В.В. Розанов
К прениям по вопросу о старообрядчестве

На главную

Произведения В.В. Розанова


Более чем двухвековая «страдная пора» старообрядчества кончилась или почти кончилась. В дальнейших двух инстанциях едва ли законопроект о полной веротерпимости встретит то сопротивление, какое он встретил и одолел в нашей нижней палате. По самой натуре своей, по составу, нижняя палата всегда говорит резче и грубее, говорит прямее и откровеннее, чем как произносятся речи в палате верхней. Все, что можно было сказать партийно-резкого и узкоконсервативного против полного уравнения в вероисповедных правах православных старого обряда с православными нового обряда, было высказано в Г. Думе в достаточно выпуклых терминах. И Гос. Совету нечего к этому прибавлять, — кроме как смягчить тон тех же мотивов. Что касается Верховной власти, то отсюда при императорах Петре III, Павле и в особенности в царствование Александра II и Николая II неизменно шло пожелание и требование смягчить ту борьбу против старообрядцев, которая велась по инициативе никогда не Престола Русского, а средних или высших ярусов администрации. Министерство внутренних дел всегда смотрело на раскол как на вид церковного беспорядка, а духовное ведомство не терпело раскольников оттого, что никак не могло их переубедить в «заблуждениях»... Но ни выше, ни ниже этих двух ведомств, ни в стороне от них, никто не питал к старообрядцам ни малейших враждебных чувств, — и за сохранение ими коренного русского обличья, за трезвость, домовитость, трудолюбие и взаимную поддержку друг друга в труде они встречали и повышенное уважение к себе. Голосование Г. Думы на этот раз совершенно правильно отразило взгляд целой России на вероисповедный вопрос как в его отвлеченной истине, так, в частности, и в применении к людям «древнего благочестия», т.е. московско-киевского церковного уклада.

В прениях по старообрядческому вопросу выделились нравственною значительностью речи старообрядца крестьянина Гулькина и священника Исполатова, сделавшего заявление от меньшинства депутатов-священников в Г. Думе. Можно сказать, что без двух этих речей прения были бы пустынны. Они были бы отвлеченны, они мотивировались бы общечеловеческими доводами за свободу веры, но в них не прозвучала бы непосредственная струна веры, самая важная и наиболее доходящая до сердца. Священник Исполатов с замечательною ясностью и краткостью сказал, что не как депутат Думы, но как священник и член церкви он ходатайствует за предоставление полной свободы старообрядцам, — ибо это не только сообразно с духом учения главы церкви, Христа, но и требуется достоинством самой церкви. В словах этих, обходя мелочи и второстепенное, он выразил сердцевину христианского и церковного учения, как она понимается и признается всеми верующими православными, не бегающими за справками об этом к академическим профессорам. Конечно, и народ живет не утонченностями богословия, а прямым и сердечным взглядом на дело. Было бы очень печально, оставило бы большой изъян, если бы при обсуждении вероисповедного вопроса в Думе не было высказано этого основного и общепризнанного взгляда русских людей на существо христианства и веры, на существо добра и зла в вероисповедном вопросе. И речь священника Исполатова не произведет, конечно, никакого «соблазна», как было высказано опасение в Думе же, а напротив, она очень существенно восполнила прения, а в сердцах множества верующих произведет успокоение. Это была речь русского священника, православного священника; так не сказал бы ни один католический священник, и этим-то именно она и выделилась, как русское слово, русское чувство, русский взгляд. Это уже не православные подголоски Рима, «не папежские ухищрения под русскою духовною рясой», а голос потомка московских и киевских людей.

Повторяем, без этой речи прениям не хватало бы высшего нравственного аккорда, высшего синтеза.

В другом отношении была значительна речь крестьянина Гулькина. Оскорбленный тем, что говорили о старообрядцах в Г. Думе депутаты-миссионеры и некоторые из депутатов правой фракции, он произнес речь, никого не оскорбляющую и вместе высоко ставящую историческую ценность и нравственное достоинство старообрядчества. На нелепое, непонятное и дикое заявление депутатов-миссионеров, что «нельзя определить, что такое старообрядчество», он сказал с достоинством, что они «не с неба свалились», не приняли книги свои от Будды или Магомета, что это — «те люди, к которым принадлежали и великие святители земли русской, и патриарх Филарет, прародитель дома Романовых, — и неужели они обязаны предпочесть патриарха Никона такому богомольцу земли русской? Может быть, прибавил он объяснительно и миролюбиво, — не было бы никаких несогласий, если бы патриарх Никон послушался Алексея Михайловича и, не решая сам и единолично дела исправления книг церковных, предоставил это решить церковному собору». Вся речь его звучала разумно, беззаносчиво, без грубости. Он говорил среди православных, как младший брат среди старших: «Мы не хотим вселять теперь несогласия и помним, что перегородки, существующие между нами, созданы людьми, а Бог смотрит на нас с укоризной... нас называют еретиками за боготворение обрядов, — но разве в православии миллионы людей не сливают почитаемый образ с Богом, молясь образу, разве не думают, что молятся Богу?» Речь эта, если сопоставить ее с резкостью миссионерских речей в той же Г. Думе, очень хорошо объясняет причину как малоуспешности миссионерских усилий в деле возвращения раскольников «в лоно православия», так и настоящий мотив, почему они так яростно настаивали на том, чтобы старообрядцы не допускались до проповеди своей веры: «шила в мешке не утаишь» по пословице, и при свободе полемики, при гласности спора они знают, что дело их безвозвратно будет потеряно, если они не подтянутся, не обчистятся, не примутся за то книжное учение, какое они гонят и в духовных академиях. Увы, миссионеры только говорят, а не учатся и не размышляют; они все обличают и проповедуют, — между тем как теперь, при переменившихся условиях, им придется разделять время на две части, одну часть употребляя на проповедание, а другую и раньше употребляя на подготовку к проповеди. Этого-то им и не хотелось, и вот мотив требования, чтобы старообрядцам не дозволялось раскрывать рта... Но этот мотив вовремя разглядели и своевременно учли не только для блага старообрядцев, но, — и это прежде всего, — и для блага православной церкви.


Впервые опубликовано: Новое время. 1909. 19 мая. № 11918.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.



На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада