А.С. Пушкин
Моцарт и Сальери

Трагедия

На главную

Произведения А.С. Пушкина



                  СЦЕНА I
                    Комната.

                С а л ь е р и

      Все говорят: нет правды на земле.
      Но правды нет — и выше. Для меня
      Так это ясно, как простая гамма.
      Родился я с любовию к искусству;
      Ребенком будучи, когда высоко
      Звучал орган в старинной церкви нашей,
      Я слушал и заслушивался — слезы
      Невольные и сладкие текли.
      Отверг я рано праздные забавы;
      Науки, чуждые музыке, были
      Постылы мне; упрямо и надменно
      От них отрекся я и предался
      Одной музыке. Труден первый шаг
      И скучен первый путь. Преодолел
      Я ранние невзгоды. Ремесло
      Поставил я подножием искусству;
      Я сделался ремесленник: перстам
      Придал послушную, сухую беглость
      И верность уху. Звуки умертвив,
      Музыку я разъял, как труп. Поверил
      Я алгеброй гармонию. Тогда
      Уже дерзнул, в науке искушенный,
      Предаться неге творческой мечты.
      Я стал творить, но в тишине, но втайне,
      Не смея помышлять еще о славе.
      Нередко, просидев в безмолвной келье
      Два, три дня, позабыв и сон и пишу,
      Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
      Я жег мой труд и холодно смотрел,
      Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
      Пылая, с легким дымом исчезали.
      Что говорю? Когда великий Глюк
      Явился и открыл нам новы тайны
      (Глубокие, пленительные тайны),
      Не бросил ли я все, что прежде знал,
      Что так любил, чему так жарко верил,
      И не пошел ли бодро вслед за ним
      Безропотно, как тот, кто заблуждался
      И встречным послан в сторону иную?
      Усильным, напряженным постоянством
      Я наконец в искусстве безграничном
      Достигнул степени высокой. Слава
      Мне улыбнулась; я в сердцах людей
      Нашел созвучия своим созданьям.
      Я счастлив был: я наслаждался мирно
      Своим трудом, успехом, славой; также
      Трудами и успехами друзей,
      Товарищей моих в искусстве дивном.
      Нет! никогда я зависти не знал,
      О, никогда! — ниже́, когда Пиччини
      Пленить умел слух диких парижан,
      Ниже́, когда услышал в первый раз
      Я Ифигении начальны звуки.
      Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
      Когда-нибудь завистником презренным,
      Змеей, людьми растоптанною, вживе
      Песок и пыль грызущею бессильно?
      Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне
      Завистник. Я завидую; глубоко,
      Мучительно завидую. — О небо!
      Где ж правота, когда священный дар,
      Когда бессмертный гений — не в награду
      Любви горящей, самоотверженья,
      Трудов, усердия, молений послан —
      А озаряет голову безумца,
      Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!

                Входит Моцарт.

                  М о ц а р т

      Ага! увидел ты! а мне хотелось
      Тебя нежданной шуткой угостить.

                С а л ь е р и

      Ты здесь! — Давно ль?

                  М о ц а р т

                                    Сейчас. Я шел к тебе,
      Нес кое-что тебе я показать;
      Но, проходя перед трактиром, вдруг
      Услышал скрыпку... Нет, мой друг Сальери!
      Смешнее отроду ты ничего
      Не слыхивал... Слепой скрипач в трактире
      Разыгрывал voi che sapete. Чудо!
      Не вытерпел, привел я скрыпача,
      Чтоб угостить тебя его искусством.
      Войди!

          Входит   с л е п о й   с т а р и к   со скрипкой.

                      Из Моцарта нам что-нибудь!

            Старик играет арию из Дон-Жуана;
                        Моцарт хохочет.


                С а л ь е р и

      И ты смеяться можешь?

                  М о ц а р т

                                Ах, Сальери!
      Ужель и сам ты не смеешься?

                С а л ь е р и

                                            Нет!
      Мне не смешно, когда маляр негодный
      Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
      Мне не смешно, когда фигляр презренный
      Пародией бесчестит Алигьери.
      Пошел, старик.

                  М о ц а р т

                                  Постой же: вот тебе,
      Пей за мое здоровье.

              Старик уходит.

                                  Ты, Сальери,
      Не в духе нынче. Я приду к тебе
      В другое время.

                С а л ь е р и

                                    Что ты мне принес?

                  М о ц а р т

      Нет — так; безделицу. Намедни ночью
      Бессонница моя меня томила,
      И в голову пришли мне две, три мысли.
      Сегодня их я набросал. Хотелось
      Твое мне слышать мненье; но теперь
      Тебе не до меня.

                С а л ь е р и

                                    Ах, Моцарт, Моцарт!
      Когда же мне не до тебя? Садись;
      Я слушаю.

                  М о ц а р т
              (за фортепиано)

                            Представь себе... кого бы?
      Ну, хоть меня — немного помоложе;
      Влюбленного — не слишком, а слегка —
      С красоткой, или с другом — хоть с тобой,
      Я весел... Вдруг: виденье гробовое,
      Незапный мрак иль что-нибудь такое...
      Ну, слушай же.
                  (Играет.)

                С а л ь е р и

                                Ты с этим шел ко мне
      И мог остановиться у трактира
      И слушать скрыпача слепого! — Боже!
      Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

                  М о ц а р т

      Что ж, хорошо?

                С а л ь е р и

                                    Какая глубина!
      Какая смелость и какая стройность!
      Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
      Я знаю, я.

                  М о ц а р т

                            Ба! право? может быть...
      Но божество мое проголодалось.

                С а л ь е р и

      Послушай: отобедаем мы вместе
      В трактире Золотого Льва.

                  М о ц а р т

                                        Пожалуй;
      Я рад. Но дай схожу домой сказать
      Жене, чтобы меня она к обеду
      Не дожидалась.
                  (Уходит.)

                С а л ь е р и

                          Жду тебя; смотри ж.
      Нет! не могу противиться я доле
      Судьбе моей: я избран, чтоб его
      Остановить — не то мы все погибли,
      Мы все, жрецы, служители музыки,
      Не я один с моей глухою славой...
      Что пользы, если Моцарт будет жив
      И новой высоты еще достигнет?
      Подымет ли он тем искусство? Нет;
      Оно падет опять, как он исчезнет:
      Наследника нам не оставит он.
      Что пользы в нем? Как некий херувим,
      Он несколько занес нам песен райских,
      Чтоб, возмутив бескрылое желанье
      В нас, чадах праха, после улететь!
      Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

      Вот яд, последний дар моей Изоры.
      Осьмнадцать лет ношу его с собою —
      И часто жизнь казалась мне с тех пор
      Несносной раной, и сидел я часто
      С врагом беспечным за одной трапезой,
      И никогда на шепот искушенья
      Не преклонился я, хоть я не трус,
      Хотя обиду чувствую глубоко,
      Хоть мало жизнь люблю. Все медлил я.
      Как жажда смерти мучила меня,
      Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
      Мне принесет незапные дары;
      Быть может, посетит меня восторг
      И творческая ночь и вдохновенье;
      Быть может, новый Гайден сотворит
      Великое — и наслажуся им...
      Как пировал я с гостем ненавистным,
      Быть может, мнил я, злейшего врага
      Найду; быть может, злейшая обида
      В меня с надменной грянет высоты —
      Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.
      И я был прав! и наконец нашел
      Я моего врага, и новый Гайден
      Меня восторгом дивно упоил!
      Теперь — пора! заветный дар любви,
      Переходи сегодня в чашу дружбы.


                  СЦЕНА II
          Особая комната в трактире; фортепиано.
              М о ц а р т   и   С а л ь е р и   за столом.


                С а л ь е р и

      Что ты сегодня пасмурен?

                  М о ц а р т

                                    Я? Нет!

                С а л ь е р и

      Ты, верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?
      Обед хороший, славное вино,
      А ты молчишь и хмуришься.

                  М о ц а р т

                                      Признаться,
      Мой Requiem меня тревожит.

                С а л ь е р и

                                              А!
      Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?

