В.В. Розанов
Как смотрит государство на университет

Государство, "отец-кормилец" всех нас, смотрит на университет каким-то двойным взглядом, и очень старым, и очень молодым. Старый взгляд добрый, а молодой — сердитый и строгий, взыскательный. Взыскательным взглядом оно спрашивает: "Отчего вы, студенты, не сидите на партах и не учитесь, как само я служу и у меня все служат". Оно никак не может понять, что университет есть быт и что там только "служить" и "работать" никак не возможно. Даже Бисмарк в студенческую пору загуливал, а уж, кажется, был служивый человек. Словом, государство насколько оно молодо, взыскательно и служебно, хотело бы куда-нибудь девать, сплавить "вредный элемент" в университете, т.е. элемент 1) политический и 2) ничего не делающий. Но этому чрезвычайно противится старая, даже старческая половина государства; она живет еще веяниями двадцатых и тридцатых годов XIX века, имеет те вкусы, те суеверия. Оно говорит: "Молодые люди должны учиться, молодые благородные люди все должны бескорыстно учиться бескорыстным, бесполезным, но высоким наукам. Пусть молодые люди, вдали от мира и суеты, предаются высоким занятиям: а я за это их, этих благородных людей, хотя и неопытных, как Адам и Ева, размещу в своих канцеляриях, департаментах, во всевозможных службах. Это — культура. Россия должна быть культурной".

Хотя это трудно допустить, чтобы государство имело на один и тот же предмет два диаметрально противоположных взгляда, но это именно так. Увы, мы все, русские, нерешительные люди и у нас такое же нерешительное государство. Одними департаментами, т.е. одними руками, оно сдерживает наплыв учащихся в университеты, а другими департаментами, т.е. другими руками, туда же всех гонит, манит, зазывает. И как одно, так и другое оно делает как-то "втемную", массою, не разбирая лиц, "общими правилами". Выходит давка, раздражение, бешенство. Не попадают, не допускаются к высшему образованию иногда золотые люди — именно те любознательные, талантливые люди, для которых университет, собственно, и создан; не попадают оттого, что "не подошли под такое-то правило"; и широкою толпою проходят туда... Чичиковы.

Вот освободиться от этих Чичиковых, т.е. элемента абсолютно не учебного, который только топчет полы там и портит пол, нужно всем учебным заведениям. И это так просто. Нужно отбросить оба противоположных взгляда государства на университет и остановиться на третьем, учебно-ученом. Радикализм молодежи надо понимать как фазу возраста — во-первых, и как эти бытовые "турниры", как "завоевание славы" — во-вторых, и не так об этом тревожиться. "Воспитание студентов" — совершенно не дело университета. Они — не дети, он — не нянька. Университет есть лаборатория: кто хочет заниматься — приходи и занимайся; но и оправдывай себя из занятий. Вот единственный "спрос" университета со студентов — учебный, ученый. У корыта стоять — так надо есть: зачем же стоят около корыта кто не ест? Тут ни обиды, ничего: но просто "отходи и давай другим место".

Все "не едящие", а только "стоящие около корыта" явно чем-то туда приманены, потому что для чего же они пришли? Они приманены музыкой. Старое государство развело эту музыку, что "без университета нельзя быть истинно образованным человеком" и что "во всяком деле образованный человек будет лучше необразованного". Казалось бы, именно России, которая вся скована и собрана, завоевана и устроена не очень "образованными" людьми, следовало стоять в стороне от этого суеверия. Даже чуть не половина русской литературы и поэзии дана не очень уж учеными людьми. Два таких лица, как Сперанский и Белинский, были — один вовсе без университетского образования, а другой — не кончивший в университете курса. Журналистика наша тоже наполовину обошлась без университета. Все это чрезвычайно многозначительно. Явно, что ни для сложения и упрочения государства, ни для "украшения" его "образованным обществом" университет не необходим. Университет более узок в своем применении: он есть сокровищница наук, до некоторой степени "звездочет" и лаборатория для выработки людей на научно-практические профессии, как медицина, юриспруденция, педагогика и проч. Звездочет и гигиенист в обширном антропологическом смысле, в смысле универсальном — вот и все: предохранение общества и знание будущего, знание судеб. Так называемые "сливки общества", ароматистость культуры, утонченные нравы, утонченный язык — все это вырабатывается при некотором участии университета, но идет вовсе не от него. Александровское время было у нас очень утонченным, а университета было только два, и они давали каких-то затхлых учителей и весьма посредственных лекарей. Итак, всех влечь в университет, чтобы общество культурно озолотилось, одухотворилось, — прямая ошибка.

Поэтому государству нужно совершенно отделить свои службы — не специальную службу, требующую, конечно, специального образования, а общегражданскую, департаментскую, канцелярскую, губернскую, земскую и всякую — от связи с университетом; и перестать требовать от поступающих "диплома". Чичиковы сейчас отпадут от университета, как только Чичиковым он не будет оказывать особого покровительства. А отпадут Чичиковы — и университет сейчас очистится. Весь воздух в нем переменится. Все вернется к тому нормальному состоянию, какое вообще вытекает из идеи университета; "богема" еще в нем останется, ничегонеделание — будет: но будет как вольное и поэтическое явление, без гнилого в себе запаха. Не будет таких явлений, как один студент, отвечающий на экзамене за нескольких, т.е. под фамилиею нескольких студентов, которым и выдается "диплом" без всяких знаний. Это последняя степень падения университета, та степень, в которой его нужно закрыть. Тут университет умер: остались его стены и вывеска.

Нужно разорвать связь между университетом и служилою Россиею, чиновно-служилою. Университету нужно оставить чистую науку, всячески помочь ей, обставить ее не только богато, но роскошно. Министерство народного просвещения ровно ничего не делает и никогда не делало для ученой стороны университетов, смотря на них как на исключительно учебные, ученические заведения, именно на школу подготовления своих чиновников. Это пора оставить, потому что университет чиновников и не может, и не должен готовить. Задачи чиновной службы совершенно другие, чем к каким готовит университет. И было бы совершенно правильно, чтобы условием принятия к себе на службу государство ставило не "получение университетского диплома", оставаясь к диплому совершенно индифферентным, а специальное перед каждою службою испытание в технике этой службы, в приемах ее, в знании форм и направления всего отдела государственности, который обслуживает данная служба. Это разом повысит качество наших канцелярских и департаментских служб на 50 процентов, и вместе это обратит внимание молодежи к совершенно другим работам, чем "потоптаться" 4 года в университете. С этого последнего схлынет самая мутная волна, решительно сбивающая все, что стоит прямо в университете, куда-то набок, в сторону. Искание "хлеба насущного" через университет, миссия которого вся и выражена в словах "не о хлебе едином жив бывает человек", — вот это и есть главный нерв всех болей университета. Перевяжите эту болячку, атрофируйте ее: и весь организм университета помолодеет, перестанет выделять гной и зловоние. Между прочим, политика сама собою отстанет от него, как только университет перестанет быть каким-то "общим местом", "непременным пунктом", через который перегоняется вся молодежь страны. Политика, конечно, ничего специально связанного с наукою не ищет в университете: она приходит сюда, приходит на обильную жатву просто потому, что это есть сборный пункт молодежи... Устраните же эти "сборные пункты", как таковые, — восстановите правильное отношение самого государства к университету как некоему монастырю науки, научных занятий, научно способных и научно устремленных людей, которых нужно окружить покоем, тишиною и всем богатством научных пособий, — и все здесь придет в норму.

Впервые опубликовано: Новое Время. 1908. 7 авг. № 11639.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.