В.В. Розанов
О либерализме как некотором общем духе

Некоторые идеи, преимущественно практического характера, не даются чистому мышлению, — оне созидаются испытанием. Несколько лет назад мне пришлось вести полемику с покойным Вл. Соловьёвым по вопросу о свободе, под которою разумелась обеими сторонами известная, не допускающая уменьшения, доля «либерализма», «либерального духа» в обществе, в печати, в законодательстве, в сферах духовных и вещественных. «Что такое свобода без веры (совершенно определенного, как бы кристаллизованного, идеала): она — не нужна», — писал я. Вл. Соловьёв жестоко меня осмеивал, но едва ли сумел опровергнуть. Вера, fides, не непременно религиозная, но, например, научная, философская, общественная, хотя в том числе и религиозная, мне представлялась некоторым субстратом, содержанием свободы, как бы легкими по отношению к воздуху. Воздух нужен, когда есть дышащее, легкие. А когда не родилось существо с легкими, воздух, пожалуй, и не нужен. Вера есть prior [важнее, первичнее (лат.)], свобода — posterior [вторичнее (лат.)]. Так я рассуждал, и Вл. Соловьёв ни в чем меня не переубедил своими сарказмами. «Либерализм», «пустой либерализм» мне представлялся звенящею погремушкою, которую стоит только бросить под ноги. Читатель, знакомый с обществом и печатью, знает, что слова «либерал», «либеральный», «либерализм» действительно вызывают у многих двусмысленную улыбку или снисходительное пожимание плечами. «Что же тут спорить? Тут нет идей, а только какой-то неопределенный дух».

Некоторое неуважение к «либерализму вообще» распространило долю неуважения и на некоторые наши старопочтенные журналы вроде «Вестника Европы», о которых приходилось говорить и думать, что они не столько имеют определенный программный (кристаллизованный) идеал, сколько существуют тем, что по поводу всякого события, мероприятия, предположения развивают некоторый «либеральный дух». Все это казалось старо, недостаточно, неинтересно. И, может быть, очень многие круги людей думали, когда же настанут «честные похороны» этих старых и ненужных более «либеральных ворчунов».

Некоторые идеи опровергаются не идеями же, а испытаниями. «Вестн. Европы» в последней книжке делает именно «либеральную защиту» явления, с идейным содержанием которого он не имеет ничего общего. Он развивает «общий либеральный дух», без всякой мысли самому им воспользоваться, но чтобы им воспользовались другие. И хотя это на теоретическую оценку кажется бессодержательно, но на самом деле как это нужно! И не только как это практически — нужно, но нравственно нужно! Без меры свободы, именно не уменьшаемой, не сжимаемой далее, просто невозможно дышать и поистине не хочется жить, становится постыдно жить. Статья эта «Из общественной хроники» вся посвящена разным полемическим инцидентам, разыгравшимся в последний месяц на страницах «Нового Времени», с одной стороны, и почти всей нашей охранительной печати, московской и петербургской — с другой.

Почтенный журнал именно ссылается на мнения Вл. Соловьёва о национализме, защищая взгляды на этот же предмет г. Сигмы, и выступает с указанием на статьи «Моск. Ведом.» и «Гражданина», по поводу участия духовных лиц в Религиозно-философских собраниях, как на пример печатного призыва к насилию над совестью. «Новое Время», — говорит хроникер журнала, — защищает свободу как естественное право человека, тогда как мы понимаем ее в смысле права, признанного и гарантированного государством». Обращаясь к нашим общественным и литературным правам, он находит, что элементарнейшее условие искреннего и глубокого обсуждения насущных вопросов философии, веры и практики, именно безопасность обсуждения самым диким образом отрицается некоторыми представителями печати же и самого общества. «И пока все это есть, пока стоит налицо этот факт угнетения, до тех пор не может исчезнуть в среде общества настроение, именуемое либерализмом, не может прекратиться борьба между ним и враждебными ему течениями».

Вот очень принципиальный взгляд, который убедил меня более всего остроумия Соловьёва в наличной необходимости и, наконец, в нравственной необходимости «либерализма» просто «в самом себе», «либерального духа», который стал бы привычен, повсеместен, а наконец, и обеспечен для всех, наравне с незараженным воздухом городов, известной долей вежливости на улицах и с безопасною ездою на железных дорогах.

Пока есть, как говорит журнал, дух притеснения «в самом себе», живущий в обществе, в печати, в учреждениях, «мероприятиях», и дух именно бессодержательный, не кристаллизованный в идею, живущий «придирками» к обстоятельствам, к предположениям, к законопроектам, до тех пор имеет полное реальное основание жить либерализм, — вовсе и не стараясь даже кристаллизоваться в систему, программу: совершенно достаточна и определена и нужна его роль — стоять при дверях и не допускать их захлопнуться перед другими. Да, приходится признать, что не fides есть prior в отношении к свободе, а именно свобода есть prior самой веры. Что не для веры нужна свобода, но что вера как убеждение родиться не может без некоторого предварения ее свободою. Сперва воздух, а потом легкие, в порядке космического образования. Мы не будем приводить всей аргументации журнала и в защиту подчиненных окраинных национальностей, и длинную его защиту духовных лиц, принявших участие в религиозно-философских собраниях. Лиц этих, почтенных и саном, и образованием, «Моск. Вед.» и «Гражд.», обвинили за простое собеседование со светскими образованными людьми о предметах веры, в том, что будто бы они «поносят и продают свою церковь». Обвинение в высшей степени презренное само по себе; но всякий поймет, насколько для людей, непосредственно находящихся на службе церкви, — оно опасно, не говоря о том, как оно мучительно. Журнал продолжает:

Мы очень далеки от согласия с писателями, взявшими на себя почин Религиозно-философских собраний; мы готовы допустить, что не все, сказанное ими в этих собраниях, заслуживает сочувствия, как не заслуживает его многое в их статьях и книгах; но мы решительно отказываемся понять, каким образом сколько-нибудь уважающий себя орган печати может предпочесть честному спору мало похвальный призыв к воздействию власти. Доступные для всех, благодаря воспроизведению их в «Новом Пути», дебаты Религиозно-философских собраний могли сделаться предметом всесторонней свободной полемики. Только она могла отделить ценное от незначительного, зерно от мякины и подвести итоги работе, во всяком случае не излишней. Вопросы, обсуждавшиеся в Религиозно-философских собраниях, выдвинуты самою жизнью; они не перестанут занимать умы и волновать сердца, какие бы препятствия ни встречало их обсуждение.

Так пишет почтенный журнал. Тут же уместно обратить внимание читателей на прекрасную статью в последнем нумере «Церковного Вестника», органе С.-Петербургской Духовной академии, под заглавием: «К вопросу о современных настроениях». Помещенная на первом месте и без подписи, она говорит как бы от имени самой академии. И голос, свежий и чистый в защиту свободы мысли в области религиозной, показывает, что время, когда светские Аскоченские запугивали даже митрополитов (Филарета) и епископов, минуло.

Впервые опубликовано: Новое время. 1903. 8 мая. № 9760.

Василий Васильевич Розанов (1856—1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.