| ||
|
Понятие "гражданского чувства", "гражданских мотивов" — одно из острых и чутких наших понятий. Книга, наполненная "гражданскими чувствами", расхватывается; лишенная их — не имеет хода. Человек "высоких гражданских чувств" тоже отовсюду виден, высоко несет голову; напротив, лишенный этого — презираем, затаптывается. "Россия — страна высоких гражданских чувств", — можем сказать с гордостью. * * * Даже в крошечных республиках Греции понятие "гражданина" не было известно; там были, как в Аттике, "геоморы", "демиурги", т.е. "ремесленники", "земледельцы", — деления бытовые или по работе. Ему предшествовали деления родовые, племенные, в общем — семейные. Первый, кто создал понятие "гражданина", был Рим. "Civis romanus sum" звучало на пространстве целого мира; и когда Рим умер, то все еще повторяется через полторы тысячи лет по его смерти. Вообще первая травка всегда всего лучше растет. Кто первый дал миру какое-нибудь понятие, обыкновенно и осуществляет его так, как никому потом не удавалось, не удастся. Моммзен хорошо говорит, что только один Юлий Цезарь был настоящим "кесарем" в мире; и что хотя потом было много лиц, принявших личное имя Цезаря в нарицательный титул себе, но что все это были уже пародии первого. И потому, просто, что были "десятой травой" на одном пласту земли. Поверят ли русские, что "римские граждане" были не хуже "русских граждан"? Чем другим, а здравым смыслом русские не обделены. Итак, без сомнения, они поверят, что римляне были более чутки к проявлению "гражданского чувства", чем мы. Была борьба с Аннибалом, расслоившаяся в ряде битв, где римляне были все побеждаемы. Но страшная энергия города — "Romae Aeternae" (титул на монетах) — и слышать не хотела о мире, об окончании войны. И после каждого поражения ворота его растворялись, и по "Аппиевой дороге" выходили и шли навстречу врагу все новые и новые легионы, — все "отцы", все "братья", "сыновья", "женихи" девушек: почти на верную гибель. Потому что Аннибал казался и был до сих пор непобедимым... Только полководцы стали осторожнее: они следили за Аннибалом, но уклонялись от битв; не шли "на удочку", "в засаду", к чему всегда манил их гениальный карфагенянин. Аннибал ждал и не мог дождаться. Римляне были осторожны. "Обжегшись на молоке, дули на воду". Заскучал Аннибал. В войске были по обычаю два консула; и "команда над войском" чередовалась между ними. Аннибал пронюхал, что один консул очень осторожен, другой же отважен, пылок, героичен... и, словом, "молод и зелен". Аннибал не был ни "молод", ни "зелен". Он уже потерял один глаз, и был одноглазое чудище, непобедимое, страшное, которое готовилось пожрать Рим, как древний одноглазый Циклоп пожрал спутников Одиссея. Римляне страшно боялись. Аннибал "задрал" юношу, устроил притворное "бегство", втянул римлян в какую-то трясину, но затем — обернулся и не только разбил, но истребил римское войско, самое цветущее и могущественное, какое имел силы собрать Рим. В отчаянной битве, которая походила скорее на "убой скота", погиб и осторожный консул. Но каким-то чудом, совершенным чудом, уцелел легкомысленный, славолюбивый консул, который дал себя обмануть Аннибалу... Как поручик Пирогов в "Невском проспекте" съел пирожок после порки, так этот полководец, "как ни в чем не бывало", собрал кое-каких солдатишек и пошел к Риму... — Казнить! Казнить! — кричали мне гимназистики III класса, когда я им это рассказывал и доходил до пункта: "полководец ведет остатки разбитых войск к Риму". Это были русские мальчики. Римляне отворили ворота: и весь сенат ("civis Romanus sum") вышел навстречу виновнику страшного поражения. Затаив в сотне медных грудей горечь, презрение к "мальчишке", седовласые римляне поклонились юноше и благодарили его, что он "не отчаялся в спасении отечества"... Т.