| ||
|
Ну что же тут «говорить об Андрееве»: он давно вышел из стадии нужных рецензий. Труд земледелия кончен, могучие прессы выжали из виноградных кистей сок, вино розлито: и теперь он пьет его и угощает им. Все, конечно, хорошо: балалайки плакали в «Травиате», переливались мелодичным звоном и тихим пением молитв. «В монастыре», замирали в «opus 5» Чайковского... И душа самого требовательного слушателя наслаждалась «нашими» балалайками как бы самым выдержанным оркестром смычковых инструментов. Все это «конечно» и «говорить нечего»... Труд окончен для В.В. Андреева, и он вошел в пору торжества, — надеемся, долгого. Я сидел так удобно, что видел его дирижирование, чего за спиною артиста, в самом зале, не видно. Это удивительно и волшебно. Мастерство дирижирования — труднейшее и волшебное. «Играет» собственно дирижер, а каждый порознь инструмент — только выполняет. И каждый в оркестре видит свое, слышит свое, занят своим: и один дирижер слышит все и знает все, и это он «подает публике музыку». Удивительно. Оркестр — печка, дирижер — повар; «печет» она, но «готовит кушанье» — он... «В нежности-то и сила, — думалось, глядя на В.В. Андреева с его палочкой, похожей по тонкости на стрелу или хлыст. — Кошка, кошка, играющая с мышью!.. Как бесконечна твоя игра!.. Как утомительна, работна для подчиненных! А тебе, усатый кот, только наслаждение»... Теперь — да! А был и мой черед труда, выработки, приспособления... Теперь каждый прыжок мой — легок и, кажется, ничего не стоит: но чтобы дойти до этой легкости, нужно было ползти и не спать ночи и дни... Так чем-то хищным, кем-то хищным, стоял он над оркестром. И оркестр плакал, звенел, переливался, вздыхал едва слышными вздохами... «Это наши-то балалайки». Как и всегда, зал имел что-то в себе не концертное, а бальное. В него собираются не слушать и трудиться, а слушать и наслаждаться. «На Андреева мы идем не чтобы слушать ученые упражнения на звуковые темы, а чтобы слушать и отдохнуть»... Где-то я услышал полушепот за спиной: — Я приехала сюда совсем больная: а сейчас чувствую себя не только здоровой, но точно и никогда не хворала. «Поднимало» зал, поднимало — «все»... В самый зал распространилось то одушевление, которое царило в оркестре. Входя «в концерт Андреева», точно идут в какой-то вихрь, чтобы унестись, закружиться и забыться. Вот отчего, я думаю, концерты Андреева имеют в себе необъяснимую психологию бала, и в них приходят одетые по-бальному. Впервые опубликовано: Новое время. 1914. 9 января. № 13588.
Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|