В.В. Розанов
Из далека

На главную

Произведения В.В. Розанова



Австрия — Галиция, 28 мая 1900 г.
Засов (Zassow Dwor)

Мною получены некоторые возражения на статью: «Об основаниях церковной юрисдикции», которые, быть может, не покажутся излишними для внимательного читателя. Автор их — католик, и прислал их в письме, помеченном: «Австрия — Галиция, Zassow Dwor, 28 мая».

* * *

«В статье вашей, помещенной в апрельской книжке «Нового Пути», я имел бы заметить следующее:
Стр. 13414 (это значит: четырнадцатая строчка от верху). Истинная вселенская Церковь Христова всегда давала и дает свободу, но свободу «сынов Божиих», а не «сынов Белиала».
Стр. 1349. Церковь вселенская, какую создал Христос, непорабощенная гражданскою властью, имеет право наказывать преступников своих законов, но этого нельзя называть преследованием, или гонением. Всякое общество совершенное, т.е. имеющее в себе верховную независимую власть, имеет и право наказывать, или карать. И Христос создал такое общество*... «созижду Церковь мою»... «дана мне вся власть, итак, идите и научайте все народы»... «паси агнцов моих, паси овец моих»...
Стр. 1351. Христос, однако же, прогнал бичом купцов из храма; это что-то вроде преследования, но так как это было легально, т.е. Богу угодно, то оно не было преследование. Превышение власти, или злоупотребление ею — это действительно преследование, или гонение. Но применение правильное власти — не гонение**.
Стр. 13512. Эта предпосылка была не только в Евангелии, но и в Ветхом Завете, сейчас после греха первородного. Ведь никто не спасался иначе***, как веруя в грядущего Спасителя мира. Ведь и у язычников были пророки: был Валаам, были Сибиллы, было первобытное предание.
Стр. 13517. Св. Франциск Ассизкий и любой человек и может, и должен, как прежде, так и теперь, взирая на природу, узнавать Бога; но это познание естественно; между тем как Бог сотворил людей для сверхъестественного.
Стр. 1357,8. Иерархия, действительно, должна усиливаться вырвать нас из этой «мели», но прежде всего должна сама себя вырвать из порабощения гражданскою властью. Без этого она не вырывает чад своих, а тоже порабощает. Вселенская же Церковь, т.е. западная и не соединенные с нею восточные, хотя иногда порабощенная материально, но зато духовно она еще свободнее. И на деле она вырывает чад своих из мели скептицизма****, но чад, желающих этого, обращающихся к ней за помощью.
Стр. 13613-19. Скорбь после отсутствия Жениха и меч, принесенный Христом, это действия врагов Христа, действия «мира сего», коего «князь — сатана», но Церковь, истинная Невеста Христова, должна же иметь Его же Духа, т.е. карать, но не преследовать*****. Но русская Церковь****** потеряла право карать, ибо отреклась от власти, данной ей Христом, отреклась в пользу государства. Права отречься от власти не дал ей Христос. Эту верховную власть Христос дал Церкви в виде «камня» и «ключей» и пастырского посоха, врученного Петру до конца мира, т.е. в лице его преемников. Иное дело, если Церковь иногда обращается за помощью против строптивых своих детей к старшему своему сыну, т.е. светской власти (и царей же эта мать-Церковь родила Христу). Этот старший Сын имеет даже полномочие на такое споспешествование своей Матери7*: «Ты не имел бы никакой власти надо мной, если б тебе не было дано сверху». А что Пилат злоупотребил этою властью, это другое дело. Но на переделание своей Матери в свою служанку — рабу, сын, т.е. государство, не принял полномочия от Отца.
13719. Этим наказанием Бог наказал врагов и убийц Христа, но не чад Его; и наказание произошло не от Церкви, а от Бога. Такие наказания бывают во всемирной истории, напр., город Сен-Пьер на Мартинике, Геркуланум и Помпея, разгром Польши и т.п.
Стр. 1374. Нет нового и старого «благовестил»; оно одно. Но оно знает двойного рода боль: исцелительную и карательную, как в сем, так и в том свете. Боль ведь не от Бога, а от греха, грех же от создания или от самой твари. Бог делает из боли лекарство против греха: а ведь делать из яда лекарство — не боль и не зло, а любовь и милосердие. Боль, как возмездие, тоже не зло, а справедливость; насколько она зло грешнику, то грешник сам себе8*, но не Бог это зло делает. Делает он себе это зло, пренебрегая любовь. Бог ведь есть Любовь. Адские муки — это пренебреженная любовь9*; но кто ж в этом виноват? Разве Бог, потому что Он Любовь и не может не быть Любовью?
