В.В. Розанов
К преобразованию духовного ведомства

На главную

Произведения В.В. Розанова



Как светское общество, так и светская печать может отнестись только с радостью к возвращению духовенству нашему независимости положения, свободы голоса и развязанности сил. За весь XIX в. не было двух мнений касательно крайней неудачи церковных преобразований Петра Великого, которые сломили последний еще оставшийся независимым голос в стране около всемогущей и, в сущности, сделавшейся совершенно бесконтрольною и «непогрешимою» бюрократии. Поставленное под присмотр чиновников же, духовенство после Феофана Прокоповича могло только петь акафисты всему сущему, и зрелище этого было тем более противно, что здесь явное потворство и скрываемая трусость драпировались в священные тексты. Быстро теряло духовенство нравственный авторитет, и голос его еще сохранял значение только для простецов, не знавших положения дел. Для всех, осведомленных касательно реального положения дел в духовном ведомстве, духовенство наше in corpore [в полном составе (лат.)] как бы умерло, не говоря, конечно, о прекрасных личных исключениях. Но исключения правила не разрушают, а только еще ярче его иллюстрируют. Бог в помощь духовенству; общество надеется и верует, что уже недалек час, когда это крепкое умом и исконно русское сословие придет на помощь ему, помощь энергичную и светлую.

Мы заметили, что двух мнений относительно нашего духовно-светского управления не было. Действительно, даже такие принципиальные противники, как известный историк С.М. Соловьёв и школа славянофилов с Хомяковым, Самариным и Аксаковым во главе, одинаково считали, что уничтожение самостоятельности церкви в государстве было гибельно для последующего общественного исторического развития России. С.М. Соловьёв, во всем, даже до мелочей, сторонник целостной реформы Петра, в данном пункте отделялся от нее. С тем вместе если строй церковно-государственный реформируется в ближайшем будущем, то это составит одну из важнейших реформ наступившего XX века. Духовенство должно напрячь все свои силы, чтобы довести ее благополучно до конца, и в особенности, чтобы Россия сразу же увидела, что эта реформа служит ей всей, т.е. всей России, а не клонится к выгодам одного духовного сословия. Поползновения к духовной аристократичности сразу же встретили бы себе самый жестокий отпор. Напротив, некоторый вид духовной демократии, заявленный нашим духовенством сразу же после реформы, сделал бы всех русских друзьями ее и придал бы устойчивость и крепость самой реформе. А последнее — весьма и весьма нелишне.

Все — для народа, ничего — для сословия, все — для церкви, ничего или очень немного—для иерархии: вот краткий руководительный принцип, приняв который во внимание духовенство и практически деятели наступающего преобразования могли бы избегнуть множества ошибок, недоумений о том, для кого и для чего реформа. Как можно дальше от сходства с Никоном — вот маяк всего дела; даже мы решимся добавить: подальше и от подражания Филарету Московскому, хотя высокий государственный ум последнего вне всяких споров. Но времена страшно изменились. Весь дух истории теперь другой. Филарет был последним классическим представителем недвижных поз и великолепных слов, которые теперь уже мало кого могут удовлетворить, насытить, даже успокоить. Наше время проще и серьезнее. Объясним мысль свою примером. Известно, что Филарет был жестоким гонителем старообрядчества, что отношение его к белому духовенству было жестко до грубости, что взгляд его на ученых представителей академий был высокомерен и презрителен (история с Гиляровым-Платоновым). Мы назвали целый ряд рубрик, и всякий поймет, что если бы будущий или возможный патриарх «всея Руси» захотел следовать этой прискорбной программе, то он не только ровно ни в чем бы не успел, т.е. все равно не выполнил бы этой программы, но и заставил бы всю Русь повернуться фронтом против восстановленного сана, сожалеть об этом восстановлении и, кто знает, может быть вторично и уже навсегда рушить его. Совершенно наоборот, если бы Россия увидела, что выросшая сила церкви направляется к уврачеванию таких ран, каких отмененная обер-прокуратура Св. Синода, эта в сущности светская форма патриархата, не умела два века исцелить, то это моментально бы страшно укрепило новые формы духовной жизни России. Патриарх, который бы навсегда уничтожил самую возможность суздальских «затворов», вернул бы свободу академическому преподаванию, вступил бы в переговоры с восточными патриархами касательно необходимости снять «клятвы», наложенные неосторожно (это теперь все признают) на старые обряды и на следующих этим старым обрядам, — такой патриарх сразу получил бы любовь народа, вероятное умиротворение сект и сектантов и доверие (нужно говорить и об этом) русских образованных классов. К великому счастью, наличными двигателями намечающегося преобразования являются люди высокопросвещенные и без всякой вражды к науке, литературе и культуре. Начало всегда решает и последующие шаги. Верстового Аскоченского России не нужно. А если явится с утроенным авторитетом инок такого настроения и таких широких взглядов на вещи, на мир и на цивилизацию, как приснопамятный архимандрит Федор Бухарев, которого многие выдающиеся духовные писатели нашего времени считают первым провозвестником нового и светлого духа в православии, — то Россия благословит свое духовенство, а история благословит наступающий важный час ее.


Впервые опубликовано: Новое время. 1905. 25 февраля. № 10436.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.


На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада