| ||
|
Суббота — Уехали они, уехали друзья души моей в одиннадцать часов поутру... Я вслед за отдаляющеюся каретою устремлял падающие против воли моей к земле взоры. Быстро вертящиеся колеса тащили меня своим вихрем вслед за собою,— для чего, для чего я с ними не поехал?.. По обыкновению моему, пошел я к отправлению моей должности. В суете и заботе, не помышляя о себе самом, я пребыл в забвении, и отсутствие друзей моих мне было нечувствительно. Второй уже час; я возвращаюсь домой; сердце бьется от радости: облобызаю возлюбленных. Двери отворяются,— никто навстречу ко мне не выходит. О возлюбленные мои! вы меня оставили. Везде пусто — усладительная тишина! вожделенное уединение! у вас я некогда искал убежища; в печали и унынии вы были сопутники, когда разум преследовать тщился истине; вы мне теперь несносны! Не мог я быть один, побежал стремглав из дома и, скитаясь долго по городу без всякого намерения, наконец возвратился домой в поту и усталости. Я поспешно лег в постелю и — о блаженная бесчувственность! едва сон сомкнул мои очи,— друзья мои представились моим взорам, и, хотя спящ, я счастлив был во всю ночь: ибо беседовал с вами. Воскресенье — Утро прошло в обыкновенной суете. Я еду со двора, еду в дом, где обыкновенно бываю с друзьями моими. Но — и тут я один. Грусть моя, преследуя меня безотлучно, отнимала у меня даже нужное приветствие благопристойности, делала меня почти глухим и немым. С тягостию, несказанною себе самому и тем, с коими беседовал, препроводил я время обеда; спешу домой. Домой? Ты паки один будешь,— пускай один, но сердце мое не пусто, и я живу не одною жизнию, живу в душе друзей моих, живу стократно. Мысль сия меня ободрила, и я возвращался домой с веселым духом. Но я один,— блаженство мое, воспоминание друзей моих было мгновенно, блаженство мое было мечта. Друзей моих нет со мною, где они? Почто отъехали? Конечно, жар дружбы их и любви столь мал был, что могли меня оставить! Несчастный! что ты произрек? Страшись! Се глагол грома, се смерть благоденствия твоего, се смерть твоей надежды! Я убоялся сам себя — и пошел искать мгновенного хотя спокойствия вне моего существа. Понедельник — День ото дня беспокойствие мое усугубляется. На одном часе сто родится предприятий в голове, сто желаний в сердце, и все исчезают мгновенно. Ужели человек толико раб своея чувствительности, что и разум его едва сверкает, когда она сильно востревожится? О гордое насекомое! дотронись до себя и познай, что ты и рассуждать можешь для того только, что чувствуешь, что разум твой начало свое имеет в твоих пальцах и твоей наготе. Гордись своим рассудком, но прежде воспряни, чтобы острие тебя не язвило и сладость тебе не была приятна. Но где искать мне утоления мгновенного моей скорби? Где? Рассудок вещает: в тебе самом. Нет, нет, тут-то я и нахожу пагубу, тут скорбь, тут ад; пойдем. Стопы мои становятся тише, шествие плавнее,— войдем в сад, общее гульбище,— беги, беги, несчастный, все скорбь твою на челе твоем узрят. Пускай; но какая в том польза? Они соболезновать с тобою не будут. Те, коих сердца сочувствуют твоему, от себя отсутственны. Пойдем мимо. Собрание карст — позорище, играют Беверлея,— войдем. Пролием слезы над несчастным. Может быть, моя скорбь умалится. Зачем я здесь?.. Но представление привлекло мое внимание и прервало нить моих мыслен. Беверлей в темнице — о! колико тяжко быть обмануту теми, в которых полагаем всю надежду! — он пьет яд — что тебе до того? Но он сам причина своему бедствию,— кто же поручится мне, что и я сам себе злодей не буду?