Стр. 13818. Присоединилась Божия сила для перенесения скорби. Да хотя бы и не присоединилась новая сила, то ведь и бывшая у Марии — от Бога и не вне Бога. Не жалеет10* Мария этой муки, так как без нее не могла бы обладать столь великою наградой, какой теперь обладает. То же самое и Христос, как человек, и его праведники. Сверх того, всякое страдание, во имя Христово перенесенное — искупительно11*.
Стр. 1385. И сектанты (те же еретики), и святые «входят в неисследимые тайны Евангелия», с той только разницей, что первые выносят оттуда яд своего собственного авторитета, а другие мед авторитета Церкви вселенской.
Стр. 1392,3. Но кто ж сможет до такой степени «унежить слово», кроме «Слова, которое Плотью стало».
Стр. 1395. Серного запаха нет, но есть хуже его: запах «вечного пламени» (сравни притчу о богаче и Лазаре, и слова Христа на страшном суде к стоящим по левую сторону).
Стр. 1397. Есть и физические ощущения, напр., читая описание мук Спасителя, разве не прослезишься иногда? А это ведь физическое ощущение.
Стр. 13910. Не удивительно, что Евангелие и вообще Св. Писание «единственная книга», ибо настоящий автор ее — Святой Дух.
Стр. 13913-24. Эту особенность, хотя Вы на нее и указываете, трудно заметить. Ведь угроза Капернауму и Хоразаину вовсе не нежно выражена, равно как и это: «Вы от отца диавола... и в грехе вашем умрете» и т.п. или муки богача в аду. Эти строгие слова для грешников, не пожелавших каяться; но вместе с тем они самый дельный толчек для приведения тех же грешников к покаянию.
Стр. 1398. В Ветхом Завете можно усмотреть тот же самый дух, что в Новом; там же ведь Давид прощает Саула и Семея и Авессалома. Ветхий Завет, правда, не так совершенен, как Новый, но не противоречит ему12*.
1413. Так что ж из этого, что добровольно? Разве этот поступок нравился любящему и запрещающему самоубийство Богу? Нет, он понравился только заблудшему духовнику, имевшему духа государственной, но не вселенской церкви.
Стр. 1417. Ведь не менее же красоты и в словах: «Если ты любишь Меня более других — паси агнцы мои, паси овцы мои...», «утверждай братию твою, ибо Я молил о тебе, дабы не оскудела вера твоя». А слова, изреченные к Иерусалиму, разве не стократ красивее звучат, если их применить к любой государственной, национальной или аутокефальной церкви? Тем красивее и жалче, что судьба Иерусалима уже свершилась, а эти церкви могут всегда прибегнуть и скрыться под плащ Невесты Христовой и родной сестры своей13* — а не хотят! Как же оне ответили на привет главы этой Церкви?!
Стр. 142 сплошь. Но ведь Господь же своих друзей вырвал из погибающего Иерусалима: «Уходите в горы, когда приидут эти дни», точно так же и Лота с сыновьями из Содома и Гоморы? И кроме того, многие, как из содомлян и иерусалимлян, так и в потопе, хотя погибли временной смертью, но не вечной. Итак, нет нужды заподозревать Господа, что Он фаталистически предназначает одних на радость, других на печаль.
Стр. 1422. Есть боль в Евангелии, но причиненная врагами, но не друзьями, не матерью Церковью! к чему вы, кажется, ведете.
Стр. 1437. Главы города, как духовные, так и гражданские — это не шайка, но именно город, как таковой. И Давида или Соломона распяли, распиная того, кто «больше Соломона».
Стр. 14316. Пророчество — не приказ; оно угроза условная. Ведь пророк Иона положительно говорил ниневитянам: «Еще сорок дней, и Ниневия будет разрушена»; а все-таки, когда Ниневия обратилась и покаялась14*, — не была разрушена. А Иерусалим имел не 40 дней, но 70 лет рассрочки, и не Иону проповедником, а Петра с апостолами, и тень Петра, исцеляющую всякие болезни, и пример 5000 людей, обращенных одной речью Петра, и множества даже из «священников, приставших к верующим» (смотри деяние Ап.); имел этот город и Никодима фарисея, и Гамалиила, и Савла, и Стефана; и все-таки не захотел покаяться, только убичевал Петра и Иоанна, и закрыл уши руками на речь Стефана. Как же этакий город жалеть, если он отбрасывает всякое сожаление? Ведь Св. Петр им же говорил: «Знаю, что по незнанию вы убили Иисуса, но теперь Он воскрес, как предсказал; мы свидетели — ели и пили с Ним; обратитесь, кайтесь». Но они не хотели. Итак, кто же виноват в разрушении Иерусалима? Бог или он сам15*? Нужно ведь быть справедливым по отношению к Богу!
Стр. 14310. Антропоморфический взгляд не может относиться к Богу воплощенному, ибо Он не только человекообразен, но и действительный человек. Этот взгляд может быть применен только к Богу не воплощенному, как его применяют евреи в своем Талмуде.
Стр. 14411. Мука-то была там и виновных, и невинных; но первых (если они не каялись, погибая) связана с мукою вечной по смерти, а других сопряжена с вечным счастием16*.
(30 мая, на несколько часов в Кракове).
Стр. 14419. Ясно ведь предсказал Господь, что не те, которые говорят ему: «Господи! Господи», войдут в царство Божие, но «делающие волю Отца моего», т.е. кормящие голодных, одевающие голых17* и т. д. И потому, нет места и не будет места никакому недоумению. Иисус не изменник, не оставит одними ведомых Им. Он же сказал: «Никто не отнимет из руки Моей моих овец». — «Не знаю вас» — ударит только не хотевших знать Его!
Стр. 1445. Это плебс признавал Иисуса Илиею и пророком, даже хотел схватить Его и провозгласить королем, т.е. Мессиею. Но Иерусалим, т.е. вожди плебса, сказали слепорожденному: «Мы знаем, что этот человек грешник». Ведь чудеса Иисусовы Синедрион признавал, почему же не хотел признать Его сыном Божиим в высшем смысле этого слова; ведь облегчил им это Христос, не сказав ни разу: «Я — Бог»; но только: «Верьте делам моим, если не хотите верить словам». Ведь ни один пророк не воскрес, как Иисус. Для такого признания не нужно было вековой ученой разработки. Столько частных евреев признало Иисуса Мессиею, даже из фарисеев (Никодим, Иосиф Аримафейский, Симон прокаженный); значит, не принявшие Его не имеют никакого оправдания; пусть пеняют на себя. Ведь и до воскресения Иисус указывал им сбывшиеся на Нем пророчества. Нельзя же становиться адвокатом Синедриона (теперешнего кагала) против Христа, неизмеримо более любившего и любящего их, чем мы. Нельзя же заставить любить силою, но только любовью, и, если любимый не принимает, отбрасывает любовь любящего, тогда эта любовь не может не перемениться ему в самый злейший яд.

Фома верил в Христа, как Мессию еще до Его воскресения. В чем, собственно, заключалось неверие Фомы? Разве он не верил, что Христос — Бог? Эта вера, правда, потускнела у него чрез смерть Иисуса; но положительное неверие его касалось только свидетельства других апостолов о факте воскресения: говорили ему: «Мы видели Иисуса»; он ответил: «Я вам не поверю, пока сам не увижу и не коснусь». И когда он коснулся, тогда не нуждался уж в вере со апостолами, ибо видение и прикосновение вытесняет веру (вера ведь только в слышанное, по авторитету повествующего). А то, что Христос ему сказал: «Ты увидел и уверовал», относится к Его Божеству, всегда невидимому для плотских очей: ты увидел Меня, человека воскресшего, и ты уверовал, что я Бог (Фома ведь пал ниц и сказал: «Господь мой и Бог мой»).
Стр. 1452. Какая же тут ошибка? Разве не спрашивали Христа (правда лицемерно): «Скажи нам откровенно, ты ли Мессия?». Ответил им: «Говорю вам, и не верите». Каиафа сказал: «Кляну Тебя Богом, скажи: Ты ли Христос (Мессия), Сын Бога благословенного». Значит, две первые заповеди не мешали ему соединить идею Мессии с идеей Сына Бога благословенного; и все-таки, когда Христос ответил утвердительно, он считал этот ответ богохульством! Значит, не ошибся Каиафа и его единомышленники, но упрямо отверг истину, потому только, что она не хотела согласоваться с его убеждением, с идеей, которую он себе составил о Мессии, и с заведомым упрямством не принимал очевидных противоположных доказательств.
