| ||
|
Более чем понятно, что вопрос о чиновнике взволновал многих. Кто в России из образованных людей не служит? Частная деятельность и предприимчивость, частный заработок не получил у нас того широкого развития, как на Западе, и государство поглощает главный процент учащегося люда. Поэтому «вопрос о чиновнике» есть почти вопрос о русском образованном человеке по окончании учения, — и, понятно, множество рук, хватающихся за нумер газеты, где говорится о его положении, о его заслугах, о его недостатках, где его порицают и хвалят, обвиняют и защищают. Несомненно, что в рядах нашего чиновничества живет много ума; несомненно, что в них есть чувство отечества. Если бы на виду всей России и еще лучше — всего мира, русскому чиновнику удалось совершить что-нибудь доблестное, заметное, неоспоримое, вроде тех заслуг, какие числятся за армией, — дух чиновника и чиновничества необыкновенно бы возрос. Одна из бедственных сторон чиновнического труда заключается в его незаметности, в дробности, до известной степени в сокрытости. Нельзя не понять, что это одна из причин слабого напряжения чиновнической энергии. Представим земледельца, идущего за плугом: он тоже никому не виден, но он бодр, потому что ведет свою полосу, на своей земле, и что осенью в свой амбар положит результат весеннего своего труда. Но перенесите плуг и крестьянина на чужое поле, отдайте в другие руки осенний сбор плодов, и вы получите апатичного «наймита», глубоко безразличного и к целости плуга, которым он работает, и к глубине борозды, которую он ведет, и к тому, будет ли дождь или засуха, голод или урожай: такой крестьянин на чужой земле символизирует чиновника. Нельзя собственно ни порицаниями, ни похвалами, создать мораль в действии. Мораль в действии, т.е. действительная нравственная деятельность вытекает из реальных оснований. Создайте здоровые мотивы деятельности, и человек без всяких наших похвал начнет усердно трудиться. Не нужно мужику читать нравоучительную басенку о благости земледельческого труда, а нужно посадить его на свою полосу. Увеличение мотивов энергии труда есть важнейшая сторона в вопросе о чиновнике. Что это за мотивы? Какие из них до сих пор действуют? Желание угодить начальнику есть единственный ясный и неоспоримый мотив, который везде действует. Все прочие мотивы неясны и сомнительны. Между тем «желание угодить» есть скорее мотив ловкой службы, нежели доблестной. Известное выражение: «наша доблестная армия» никак нельзя переложить на чиновничество; сказать «наше доблестное чиновничество» значит заставить всю Россию улыбнуться. Но отчего это? Среди упреков чиновничеству едва ли не самый горький и основательный — это упрек в «непотизме» или протекционизме. В самом деле, почти половина на половину служба движется настоящими заслугами и «покровительством». Но отчего в «доблестной армии» эта гангрена не распространена, а если где она есть, то глубоко хоронится, тогда как в гражданской чиновной службе она почти и не маскируется? Нам кажется, причина этого лежит в том, что, несмотря на огромную дисциплину в армии, в ней низшие ряды служащих вовсе лично не подавлены. «Корпус офицеров» есть нравственная сила, с которою самым законным и самым формальным образом сообразуется командующий этими офицерами полковник, и дивизионный или корпусный начальник. «Забитый офицер» есть столь же незнакомое явление, как всем знакомо явление «забитый чиновник». Сложившиеся формулы, ходячие слова многозначащи и всегда выражают итог необозримого количества частностей. «Забитый чиновник» потому стало формулой, что есть очень много и всегда было много действительно забитых чиновников. Это все чиновники без покровительства, без знакомств, часто небесталантные, очень часто крайне трудолюбивые. «Забитого офицера» потому никогда не появлялось, что его нельзя забить; и нельзя этого потому, что он опирается на «корпус господ офицеров». Между последними есть известная солидарность, слитость; «сшитость в одно полотно», дозволим себе употребить сравнение. Тогда как помощник столоначальника стоит перед вице-директором департамента совершенно одиноким лицом, без связей с товарищами, без помощи какого-либо «корпуса господ контролеров», «корпуса господ учителей», «корпуса господ ученых агрономов». Вот, нам кажется, один из недостатков гражданской службы, превращающей ее в «службу лицам, а не делу», в то время как каждый офицер служит ясно и отчетливо: 1) полку, 2) Государю, 3) отечеству. Грустные факты, когда очень людный состав чиновничества, иногда целого департамента, иногда даже целого округа, находится под управлением человека, которого решительно ни один служащий не уважает за поступки, вслух везде и всеми рассказываемые, не совершенно исчезли и теперь, а в старое время это была не редкость. Объяснить это можно только совершенной подавленностью личности в служилом русском человеке и отсутствием во всех их корпоративной солидарности. Нам представляется, что развитие духа корпоративности в чиновничестве, поднятие личности в низших рядах служащих есть одна из важнейших сторон «вопроса о службе гражданской» в России. Только тогда можно поднять вопрос и о «служебной чести» какого-либо департамента, ведомства; ибо теперь совершенно не известно, кто же стоит на страже этой «чести»: 1) единолично начальник или 2) все служащие? По крайней мере, есть ведомства, где чиновники «как мертвые, сраме не имут», и довольно основательно, ибо каждый чиновник служит за себя и для себя, за себя и отвечает, и на смех или досаду обывателя, указывающего на явные злоупотребления в ведомстве или поразительную леность, отвечает: «Да, но это не в моем столе и меня не касается». Так слагается худая молва о целых ведомствах, тогда как нет полков с худою о них славой: хула может коснуться офицера, личности, но никогда не подымится до полка, «честь которого вручена корпусу господ офицеров». И служба офицеров доблестна от этого. Она свободна и слитна, она несколько общественна; она есть «товарищеская» служба, а не разрозненно-личная. Впервые опубликовано: Новое время. 1902. 12 июля. № 9465.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|