* Исчислил ли кто, сколько в мире западней? Измерил ли кто пропасти хитрости и пронырства?.. Он умирает... но он бы мог быть счастлив; о! беги, беги. По счастию моему запутавшиеся лошади среди улицы принудили меня оставить тропину, по которой я шел, разбили мои мысли. Возвратился домой; жаркий день, утомив меня до чрезвычайности, произвел во мне крепкий сон. ______________________ * Сие сбылося чрез несколько лет. ______________________ Вторник — Спал я очень долго,— здоровье мое почти расстроилось. Насилу мог встать с постели,— лег опять,— заснул, спал почти до половины дня,— пробудился, едва голову мог приподнять,— должность требует моего выезда,— невозможно, но от оного зависит успех или неудача в делопроизводстве, зависит благосостояние или вред твоих сограждан,— напрасно. Я в такой почти был бесчувственности, что если бы мне пришли возвестить, что комната, в которой я лежал, скоро возгорится, то я бы не шевельнулся. Пора обедать,— нечаянный приехал гость. Присутствие его меня выводило почти из терпения. Он просидел у меня вплоть до вечера... и подивитесь, скука разогнала несколько мою грусть,— сбылася со мною сей день пословица русская: выбивать клин клином. Среда — Волнение в крови моей уменьшилось,— я целое утро просидел дома. Был весел, читал,— какая нечаянная перемена! что тому причиною? О возлюбленные мои! я читал живое изображение того, что ежечасно, ежемгновенно происходит, когда вы со мною. О мечта, о очарование! почто ты не продолжительно? Зовут обедать — мне обедать? С кем? одному! — нет — оставь меня чувствовать всю тяжесть разлуки — оставь меня. Я хочу поститься. Я им принесу в жертву... почто ты лжешь сам себе? Нет никакого в том достоинства. Желудок твой ослабел с твоими силами и пищи не требует,— пойдем,— едва в целый день мог я совершить столько пути, сколько в другое время совершаю в один час,— возвратимся,— я лежу в постеле,— бьет полночь. О успокоитель сокрушений человеческих! где ты? Почто я казнюся? Почто лишен тебя? Едва заснул на рассвете. Четверток — Благая мысль,— исполним ее,—зашел в лавочку, купил два апельсина и крендель,— пойдем: куда, несчастный? В Волкову деревню. На месте сем, где царствует вечное молчание, где разум затей больше не имеет, ни душа желаний, поучимся заранее взирать на скончание дней наших равнодушно,— я сел на надгробном камне, вынул свой запасный обед и ел с совершенным души спокойствием; приучим заранее зрение наше к тленности и разрушению, воззрим на смерть,— нечаянный хлад объемлет мои члены, взоры тупеют. Се конец страданию,— готов... мне умирать? Да не ты ли хотел приучать себя заблаговременно к кончине? Не ты ли сие мгновение хотел ознакомиться?., мне умирать? Мне, когда тысячи побуждений существуют, чтобы желать жизни!.. Друзья мои! Вы, может быть, уже возвратилися, вы меня ждете; вы сетуете о моем отсутствии,— и мне желать смерти? Нет, обманчивое чувствие, ты лжешь, я жить хочу, я счастлив. Спешу домой,— бегу,— но нет никого, никто меня не ждет. Лучше бы я там остался, там бы препроводил ночь... Пятница — Велел себя возить,— обедал безо вкуса. Ничто не помогает, — уныние, беспокойствие, скорбь, о, как близко отчаяние! но на что толико грустить? еще два дни,— и они, они будут со мною,— два дни,— о ты, что можешь разлуку с друзьями души моей исчислить временем, о ты, злодей, варвар, змий лютый! Прочь толикое хладнокровие,— во мне сердце чувствует, а ты рассуждаешь. Едва я уснул... О возлюбленные мои! я вас вижу,— вы все со мною, сомневаться мне в том не должно, прижмите меня к своему сердцу, почувствуйте, как