Стр. 1463. Сектанты не безвинны, но ни православная Церковь, ни правительство не имеют права их наказывать, так как Церковь русская не вселенская, а петровская, государственна, национальна, зависима.
Стр. 14614. Да, пожалуй, церковь русская, может быть, разрывала бы собственную грудь, да, и собственно говоря, она давно уже разорвала свою грудь, со времен Исидора и Флорентийского собора, когда передала царю непогрешимость в делах веры и позволила ему разрушить только что начавшуюся свою вселенскость.
Стр. 1466. Что такое косвенное в Евангелии? Это заключения нашего ума из евангельских данных, но разум наш может ошибаться, а потому ему дан авторитет единой вселенской Христовой церкви.
Стр. 1461. Ветхий Завет в мысли Божией имеет подобное отношение к Новому, как червь к своей бабочке18*; Евангелие — это усовершенствование, выполнение19* Ветхого Завета, но никак не противопоставление ему. Искрений искатель истины не должен натягивать ее к своему мнению, но — свое мнение переменять соответственно истине20*. Он должен стараться узнать взгляд Божий на данное дело; взгляд же Божий на отношение Нового Завета к Ветхому — явен.
Стр. 14714. Действительно, злой Израиль и до сих пор так думает и соответственно делает. Но добрый Израиль — это апостолы и верующие из обрезания.
Стр. 14716. Павел другими словами это сказал. Ведь Иисус и верующие евреи тоже его братья по плоти. Не от Иисуса желал он быть отлучен ради братьев неверующих, а от счастья своего собственного, даже вечного, если б это было возможно без отделения от Иисуса. Золото этой любви осталось на любящем, ибо любимые не хотели его взять.
Стр. 1484. Но ведь и это аналогичное слово подсказано, так сказать, Моисею, равно как и Павлу, Святым Духом. А слова, заподозривающие Бога в несправедливости, подсказывает злой дух, сатана.
Блудные, но кающиеся сыны принимаются Отцом, как в Новом, так и Ветхом Завете. Но не кающиеся не желают прощения. Возможно ли быть прощенным, отталкивая прощение21*? Вот и есть грех против Св. Духа, не прощаемый ни на сем, ни на том свете!
Стр. 1496. Ведь в русской церкви не каноническое право, а гражданское вмешивается в брак; и это поистине неосновательно22*, так как брак между христианами — таинство, и рассуждение о таинствах принадлежит церкви.
Стр. 14910. Не сказал Иисус: «Не как я хочу, а как вы сами»; но:
«Как Ты, Отче». Бог ведь лучше знает, что для нас хорошо, чем мы сами.
Стр. 1501. Не до страшного Суда, только до смерти каждого из нас.
Стр. 1502. Разумеется, что когда мы будем в царстве небесном, то нам поветшают не только синоптики, но и Апокалипсис. Но вряд ли войдут в это царство толкователи в таком роде Св. Писания.
Стр. 1503. Эта боль, может быть, не была бы худшая, но исцелительная и для самих ортодоксов; ибо, не преследуй светская власть сектантов, не преследовала бы и желающих примкнуть к церкви вселенской православных, и, таким образом, может быть, в непродолжительное время и сама православная церковь очутилась бы соединенною с вселенской, не в обряде, разумеется, но в догмате и правлении.
Есть у меня еще заметки к страницам, от 209 до конца; но я думаю, что и теми Вас утомил.

