В.В. Розанов
Как хорошо иногда «не понимать»...

Не будь на свете глупости, непонимания, вздора и чепухи,— было бы так скучно жить, что хоть зарезаться.

Вчера, по одному поводу, подарил малышам, мальчику первого класса и девочке приготовительного класса, по рублю; и старшей девочке, 15 лет, подарил золотой в 5 рублей. Подарил и спешно сам перешел к «делу».

Ну, словом, скука. Получил выговор: «Таким маленьким давать деньги — значит развращать их». Нужно заметить, что через десять минут, как получила рубль, девочка-приготовишка вошла ко мне с подавленной тоской и невнятно прошептала: «Папа! Мне говорят, что из этого рубля я могу купить тетрадочку, карандашики и булку в гимназии»... Слеза «дрожит в ее ревнивом взоре»...— «Вздор! вздор! Ничего из рубля — на дело. Ты можешь его хоть выбросить на улицу, или купить цветов, или подать нищему (дети, почему-то, последнее очень любят). Это — тебе на удовольствие». А когда мне начали говорить «о развращающем влиянии денег», я вооружился правами «отца дома» и властительно распорядился не читать мне нотаций и вообще не продолжать рассуждений по поводу денег.

Когда я сегодня просыпался, то слышал сквозь сон, что что-то говорили о Народном Доме,— и даже меня о чем-то спрашивали, но, «видя третий сон», я ничего не разобрал, а отвечал: «Ладно! Согласен».

Проснулся... К утреннему чаю не вышли дети, и именно — приготовишка и первоклассник. «Где же они?» — «Вот что наделали твои ужасные деньги: они с вечера не могли заснуть, все о чем-то переговаривались, потихоньку от бонны, между собою. А сегодня чуть свет встали и отправились с нею брать билеты на Мертвые Души»...

— Какие Мертвые Души?

— Пьеса в Народном Доме. Вчера было объявление на нее, а сегодня идет. Хорошо это?

«Боже мой: Мертвые Души — очевидно, переделка из Гоголя. Но они никогда не слыхали о Гоголе, не знают, что он написал «сию знаменитую поэму», не знают, что такое «помещичий быт» и «сороковые годы нашей истории», и даже не понимают самое слово «помещик», ибо их «история» и «география» ограничивается «извозчиком» или «трамваем», а остальной мир души занят «Людою Власовской» (детская книга) и сказками Гриммов и Андерсена. Боже мой! Боже мой! Что же это за чепуха и что они поймут из «сей великой поэмы Гоголя»?..

— Я тебе говорила, что из твоего рубля ничего не выйдет, кроме развращения...

— Ах, оставь! Они, очевидно, поняли, что в Мертвых Душах передается в зрелищах, как из могил вылезают мертвецы, начинают ловить людей, а паче — маленьких детей. И — душить их или, еще того страшнее,— перегрызать им горло. И вот об этих-то ужасных зрелищах, которые увидят назавтра, и переговаривались с вечера. Правда, в театре их ждет разочарование... Но, по моему мнению, очаровательна была ночь ожиданий,— и, черт возьми, мой рубль не напрасно пошел: он им дал, как говорит Пушкин,

...Неизъяснимы наслажденья...
Бессмертья, может быть, залог.

Не все ли равно, увидеть хорошую пьесу или — хорошо помечтать о пьесе.

Я вспомнил из детства, как, тоже мальчиком лет восьми, я вытащил с этажерки у брата переплетенную книгу и, открыв и увидев заглавие пьесы: «Снявши голову, по волосам не плачут», спрятал книгу под подолом рубашечки, ускользнул из комнаты «кое-куда», где меня трудно было найти маме, и с бьющимся сердцем начал читать... «Тут, конечно, напали разбойники и кого-то зарезали («снявши голову»); а когда зарезали, то оказалось, что зарезанный есть родственник зарезавшего разбойника, и он, держа отрезанную голову в руках, плакал над волосами ее... Это — чудесно, и то как разбойники напали, и то как хозяева боролись с ними!»

Читаю: ужасная чепуха! Какие-то купцы, какая-то тетушка, люди совсем ненужные. «Ну, это — пока, разбойники придут потом». И я терпеливо переползал со страницы на страницу (читал еще не «бегло»).— «Нет разбойников!!» — Терплю, ползу. Господи, как трудно читать. Главное, совсем не понимаю, о чем читаю и что писатель вывел за неинтересных людей, разговаривающих о предметах, не имеющих никакого содержания и никакой занимательности. «Как ваше здоровье?» да «как поживаете?..» Но разбойники, однако, придут, не могут не прийти, ибо ведь сказано — «снявши голову», а «снять голову» — значит «отрезать ее». Значит, есть «зарезанный» и есть, конечно, «разбойник»...

Дочитав до четверти, я не мог дальше... Да, «разбойники придут», но с которой страницы — я не знаю. А до этой страницы... ужасно тяжело.

Не помню, как и когда я вернулся «к нам в комнаты» и обратно всунул на этажерку — помню, долговязую, большого формата — книгу. Без сомнения, это был один из томов «двутомного» 1-го издания Островского. Шел или 68-й, или 69-й год XIX века.

Помню еще, гимназистом, открыл у себя роман — «Львы в провинции». Сейчас под-полу и в сени, а там — на чердак. «Это в провинцию привезли зверинец. Но на ночь забыли запереть клетку. Львы выскочили и разбежались по провинции. Теперь: каков испуг жителей, всех этих проклятых мещанинишек, лавочников. И кого они перекусали. И как их убили охотники. Но, вероятно, из охотников они кого-нибудь загрызли до смерти».

Читаю — уже бегло, легко: что за чепуха! Кто-то «вошел в комнату к Лизавете Семеновне и сказал»... Какое мне дело до «Лизаветы Семеновны» и что «сказал» этот болван? Что за пошлость и даже подлость наполнять книгу «разговорами», когда «разговаривать» мы сами умеем, и все «разговариваем», и ничего из этого не выходит. Я бы запретил «разговоры» в книгах: в книге должно быть рассказано, изложено, как нам излагают в гимназии и излагает няня. Это — дело...— Но нет, я дождусь же «львов в провинции».

Дочитал до конца. С отвращением, с гнусностью. Даже и не упомянуто обо «львах». Что же это такое? Боже, что же это за обман, за чепуха? Как смел автор так писать и кто смел печатать такую книгу?

Растворились двери, мама показалась в них и, пошатываясь (больна), сказала со слезами в глазах:

— Вообрази, Вера (15 лет) сидит перед зеркалом, расчесывает волосы, и перед нею лежит твой золотой. Смотрит в зеркало, подсматривает,— не вьются ли где-нибудь волосы (надежда, жажда), и смотрит на золотой; и не знает, куда смотреть... И вся счастлива, улыбается.

— Что ты, Верочка?

— Я просто не верю, что у меня — золотой. Вчера я думала, что папа обернул в золотую бумажку копейку: но это — золотой! настоящий! Я себе куплю кофточку, как у Лизы Б...

— Ну, вот: а ты говорила, что деньги развращают. На 7 рублей куплено столько удовольствия, сколько нам, старым, не купить его и на тысячи. Ах, скверный возраст, когда ничего «не надо». Ах, волшебный возраст, когда «всего хочется»...

Господа в 55 лет! — нам уже недоступны «глупости»; не станем же лишать великолепных «глупостей» тех, кто еще может их пережить как другую действительность.

1911 г.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.