мое бьется,— но что! вы меня отталкиваете! вы удаляетесь, отворачивая взоры ваши! о пагуба, о гибель! се смерть жизни, се смерть души. Куда идете, куда спешите? или не узнаете меня, меня, друга вашего? друга... Постойте... мучители удалились,— пробудился. Вон беги, удаляйся,— се разверста пропасть,— они, они меня в нее ввергают,— оставили,— оставь их, будь мужествен. Кого? друзей моих? Оставить? Несчастный! они в твоей душе. Суббота — Утро прекрасное, — кажется, природа обновилась,— все твари веселее,— да, веселье возрождается в душе моей. Возлюбленные мои возвратятся завтра— завтра! год целый. Изготовим для них обед,— тут они сядут. Я сяду с ними, о веселие! о надежда! — но их еще здесь нет. Завтра будут они, завтра сердце мое не одно будет биться,— а если не возвратятся — вся кровь остановляется — какое сомнение! Прочь, прочь, я счастлив быть хочу, я хочу быть блажен, о нетерпение! о, колико солнце путь свой лениво совершает,— ускорим его шествие, осмеем его завистливость, уснем,— я лег в постелю до заката, заснул,— и пробудился. Воскресенье — До восхождения солнца,— о вожделенный день, о день блаженный! скончалося заранее мое терзание. Настал приятный час. Друзья мои! сегодня, сегодня я вас облобызаю. Пообедал я немного,— ускорим свидание наше,— ускорим,— о, если им толико же скучно, как мне? О, если бы они могли иметь отзвон моего терзания в душах своих, колико приятно будет для них зреть меня несколько часов прежде,— поедем им навстречу,— чем скорее поеду, тем скорее их увижу; в сей льстящей надежде не видал я, как доехал до почтового стана. Девятый час — они еще не едут, может быть, какое препятствие — подождем. Никто не едет. Чьим верить словам возможно, когда возлюбленные мои мне данного слова не сдержали? Кому верить на свете? Все миновалось, ниспал обаятельный покров утех и веселий; оставлен. Кем? Друзьями моими, друзьями души моей! Жестокие, ужели толико лет сряду приветствие ваше, ласка, дружба, любовь были обман? Что изрек? несчастный! А если какая непреоборимая причина положила на сей день препятствие свиданию вашему? Какое хуление! страшись, чтобы не исполнилось! о горесть! о разлука! почто, почто я с ними расстался? Если они меня забыли, забыли друга своего,— о смерть! приди, вожделенная,— как можно человеку быть одному, быть пустыннику в природе! Но они не едут,— оставим их,— пускай приезжают, когда хотят! приму сие равнодушно, за холодность их заплачу холодностию, за отсутствие отсутствием,— возвратимся в город;— несчастный, ты будешь один; — пускай один;— но кто за мною едет вослед? Они — нет, их окаменелые сердца чувствительность потеряли; забыли они свое обещание сегодня возвратиться; забыли, что я им поеду во сретение; забыли меня. Пускай забывают; я их забуду... Понедельник — Их нет, и я один! кого нет? Друзей... друзей моих? Нет друзей на свете более, коли они друзьями моими быть не захотели: чего их ждать? Уедем в другой город — пускай они меня ждут; но сегодня поздно,— исполним завтра. Вторник — Простите, вероломные, простите, бесчувственные,— простите... Куда едешь, несчастный? Где может быть блаженство, если в своем доме его не обретаешь? Но я оставлен,— но я один, один — один!.. Карета остановилась,— выходят,— о радость! О блаженство! друзья мои возлюбленные!.. Они!.. Они!.. Впервые опубликовано в IV томе Собрания сочинений. 1811.
Александр Николаевич Радищев (1749—1802) — российский прозаик, поэт, философ, де-факто руководитель Петербургской таможни, участник Комиссии по составлению законов при Александре I. | ||
|