Т.М. З-ич

______________________

* Следовало бы ожидать, что «церковь» не только «общество», а больше и выше его; и порядок, и законы ее существования и ее воздействия — выше и возвышеннее обыкновенных «общественных». В. Р-ов
** Совершенно государственный, юридический строй понятий. Ну, и французы «делают правильное применение власти», изгоняя конгрегации: как же тут быть? Где же царство благодати, исключающее закон? Мир, история — уж скорее организм, нежели государство; церковное общество уж скорее бы семья, нежели юридический строй: а то ведь выйдет, что семья и человеческое тело живут по принципам более мягким, глубоким, сложным и мистическим, чем Ecclessia Romana. В. Р-ов
*** Все это слишком приурочено «к нам» и напоминает теорию первых славянофилов о том, что «франки» — «гранки» (живущие на границе), откуда: «франки были славяне». Искусственно и наивно. В. Р-ов
**** Скептицизм (религиозный) разлился по лицу Европы. Тут нужно иметь в виду следующее. Когда скептик ищет «спасения» от сомнений у иерархии церковной, он — уже не скептик; и роль иерархии: «спасения от скептицизма» легка, ибо уже без нее сделана. Так и я спасу каждого сомневающегося в таланте Розанова, если он обратится ко мне со словами: «Вам только верю». Легкое «спасение». Сила иерархии против скептицизма выразилась бы в том, если бы она избавляла от него и сомневающихся в самой иерархии. Здесь есть преимущества православия над католичеством: своею мягкостью, неприневолием, оно внушало «упование на Бога», веру в Промысл людям, крайне скептично относившимся ко всей иерархии, к сумме церковного строя (Хомяков, Гиляров-Платонов). В. Р-ов
***** Тонкие различия. Спине моей больно, когда по ней вытягивает и ремень со штемпелем: «Это — карание», и ремень со штемпелем: «Это — преследование». Все эти рассуждения интересны для наказующего, но не интересны для наказуемого. В. Р-ов
****** Напоминаем, что пишет католик и что его суждения нуждаются в соответственной поправке. В. Р-ов
7* Полная теория инквизиции и auto-da-fe: «Передаю вам (светским властям) это непокорное мое чадо для наказания легчайшим способом, без пролития крови» (= сожжение), произносило Святейшее Судилище формулу, передавая искалеченное пыткою, полуживое существо в руки государства. В. Р-ов
8* Все это рассуждения опекуна, а не отца. Я — человек: а как сын мой занозит палец, я не говорю ему: «Сам виноват», а охаю с ним и тащу его занозу; а не могу — то удвоенно охаю. И никакой присказки: «Сам виноват». Вот то-то и больно (и страшно!), что в обыкновенных человеческих отношениях как будто больше доброты и милосердия, чем в... «трансцендентальных». Об этом вся моя статья и написана. «Больно мне! Больно нам (людям)», — кричу я; а мне дают в ответ какую-то алгебру в изложении Малинина и Буренина. В. Р-ов
9* Все это рассуждения не от «Сына и Отца», а от «опекунства и опекуна». Великая заключена идея, и надежда, и обещание в «любви отчей», особенной, милующей, не считающейся. Какие «расчеты» при богосыновстве?! Таким образом, все рассуждения автора, алгебраические, проходят мимо главных обещаний Евангелия, в силу которых оно и названо не просто «вестью», т.е. «извещением», «сведением», а «благою вестью». В. Р-ов
10* Об этом надо бы у Нее Самой спросить: а то богословы любят влагать свои мысли вот даже, напр., Деве Марии. Слишком неосторожно.
В. Р-в
11* Опять — мучительная теория, ведущая и к мученичеству (себя), и к мучительству (другого) или, во всяком случае, к холоду душевному при виде страданий другого. В. Р-в
12* Все это слишком обще и слишком удобно для апологетики. А где жертвы? Обрезание? Спасаются за ответом: «Пал обрядовый закон Моисея». Но ведь Моисей был его не изобретатель, а передатчик; и, если сомневаемся в словах его: «Так говорит Господь Бог наш: слушай, Израиль», — то почему уж не усомниться и в словах пророков: «Так говорит Господь: скажи сынам израилевым». Тогда весь Ветхий Завет станет человеческим, а не Божиим словом. Но это недопустимо. Итак, пал не Моисеев «обрядовый закон», а Божий — пусть даже и «обрядовый». Но обрядовый ли? Неужели отвергнуть крещение и причащение — значило бы отвергнуть «обряды христианства», оставшись верным духу — существу его? Так думают только штундисты и рационалисты. Вот и мы, в отношении к Ветхому Завету, являемся такими штундистами и рационалистами, думая, например, что содержим какое-то «духовное обрезание», отменив физическое. Обряд есть способ, манера, рукодвижение в данном исполнении закона; например, что жертвенное животное можно зарезать и так, и иначе, обрезание произвести или каменным ножом (у евреев в древности), или стальным, или черенком. Но вовсе не производить обрезания — это значит уже коснуться не обряда, а завета. Еще говорят, что тот завет был только предварительный, в целях педагогических, воспитательных: но сам Бог сказал и Аврааму, и Моисею: «Даю тебе это в завет вечный», «да истребится душа того, кто не исполнит этого». Последнее возражение состоит в том, что то был закон национальный, племенной, израильский, а к чечовечеству он не имеет отношения. Однако сказано было Аврааму: «Обрежься ты и все домочадцы в дому твоем», т.