В.В. Розанов
Бегство из духовного сословия

Привожу любопытное известие, заимствованное из "Нижегор. Листка":

"Из курса приблизительно в 60 человек, окончивших в 1901 г. семинарию, только 16 семинаристов сказали, что пойдут в священники, а остальные — все перворазрядники — заявили, что уходят в университет или медицинскую академию, а второразрядники — преимущественно в ветеринарный институт. — И, несмотря на прекрасную речь местного преосвященного, никто из них не отступил с намеченного пути. То же произошло и в последующие годы, и не в одной только указанной семинарии, но и во многих других".

По поводу этого известия мне довелось прочесть в одном журнале статью, какую умеют писать только люди, задавленные горем; автор описывает все тяжелое положение сельского духовенства, которое и побуждает при первой открывающейся возможности молодых людей из духовных семей — бежать из своего сословия, от своей завтрашней должности священника. Духовное лицо поставлено между двумя огнями. Все от него требуют, все, можно сказать, на нем "едут": но как лицо это "духовное", т.е. по идеалу должно быть "бессребреным", то все считают возможным не платить ему, — тогда как он не только священник, но глава семьи и хозяин, и у него есть обязанности перед детьми — дать им воспитание, перед родными и всем домом — содержать их сытыми, обутыми, одетыми. Исчислив обязанности собственно священнические в отношении крестьян, автор перечисляет другие, о которых в городе, в столице — не все или не всё знают:

"Церковная служба и исправление треб на домах берут у священника немало времени, принося сильное духовное напряжение и духовное утомление. Церковное проповедничество и воскресные собеседования, требуемые духовным начальством, признаются образованными пастырями как лучшее средство сблизиться с своими прихожанами, вывести их на путь познания веры и на истинное понимание правил и толкований святой церкви.

Священник же должен быть законоучителем приходской школы, нередко даже двух. Церковный причт, в большинстве случаев священник, ведет метрические книги о рождении, браке и смерти своих прихожан. От духовенства требует волостное правление сведений о призывающихся в солдаты, волостное же правление требует от него ежемесячную статистику о рожденных и умерших; то же требуют и земская управа, и статистический комитет со множеством подробностей о состоянии семейств и их занятий, числе членов, о их летах и вообще много частных и обременительных сведений. Вся эта и много другой канцелярской работы, — какое только учреждение не "требует" от духовенства для себя сведений, — исполняется духовенством бесплатно, а за малейшее опоздание оно получает выговор".

В то же время:

"Духовное начальство советует и даже более того (т.е. приказывает) — не просить у прихожан за требы, не назначать платы за них. Образованное духовенство понимает, что так бы и должно быть, так и надо поступать. Но, Господи Боже! Как же тогда жить-то? Приходское духовенство не монахи, у них семья на руках. Оставить без образования детей". И проч.

Автор указывает, что средний доход священника, считая тут все, и подаяние "натурою" ("новины" по осени), достигает в общем 500-600 р. в год, в очень богатых приходах — 700-800 р., "но немало есть и таких, в которых священники получают по 300-400 р. в год". Это — в центральной и северной России; в южной — лучше.

И вот — бегство! Уход всего талантливого, энергичного, способного к учению, даже к среднему учению, где-нибудь в ветеринарном институте. Что же, дождемся ли мы, дождется ли само духовное ведомство, а наконец, и государство, чтобы на ниве, именуемой "сельское духовенство", остались одни только тупицы? Ибо дело идет к этому, скрывать от себя нельзя!

Что же, может быть, должность священника и не нужна России? Ей нужен только, в качестве "попа", статистик метрических и других записей, доставщик "во всякие учреждения" ответов на их, этих "учреждений", важные запросы?! По правде, тут столько религиозного и бытового индифферентизма в отношении к народу, около которого почти и стоит из образованных людей один только священник, — что достаточно на это указать и не продолжать далее.

— Но где денег взять? — скажут.

Будто?.. Ох, пахнет это Лойолой. Уж будто такие бедненькие все наши чиновнички? Будто относительно численности их нет давно у нас "перепроизводства", так что один чиновничек пишет "отношеньице" о выеденном яйце "его превосходительству", а два чиновничка нюхают бумажку: "благолепен ли слог" и уже подносят к "подпису" тоже своему "превосходительству", которое пять часов в сутки смотрит в окно из кабинета своего на казенный двор с дровами (пишу то, что видел), дожидаясь, когда часы пробьют "пять" (окончание "присутственных часов"), и в год за такие тяжелые труды получает столько, сколько 10 священников. Бросаюсь в сторону, все в помощь бедному "попу", и спрашиваю: а не залежалось ли в учреждениях духовного ведомства так называемых "специальных средств"? И потому позволю себе об этом спросить, что знаю, что одно это ведомство, исключительно от всех остальных, не подчинено и отчего-то избегает подчиниться бесстрастным учреждениям государственного контроля? Ведь контроль ничего бы не растащил, он только "проверяет". — "Цыц", — скажут. — Бегу в сторону: посещая Лавру здешнюю, любовался я на каменные хлебные амбары по Неве. Сколько там хлеба! Священник и упоминает в статейке: "Монаху деньги не нужны, а мы — семейные". Робкий намек: он указует, что не только само государство, посократив "штаты чиновников", т.е. позаботившись, потрудившись, попотев лбом, может без обременения народного кое-что кинуть "попу", дабы он преобразился в доблестного священника, прямого станом, смелого голосом, с поднятою головою; но могло бы сделать это и само духовное наше ведомство, посократившись: 1) в чиновных светских его рядах, 2) и в сонмах "ангельского чина" (обычное официальное наименование монахов). Последнее, по самому обету обязанное к "бессребрености", — могло бы малую толику из доходов своих передать сельскому духовенству. Наконец, скажу и о столичном белом духовенстве, в Петербурге и Москве: пусть и оно поделится с сельским братом. Не обманутся все эти люди, если в душе своей сердечно постараются о "деревенском батюшке". Ибо когда целое сословие падает, то, если упадет оно, — несдобровать и вершинам его. Вспомним одну из басен Крылова о желудях и корнях дуба.

Впервые опубликовано: Новый Путь. 1904. № 8. С. 249-251.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.