                  М о ц а р т

      Давно, недели три. Но странный случай...
      Не сказывал тебе я?

                С а л ь е р и

                                  Нет.

                М о ц а р т

                                        Так слушай.
      Недели три тому, пришел я поздно
      Домой. Сказали мне, что заходил
      За мною кто-то. Отчего — не знаю,
      Всю ночь я думал: кто бы это был?
      И что ему во мне? Назавтра тот же
      Зашел и не застал опять меня.
      На третий день играл я на полу
      С моим мальчишкой. Кликнули меня;
      Я вышел. Человек, одетый в черном,
      Учтиво поклонившись, заказал
      Мне Requiem и скрылся. Сел я тотчас
      И стал писать — и с той поры за мною
      Не приходил мой черный человек;
      А я и рад: мне было б жаль расстаться
      С моей работой, хоть совсем готов
      Уж Requiem. Но между тем я...

                С а л ь е р и

                                            Что?

                  М о ц а р т

      Мне совестно признаться в этом...

                С а л ь е р и

                                            В чем же?

                  М о ц а р т

      Мне день и ночь покоя не дает
      Мой черный человек. За мною всюду
      Как тень он гонится. Вот и теперь
      Мне кажется, он с нами сам-третей
      Сидит.

                С а л ь е р и

                И, полно! что за страх ребячий?
      Рассей пустую думу. Бомарше
      Говаривал мне: "Слушай, брат Сальери,
      Как мысли черные к тебе придут,
      Откупори шампанского бутылку
      Иль перечти «Женитьбу Фигаро»".

                  М о ц а р т

      Да! Бомарше ведь был тебе приятель;
      Ты для него "Тарара" сочинил,
      Вещь славную. Там есть один мотив...
      Я все твержу его, когда я счастлив...
      Ла ла ла ла... Ах, правда ли, Сальери,
      Что Бомарше кого-то отравил?

                С а л ь е р и

      Не думаю: он слишком был смешон
      Для ремесла такого.

                  М о ц а р т

                                        Он же гений,
      Как ты да я. А гений и злодейство —
      Две вещи несовместные. Не правда ль?

                С а л ь е р и

      Ты думаешь?
          (Бросает яд в стакан Моцарта.)
                            Ну, пей же.

                  М о ц а р т

                                      За твое
      Здоровье, друг, за искренний союз,
      Связующий Моцарта и Сальери,
      Двух сыновей гармонии.
                  (Пьет.)

                С а л ь е р и

                                Постой,
      Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?

                  М о ц а р т
            (бросает салфетку на стол)

      Довольно, сыт я.
              (Идет к фортепиано.)
                          Слушай же, Сальери,
      Мой Requiem.
                  (Играет.)
                            Ты плачешь?

                С а л ь е р и

                                          Эти слезы
      Впервые лью: и больно и приятно,
      Как будто тяжкий совершил я долг,
      Как будто нож целебный мне отсек
      Страдавший член! Друг Моцарт, эти слезы...
      Не замечай их. Продолжай, спеши
      Еще наполнить звуками мне душу...

                  М о ц а р т

      Когда бы все так чувствовали силу
      Гармонии! Но нет: тогда б не мог
      И мир существовать; никто б не стал
      Заботиться о нуждах низкой жизни;
      Все предались бы вольному искусству.
      Нас мало избранных, счастливцев праздных,
      Пренебрегающих презренной пользой,
      Единого прекрасного жрецов.
      Не правда ль? Но я нынче нездоров,
      Мне что-то тяжело; пойду засну.
      Прощай же!

                С а л ь е р и

                                До свиданья.
                  ( Один.)
                                            Ты заснешь
      Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,
      И я не гений? Гений и злодейство
      Две вещи несовместные. Неправда:
      А Бонаротти? или это сказка
      Тупой, бессмысленной толпы — и не был
      Убийцею создатель Ватикана?

      1830


Впервые опубликовано: Северные цветы на 1832 год. СПб. 1831. С. 17-32.

Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837) русский поэт, драматург и прозаик. Член Российской академии (1833).



На главную

Произведения А.С. Пушкина

Монастыри и храмы Северо-запада