е. уже люди не от семени Авраама, не израильтяне. Все это говорю я в критических целях, призывая апологетику к новым усилиям, показывая негодность ее старого арсенала. Сам же я, новый человек, как и все, и не могу уже связать души своей с «обрядовым законом Моисея», как стали бы называть весь Ветхий Завет со своих точек зрения. В. Р-в
13* Говорится о католицизме. В. Р-в
14* Перед кем? Перед израилевым Богом — это очевидно, ибо ведь Он ее «за покаяние», конечно — не перед иным Богом, — и пощадил. Итак: в Ниневии исповедывался Бог израильский, хотя под другим именем, под именем своего ниневийского «Иеговы». Вот полное разъяснение отношений язычества и еврейства... Обращаем эти слова к г. Алексею Введенскому, автору обширного начатого исследования: «Религиозное сознание язычества». В. Р-в
15* Все это слишком неисповедимо. Через 2000 лет, и для нас, не имеющих перед глазами живого Иерусалима, как картины, как красоты, как самоуверенности — легко решать к его ущербу; для нас итог подведен и мы судим банкрота, как всегдашнего нищего. Такова психология нашего суда. Две тысячи лет она была совсем обратная. Петру и Иоанну еще не было воздвигнуто соборов Ватиканского и Латеранского: они все были «как Гамалиил», люди. С людьми шел спор. Еще не было идеи, учения, традиции о «святом», «святых» в нашем смысле. Христианство зачиналось, а не стояло Новым Царством, станом победивших. Поэтому авторитеты, поразительные для моего оппонента, не были поразительны для израильтян. «Храм, наш храм! Сион святой!». Бутон на ветке не смел усомниться в крепости корня и ствола дерева, от которого он вышел. И слова ап. Петра: «Знаю, что по незнанию вы поступили так с Иисусом» — еще более можно повторить о нем: «По незнанию они так поступили с Петром, Павлом»... Но неведение зовет к пощаде. Неведение было, а пощады не было. Ведь и друзья Иова его упрекали. Как бы нам, судящим Иерусалим «на гноище», не очутиться в положении друзей Иова. Да, и кто мы, судящие, какие праведники? Странно видеть Александра Борджиа и Фотия, или, положим, законоучителей Рудакова, Соколова, оо. Титова и Дёрнова (все ведь они рассуждают об Иерусалиме «как виновном») судиями Гамалиила, Савла, Никодима (не пришедшего вторично к Иисусу). Иаира и его дочери, и всех сонмов, восклицавших: «Осанна сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне».
Плохие мы судьи, вот в чем дело. И не нам судить эти страшные и неисповедимые судьбы Сиона. Самодовольного фарисейства в нас много.
16* Опять католическое суждение: «Бейте всех (при взятии альбигойского городка): Бог различит на том свете праведных от неправедных». Слишком трансцендентно — для земли — больно. В. Р-в
17* Да, «милосердие». Но была ли католическая церковь милосердна к народам, мирянам? Вспомним посылку Вильгельма Нормандского на завоевание Англии. «Голодные» и «не одетые» — так это и понято буквально, без всякого многоточия, без всякого расширения. Вспоминаю такой случай: один родственник Наполеона I вступил в брак: о его правильности возникло сомнение. Папа, желая быть любезным к императору, выразил желание «лично рассмотреть это дело». Уже из того, что папа не мог сразу сказать: «Брак невозможен по каноническим основаниям», видно, что «препятствие к браку» было крайне неясно, запутанно и не содержало ничего в себе непозволительного ни с физической, ни с нравственной стороны. Однако по достаточном «рассмотрении» брак оказался неправильным, и супруги, уже повенчанные, были разлучены. Любовь умерла: возможные дети умерли (ибо не родиться — все равно, что умереть). Ну, что бы тут припомнить о голодных, «которых надо накормить», и озябших, «которых надо одеть». Но папа, да и вообще иерархия, предлагает «кормить» и «одевать» мирянам мирян; а свое имущество (каноническое право) крепко держит в кулаке. Ведь в данном случае, современном Наполеону, папе ничего не стоило дозволить брак, очевидно, даже для него неясный в своей дозволительности или недозволительности. Но представился случай щегольнуть ученостью, отыскать мнение какого-нибудь схоластика XI—XIII века; и как Самсон побивал филистимлян ослиною челюстью, убить этою челюстью эпохи XIII века живую человеческую чету. Что же дивиться, что миряне ни малейше не слушаются, когда иерархия их учит: «Раздавайте милостыню».
