В.В. Розанов
"Гармония семьи и школы"

На главную

Произведения В.В. Розанова


Гармония семьи и школы составляла много лет любимую тему не только журнальных статей, но и еще так называемых актовых речей в гимназиях. Родители как старых учеников, так и особенно вновь поступивших собирались обычно в начале учебного года, числа 16 или 17 августа, в актовый зал гимназии, где после молебствия перед началом учения и после выслушания годового отчета о состоянии гимназии, с разными цифровыми данными, им предлагалось, в виде литературного чтения или что-нибудь историческое, или историко-литературное, но очень часто и эта педагогическая тема: "О связи семьи и школы", об их "содружестве" и т.п. Нельзя не заметить, что чтения эти, как и статьи подобного содержания, оставляли в родителях впечатление. И содружества семьи и школы не было. Учитель, читающий актовую речь, по причинам, которые не надо объяснять, нагибал речь в ту сторону, что семья должна помогать школе, что без солидарности родителей с учителем воспитательные намерения последних остаются без осуществления. Родители безмолвно могли думать, что и они, обратно, привели в гимназию детей своих в надежде найти в опытных и ученых педагогах помощь себе; но, не имея кафедры для лекции, родители молчали об этой простой истине. Между тем справедливость требует признать, что из двух сторон, равно приведших школу к очень печальному состоянию, семейной и собственно школьной, — была все же ответственнее и виновнее школьная. Невероятно и невозможно себе представить родителей, которые сына своего не то что поощряли бы к лености, но хотя бы допускали до нее, или чтобы подзадоривали его быть дерзким, грубым или непослушным. Составляет всеобщий и общеизвестный факт, что в настаивании детей приложить все усилия к учению некоторые родители доходили до суровости, боимся сказать — до жестокости; и безусловно все были строги. Отлично учащийся и ведущий себя в гимназии ученик есть такая радость дома, при которой семья цветет, а при худом ученике, неуспевающем или дурно себя ведущем, вся семья в унынии, расстроена. Таким образом, на первой элементарной ступени родители и делали, и оказывали в отношении к школе желаемый "союз", "солидарность", "помощь". Но начиналась "дисгармония", являлась раздраженная критика училища и учителей родителями, и притом в присутствии учеников-детей, — что и составляло тайную мишень актовых речей, — когда при всех усилиях со стороны семьи к "гармонии", все же получались худые успехи и поведение. Тут бы надо переговорить, приноровиться, вообще создать маленькие духовные отступления от нормы, применительно к "случаю", но "случаев" не существовало для гимназии, и годовой ход училища шел полным и формальным шагом вперед. Вся боль родительская вспыхивала при этом, обыкновенно основательная, исходящая из наблюдений день за день над занятиями сына дома.

Родителей, которые негодовали бы на гимназию за неуспехи сына-шалопая и повесы, за исключение сына-озорника и скандалиста, — едва ли можно найти. Да если где они и начинали злословить училище, то скоро останавливались, встречая улыбку недоверия или неуважения со стороны знакомых и родных, ибо все и воочию видели, каков неуспевающий или исключенный ученик дома и среди товарищей. Притом же подобные экземпляры худой нравственности вырастают в семьях уже настолько внутренно погибших, ленивых и беззаботных, что печальный педагогический крах детей особого озлобления, печали и негодования в них не вызывает. Таким образом, вся боль родителей против школы, очень сильная боль на протяжении целой России, развивалась на почве или просто небольших способностей при кротком характере ученика, или на почве резвости мальчика, которая при известном неблагоприятном освещении выставлялась как "дурное поведение", и дети гибли действительно хорошие и действительно безосновательно.

Нужно заметить, подобные актовые речи "о союзе семьи и школы" не вызывали энтузиазма и у учителей в их большинстве. Последние только по невозможности не договаривали, что нужен и союз школы с семьею, и он уже потому должен идти со стороны школы, что последняя, так сказать, "командует положением" всех педагогических соотношений, регламентирует, узаконяет, да и, наконец, представляет собою педагогическую и научную подготовку, всемирный опыт и науку. Конечно, взрослый должен присмотреться к маленькому. А "взрослый" в педагогическом отношении — это училище. Родители умеют дать повиновение; могут "постараться", сделать усилие. Но кроме этого ничего не могут, потому что не умеют. Например, бывают случаи кажущейся лени учеников, непреоборимой, — и учеников, бывших прилежными ряд лет. Теперь известно, что это просто медицинский случай временного истощения мозга, совершенно излечиваемого не новыми усилиями ученика, не поощрениями, вовсе не действующими, кстати, а годом полного отдыха. Но это медицинское слово может сказать только школа; она имеет средства различать симптомы нервного недомогания, отроческой неврастении от случая личной и капризной лени. Можно сказать, до 1/2 всех исключаемых и особенно в прежние годы исключавшихся за "леность" или "неспособность" учеников обнимаются этою категориею духовного недомогания на физиологической почве. Между тем школа, где вообще медицинское дело отвратительно поставлено, "вызывала родителей объясниться", сперва к классному наставнику, затем к директору; предъявляла им укоры в поощрении лености; родители настаивали, просили сына, "умоляли", требовали, кричали и грозили, что ему придется "гранить мостовую" и "на собаках шерсть бить". Увы, патологический субъект понуро шел к себе, раскрывал книгу, учил, не понимал и не запоминал, и к удивлению действительно расстроенных родителей выходил на двор, в городской сквер, где просиживал или гулял с ненасытною жадностью с такими же, как сам, субъектами до поздней ночи или утренней зари. Картина полной лени и "закоренелого упрямства" была налицо; случай для "исключения" созрел. Между тем, только отец и мать, помнившие своего мальчика таким старательным столько лет и совершенно убитые при виде, что его точно кто-то "испортил", "сглазил",- могли бы от опытного медика услышать простое указание, спасающее родителям сына и отечеству гражданина. Но медик в гимназии лечил только лихорадки. Никто к нему с специально педагогическим вопросом не обращался. Родители были грубые эмпирики в воспитании: да и понятно, они имели специальностью своею службу, торговлю, промысел, а мать — домашнее хозяйство и приходно-расходную книгу. В конце концов, действительно школа была виновата. Но не учитель в ней, — а режим. "Бессердечные учителя", этот лозунг, столько лет несущийся по России, должен быть переменен на простое и серьезное признание, что просто вся школа была некультурно поставлена, передвигаясь от устава к уставу, но вовсе не пропитываясь новым духом и не вооружаясь теми средствами педагогики, какие давно выработаны и применены в других странах или в лучших школах других стран.

Но во всяком случае родители, — уже довольно долго и сильно терпевшие, — должны вооружиться еще на немного времени терпением, чтобы вытащить — голосом и авторитетом своего несчастия — из духовного и бытового несчастия учителя, который никогда не был жесток к их детям, но и о слишком многом молчал. Ученик и учитель в счастии и несчастии, удаче и неудаче своей так же связаны, как седок и конь: одному худо — сейчас будет худо и другому, одному хорошо — выиграет и другой. Сословие учителей у нас настолько безгласно, что мы знаем, кажется, pia desideria [благие пожелания (лат.)] адвокатов, врачей, пациентов, даже знаем "нужды и пожелания" алкоголиков и золоторотцев, но, кажется, никогда серьезно не заботились о нуждах и пожеланиях "педагогического в России сословия".


Впервые опубликовано: Новое Время. 1902. 18 июня. № 9441.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.



На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада