В.В. Розанов
К выработке учебников

На главную

Произведения В.В. Розанова


Недостаток наших учебных руководств, особенно принятых в гимназиях, факт до такой степени выясненный и удостоверенный, что о нем никто не спорит. Между тем качество учебника не менее значительно и влиятельно, чем качество учителя, ибо отношение ученика к учебнику еще теснее, еще постоянее и еще зависимее, нежели к учителю. Учитель может в беседе поправиться; что он не договорил или переговорил — ученик может мысленно поправить, многого из сказанного учителем и неудачно сказанного ученик не расслушал, класс не выслушал внимательно. Но в учебнике каждая строчка точно выгравирована на меди читается со вниманием, как цифра на кредитном билете. Ибо каждая строчка там должна запомнится, быть понятна и усвоена. Можно без преувеличения сказать, что ни Пушкин, ни Гоголь не известны, не изучаются и не читаются у нас с таким «вниманием и прилежанием», с такою вдумчивостью в каждые 5-10 строк, как...маленькие книжки Иловайского и Смирнова! Между тем какова цена этих книжек? При значительной цене на обложке внутренняя их ценность заставила бы быть скромным в предложении такого товара всякого букиниста. Выучиваемые с таким «вниманием и прилежанием», оне составлены без всякого «внимания и прилежания», языком аляповатым и с крайней небрежностью в распределении и освещении научного материала. И воспринимаются оне из страницу в страницу и из строчки в строчку не год, не два, а восемь лет, самых впечатлительных и нежных лет, когда все и навсегда отпечатывается на душе, как на мягком воске. Глубокая литературная безвкусица нашего учащегося юношества, упадок вообще литературной чуткости в обществе не могут не быть объяснимы в значительной степени губительным влиянием учебников в отроческом и юношеском возрастах. Кто восемь лет жевал такую макулатуру, — надолго, если не на всю жизнь, утратил восприимчивость к поэзии и художеству слова.

«Объявление во всеобщее сведение» некоторых распоряжений ученого комитета министерства народного просвещения касательно составления учебников, напечатанное у нас в № 9619, — указывает, что министерство признает за обществом некоторое право недоумевать, и иногда горестно недоумевать, о характере этих учебников, которые нельзя не назвать «пресловутыми». Это те же «чехи», только домашнего изделия, и не в мундире, а в грошовом переплете. В самом деле, если законна претензия родителей к учителю, который не может объяснить ученикам урока на правильном русском языке, — то еще законнее их претензия на учебник, ибо это последний «просмотрен и рекомендован» начальством, да и просмотрен он тоже из страницы в страницу и из строчки в строчку. Можно сказать, «одобренность» некоторых учебников есть вещь прямо непостижимая. Ее можно объяснить только тем, что при перемене программ, когда новые учебники требовались торопливо, в сроки приблизительно одного года, одобрялись первые представленные в ученый комитет, так как ученики в августе уже сидели на партах и ждали учебников, которых им решительно неоткуда было брать. Бывали случаи, что важные перемены в программе какого-нибудь одного или двух предметов опубликовывались в апреле или мае, в августе приходилось применять новую программу, и, таким образом, новый учебник должен был быть изготовлен и отпечатан, а затем еще «рассмотрен и одобрен» между апрелем и августом. Понятно, что в изготовлении его больше старался типографский метранпаж, чем «ученый составитель», и что такая спешная работа бралась на руки уже таким «мастером в составлении руководств», который сомнений и колебаний не знает, который текст не столько пишет, сколько стрижет ножницами, только покрикивая метранпажу по телефону: «То-то выбросить», «это-то вставить», и преспокойно выстригает «Альпийские горы» из одного старого руководства, Наполеона или Александра Македонского, — из другого, а все вообще из какого-нибудь третьесортного немецкого руководства. Спешность, конечно, многое оправдывает; но таким первым фруктам при перемене программ следовало бы от ученого комитета выдавать «одобрение» не постоянно действующее, но в особенной условной форме: напр., по формуле «временно одобрен», «одобрен на три года», «одобрен впредь до появления лучших». Ведь, напр., учебники географии Смирнова давно превзойдены по качествам учебниками Семенова, Янчина и очень многих других; но они вышли при первом введении новых программ, захватили в свою монопольную власть гимназию, приучили к своему поистине учебному «жаргону» вместо учебного «языка», и сделали почти невозможным соперничество с собою других учебников, почти парализовали желание составлять еще учебники, составлять их почти без всякого шанса на успех.

Итак, нам думается, «временное одобрение» вместо постоянно действущего было бы первою гарантиею солидной заботливости составителей учебника насчет качеств этих последних. Далее, следует напомнить о предложенной несколько лет назад в нашей печати мере, чтобы имя члена ученого комитета, которому было вверено рассмотрение данного учебника, и он его «одобрил», было непременно обозначено на учебнике. В настоящее время таковое одобрение делается безлично; и учебник, иногда очень странных достоинств, вызывает ропот против своего составителя, обыкновенно учителя какой-нибудь гимназии, и вообще против ученого комитета министерства народного просвещения, допускающего такие учебники. И ускользает от основательного нарекания единственный виновник распространения неудачной книжки, именно рассматривавший и «одобривший» ее член ученого комитета. Две эти меры, нами указываемые, ввели бы осторожность и осмотрительность как в «составление», так и в «одобрение» учебных руководств. Наконец, есть еще две для этого меры. Одна из них заключается в составлении руководств, хоть некоторых, силами самого министерства народного просвещения, через труд коллективный, через труд особо назначаемых для этого комиссий. Таковыми особенно могут быть руководства по предметам курса, каковы особенно науки математические, механические, география и проч. Мера эта не применима к таким предметам, как история или литература. Здесь труд должен быть индивидуальный, а составитель должен быть литературен. К таким предметам применима вторая мера, на которую мы хотим указать: фиксирование глаза министерства на каком-нибудь руководстве, уже признанном прекрасным и давно признанном, но которое в гимназиях не употребительно, потому что не отвечает потребностям и частностям программы, позднее этого руководства появившимся. Программа министерства, именно в ее частностях и подробностях, не представляет чего-либо безусловно неизменяемого, и есть обыкновенно результат только взгляда на данную науку того члена ученого комитета, который или единолично ее вырабатывал, или принимал большое участие в ее выработке. Вообще министерству, к тому же нередко меняющему и «дополняющему» свои собственные программы, нужно смотреть на них, как на общие рамки проходимого в гимназиях курса, без придачи им особенного и непоколебимого значения. Сами эти программы суть до известной степени «временно одобренные» продукты мысли и труда педагогического. Раз такая точка зрения, правильная и скромная, будет допущена в министерстве, то ему совершенно невозможно будет фиксировать свой взгляд на определенном превосходном руководстве по данной науке, составить самую программу по этому руководству и указать его к постоянному прохождению.


Впервые опубликовано: Новое время. 1902. 17 дек. № 9623.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.



На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада