| ||
|
"Карнильев приезжал разделить горесть о потере лучшего из людей". Эта записка, писанная в 3-м лице крупным почерком, находится с краю той четвертки грубой гончаровской писчей бумаги (с водяным знаком на другой, оторванной от первой, четвертке — А.Г. и с жандармскою цифрою 22), на которой набросан черновик 8-12 строф стихотворения "В начале жизни школу помню я", датируемого обыкновенно 1830 годом; эта датировка подтверждается и уточняется, если правильно высказанное нам Б.В. Томашевским предположение (представляющееся, как видимым, несомненным), что соболезновательная записка Карнильева вызвана смертью дяди поэта, Василия Львовича Пушкина, скончавшегося, как известно, 20-го августа 1830 г., в Москве, где поэт провел время как раз с 14 по 31-е августа и не только присутствовал на погребении своего дяди в Донском монастыре, но и распоряжался церемонией*; относясь к дяде с незлобивой иронией, поэт-племянник не мог не ценить его исключительного добродушия и был искренно огорчен смертью старика, к которому определение "лучший из людей", легко может быть применено, особенно если принять во внимание обычное со стороны знакомых преувеличение положительных качеств только что умершего близкого нам человека... Как бы то ни было, однострочная записка эта вводит в широкий круг знакомых Пушкина еще одно лицо, до настоящего времени в этот круг не вводившееся, — что побуждает нас несколько распространиться об авторе записки. ______________________ * Л. Майков. Пушкин, стр. 30-31. ______________________ Василий Дмитриевич Карнильев* (род 23-го октября 1793, ум. 17-го февраля 1851 г. в Москве)** был личность незаурядная и пользовался в Москве, которой принадлежал по преимуществу, большой популярностью. Хорошо и издавна с ним знакомый Погодин в своем некрологе Карнильева писал: "Конечно, многие не только в Москве, но и в разных концах России помнят истинно русское хлебосольство В.Д. Корнильева. Он не был литератором, но был другом и приятелем многих литераторов и ученых. Наука и Словесность возбуждали в нем искреннее к себе уважение. Во всяком общественном деле, которое касалось пользы Искусства, Науки, Литературы, он был всегда верным, всегда готовым участником, на которого заранее можно было положиться. Всякий деятельный журнал, всякая замечательная современная русская книга имели в нем усердного чтеца и покупателя. Хлебосольство было для него радостью жизни; гости за столом — весельем, украшавшим его семейное счастье. Если же в числе их хозяин угощал у себя профессора, писателя, художника, то казался еще счастливее. Сам всегда скромный и умеренный в суждениях, он оживлялся их беседою и вкушал ее, как умственную пищу. Семейные его качества ценит его семья, которая осталась после него безотрадною..." "Прощай же, добрый человек, — писал Погодин в заключение своего некролога. — Мир праху твоему! Благодарим тебя за твою русскую хлеб-соль, за твой всегда радушный привет гостям, за твою готовность к участию во всяком общественном деле и за твое доброе сердце..."*** В другом коротеньком некрологе, помещенном в "Московских Ведомостях", автор его, знакомый Карнильева, писал про него: "С сердцем чувствительным соединял он редкое добродушие, снисходительность, примерную кротость и радушное гостеприимство. Ближнему и дальнему в нужде был он всегда готов служить деятельною помощью и усердным советом... — человек добрый, друг человечества, верный своему призванию"****. ______________________ * Обыкновенно его фамилию пишут Корнильев; но сам он писал себя Карнильев; с таким же написанием род его внесен и в Родословную книгу Тульского дворянства (см. ниже).
