гораздо короче), мы не могли не пожалеть о том, что самого сочинителя поэмы нет теперь в Петербурге. Конечно, никто лучше его не мог бы удовлетворить любопытству вопрошателя, и мы уверены, что он бы не отказал служить г-ну N. N. всеми сведениями, которые нужно ему иметь о героях "Руслана и Людмилы". Почтенный критик обратился с вопросами своими к г-ну В., — но будет ли сей последний разрешать оные! Судя по разбору его, напечатанному в четырех книжках вашего журнала, он и сам не мог разгадать, например, почему добрый Финн делал добро Руслану, тогда когда злая Наина ему делала зло? (см. № 35, стр. 74). В сем недоумении мы решились принять на себя труд отвечать на вопросы, и если наши ответы покажутся недостаточными, то мы надеемся, что нас извинят ради доброго намерения.

Начнем с первого вопроса — "Commencons par le commencement": "Зачем Финн дожидается Руслана?" — Пусть отвечает сам Финн г-ну N. N.:

Уж двадцать лет я здесь один
Во мраке старой жизни вяну;
Но наконец дождался дня,
Давно предвиденного мною.

(стр.18)

Из сего мы видим, что волшебник имел дар предузнавать будущее; итак, он дожидался Руслана потому, что давно предвидел, что он к нему приедет. Кажется, довольно ясно?

"Зачем Финн рассказывал Руслану свою историю?" — Затем, чтобы Руслан знал, кто он таков: впрочем, старики обыкновенно бывают словоохотны, и гораздо удивительнее бы было, если б Финн не рассказывал своей истории.

"Как может Руслан в таком несчастном положении с жадностию внимать рассказам старца?" — И тут нет ничего мудреного. Положение Руслана уже не было несчастное, когда он внимал с жадностию рассказам. Финн ободрил его с самого начала и поселил в него надежду:

Но зла промчится быстрый миг,
На время рок тебя постиг.
<.....................>
Узнай, Руслан; твой оскорбитель
Волшебник страшный Черномор...
<.....................>
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты, злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки твоей.

(стр. 18)

Далее (стр. 19):

...тебе ужасна
Любовь седого колдуна:
Спокойся, знай: она напрасна
И юной деве не страшна.

и проч.

Что же в том удивительного, что ободренный и успокоенный Руслан с жадностию слушал историю своего благодетеля?

"Зачем Руслан присвистывает, отправляясь в путь?" — Дурная привычка, г-н N. N.! Больше ничего. Не забудьте пожалуйте, что вы читаете сказку, да к тому ж еще шуточную (как весьма остроумно заметил г-н В. в своей критике): зачем же Руслану не присвистывать? Может быть, рыцари тогдашнего времени вместо употребляемых ныне английских хлыстиков присвистывали на лошадей? Если б автор сказал, что Руслан просвистал арию из какой-нибудь оперы, то это, конечно, показалось бы странным в его положении, но присвистнуть, право, ему можно позволить!

"Зачем Фарлаф, с своею трусостию, поехал искать Людмилы? Иные скажут: затем, чтоб упасть в грязный ров: et puis on en rit et cela fait toujours plaisir" [и, кроме того, это смешно, что всегда доставляет удовольствие (фр.)] — Фарлаф поехал искать Людмилу, несмотря на трусость свою, потому, что трусы часто ездят туда же, куда ездят храбрые люди. Таковые примеры совсем не редки. Что же касается до bon mot [остроты (фр.)] насчет грязного рва, то надобно отдать ему справедливость: оно довольно остро!

"Справедливо ли сравнение (стр. 43), которое вы так хвалите? Случалось ли вам это видеть?" — Сравнение точно справедливо, г-н N. N., и г-н В. не напрасно его хвалит: оно нравится весьма многим. Случалось ли г-ну В. это видеть? — Не знаем, милостивый государь! Такие редкости не всякому удастся видеть. Сочинитель поэмы говорит (стр. 43):

С порога хижины моей
Так видел я, средь летних дней,
Когда за курицей трусливой
и проч.

Предоставляем самому г-ну В. отвечать на сей вопрос, который не касается до русской словесности. И в самом деле, какая до того нужда ученому свету, случалось ли г-ну В. видеть, как петухи бегают за курицами? Это вопрос совсем партикулярный.

"Зачем маленький карло с большою бородою приходил к Людмиле?" — Ceci est bien mechant, m-r N. N. [Это зло, господин N. N. (фр.)] Мы, простодушные люди, полагаем, что он приходил к Людмиле из одной только учтивости: она жила у него, и он, как хозяин дома, за нужное счел сделать ей визит. Впрочем, может быть, он и другие намерения имел, но — не надобно судить о ближнем слишком строго.

"Как Людмиле пришла в голову странная мысль схватить с колдуна шапку? (впрочем, в испуге чего не наделаешь!)" — Так точно, г-н N. N.! Другой причины не было, и нам очень приятно видеть, что вы сами собою успели разрешить сей важный вопрос!

"Как колдун позволил Людмиле это сделать?" — Вы ошибаетесь, г-н критик! Колдун не позволил ей это сделать. Прочитайте опять со вниманием поэму, и вы увидите сами, что она это сделала без позволения.

"Каким образом Руслан бросил Рогдая, как ребенка, в воду?" — Здесь ответ не затруднителен. Читайте Пушкина:

Они схватились на конях...
<.................>
Их члены злобой съединенны;
Объяты, молча, костенеют;
По жилам быстрый огнь бежит;
На вражьей груди грудь дрожит —
И вот — колеблются, слабеют —
Кому-то пасть... вдруг витязь мой.
Вскипев, железною рукой
С седла наездника срывает,
Подъемлет, держит над собой
И в волны с берега бросает.

Какого еще требуете толкования?

Есть еще много вопросов в письме г-на N. N., столь же важных, но, желая разделить с г-ном В. благодарность читателей, мы предоставляем ему удовольствие отвечать на оные. Мы уверены, что он исполнит сию приятную обязанность — как нельзя лучше! Один только из сих вопросов, может быть, затруднит его — и в самом деле трудно догадаться:

"Зачем карло не вылез из котомки убитого Руслана?" — И нам сие сначала показалось весьма странным; но в последствии времени мы узнали от достоверных особ, что карло не вылез из котомки затем, что он никак не мог вылезть. Руслан прежде смерти крепко-накрепко затянул котомку ремнем, оставив небольшое отверстие, чрез которое карло мог просовывать одну только голову. Мы весьма рады, что судьба доставила нам случай узнать о сем важном обстоятельстве, и долгом считаем довести оное до всеобщего сведения.

В заключение: благодарим г-на N. N. за то, что вопросами своими он подал повод к объяснению некоторых темных мест в поэме.

Село Хмарино. К. Григорий Б — в.


Впервые опубликовано: Сын отечества. 1820. Ч. 65. № 41. С. 39-44.

Антоний Погорельский, настоящее имя Алексей Алексеевич Перовский (1787-1836) — русский писатель, один из русских гофманистов, член Российской академии (1829).



На главную

Произведения А. Погорельского

Монастыри и храмы Северо-запада