18* Все эти и подобные аналогии весьма удобны словесно, но не покрывают глубины действительности; закрывают, а не раскрывают истину. «Даю вам это в завет вечный», «завет со Мною». Вот это-то «вечный» и надо не оговорить, не обойти «бочком», с помощью «бабочка-куколка», а ответить об этом прямо и честно. На таковой ответ у богословов силы и не хватает. В. Р-в
19* Все это слишком обще: «усовершенствование», «выполнение». Причем же тут все храмовое устройство Ветхого Завета? Неужели собор св. Петра или «Никола в столпниках», «Никола на Курьих ножках» (название двух московских церквей) представляют собою «дополнение и усовершенствование» Иерусалимского храма? Но тогда для чего сами православные и католики так излучают последний, с таким восторгом, как нечто единственное, разрушенное и невосстановимое. Нет, что-то чувствуем мы, самые ортодоксальные христиане, погибшим там, в «ветхом завете», и к нам не перешедшим. Вспоминается древнее, еще у Геродота записанное, оплакивание египтян и сирийцев: «Он умер! Он умер, возлюбленный!», но без ответного через три дня восклицания: «Он вновь найден, утраченный?». Вот такой-то «утраченный» и мною оплакивается в Сионе. И не отцам 3-чу, Дёрнову, Титову утешить меня: «Мы тебе вместо Сиона, а вот и история о нем Рудакова». Слабы вознаграждения. В.Р-в
20* Ну, что же: не в силах я этого сделать. Давлюсь, но не в силах. В.Р-в
21* Не входя в богословие, сужу как отец: да, сколько раз я даже любовался детьми в минуты их гнева на родителей (т.е. меня). Так приятно видеть крошечное 3-х, 5-летнее существо, «расходившееся», всякую ласку отвергающее в сознании какой-то своей 3-х летней «правоты». Чудная картина; кусочек-человек, а уже сколько ума, характера, воображения, пламени. Никогда не хотел бы я видеть в детях своих подобие комнатной собачки, понуро следующей на ленточке за госпожею. Так, думаю, и вообще в природе; и, между прочим, в отношениях человека к Богу. Бог сотворил человека как красоту. И нужно было векам схоластической выучки пройти, чтобы человек, красивая тварь Божия, посмотрел на свои отношения к Сотворившему, как запуганный бурсак на строгого и желчного о. ректора. В.Р-в
22* Позвольте, позвольте, не торопитесь. 1) Семья есть мое счастье; 2) она и сумма их (семей) есть условие упорядоченного строя государства. Начинается семья с «брака» (венчания), который совершает церковь. Не должна ли была последняя принять во все внимание, во-первых, мое счастье и, во-вторых, идеалы государственной упорядоченности. Но 1400 лет назад, церковь «благословила брак», сложив для него чин венчания. Благая минута и благое действие. Затем начинается история наивности личной и наивности государственной. И лица, и государства, чрезвычайно любя и ценя семью, как свое счастье и свое благоустройство, пожелали для нее всякой украшенности, торжества, и ввели этот наряд церковный, как conditio sine qua non <обязательное условие (лат.)> «вступления в брак». Таким образом, «верховье» семьи (как есть «верховья» у рек, откуда оне берут начало) попало во владение духовенства. Известны длинные тяжбы, вековые, монастырей с селами и городами из-за таких-то «угодий»; известна биография игуменьи Митрофании; известно искусство католических монастырей прибирать к своим рукам богатые наследства. Получив, через сложение чина венчания, «верховье семьи» в свое обладание, духовенство целой Европы напрягло все силы, чтобы сообщить этому обладанию maxim'альную ценность и выгодность для себя. Завязалась вековая, и на протяжении целой Европы, борьба за брак. «Мне он нужен», — говорит личное счастье, говорит государство. «С нашей точки зрения — невозможно его дать в таких-то и таких-то случаях» (случай папы при Наполеоне). Нужно заметить, церковь с своей стороны дает только «благословение». Наивность государств и частных лиц заключается в том, что, хотя для них всех совершенно очевидно было, что часто семьи неблагословенные живут лучше, счастливее и нравственнее благословенных, в которых встречаются и грубости, и измены, и жестокости, и убийства, однако они слили в собственном представлении: 1) нравственную семью с 2) семьею церковно благословенною. Через это ценность «верховьев семьи» необыкновенно возросла. Все, каждая семья, целое государство, в семейном отношении стали зависимы от «благословения церкви», которое в веках стало даваться труднее и труднее. Например, всякий католический