е. не растерялся, не "спрятался под стол", не убил себя, — как естественно бы всякому, с головой, с умом, с гордостью. Они притворились, что не заметили его легкомыслия. "Съели пилюлю молча". Опять собирали войско; последних братьев, последних сынов. Только осторожнее выбирали консулов... И с этого момента — именно почему-то с этого момента — Аннибал начал клониться перед железным Римом. "Стало так случаться", что все ему начало "не удаваться". "Не удается" и "не удастся"... Судьба? Бог? Пока Рим не раздавил его и уже затем раздавил и самый Карфаген, и наконец целый мир, как стальные щипцы давят лесные орехи. "Мало орехов!" "Давайте больше!.." Все мякло, таяло в железных объятиях. Так вот как... Сенат был просто собрание граждан, которое "держало думу" города. Сенат ничем не управлял, не "правительствовал". Он был просто авторитет, мысль, "дума про себя" Рима; был "молчание" Рима — у, какое грозное, у, какое страшное! В ту пору, при Аннибале, мало разговаривали; "разговоры" пошли после Сципионов, при Цицероне. А тогда Рим молчал, пахал и сражался. "Консулы" же были правительство; "власть исполнительная", по Монтескье; могли даже "рубить головы", для чего и имели безотлучно при себе ликторов с секирами. Вообще, по русской терминологии, "ужасные люди, а 1а Держиморда". И вдруг — мальчишество! Кровавое, поставившее Рим на край гибели! Вдруг многодумный сенат выходит навстречу, кланяется мальчишке, благодарит "за надежду о судьбе отечества"... * * * Я не стану спорить, что русские "консулы", т.е. вся наша администрация снизу доверху, не были талантливее и успешнее сего несчастного и самонадеянного римского консула, который был так позорно обманут и разбит Аннибалом. И вообще ничего не идеализирую там, наверху... Но здесь, внизу? где гражданство? Здесь я не нахожу бронзы, а лишь глину и песок. Послушайте, не это ли наша вечная история: — Правительство провалилось! Ха-ха-ха!! Ату его! ату его! Пиль! — Полководец разбит: почему же его не в три шеи?! — Говорят, тот украл: да разве он мог не украсть?! — Ведь мы имеем государство воров! — Ведь это не отечество, а помойная яма! — Ату их! Гони, гони!! Пиль! пиль! Позвольте, господа! Это не гражданство! Это не государство! Это просто обывательский клуб, откуда "завсегдатаи", встав из-за карт, задумали "сыграть в политику", "в гражданство" и т.п. Вот параллель. Соглашаюсь условно на минуту, что правительство ("консулы") совершенно не право в деле с университетами и студентами; это оно их обидело; и всячески вообще поступило не так ("консул потерял войска"). Но тем не менее оно, правительство, "правит державою", правит судьбою. "Судьба" эта — всех нас, русских. "Будущность России". Профессора, как бы там ни было, все-таки "служащие". Вдруг они выходят в отставку массою, т.е. преднамеренно и сознательно "дезорганизуют службу", зачеркивают часть управления. Знаете ли, как бы с ними расправились консулы в Риме? Как бы с ними поступил совет десяти в Венецианской республике? Как с дезорганизующими партию подчиненными, с "младшими товарищами", поступили бы старшие "товарищи", коноводы? "Исполнительный комитет"? Мы все знаем, как было бы: назавтра после отставки дезорганизаторы не жили бы. Конечно, все хорошо знают, что это так!! Но то, что сейчас мы наблюдаем у себя, это что-то чухломское, а вовсе не римское. ... Приват-доценты, лекторы все выходят в отставку! "Браво! браво! браво!" Хоть закрываться министерству. "Брависсимо!" "Господа, адрес!! Господа, приветствие!!!" И восемь земских врачей подписывают "адрес подавшим в отставку". Но ведь это же Чухлома, а не Рим. Так Ноздрев "колотил чубуком" Чичикова за то, что тот "украл", и тем проявлял "гражданское чувство негодования". Вообще Ноздрев многих "обличал", помните, на балу у губернатора. Ноздрев был куда резче даже Щедрина. Но все это — обывательщина, и Щедрин, и Ноздрев, и подписывающие адреса господа. Все это страшно несерьезно. Все это клуб. Только "клуб с затяжными картами", за черту которого почему-то никак не умеет переступить русский человек. "Предел ему такой положен" — как говорит купчиха у Островского. И "консулы" плохи. При таких "гражданах" почему быть хорошим "консулам"? откуда? В консулы выходят из "граждан": а у нас есть только клуб и клубисты, обывательщина и обыватели. Неоткуда взяться. Странно, дико подумать: но приходит порой на мысль, что наши "чиновники с кокардой" все-таки более граждане, в них более "civis romanus sum", нежели в профессорах, членах Г. Думы, протестующих врачах и доцентах. Они знают хоть азбуку "гражданского чувства": солидарность, дисциплину и порядок. Ведь без этого каша. Ведь без этого уж окончательный "клуб". Просто иногда не поймешь, зачем мы "призывали Рюрика, Синеуса и Трувора". Стрелять бы нам по лесам белок, как вотяки. Это на тысячу лет. Потом тысячу лет играть бы в карты. А "правительствовать" не наш черед. Нация "privatissima", исключительно приватных чувств и приватных отношений. "Хорошие суседи", и только. Впервые опубликовано: Новое Время. 1911. 2 марта. №12561.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|