В.В. Розанов
О «снятии сана» со священников

В газетах прошло известие, что Св. Синод, рассматривая дело священника Гр. С. Петрова, между различными против него «мероприятиями», возбудил и вопрос о «снятии с него сана». Но по этому вопросу голоса разделились: тогда как прочие члены Синода стояли за эту «меру», против нее высказались митрополит Антоний и обер-прокурор Синода г. Извольский. Вопрос остался в своей вопросительной форме, не получив ни твердой точки, ни патетического восклицательного знака. Походим около него и мы.

Священник Петров имеет свои большие основания не снимать с себя сана. Здесь вовсе не желание, как думают некоторые литературные мальчики, удержать рекламу для своих книг и публицистической деятельности, а совсем другая мысль, очень глубокая: показать на личном примере, на практически-жизненном факте, что «священство», «благодать священства», церковное «иерейство» и, следовательно, сущность самой «церкви» в ее официально-служебном значении и открытом исповедании отнюдь не сливаются с каким-то черносотенным обслуживанием приблизительно «союза русского народа» или «партии русских монархистов», а гораздо шире, свободнее и вообще совсем иное, нежели сущность этих партий. Протоиерей Восторгов, в своем человеконенавидении, ведь как свободно плывет, «не снимая с себя сана», не чувствуя расхождения «благодати священства» с программою приблизительно д-ра Дубровина. Вот священник Петров и говорит, и имеет должность сказать, чисто в апологетических целях, в целях защиты и охранения зерна христианства и зерна церкви: «Отец Восторгов выражает в своих речах и деятельности не сан иерейства, а только свою личность; а что это так, так вот и доказательство: я несу те же самые дары священства в себе, ту же благодать, сан иерейства и между тем говорю и делаю совсем иное, чем он, — люблю свободу, думаю о рабочем классе, не пекусь о богатых и сильных, не раболепствую перед властью, не враждую с наукою и искусством. Иерей — он, иерей — я; что же такое иерейство, церковность, — это остается или сомнительным, или, во всяком случае, не подчиняется и не сливается с восторговским исповеданием».

Вот почему о. Петров не снимает и не должен снимать с себя священства. На его месте, если бы с меня сняли священство, я немедленно объявил бы: «Это — церемония; она совершена, но не значаща. Я посвящен в священники, принял благодать Св. Духа, чту ее, ношу ее. И остаюсь священником по-прежнему, остаюсь им и в сюртуке, как ходят в сюртуке православные заграничные священники, отнюдь не лишаясь через эту перемену платья иерархического своего положения».

Словом, священник есть священник, докуда он сам, внутренно и сердечно, не отрекается от него; не хулит внутренно в уме и сердце даров Св. Духа, им воспринятых. Позвольте, это слишком было бы просто и «бумажно», если бы «благодать», «Св. Дух», «таинство» и все прочее, что связывается с народным и церковным представлением «священства», двигалось туда и сюда, созидалось и разлеталось по мановению консисторской бумажки. Что это за «Св. Дух», который сидит в консисторской чернильнице? Какой-то цинизм, циничное представление дела. И вот, не перекрестясь и даже сплюнув на сторону, секретарь духовной консистории поддевает «Святого Духа» кончиком пера, пишет что-то, и, смотришь, «Дух Святой», и «благодать», и «священство» слетели со священника Петрова. Очень элементарно все. Все так просто, грубо и светско, что, очевидно, у думающих так ни малейшей нет веры ни в «Святого Духа», ни в «благодать», ни в «священство». — «Так, слова одни, которыми пользуемся на глазах дураков и в которые сами нисколько не верим».

