| ||
|
По поводу немногих моих замечаний о духовной цензуре один из почтеннейших профессоров здешней духовной академии сообщил мне ряд сведений, могущих действительно заставить только развести руками. Например, что можно представить себе «цензурнее» нашего маститого государственного человека, К.П. Победоносцева? Притом же для духовных цензоров он должен бы представлять собою особенный авторитет в качестве начальника всего духовного ведомства. Но, оказывается, духовно-цензорский дракон и его «искал поглотити» и даже, до известной степени, поглотил: именно 1) ему не был разрешен к напечатанию в России перевод Нового Завета Жуковского, который он и вынужден был поэтому издать в Берлине; и 2) до сих пор Св. Синод не позволяет ему печатать его собственный (К.П. Победоносцева) перевод на русский язык Евангелия для продажи, и он хотя имеется в печатном виде, но «на правах рукописи», т.е. в числе экземпляров, достаточных для подарков друзьям. Таким образом, духовная цензура отстаивает не «истину от лжи» или «заблуждений», а просто охраняет привилегию единственно допустимого «слога» в передаче величайшего религиозного памятника человечества, величайшей святыни народов; «слог» же этот есть коллективный слог той комиссии «сведущих людей», которой в свое время был поручен при Св. Синоде перевод Евангелия на русский язык. Каждый, кто имел случай параллельно читать славянский и русский тексты Евангелия, замечал, без сомнения, как силен, сжат и художествен славянский язык и как бесцветен и безжизнен язык русского перевода. И не диво: переводила «комиссия», и уж тут было не до вдохновения, не до воодушевления оригиналом греческим или славянским. Ну, например: В Евангелии от Марка, глава II, стих 24 (рассказ о том, как голодные ученики Иисуса срывали колосья и ели). Переведено: «И фарисеи сказали Ему: смотри, что они делают в субботу, чего не должно делать». Здесь, против греческого текста, вставлено слово делать (в переводе, как вставленное, оно напечатано курсивом), да и едва ли удобно стечение: «что» и «чего». Между тем как просто было перевести буквально: «И фарисеи сказали Ему: смотри — они делают в субботу, чего не должно». Добавлю к сообщению почтенного профессора следующее собственное «испытание»: немного лет назад я послал в редакцию журналов «Исторический Вестник» и «Вестник Европы» статьи, косвенно и лишь немного имевшие отношение к вероучению. Статьи были исторические. И С.Н. Шубинский и М.М. Стасюлевич вернули мне их обратно при письмах, в которых сказали, что по предмету статей хотя может и не зайти речь, но может и зайти — о том, почему они не были представлены предварительно в духовную цензуру. «А такого ужаса, как поехать в Александро-Невскую лавру объясняться с духовным цензором, я никогда на себя не приму», — писали согласно оба. Один же из этих редакторов при устной встрече рассказал мне, что только раз в жизни ему пришлось обратиться в духовную цензуру, и с тех пор он закаялся: цензор не впустил его в квартиру, но, приотворив дверь, накричал на него, зачем он его тревожит не вовремя. Был дождь, холодно, вечер — и редактор-старик грустный вернулся домой, проехав напрасно четыре версты туда и четыре обратно. Между тем «нужда» редактора требовала разговора на 10 минут. Дело в том, что цензор ведь есть и монах: и, может быть, ему нужно было молиться Богу? Для справедливости и точности должен заметить, что лично сам не испытывал никаких неудовольствий с духовной цензурой, а когда писал в «Нов. Пути», пользовался постоянным снисхождением и даже, смею догадываться, покровительством высокочтимых мною цензоров: архимандрита Антонина, ныне епископа нарвского, и архимандрита Мефодия, моего бывшего наставника по гимназии. Читатель, однако, усмотрит, что личная их просвещенность и частное дружественное ко мне расположение не имеют никакого отношения к общему положению дела, которое остается скверным и даже непереносимо скверным. Ибо если К.П. Победоносцева запрещают, то кого же из нас не запретить? И тогда не лучше ли, уволив всех цензоров, заменить их правилом: «Ничего нового печатать не дозволяется, а дозволяется только перепечатывать прежнее». А уж для сверки «с прежним» призвать хоть пономарей или даже вдовиц-просвирен: казне — дешевле, а дело — то же. Впервые опубликовано: Новое время. 1905. 26 марта. № 10437.
Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|