| ||
|
Слово на погребение Всепресветлейшего державнейшего Петра Великого, императора и самодержца Всероссийского,
Что се есть? До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? Ах, как истинная печаль! Ах, как известное наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучии наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию, и воздвигший в толикую силу и славу, или паче, рождший и воспитавший, прямый сый Отечествия своего Отец, которому по его достоинству добрии российстии сынове бессмертну быти желали; по летам же и составу крепости, многолетне еще жити имущего вси надеялися: противно и желанию и чаянию скончал жизнь, и, о лютой нам язвы! тогда жизнь скончал, когда по трудах, беспокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертех, жити нечто начинал. Довольно же видим, коль прогневили мы тебе, о Боже наш! и коль раздражили долготерпение твое! О недостойных и бедных нас! О грехов наших безмерия! Не видяй сего, слеп есть, видяй же и не исповедуяй, в жестокосердии своем окаменей есть. Но что нам умножати жалости и сердоболия, которые утоляти. елико возможно, подобает. Как же то и возможно? Понеже есть ли великие его таланты, действия и дела воспомянем. еще вящше утратою толикою добра нашего уязвимся и возрыдаем. Сей воистину толь печальной траты разве бы летаргом некиим, некиим смертообразным сном забыти нам возможно. Кого бо мы, и какового, и коликого лишилися? Се оный твой Россие, Сампсон. каковый да бы в тебе могл явитися, никто в мире не надеялся, а о явлшемся весь мир удивился. Застал он в тебе силу слабую, и сделал по имени своему каменную, адамантову: застал воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат ругаемое, и ввел отечеству полезное, врагам страшное, всюду громкое и славное. Когда отечество свое защищал, купно и возвращением отъятых земель дополнил, и новых провинций приобретением умножил. Когда же восстающие на нас разрушал, купно и зломыслящих нам сломил и сокрушил духи, и заградив уста зависти, славная проповедати о себе всеми миру повелел. Се твой первый, о Россие, Иафет, неслыханное в тебе от века дело совершивший, строение и плавание корабельное: новый в свете флот, но и старым неуступающий, как над чаяние, так выше удивления всея селенныя, и отверзе тебе путь во все концы земли, и простре силу и славу твою до последних Океана, до предел пользы твоея, до предел правдою полагаемых, власть же твоея державы, прежде и на земли зыблющуюся, ныне и на море крепкую и постоянную сотворил. Се Моисей твой, о Россие! Не суть ли законы его яко крепкая забрала правды и яко нерешимые оковы злодеяния? Не суть ли уставы его ясные, свет стезям твоим, высокоправительствующий Сигклит, и под ним главные и частные правительства от него учрежденные? Не светила ли суть тебе к поисканию пользы, и ко отражению вреда, к безопасию миролюбных, и ко обличению свирепых? Воистинну оставил нам сумнение о себе, в чем он лучший и паче достохвалный или яко от добрых и простосердечных любим и лобызаем, или яко от нераскаянных льстецов и злодеев ненавидим был. Се твой, Россие, Соломон, приемший от Господа смысл и мудрость многу зело. И недовольно ли о сем свидетельствуют многообразные философские искусства, и его действием показанная, и многим подданным влиянная, и заведенная различная, прежде нам и неслыханная учения, хитрости и мастерства; еще же и чины, и степени, и порядки гражданские, и честные образы житейского обхождения, и благоприятных обычаев и нравов правила; но и внешний вид и наличие краснопретворенное, яко уже отечество наше, и от внутрь и от вне, несравненно от прежних лет лучшее, и весьма иное видим и удивляемся. Се же твой, о и церкве российская, и Давид и Константин. Его дело, правительство Синодальное, его попечение — пишемая и глаголемая наставления. О коликая произносило сердце сие воздыхания о невежестве пути спасенного! Коликия ревности на суеверия, и лестнические притворы, и раскол гнездящийся в нас безумный, враждебный и пагубный! Коликое же в нем и желание было и искание вящшего в чине пастырском искусства, прямейшего в народе богомудрия, изряднейшего во всем исправления. Но о многоименитого мужа! Кратким ли словом объимем бесчисленные его славы, а простирати речи не допускает настоящая печаль и жалость, слезити токмо и стенати понуждающая. Негли с временем нечто притупится терн сей, сердца наши бодущий, и тогда пространнее о делах и добродетелех его побеседуем. Хотя и никогда довольно, и по достоинству его воглоголати не можем: а и ныне кратко воспоминающе, и аки бы токмо воскрылий риз его касающеся, видим слышателие, видим, беднии мы и нещастливии, кто нас оставил, и кого мы лишилися. Не весьма же, россиане, изнемогаем от печали и жалости, не весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его, которое вышеименованными его делами означилося, при нас есть. Какову он Россию свою сделал, такова и будет: сделал добрым любимою, любима и будет, сделал врагам страшную, страшная и будет, сделал на весь мир славную, славная и быти не престанет. Оставил нам духовные, гражданские и воинские исправления. Убо оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам. Наипаче же в своем в вечная отечествии, не оставил нас сирых. Како бо весьма осиротелых нас наречем, когда державное его наследие видим, прямого по нем помощника в жизни его, и подобонравного владетеля по смерти его, тебе, милостивейшая и самодержавнейшая государыня наша, великая героиня, и монархиня, и матерь всероссийская! Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быти подобной Петру Великому. Владетельское благоразумие и матернее благоутробие твое и природою тебе от Бога данное кому неизвестно? А когда обое то утвердилося в тебе и совершилося, не просто сожитием толикого монарха, но и сообществом мудрости, и трудов, и разноличных бедствий его, в которых чрез многая лета, аки злато в горниле искушенную, за малое судил он имети тебе ложа своего сообщницу, но и короны, и державы, и престола своего наследницу сотворил. Как нам не надеятися, что сделанная от него утвердиши, недоделанная совершиши, и все в добром состоянии удержиши. Токмо о душе мужественная, потщися одолети нестерпимую сию болезнь твою, аще и усугубилася она в тебе отъятием любезнейшей дщери, и аки жестокая рана новым уязвлением без меры разъярилася. И якова ты от всех видима была в присутствии подвизающегося Петра, во всех его трудех и бедствиях неотступная бывши сообщница, понудися такова же быти и в прегорьком сем лишении. Вы же, благороднейшее сословие, всякого чина и сана, сынове российстии, верностию и повиновением утешайте государыню и матерь вашу, утешайте и самих себе, несумненным познанием Петрова духа в монархине вашей видяще, яко не весь Петр отшел от нас. Прочее припадаем вси Господеви нашему, тако посетившему нас, да яко Бог щедрот, и отец всякия утехи, ея величеству самодержавшейшей государыни нашей и ея дражайшей крови: дщерям, внукам, племянницам и всей высокой фамилии, отрет сие неутолимые слезы и усладит сердечную горесть благостынным своим призрением, и всех нас милостивне да утешит. Но, о Россие! видя кто и каковый тебе оставил, виждь и какову оставил тебе. Аминь. Речь была произнесена им над гробом первого российского императора 10 марта 1725 года.
Феофан Прокопович (Елисей (Елеазар) Церейский 1681—1736) — русский политический и духовный деятель, богослов, писатель, поэт, математик, философ, переводчик, публицист, универсальный ученый. | ||
|