Я пишу все это потому, что некогда, в старые годы, пережил глубокое чувство «священства», — исповедание его, что вот «Св. Дух», и «благодать», и «сан» посредничества между человеком и Богом... Так что мне это, по прежнему духовному опыту, понятно в своем внутреннем строении, понятно «посвящение в сан», «снятие сана»... Точнее: «посвящение»-то понятно, но вот что можно «снять сан», отделить от «благодати», однажды воспринятой, — это не только не понятно, но представляется такою дикою вещью, о которой и ни мыслить, ни говорить не умею. С теперешних моих точек зрения, — увы! — гораздо более грустных, — это можно, ибо ничего никогда и не клалось, не воспринималось, иначе как словесно и церемониально. Но ведь я — свободный писатель, а члены Синода суть члены Синода, и моей логики они, конечно, не придерживаются. Не придерживаются, а по ней поступают или думали поступить. С моих точек зрения, и на них самих никакой «благодати» не лежит, никакого при них нет «Св. Духа», отчего, между прочим, они и колеблются, как простые смертные: «поступить ли так, поступить ли этак», стараются поступить «осторожнее», «не ошибиться». «Дух Святой наставит вас во всем», — сказано апостолом о настоящем посвящении и настоящих посвященных. А они колеблются. Итак, с моих «грешных» точек зрения, с точек зрения ослабшего в вере человека, никаких вообще «санов» нет, а когда нет, то опять же члены синода могут совершить только процедуру, церемонию или написать бумагу, отчего или ничего не произойдет, ибо и вообще тут нечему происходить, или если бы было чему произойти, то оно не произошло бы по отсутствию в них самих настоящего посвящения, настоящего апостольства...

Позволяю себе сказать все эти откровенные мысли, пользуясь законом объявленной свободы религиозного исповедания и ни малейше не маня кого-либо согласиться со мною. «Так, свои мысли», — без всякой пропаганды и лишь по поводу священника Петрова.

Священник Петров выступил как истый апологет церкви и христианства:

— Не разбегайтесь! Куда вы? Стойте! Не все еще потеряно, и добро, и зло вечность живут в церкви, даже иерархически живут, по должности, в исповедании и в сане. Можно и иереям не только громить просвещение, — чего никогда не возбранялось и за что ни один священник не был лишен сана, — но можно, нося сан иерея и не снимая рясы, говорить и за просвещение. Низкопоклонство и чинолюбие всегда совмещалось с пастырством, с епископством, и не было еще случая, чтобы со священника или архимандрита сняли их сан за чрезмерную лесть вельможам, сановникам и миллионерам-купцам, но в этом исповедание церкви не лежит, и она так же точно не снимет сана за принадлежность к народу, даже за угоду и лесть черни, — принимая все обвинения без поправок, как они оказываются. Да, с точки зрения церкви, можно льстить генералам, но можно льстить и черни с ее же точки зрения; т.е. ее точка зрения стоит выше этого и того, и она просто этих вещей не судит, как частности и слабости личного характера и характеров. Церковь вне этого. Выше этого. Святее этого. А что она не толкала к лести генералам, не стлала церковный коврик перед пилигримами к сильным мирам сего, то вот свидетельство этому: я — иерей, не гонимый церковью, хотя свободолюбив и народолюбив. Принимаю все нарекания на меня, в самой их жесткой и оскорбительной форме: ну, я льстец перед народом, демократический интриган, либерал-поп. Больше ничего не говорите? Довольно? Так не снимайте же с меня сана за это, когда все это даже и правда, если не хотите, чтобы все и сейчас же заговорили, закричали:

— Церковь любит лесть перед знатными, интриги в передних богатых каменных домов, на парадных дворцовых выходах. Она только народа не любит, народного, а не то чтобы не ненавидела существо лести и угодничества. С Петрова сняли сан нелично от себя иерархи, а иерархи по уполномочию церкви и от лица церкви, следовательно, этот путь лести перед знатными и сильными мира сего указуется самою св. православною кафолическою церковью... как ее канон, закон и нравственное учение...

Нетрудно было бы понять, что это было бы как бы пожар церкви. И печально загудит народный колокол.

Впервые опубликовано: Русское слово. 1907. 13 февраля. № 34.

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века.