______________________ По словам барона М.А. Корфа, Карнильев был родом сибиряк*; он был родным внуком известного тобольского 1-й гильдии купца Василия Карнильева, который в марте-апреле 1789 г. завел типографию в Тобольске, где у него была и бумажная фабрика, изделия которой покупались всеми присутственными местами Тобольского наместничества и на изделиях которой печатались все изданные в свет, в конце XVIII столетия, в Тобольске книги и журналы**; так, из первой в Сибири типографии Карнильева вышло первое сибирское издание — переведенная сосланным в Тобольск П.П. Сумароковым "английская повесть" "Училище любви" (1791 г., два издания); в ней же печатался первый сибирский журнал — "Иртыш, превращающийся в Ипокрену" 1789 г., была отпечатана 12-титомная "Библиотека ученая и экономическая" (1793 — 1794 гг.), "Юридический словарь" М.Чулкова (1791 г.) и другие книги научно-практического значения***; в 1787 г. Василий Карнильев вместе с другим купцом, Федором Кремлевым, пожертвовал 5000 рублей на заведение Училищного дома в Тобольске, о чем сохранилось известие в журнале"Зеркало Света" (1787 г., ч. VI, стр. 639); в том же 1789 году, когда В. Карнильев завел в Тобольске типографию, он выступил и как автор, напечатав на своем станке отдельными листами два стихотворения, из которых одно посвятил епископу Тобольскому Варлааму, а другое — архимандриту Соликамскому Иакинфу****, стихи написаны были в духе обычных од того времени и не блистали красотами слога, но для автора их (а может быть, только издателя) очень характерны, подчеркивая ту любовь к литературе и просвещению, которая, судя по свидетельству Погодина, была отличительной чертой и В.Д. Карнильева (воспитанника Тобольской гимназии), приведшей его в соприкосновение и с Пушкиным. С последним В.Д. Карнильев был знаком, по-видимому, еще в послелицейский период жизни поэта; по крайней мере в 1820 г. он передавал Погодину о том, как однажды "Н.И. Тургенев, быв у Н.М. Карамзина и говоря о свободе, сказал: "Мы на первой станции к ней" и как "молодой" Пушкин подхватил: "Да, в Черной Грязи"; в свою очередь Погодин, еще не знакомый лично с поэтом, в августе 1821 г. сообщал В.Д. Карнильеву про Пушкина: "Говорят, что Кишеневец печатает новую поэму Пленник. Кстати я слышал от верных людей, что он ускользнул к Грекам"*****; последний слух был неверен, но любопытно то, что Погодин делился им именно с Карнильевым, дружеское расположение к которому сохранял в течение, по крайней мере, тридцати лет******. В 1869 г. Погодин в письме к князю П.А. Вяземскому вспоминал, как в 1826 г. Карнильев рассказывал ему о чтении Пушкиным "Бориса Годунова" у Вяземских в Москве*******. ______________________ * "Русск. Стар.", 1902 г., № 10, стр. 38; о Тобольских фабрикантах Корнильевых были статьи С. Мамеева в "Тобольских Губ. Вед", 1889 г., № 48, 49 и 50 и 1890 г. № 12, 13, 21 и 26; нам их видеть не удалось.
______________________ В "журнале" племянницы Карнильева Е.И. Капустиной читаем следующий любопытный рассказ, свидетельствующий о хорошем знакомстве Карнильева с Сергеем Львовичем Пушкиным и дающий право предполагать о знакомстве его и с Василием Львовичем, смерть которого послужила поводом для приведенной выше записки Карнильева к поэту: "В самый год смерти поэта Пушкина в 1837 году я была с отцом [И.П. Менделеевым] в Москве, где отцу делали глазную операцию. Мы жили у дяди Дмитрия Васильевича Корнильева, брата моей матери. Он жил на Покровке, в доме князя Трубецкого. Дядя жил хорошо, в прекрасной обстановке, у него было большое знакомство, и я встречала там некоторых литераторов, начиная с старца Дмитриева, — Погодина, Фед. Ник. Глинку, Боратынского, Бороздку. У дяди были назначены по вторникам обеды, довольно парадные, и иногда собиралось довольно много в эти дни. Тут я увидела отца Пушкина, как часто видела и брата поэта Козлова. Первое время, когда Пушкин был еще жив и когда меня познакомили с Сергеем Львовичем, я его спросила, не ждет ли он к себе сына из Петербурга. "Не думаю, чтоб он скоро приехал", — было ответом. А вскоре получилась и ужасная весть о его кончине. Понятно, что тогда, вероятно, всякий был занят этой грустной историей; у нас же в доме [т.е. у В.Д. Карнильева] она отразилась на всем, — кажется, ни о чем более не говорилось, как об этом. Дядя, понятно, навещал старика и привозил от него подлинные письма к нему Жуковского, Вяземского, — и все это читалось у нас вслух. В один из вторников Ф.Н. Глинка привез свои стихи на смерть поэта, где часто упоминалось: "А рок его подстерегал". После обеда жена Федора Николаевича, Авдотья Павловна читала их вслух... Читал у дяди стихи и Бороздна. Я живо помню высокую, видную фигуру Бороздны. Он был малоросс, богатый помещик, добрый и внимательный. Он был часто мой кавалер, когда шли к обеду, он почти всегда подавал мне свою руку. Летом (1837 г.) мы жили в Сокольниках, и опять по вторникам старик Сергей Львович ездил к нам, и иногда на мою долю приходилось занимать его. Раз он приехал, когда тетка была еще не одета к обеду, а дядя не приехал из конторы*; я просила его погулять в сад и должна была разговаривать с ним, но как он был глух, то и надо было говорить громко, что было утомительно. Потом к осени уже он приехал проститься, отправляясь в деревню, чтобы повидать жену и детей Александра Сергеевича. В этот раз я помню грустный случай. За день или за два дядя привез из Москвы большой бюст А.С. Пушкина и поставил его в гостиной на тумбочку. Сергей Львович не обратил на него внимания и сел, но вдруг увидел бюст, встал, подошел к нему, обнял и зарыдал. Мы все прослезились. Это не была аффектация, это было искреннее чувство его, и потому в памяти моей сохранилось о старике только сожаление из-за его потери такого сына..."*. ______________________ * Имений князей Трубецких, которыми управлял.
______________________ Е.И. Капустина передает еще, что, кроме названных писателей, у В.Д. Карнильева бывали еще супруги Н.Ф. и К.К. Павловы*. Из других лиц литературного мира известно о знакомстве В.Д. Карнильева с И.Е. Бецким — издателем альманаха "Молодик" (1843 г.)**, с князем П.А. Вяземским, которого он, в числе других, чествовал обедом в октябре 1850 г.***, с профессором-археологом И.М. Снегиревым, который очень часто упоминает Карнильева на страницах своего Дневника 1840-х гг., с профессором С.П. Шевыревым, с художником-скульптором Н.А. Рамазановым, А.И. Кошелевым, художником П.А. Федотовым****, с близкой к семье Аксаковых Е.И. Поповой, которая в своем Дневнике несколько раз упоминает о "добродушном" Карнильеве, рассказывая об участии его в ее личных делах, о его болезни и смерти от "водяной в груди"*****; наконец, следует отметить еще лицейского товарища Пушкина — статс-секретаря барона М.А. Корфа; он называет Карнильева своим "испытанным, тридцатилетним другом", человеком "честным, добросовестным, правдивым"******; по просьбе Корфа, Карнильев, для выяснения некоторых вопросов, связанных с ссылкой Сперанского в 1812 году, сносился с известным автором Записок Я.И. де Сангленом, с которым состоял в "близкой приязни"*******. Со Сперанским Карнильев был знаком, несомненно, и лично, так как 7-го июля 1812 г. начал службу в Департаменте Министерства юстиции, а с 15-го декабря 1817 г. до 28-го февраля 1819 г. состоял регистратором в Общей Канцелярии Министерства********. ______________________ * Памяти Д.И. Менделеева, стр. 150.
______________________ Есть указание, что он "прокатился в Сибирь при Сперанском за чином"*; действительно с 3-го марта 1822 года он служил в родном Тобольске — советником в Уголовной Палате, уже в чине коллежского асессора, но уже после отъезда Сперанского из Сибири, при генерал-губернаторе П.М. Капцевиче**, а с 2-го января 1823 г. до 29-го августа 1825 г. — младшим советником в тобольском же губернском суде***; выйдя в отставку, еще холостым, он осенью 1826 г., как мы видели из письма Погодина к Вяземскому, жил уже в Москве; здесь он и женился (на Надежде Осиповне N) и прожил в течение четверти века, состоя главным управляющим дел и имений друзей своих князя И.Н. и княгини Е.А. Трубецких (к которым так близок был Погодин), а потом занимаясь откупами и передав управление своим тобольским стеклянным заводом своей сестре М.Д. Менделеевой****, был он, по-видимому, не честолюбив: по крайней мере мы не нашли его в списках членов тогдашних ученых обществ Москвы, в которые так охотно шел тогда всякий, кто был хоть немного прикосновен к научным кругам, — а мы видели, что по связям своим Карнильеву было легче, чем кому-либо другому, украситься почетными званиями члена разных ученых объединений, начиная с Московского Общества Истории и Древностей Российских... ______________________ * Н. Барсуков. Жизнь и труды Погодина, кн. X, стр. 113; служащие в Сибири могли получать штаб-офицерский чин коллежского асессора и не имея университетского диплома, и потому многие стремились туда на службу только за этим; см. Барон М.А. Корф. Жизнь графа Сперанского, т. II. СПб., 1861, стр. 209 и примеч.; действительно, на надписи надгробного памятника значится, что В.Д. Карнильев был коллежским асессором; на памятнике его изображен и герб (Московский Некрополь, т. II, стр. 85); чин этот дал ему права дворянства, и он записался в III часть Родословной книги Тульской губернии вместе с женой и 5 дочерьми (В.И. Чернопятов. Тульский родословец, ч. III, стр. 67).
______________________ В заключение приведенных нами сведений о В.Д. Карнильеве следует еще сказать, что сестра его — Мария Дмитриевна, — бывшая замужем за учителем тобольской гимназии И.П. Менделеевым, — была матерью знаменитого впоследствии профессора-химика Д.И. Менделеева В письмах своих к родным, напечатанных в цитированной уже книге "Памяти Д.И. Менделеева Семейная хроника в письмах..." (СПб., 1908), М.Д. Менделеева много раз упоминает о своем брате, с которым была очень близка*; в той же книге опубликовано и 5 писем самого В.Д. Карнильева к племяннице Е.И. Капустиной, рожд. Менделеевой, из Москвы за 1838-1844 гг.**; в одном из них он с гордостью упоминает, по поводу прочитанной им книги своего земляка и знакомца, известного П.А. Словцова, "Историческое обозрение Сибири" (кн. I. M., 1838), что его предки "первые начали возводить фабрики в Тобольске — бумажную и хрустальную", и что — "типография заведена в 1787 году*** в одно время с Франклином в Америке"****. ______________________ * Памяти Д.И. Менделеева. Семейная хроника в письмах. СПб., 1908, стр. 10, 11, 12, 15, 21, 22, 24, 26, 28, 29, 30, 31, 35, 36, 37 и ел., 94.
1922 г. Борис Львович Модзалевский (1874-1928) — историк русской литературы, библиограф, архивист, крупнейший и авторитетнейший знаток и исследователь творчества А.С. Пушкина. Он создал свыше 90 трудов о великом поэте, многие из них стали сейчас библиографической редкостью. | ||
|