брак, повенчанный священником не своего прихода, — расторгается, как незаконный; а от него родившиеся дети считаются «незаконнорожденными», хотя бы он, во всех других отношениях, был правилен. Эта общая психология действовала в отношении к браку. Он стал похож на орден, с трудом выдаваемый. Ни детоубийство «незаконнорожденных», ни появление домов терпимости, ни заваленность больниц сифилитиками не смутила протестантских, католических и русских клириков, которые все больше и больше заграждали «верховья семьи», тем повышая ценность отпускаемых оттуда вод. Завыли частые лица; занегодовало — сперва «под сурдинку» — государство. Но нажимает и нажимает; нельзя венчаться «в такой-то степени свойства», «в такой-то степени родства», «если крестили вместе», «если есть духовное свойство или родство», «если не совершен оклик» или «нельзя, мы не можем его совершить» (петербургское рабочее пришлое население); и, словом: «Живите, пожалуйста, живите, — но в блуде, без закона, тайно или явно, проводя время в кафешантанах или якшаясь с проститутками». Где-то я прочитал в Талмуде: «В человеческом теле 122 косточки». Вот этого «счета костей», а следовательно, и сбережения тела, никогда нельзя было найти или добиться у европейской «Митрофании». Муллы и раввины — они также обладают браком; но, будучи сами брачны, и неограниченно брачны, не имеют даже и в догадке сократить, сузить «верховье брака». И результат тот, что: 1) обойдите вы сифилитические отделения больниц — ни одного там татарина или жида; 2) в кафешантанах — ни одного «гостя» из этих «нехристей»; 3) ни одного убитого дитяти «татарченка» или «жиденка»; 4) ни одного процесса в суде об «убитой или истязуемой жене». Ведь это значит же что-нибудь! Разница, стоит ли у «верховьев брака» Соломон или Сулейман, сам человек многодетный, знающий все оттенки в семье счастья, — или иссохшая смоковница, не дающая ни тени, ни плода. Спорили в Религиозно-философских собраниях о 1) благословении науки, 2) благословении искусства, 3) благословении веселий. Ну и благословили бы: а через 100-200 лет вытекла бы отсюда такая цензура науки, искусства и всей «благословенной жизни», под которой философия, художества и общественная жизнь закорчились бы, как караси на сковородке, или, как теперь незаконнорожденные и незаконносожительствующие. Не говоря о Ницше и Канте, не прошли бы в печать и Бэкон, и Декарт; а вместо итальянского Возрождения Европа получила бы в назидание «суздальских богомазов из владимирского села Холуй». В.Р-в

______________________

Эта густая сеть замечаний показывает, что религиозная мысль, развиваемая на страницах «Нов. Пути», вовсе не есть праздная мысль, так-таки и недостойная разбора русских мыслителей. Любопытно, что столь подробные заметки на полях представляет католик и зарубежный человек. На замечания — я сделал замечания же. Но прибавлю и общее резюме собрату-христианину: где же в суждениях его след того, что мы, судящие, беседующие, уже «куплены кровию Агнца», где признаки, что наша философия — «мессианская», в круге «мессианского царства»? Увы, все те же римские суждения; тот же языческий закон суда и наказания, вины и возмездия. Ничего нового!! Где же «Царь Славы»; и обещания, что «лев ляжет около овцы» и «прядь курящегося льна не будет загашена». Мне статью мою и внушило это чрезвычайное удивление, при озирании кругом испытываемое: что ничего-то ничегохонько нового за «1901» год не произошло, не выявлено, а все старо — старо как истершиеся скрижали Моисея! Ничего не чувствую в груди своей; и никто не чувствует. Я «не преображен», и все мы «не преображены». Куда нам до Закхея и мытаря, людей Ветхого Завета! Предоставляю совершенно Рудакову, Соколову, Дёрнову, Титову, 3-чу верить, что «малейший из них больше значит в царстве небесном», нежели пророки, и Моисей: но о себе этого не могу думать, ибо этого не чувствую. Плох я. И плохи мы. И плоха наша эра. Нет в нашей жизни, в быте, в правах, да и ни в чем, ни в чем признаков «новой эры», какого-то радушного, глубже обыкновенного дышащего, счастливее улыбающегося. И вот это-то «ничего нового» — и внушило, повторяю, мне те подозрения, на которые сетует мой оппонент; и не рассеял их своими заметками.


Впервые опубликовано: Новый Путь. 1903. № 7. С. 172-187.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.


На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада