В.В. Розанов
<О духовных делах>

На главную

Произведения В.В. Розанова



Как мы узнали определенным образом, весь вероисповедный вопрос в точности изъят в настоящее время из Особого Совещания и перенесен на рассмотрение в Св. Синод. Совершилось это вопреки желанию духовного авторитета, духовной власти, духовного мнения, а исключительно по предложению светской власти, «совместно с иерархами» заседающей в Св. Синоде. Но, затем, духовная иерархия, по-видимому понимая, что или теперь, или никогда она вернет себе независимость суждения дел, решила «мужествовать» далее и по предмету «отношения церкви и государства», каковой вопрос подлежит официальному обсуждению в Св. Синоде, высказаться или единогласно или большинством голосов за возвращение автономии церкви в государстве. Первый и ясный как день шаг к этому заключается в том, чтобы духовенство «имело суждение о делах» не в связывающем присутствии чиновников, от которых она зависит, а наедине, одно, чтобы связность между государством и церковью выразилась иным методом, чем теперь. В самом деле: ну, пусть бы представители церкви вошли, временно или постоянно, в законодательные государственные учреждения, в Государственный Совет или Комитет Министров, для подачи мнения при обсуждении вопросов, смежных у церкви и государства. Вот естественный образ «связи» между государством и церковью. Выбран способ, совершенно этому обратный: где церковь себя нисколько и нигде не представляет, не защищает. В Государственном Совете и в Комитете Министров представляет собою «церковный авторитет», «церковный интерес» и «церковную неприкосновенность», говоря от имени церкви, обер-прокурор Св. Синода, причем духовные лица целой России не могут судить о том, как именно излагает перед министрами или государственными людьми обер-прокурор «взгляд церкви». Здесь, может быть, и в истории бывало двоякое заблуждение. На Комитет Министров и на Государственный Совет обер-прокурор Синода давит авторитетом церкви; министры и члены Государственного Совета, слишком занятые, чтобы до подробностей знать детали церковного учения, уступают и не могут не уступить обер-прокурору, когда им выражаемое суждение он ставит под санкцию «голоса церкви» «св. канонов», наконец, даже Евангелия и И. Христа. Министры уступают ему мертвой уступкой. Без согласия, без внутреннего убеждения, просто «перед таким авторитетом». Между тем, напр., обер-прокурор Св. Синода в первую половину царствования Александра I, кн. Голицын, бывший при назначении на эту должность открытым вольтерианцем, о чем он заявил императору, во вторую половину обер-прокуратуры своей впал в мистическое хлыстовство, за что и был, когда это разоблачилось, уволен из обер-прокуроров, с оставлением только в должности почт-директора. Но когда-то это еще «разоблачилось» (и могло вовсе не разоблачиться), а до этого времени он в Государственном Совете представлял собою церковь, говорил от ее имени и давил страшным ее авторитетом. Проф. Заозерский в последних своих работах по истории брачного нашего законодательства за XIX век указал поразительное обстоятельство, что именно, давя авторитетом церкви на Государственный Совет, этот тайный хлыст-сановник и провел отмену всех довольно многочисленных в XVIII веке поводов к разводу, вследствие чего в XIX в. семейное право, а повинуясь ему, и семейная жизнь в России получила несносно жесткое, грубое, а местами и жестокое течение. Между тем известно, что самая сущность хлыстовства заключается в непобедимом органическом отвращении вообще к браку и семейной жизни, и кн. Голицын, еще до открытия его хлыстовства, провел меры вообще разрушительные в отношении к семье, хлыстовские. При этих-то, хлыстовских по вдохновению, законах о семье Россия пассивно живет и до сих пор. Все это рассказано обстоятельно в «Богословском Вестнике» за октябрь и ноябрь 1904 г. проф. А.Н. Заозерским. И церковь обманута, и Государственный Совет или вся Россия были в этом случае 1810 года обмануты. И решительно нельзя предвидеть и предсказать, по канцелярской тайне всего дела, по непубликуемости прений в Государственном Совете, — в каких именно случаях теперь или в будущем обер-прокурор может ввести «в заблуждение» как церковь, с одной стороны, так и государство, с другой стороны. Для церкви тут особенно печально и даже страшно то, что мера, проведенная, положим, через Государственный Совет обер-прокурором Синода, относится вовсе не к его личному действию, а приписывается церкви: и последнее судится если и не громко, то иногда жестоко в частных разговорах или же прямо в печати, за такие дела и решения, в которых никакого участия не принимала. Никому из семейных людей, путавшихся в XIX в. в тенетах бракоразводного процесса, не приходило в голову обвинять князя Голицына: его имя народно неизвестно, в быту общественном — неизвестно. Все говорят, общество говорит или народ ропщет: «Духовные власти решили», «думают», «постановили», когда они и не думали, и не решали: и, может быть, виновны только в одном том, что или «дремали», или «боялись»: чаще всего — были равнодушны. Эпизод с Голицыным яркий: и хотя он — подробность, но показующая, до чего может дело дойти. Очевидно, что не в Синод следовало войти чиновникам, а духовных лиц нужно было пригласить или периодически приглашать по прикосвенным к церкви вопросам к чиновникам, к сановникам, в государственные учреждения. В Синод же следует на место чиновников скорее уже войти священникам, ввести сюда то мужественное и образованное белое духовенство, которое и сейчас говорит ярче и действует энергичнее духовенства черного. Синод ведь действует, по «Духовному Регламенту», по тонкой и скользкой мысли Феофана Прокоповича, в качестве и с властью «поместного русского собора»; но нам, мирским русским людям, всероссийскому «приходу» Православия, скорбно и соблазнительно, а наконец и неубедительно видеть «собор», т.е. «собрание церкви», из которого «выставлены за дверь» все до единого священники, все те добрые «батюшки», которые нас исповедуют, причащают, напутствуют перед смертью, крестят, венчают. Их-то одних мы и видим как личную и разумную и сейчас действующую церковь. Епископы не приобщают, не крестят, не исповедуют, не венчают, а только «управляют». Неужели же «управление» выше и священнее совершения таинства?


Впервые опубликовано: Новое время. 1905. 22 февраля. № 10433.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.


На главную

Произведения В.В. Розанова

Монастыри и храмы Северо-запада