| ||
|
Переработка общественного мнения в положительную, трезвую и творческую сторону составляет одну из главных задач существования Г. Думы, почти столь же важную, как определенные законодательные решения ее. Трибуна Думы есть в то же время кафедра, с которой выслушиваются взгляды, которые при качествах оратора могут быть очень поучительны для страны, для провинции, для всей России. Нельзя забыть того, что до открытия Г. Думы Россия целые десятилетия вольно или невольно выслушивала поучения исключительно либерального и радикального штампа, и не было средств заставить читать речи в сколько-нибудь национальной, государственной, в русской окраске. Все подобное сплошь умирало, едва родившись, под напором оклеветания или, еще лучше и действительнее, замалчивания. Какого бы ума, дарований и образования ни поднимался русский голос, стоустая молва шептала кругом: "Он подкуплен правительством". Не допускалось мысли, чтобы можно было служить России, любить Россию, уважать Россию искренно и от себя. Только что не договаривали, что "русское правительство само себе дает взятки" и само от себя "получает субсидии". Русское правительство рассматривалось с гораздо большей ненавистью, с гораздо большим отрицанием, чем как славяне смотрят на турецкое иго и даже чем теперь босняки и герцеговинцы на аннексировавшую их Австрию. Преувеличенный страх заправил "Отечественных Записок", "Дела", "Русского Богатства" едва ли не вытекал из невыразимой их трусливости, при которой везде им представлялись страхи и доносы; представлялось, что Лесков, Клюшников, Катков, даже мирные Данилевский и Страхов только и делают, что доносят на Омулевского, Чернышевского, Благосветлова, Михайловского и подобных рыцарей русского прогресса. Сии страдальцы, наполняя воплями и мольбами печать, заставляли слушать только себя. Оздоровление от смуты, воскрешение русского чувства и русской мысли, конечно, есть задача еще долгого будущего, и оно пойдет многими путями. Но едва ли не самый широкий путь для этого — кафедра Г. Думы. Этой кафедры невозможно ни замолчать, ни оклеветать: она свободна, а речи, в том числе и русскою окраскою окрашенные, вынуждены не только выслушивать, но и перепечатывать у себя, хоть даже и с сокращениями, левые листки и космополитические либералы. Между тем такие речи, как депутата Анрепа по народному образованию весною или депутата Шидловского по закону 9 ноября недавно, не суть только речи по предмету, поставленному на думской повестке, но и имеют широкое политическое и даже образовательное значение для страны. От ума и таланта партий зависит поднять силу слова до значительной высоты; и зависит это также от естественного возбуждения, какое получается от возражений, какое получается от преувеличений, и даже ошибок противной стороны. Нельзя не отметить, что смешное, глупое и бездарное играет свою роль на думской кафедре. Упоение эсерством остывает в обществе со всякой кляксой, какую кладут на свою партию думские левые мудрецы. То, что в печати прошло бы незамеченным и, так сказать, потонуло бы в своем убожестве, в Думе не тонет сразу, но тонет после того, как обратило на себя всеобщее внимание. С точки зрения гражданского и политического воспитания страны и именно воспитания ее в русском духе теперешний состав Думы очень благоприятен, и было бы ошибочно не воспользоваться им. Радикальные партии, преследуя свои внедумские цели, издавали и издают речи депутатов 1-й и 2-й Думы, между прочим, в особом сборнике, наподобие ежемесячного журнала, под странным заглавием, напоминающим чужой флаг, — "Ясная Поляна". Они смотрят на них как на книгу, как на орудие распространения своих взглядов. В технике всяческой пропаганды партии сделают большую техническую ошибку, если в пятилетие своего преобладания в Думе не приложат всех усилий, чтобы уравновесить политическое направление страны в свою пользу, в пользу умеренных течений. Почти еще не испытав парламентской жизни, мы уже смотрим на нее с обычным у русских если не невежественным, то молодым презрением, воображая, что парламентская речь — это только болтовня. Такое определение можно приложить и ко всякому человеческому слову, но оно будет, конечно, неверно. Парламентская речь, в удачных случаях, есть хорошо подготовленная речь; и уже поэтому среди речей человеческих она естественно ставится довольно высоко. Если до настоящего времени думские речи не выходили за пределы обыкновенного, то это не мешает думской кафедре сохранять в себе большие возможности для будущего. Вот отчего мы не находим рассудительным настойчивое желание П.Н. Крупенского и А.И. Гучкова "не стесняться" в мерах для "сокращения прений о желательном направлении законопроектов" с выставленным под ними законным числом подписей. Это "нестеснение", как заявил деп. Крупенский, выразится в том, что будут неопределенно "откладываться" законопроекты, по которым эта часть прений угрожает затянуться, т.е., как само собою понятно, законопроектов особенно принципиальных или несколько жгучих. Все это — ввиду интенсивности законодательной работы Думы. Но законодательная работа Думы протекает вся в комиссиях и в вечерних заседаниях их и нисколько не мешает и в свою очередь не задерживается в дневных прениях в думском зале. Функции их разделены и имеют особое назначение. Думские прения, особенно при умном руководстве партий, суть источник политического просвещения страны, которого никак нельзя гасить и заглушать, особенно "не стесняясь". Интерес всей России требует, чтобы здесь была проявлена некоторая "стесненность". И заявления гг. Гучкова и Крупенского тем особенно неприятны, что именно по законопроектам, предположенным ими к "откладыванию", прения, т.е. рассуждения и доказательства, могут получить особый интерес, поучительность и, так сказать, просветительность. Другое дело, если правые или умеренные партии не чувствуют себя для этого достаточно сильными; но тогда об этом г. Крупенскому и следовало бы заявить с его обычною откровенностью. Мы, впрочем, этого и не думаем и склонны смотреть на заявления гг. Крупенского и Гучкова скорее как на неосторожность, которой нет нужды продолжаться и быть настойчивою. Впервые опубликовано: Новое время. 1908. 14 ноября. № 11738.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919) — русский религиозный философ, литературный критик и публицист, один из самых противоречивых русских философов XX века. | ||
|